Героин умеет ждать.

- Ким Кибом, - снова позвала меня медсестра. Мне не нравилось, что они каждый раз называют мою фамилию, но если их попросить называть меня просто «Кибом», они просто неопределенно кивнут, а потом снова примутся за свое. Я недовольно посмотрел на девушку, которая переминалась с ноги на ноги возле выхода во двор и отчего-то радостно улыбалась. – Ким Кибом, к вам гости. Я недоверчиво приподнял брови – это что за шутка? Может, она ошиблась, или где-то здесь есть еще Ким Кибом? Я медленно поднялся со скамьи и побрел навстречу невысокой медсестре, которая была так счастлива, словно нашла несколько миллионов. Эти медсестры и прочие рабочие, которых в диспансере очень много, были из тех людей, чья индивидуальность всегда казалась настолько незаметной, тусклой и прозрачной, что было легче думать, будто ее вовсе и нет. Возможно, это такое специальное качество, которое необходимо во время ухода за больными? Милая и дружелюбная, но фальшивая улыбка, шаблонные фразы, ни одного лишнего слова. Они всегда казались очень незаметными, и мне часто казалось, что в этом страшном белом диспансере я один. На секунду этот факт меня даже радовал, но позже липкий страх атаковал меня, как бы отыгрываясь за забытых мною людей. Тогда сразу хотелось пойти к людям, увидеть чужие глаза, улыбку. Но здесь не улыбаются – только персонал. А они, как было выше сказано, остаются незамеченными. Я преодолел жутко длинный путь, заходя внутрь помещения и пугаясь собственной закравшейся в голову нереальной мысли: а вдруг это кто-то из родителей? Отец, или мать? А может, младший брат?.. Я не хотел их видеть, и прекрасно знал, что это никак не могут быть они, последний раз, когда я их видел, был день моего побега из дома. Ну, «побег» слишком громко сказано, я просто взял и ушел тогда, не оставив ни записки, ни тем более слезного прощального письма. В тот вечер вся моя жизнь перевернулась. Именно благодаря сложившимся обстоятельствам сейчас я лечился от наркомании. Хотя, не могу утверждать, что я бы сам до этого не скатился. - Кто это? – тихо спросил я, с трудом узнавая собственный охрипший голос: я не произносил ни звука уже несколько дней. Было незачем и некому говорить что-либо. - На самом деле, это...это… - девушка заметно волновалась, не зная, как подобрать слова. Она была по-настоящему рада, чем немало удивила меня. Мы шли по коридору в сторону моей палаты, которую я делил еще с двумя больными, и я все гадал: кто это может навестить меня? - Знаете, - кажется, медсестра решила ввести меня в курс дела, - обычно на этом этапе, во время реабилитационного периода…в общем, всем пациентам нужна постоянная поддержка со стороны окружающих. Нужен друг, близкий человек, - я удивленно приподнял одну бровь, не понимая, к чему она клонит, - а за неимением близких родственников и друзей у нас всегда есть специальные работники, но поскольку сейчас лето, к нам пришли новички – они только закончили университет. Это очень большой плюс для всех: теперь вы не будете одиноки, и у вас всегда будет собеседник, в такой период людям нельзя оставаться одинокими… Мы подошли к моей палате, и она раскрыла передо мной дверь. Я нахмурился и не сдвинулся с места. - О чем вы говорите? Значит, это правда? Эти «помощники» действительно существуют? - я недоверчиво уставился на дверь и вновь закрыл ее, не торопясь знакомиться с этим таинственным гостем. Меня не радовала такая неожиданная возможность завести нового друга. Я только начал привыкать к своей новой жизни, окруженной белым цветом и гулким одиночеством, что перспектива потерять этот пустой мирок немного пугала и отталкивала. - Да, и вам очень повезло, что вы попали в первый список, другим придется ждать «товарища» дольше, - она лучезарно улыбнулась и снова открыла дверь. Я снова метнул в девушку подозрительный взгляд и медленно вошел в белоснежную комнату, посреди которой стоял незнакомый парень, который оглядывался вокруг и странно-легко улыбался. - Ким Джонхен, - скромно позвала гостя медсестра, и на меня устремилась пара больших темных глаз. Я словно уменьшился в десятки раз под таким взглядом, несмело оглядывая его в ответ. Совсем невысокий, широкоплечий, загорелый молодой парень; быть может, мой ровесник. Волосы темно-русого цвета. «Как поджаренная пшеница», - возникла спонтанная мысль, а нос тут же уловил воображаемый запах свежеиспеченного хлеба. В следующую секунду Джонхен уверенно шагнул мне навстречу и протянул руку для рукопожатия: - Кибом, я очень рад нашей встрече. Можешь звать меня Джонхен, или просто Джонг, - я не пожал протянутую руку, просто отрывисто кивнув. - Ладно, я вам отдала все документы, верно? Вы знаете, где находится ваш жилой корпус, - медсестра дождалась утвердительного кивка Джонхена и скрылась за дверью, бросив неуверенное «удачи». Я продолжал стоять на месте, чувствуя себя жутко неловко. Просто не в своей тарелке. Этот парень меня очень сильно пугал, потому что я чувствовал исходящую от него городскую энергию, энергию жизни; такие люди в центре событий, в курсе всего происходящего, вкушают все прелести жизни. Я давно не видел таких людей. Здесь все мертвое, идеально-белого цвета. - Присядешь? Ты, наверное, не знаешь, но теперь я буквально ни на секунду от тебя не отлипну, - парень солнечно мне улыбнулся, получая в ответ лишь несдержанный нервный смешок. Я не сводил с него пристального взгляда, чтобы не упускать из виду. Джонхен меня очень напрягал, несмотря на свое положительное отношение ко мне. Он излучал подозрительно-доброжелательную ауру, которая казалась мне слишком яркой. Я стал очень чувствительным к людям, и почти всегда чувствовал их настроение и энергию, которую они излучают. Но темные глаза с легкими смешинками как-то резко контрастировали с наивно-веселым образом. Они таили в себе что-то более глубокое, нежели обычное выражение хорошего расположения духа. - Зачем это нужно? – спросил я, все же садясь на свою кровать. Во рту стало сухо. Джонхен сел на соседнюю кровать напротив и опять улыбнулся: - Это – моя работа. Первый опыт в профессии. А ты теперь мой пациент, хотя моя задача совершенно другая. - И какая же? – я скептически приподнял одну бровь, пытаясь показать свое недоверие к нему и уверенность, хотя на самом деле я заметно дрожал от волнения, чувствуя, как приливает кровь к лицу. - Ты должен привыкнуть ко мне. Конечно, тебя никто не заставляет силком дружить со мной, но если мы станем хорошо общаться и поладим друг с другом – значит, я буду с тобой рядом до твоего последнего дня пребывания в этом месте. Людям во время реