Бён, который украл мою гитару

— Чего встал? — Бэкхён дёрнулся от резкого голоса лидера, смотрящего через зал прямо на него. Да, признаться, он уже довольно продолжительное время стоял, наблюдая за тем, как длинные пальцы Пак Чанёля перебирают струны гитары. Это гипнотически: один раз зацепился взглядом, и уже не отцепишься, пока сам Чанёль не прикрикнет. И вот он гаркнул, несколько злобно щурясь на зависшего во времени и пространстве Бёна: — А?.. — растерянно обратил внимание тот. — Стул поправь, тормоз, — сказал Пак, и, несмотря на всё, Бэкхён не почувствовал, что Чанёль злится. Он, тем не менее, спешно добежал до него на сцене и поставил свалившийся стул на ножки, исподлобья наблюдая за рельефными руками мужчины. — Давай на концерте этого не будет. Закончилась вода — бежишь и обновляешь. Упала партитура — бежишь и поднимаешь. Свалился стул — ты уже здесь и ставишь его на ножки, ты уяснил, Бён? Тот кивнул и чуть-чуть поднял уголки губ, отмечая, что всё будет в порядке на концерте. На самом деле выглядело немного глупо, но Бэкхён и не питал надежд, что Пак и другие артисты считают его кем-то… просто хоть кем-то. Бэкхён, скорее, был тенью, рабом, уборщицей. Человеком, который делает всю грязную работу, пока великие люди на сцене. Его работа состояла именно в том, что сказал Чанёль, и больше ни в чём. Сказать честно, Бэкхён и сам себя считал никем. По крайней мере, рядом с такими людьми, как Пак и его группа. Поэтому он и смотрел на Чанёля так, как, наверное, любой смертный смотрел бы на спустившихся с небес богов. Он восхищался. Поклонялся. И поднимать и чинить пюпитры не было так оскорбительно, если знать, что ни на что другое ты всё равно не годен. Исин, молодой и дружелюбный китаец, басист, подмигнул и улыбнулся Бэкхёну, пока тот спешно покидал сцену. И Бён улыбнулся ему в ответ своей до невозможности глупой улыбкой. Исин, как и все, считал его глупым, но всегда был приветлив к маленькому уборщику, потому что его вообще не волновали умственные способности и всё остальное, кроме нежного и покладистого характера. А Бэкхён был покладист — он, возможно, самый покладистый человек в этом мире, если только есть какой-либо приличный способ это измерить. Он не спорил ни с кем и спокойно выполнял поручения, даже если грубоватый и высокомерный Пак Чанёль отдавал их, словно приказания. Клавишнику Кёнсу, вокалисту Чондэ и ударнику Сехуну вовсе не было дела до этого парня, но зато Бэкхёну было дело до них всех. Он был их фанатом — очевидно, самым добившимся, так как имел возможность лицезреть их ежедневно на всех репетициях, сопровождать их творческий процесс и первым слышать новые песни. — Слушай, это вообще никуда, Чондэ, — Чанёль в очередной раз остановил игру, чтобы отчитать кого-то. Бэкхён замер, видя раздражённое лицо Чондэ: этот парень был одарён, он прекрасно сам знал, как правильно петь, и не нуждался в советах от истеричного гитариста, который раз за разом одаривал профессиональных музыкантов своим скептическим мнением насчёт их способностей. — Чего опять? — спросил он. — Не опять, а снова, где твои уши? — чувствуя небрежное отношение, плюнул в него колючими словами Чанёль. — Давай уже нормально петь. Кёнсу закатил глаза, а Сехун осторожно опустил голову на барабан, и ничего из этого не могло скрыться от зоркого глаза Бэкхёна. — И что же я спел «ненормально»? Чондэ был близок к взрыву — на самом деле от него всех собравшихся людей отделяло всего-ничего, какая-нибудь единственная фраза нудного лидера группы. И все понимали, что Чанёль так просто ситуацию не оставит. Он скажет, всё равно скажет и вызовет скандал. — Давайте просто попробуем без инструментов… — попытался Исин, но, видимо, не успел, потому что глаза уже придумавшего ответ Чанёля искрились. — Правильнее было бы спросить, что за последние пару дней ты вообще спел «нормально», — сказал он. Чондэ ничего не ответил. Он спокойно подсоединил свой микрофон к стойке, в полной тишине собрал свои партитуры в нотную тетрадь, а затем подошёл к Паку. — Сейчас я сделаю то, что любой из этой группы мечтает сделать уже не первый год, — предупреждающе сказал он. И затем Чанёль оказался на полу вместе с многострадальным стулом, который вечно поднимает Бэкхён. Парнишка слабо дёрнулся, будто бы на себе чувствуя болезненный удар. Вместе с тем он решил, что вмешиваться на этот раз не стоит, и тихонько спрятался, чувствуя, как нагревается атмосфера в этом месте. — Найми себе доктора, Пак, — саркастично выдал Чондэ, разворачиваясь и следуя к выходу. — Адьё, недоумок. И Чондэ ушёл, а Бэкхён испуганно перевёл взгляд на остальных участников. Сехун спокойно наблюдал за всем, словно знал, что всё так будет. На самом деле, наверное, всё же знал. И все знали. Чондэ очень раздражало одёргивание Чанёля, учитывая, что к его профессионализму придираться действительно бессмысленно. Чондэ — ас своего дела, а Чанёль так сильно давил на его самолюбие, что этим самым самолюбием получил в челюсть и теперь еле-еле поднимался на ноги из-за головокружения. — Подними, сука, этот блядский стул! — зарычал он, отыскивая взглядом Бэкхёна. — Бестолочь, блять. Бэкхён пугливо запрыгнул на сцену, аккуратно поправляя стул и стараясь как можно быстрее убежать, пока ему не досталось. Ему не удалось, потому что нога зацепилась о провод, и, споткнувшись об него, Бэкхён случайно выдернул «джек» из гитары Чанёля. Раздался пронзительный звук, который на и без того раскалённого Пака подействовал, как кипяток. — Господи, блять, ты вообще пизданутый? — закричал Чанёль и, схватив пюпитр, бросил им в парня, который, конечно, не успел увернуться и получил по лицу, сваливаясь на сцену. Кёнсу подскочил на месте и, бросив инструмент, подбежал к упавшему Бэкхёну. Пюпитр резанул ему бровь, и маленький, как сам Бэкхён, клавишник с беспокойством посмотрел на пострадавшего. Переборов собственный гнев, он поднял голову, обращаясь к Чанёлю и остальным: — Нам нужно успокоиться. Сделаем перерыв хотя бы минут на пятнадцать. Давай, — он протянул руку Бэхёну, помогая встать и кивая на закулисье. — Пойдём, я помогу промыть. Бэкхён не сопротивлялся, ловя себя на мысли, что забота от Кёнсу неожидана и очень приятна. — Не стоит, я заслужил, — тихо проговорил он уже у раковины в туалете, когда Кёнсу вытащил из своей сумки ватные диски. — Да хуйня, — махнул тот рукой, — этот ненормальный из-за своей гитары готов кому угодно шею свернуть. Любой из нас бы понял, что это случайность, а у этого тупорылого просто мишура вместо мозгов. Ручки пианиста были мягкими, а глаза, несмотря на довольно грубую форму выражения собственных мыслей, добрыми. Бэкхён почувствовал себя лучше от этой доброты, понимая, что он и сам не ведёт себя нормально. Даже из-за такой жестокости от гитариста Пака он ловил удовольствие, потому что это его кумир. Пак Чанёль не меньше, чем бог, и пусть он бывает таким злым и неуравновешенным — ничего. Таков он, Бэкхён это принял и простил. Уже с пластырем на лбу он вернулся на репетицию, стараясь больше не зевать и вовремя поправлять всё, что было нужно. Он пробегал маленькой мышкой, каждый раз ловя добрые взгляды от Исина. Так проходил день, и под конец он чувствовал себя действительно уставшим, всё ещё напевая под нос партии Чондэ. — Нам вновь искать вокалиста? — устало спросил Сехун. — Не успеем, — ответил Чанёль, — у нас Кёнсу есть. Тот обратил своё внимание на разговор: — Это сложно, — ответил он, — у клавиш и вокала разные ритмические рисунки, мне будет сложно петь за вокалиста и всё отыгрывать одновременно. — Ты музыкант или кто? Кёнсу оскорбился, и Бэкхён, поправляющий ему партитуры, несколько, как оказалось, успокаивающе взглянул на него. Клавишник выдохнул: — Почему бы тебе не спеть, Чанёль? Ты же музыкант. Бэкхён тоже немного умел петь, но, пожалуй, такой ничтожный человек, как он, на данный момент не имеет права даже рта открывать. И он не открывал, поправляя провода и вновь ставя на место стул ровно перед тем, как Чанёль присел на него. — Я не достану верхушки, ты это знаешь. Это получится только у тебя. — Ради разнообразия можно позвонить Чондэ и извиниться, — пожал плечами Сехун, понимая, что он несёт околесицу, но всё же вставляя этот для остальных очевидный вариант решения всех проблем. — Он нам больше не нужен, он плохо поёт. У Бэкхёна дёрнулась бровь. Если Ким Чондэ поёт плохо, то он тогда вообще не знал людей, которые делают это хорошо. Певец брал ноты вплоть до третьей октавы, и, пусть это не главный показатель мастерства, но, если владение голосом на таких нотах не показатель профессионального пения, то что тогда его показывает? Невероятно, что Чанёль собирается задрать планку ещё выше. — Он не плохо поёт, — возразил Кёнсу. — Я не смогу так никаким образом, сколько бы я ни репетировал. — Закрыли тему. Упростим партии на клавишах, но петь придётся. Мы не найдём человека, который за неделю сможет выучить всю программу концерта. Спорить было бесполезно. Все знали это. Чанёль запирал свою гитару на ночь в сейфе в этом дворцовом комплексе, где им доводилось репетировать многие дни подряд. Он не давал никому касаться инструмента, и сейчас он бережно укладывал его в спокойное место, как собственного ребёнка, пока Бэкхён натягивал обувь и завязывал шнурки. Больше никого не было здесь, и, закрыв сейф на ключ, Чанёль повернулся к нему: — Бэкхён, извини меня за пюпитр, — сказал он. — Я сильно разозлился, но не хотел причинить тебе вред. — Ничего, — быстро ответил Бэкхён, — заживёт. — Ты как верная и милая собачонка, — усмехнулся Пак. — Ладно, до завтра, — он хлопнул парня по плечу и быстро удалился. «Пока», — вырвалось у Бэкхёна в пустоту. Он не знал, как реагировать на последнее высказывание, поэтому реагировал никак. Чанёль редко говорил с ним, и, в основном, это общение было вокруг чего-то упавшего, что Бэкхён не поднял, потому что в очередной раз витал в облаках. Надо сказать, Бэкхён был геем. И временами он сильно от этого страдал — не от предубеждений насчёт всех геев, а от предубеждений относительно конкретно него. Почему-то все нормально воспринимали нетрадиционную сексуальную ориентацию того же Чанёля (хотя он просто спал со всеми подряд, Бэкхён не был уверен, что это вообще связано с ориентацией), но именно касаемо Бёна люди принимали его наклонность за слабоумие. Да, его явно считали умственно отсталым абсолютно все, и то, что мальчик любит больших мужчин, намного сильнее него, записывалось в ряд к задумчивым взглядам на потолок, поздней реакцией на падение стула и молчаливостью. Не то чтобы Бэкхён не понимал, почему так выходит, но временами задумывался: он не отсталый, не юродивый — он обычный. Вовсе не глуп, по крайней мере, не было чего-то такого, что бы заставляло его так о себе думать. Молчаливый — да, покладистый — да. И именно последняя черта его мягкого характера заставляла его не спорить ни с кем. Он тихо восхищался из своего уголка голосом Чондэ, умелой, гениальной игрой длинных пальцев Чанёля и остальными парнями из группы. И, конечно, он не смел перечить им. Так что да, наверное, про собачонку Пак был прав. Кёнсу таки привёл на следующий день парочку новых вокалистов, с нетерпением желающих попробоваться в группу Пака. Бэкхён сидел в зрительном зале, наблюдая за ними и по поводу каждого из выступающих уже зная дальнейшие слова Чанёля. Честно сказать, с лидерскими ожиданиями от этих несчастных пения, которое превзошло бы уровень Чондэ, у них не было шансов. Исин изо всех сил помогал им, желая облегчить жизнь себе, Чанёлю и Кёнсу, но Пак просто не давал ему шанса всё исправить. Он изо всех сил не хотел и страшно противился любым попыткам вляпать в его группу кого-то, кого он не знает так хорошо и долго, как Сехуна, Кёнсу, Исина и Бэкхёна. И Бён улыбнулся, услышав эту мысль в своей голове. Почему это он включает себя в состав команды? Наверное, потому что, по словам Чанёля, он верная собачонка, хоть Бэкхён всё ещё не знает, как к этому относиться. — Твоё пение смешным считает даже наш стафф, — Чанёль указал взглядом на всё ещё улыбающееся личико Бэкхёна в зале, и улыбка парня тут же сползла. Претендент посмотрел на него убивающим на месте взглядом, и Бэкхён съёжился, стараясь отвернуться и спрятать своё лицо от стыда. — Почему я должен считаться с мнением уборщика? — недовольно спросил певец. — Потому что, готов спорить, что даже он споёт талантливее. Короче, хорош уже, давайте следующую бездарность. Бэкхён чувствовал себя ужасно неловко из-за того, что Чанёль выставил его улыбку своим мыслям как едкую усмешку. Он хотел, чтобы парень просто ушёл, чтобы он мог поднять взгляд и забыть об этом. — Ну что, Кёнсу, удостоверился, что это бесполезно? — спросил Пак после прослушиваний. Ни одно не увенчалось успехом, и Кёнсу явно с горечью понимал, что Чанёль судил их по понятным критериям и приведённые им люди просто реально пели лажу. Ему всё ещё отчаянно не хотелось пахать круглые сутки, чтобы быть способным сыграть и спеть одновременно. Кроме того, он не хотел, чтобы его клавишные партии упрощали. Слишком много времени и сил он потратил на это, чтобы Чанёль лишил его удовольствия продемонстрировать все его фортепианные трюки. Он был пианистом. Он не хотел петь. А Бэкхён в это время вновь с небольшой улыбкой вспоминал слова Чанёля о том, что он может справиться лучше кого-то. Пак, конечно, ни разу не слышал, как Бэкхён поёт, но сейчас это не волновало мальчишку уборщика. Он неожиданно почувствовал гордость, что в него верят больше, чем во всех людей, которые мечтают выступать с гением Паком. И поэтому Бэкхён работал хорошо сегодня. Точнее, он всегда работал хорошо, но сегодня он просто старался, как никогда раньше. Чанёль ни разу не прикрикнул на него за весь день, в перерыв даже махнул рукой на уборку и сказал Бэкхёну идти кушать. Это может показаться совсем малым, но Бэкхён действительно многое делал здесь: пусть и во время репетиций и концертов в его обязанности входили такие незначительные вещи, как поднимание упавших пюпитров, но за кулисами он настраивал инструменты, держал их в бережной сохранности, прибирал сцену, прибирал гримёрку и кладовую, где хранились их драгоценные гитары, барабаны, клавиши, аудиосистемы, усилители и прочее, он следил, чтобы на местах проведения концертов всё шло по плану, и, наверное, ребята из группы забыли об этом, но это место для их круглосуточных репетиций выбил им он. Они забыли. Потому что, наверное, считали, что Бэкхён навряд ли сделал это сам, так как он всего лишь глуповатый уборщик. На деле он был правой рукой Пака, пусть и сам Пак, и все другие не вполне осознавали это. Но Бэкхёна всё устраивало, честно говоря. Он мог бы напомнить им о том, что его труд заслуживает благодарности, но что бы изменилось от этого? Если бы он хотел добиться уважения, то… ну, на самом деле Исин и КёнСу уважали его вполне. Насчёт Сехуна нельзя было быть уверенным, что он вообще знает имена даже тех, с кем он играет в одной группе. Он приходил на репетицию, наслаждался музыкой, вечером уходил накуренный в клуб или, в редких случаях, домой, чтобы поспать. Ему было всё равно, кто бы какие подвиги рядом с ним ни совершал. А Чанёль орал на всех, гонял даже абсолютно миролюбивого и талантливого во всех местах Исина не потому, что он не уважал Чжана, а потому что он вот просто такой, немного неуравновешенный и странный, по-настоящему странный гений. Бэкхён любил его таким. И об этом тоже, конечно, все знали, разве что только кроме Сехуна. Чондэ иногда подтрунивал над залипающим на гитаристе уборщике, и Бэкхён на его шутки лишь мягко улыбался. Кроме Чондэ, никто не задевал эту тему, но и Ким Чондэ, каким бы гордым подлецом ни был, не смел шутить над маленьким Бёном жестоко. И сейчас, сидя на первом ряду и слушая, как Чанёль, Исин и Сехун затягиваются импровизацией, Бэкхён понял, что скучает по троллю Чондэ. Больше него, похоже, скучал только Кёнсу, который с абсолютно измождённым лицом наблюдал за тем, как остальные играют. Сразу было понятно, что у него не то что вдохновения — вообще ни пучка сил лишних не было. — Улитка До, в чём дело? — огрызнулся Чанёль, всё ещё чувствующий за собой победу над Кёнсу. Тот просто покачал головой, не желая вступать в спор с гитаристом. — Тогда давай подстраивайся, ре-минор. — Что, если я тоже уйду из группы? — неожиданно сказал он, и на него обратили внимание все, даже Сехун, но не Чанёль. — Нет, ты не уйдёшь, — сказал тот, наигрывая аккорды. — Тебе нужны деньги. — Я пианист, Чанёль. И скрипач. Меня возьмут куда угодно без проблем. Ценишь ли ты наш труд так, как каждый из нас ценит тебя? Пак поднял голову и уставился на опечаленного До. Он тоже не хотел спорить, и даже его разум абсолютного психопата, в общем-то, понял настроение Кёнсу, замечая опущенные плечи и вообще полное нежелание что-либо делать. — Чего ты хочешь? — спросил его Чанёль. — Я хочу играть. Можно мне просто играть? Это было непросто для Пака, но, в конце концов, он лидер. И он должен принимать правильные решения и даже, он признавал, должен проявлять заботу к этим людям, потому что они заслуживали того. И ещё потому, что ни у Кёнсу, ни у Сехуна, ни у Бэкхёна больше вообще никого не было. — Найди мне вокалиста, Кёнсу, — ответил Пак, вновь обращая всё внимание на свою гитару. — За его подготовку будешь отвечать ты. Я не буду тебе мешать. И краем глаза он всё-таки уловил улыбку клавишника. — Спасибо, — тихо сказал До и сыграл тоническое трезвучие ре-минора, а утомлённый разговорами Сехун живо подхватил ритм. Во время следующего перерыва Бэкхён успел налепить объявление на факультете вокального мастерства в академии и собрать грязные полотенца, на постоянной замене которых всегда настаивает Чанёль. Ему нужно было успеть забежать в прачечную, чтобы потом забрать уже чистые поздно вечером, когда они разойдутся по домам. И со стопкой полотенец в руках и ещё горой смятых в пакете он вышел из здания дворцового комплекса, ловя на себе взгляд того самого молодого человека, над которым во время прослушивания якобы посмеялся Бэкхён. Поспешив избежать встречи, Бён неминуемо привлёк к себе внимание и увидел не то мстительную, не то раздосадованную саркастичную ухмылку на губах этого человека, который стал приближаться к уборщику. — Таких подлиз, как ты, любят взрослые мужчины, вроде ненормального Пак Чанёля, — едко бросил тот, всё ещё явно следуя именно в сторону Бэкхёна. Тот спокойно продолжал идти по направлению к прачечной. — Ты моешь за ним горшки, стираешь его потную одежду и, наверное, хорошо открываешь… — Иди, куда шёл, — вдруг ответил ему Бэкхён. — Сейчас у тебя ещё есть шансы пройти вокалистом куда-нибудь не сюда, но если будут проблемы, эта дорога для тебя будет навечно закрыта. А я могу тебе их обеспечить, будь уверен, так что проваливай. Уже идущий на помощь Бэкхёну Исин замер на полпути, слыша вполне уверенный отпор от человека, которого они все считали слабоумным. — Воу, и что же вылизывальщик унитазов Пак Чанёля может мне сделать? Бэкхён ухмыльнулся. — Берегись, — сказал он, — а то до конца жизни будешь обречён общаться только с вылизывальщиками унитазов в их естественной среде обитания, если ты понимаешь, о чём я. Этот парень не ожидал такого, а потому пропустил победителя с гордо поднятой головой в прачечную. Несостоявшийся вокалист обернулся и увидел точно так же гордо улыбающегося Чжан Исина, слышавшего весь разговор. Бэкхён не видел его, а потому немного испугался, когда Чжан догнал его и хлопнул по плечу. — Это было круто, Бэкхён, я… пожалуй, недооценил тебя. Бён осторожно взглянул на Исина, и тот увидел не то, что ожидал. Он увидел прежнего Бэкхёна, того самого, которого знал несколько лет и которого все они считали умственно отсталым. Как обманчиво и какой, в таком случае, Бён Бэкхён прекрасный актёр. — Почему ты ведёшь себя так, словно ты тень, если ты так быстро соображаешь и имеешь такой острый язычок, Бён? — всё ещё пребывая в приподнятом настроении, спросил Исин. — Не надо, хён, не копайся во мне, пожалуйста, — попросил тот и вновь затих. — Это, наверное, из-за Чанёля? Хочешь быть кротким, чтобы его не раздражать? Да-да, Чжан Исин обладал одной безумно притягательной и безумно отталкивающей одновременно чертой — он был наглым, как сам чёрт. Бэкхён молчал. У него есть много разных костюмов для разных ситуаций, и сейчас он должен надеть костюм полностью заржавевшего во всех социальных планах хиккаря. Это получалось у Бэкхёна лучше всего — возможно, он таким и был на самом деле. По правде говоря, он не до конца осознавал, какой костюм его и был ли такой вообще. Кое-что он знал точно: рядом с Чанёлем он никто, но он вполне умеет петь, говорить и, в общем, достаточно неглупый малый, просто этот ум не нужен ему. Только не сейчас. Ему нужно просто быть послушным мальчиком на побегушках, потому что таким образом подобраться к Пак Чанёлю легче всего. И вернее всего. Бэкхён убедился в этом, так как сам Чанёль доверял ему настраивать свою гитару. Единственному. Вечером он еле-еле дотащил мокрые полотенца до здания. В прачечной отключили электричество, и потому высушить там не удалось. В уме он прикидывал, где сейчас будет всё это развешивать, но было уже позднее полуночи, и, по правде говоря, он сильно устал за сегодня. Но работа есть работа, и потому он, справедливо считая, что ему всё равно больше нечем заняться, стал развешивать тяжёлые полотенца на все поверхности, благодаря высшие силы за то, что их хотя бы успели отжать до того, как выключилось электричество. Повесив последнее полотенце на стул у стола Чанёля, Бэкхён присел на него, и, сложив руки на деревянной поверхности, задремал. Он очень устал, и сил идти домой уже не было. Да и был бы смысл: дома всё равно никого нет так же, как и здесь. Бэкхён так думал. Но вскоре в полусне он почувствовал, как его безвольно болтающееся тело осторожно подняли на руки и через какое-то время положили на мягкий диван, накрывая пледом. Бэкхён оценил, где он, и подумал, что в соседней гримёрке, где на диване стояла большая мягкая собачка. Товарищ. Бэкхён тоже верная собачонка. Пошарив рукой, он наткнулся на коллегу и притянул его к себе, сжимая плюшевого друга в объятиях.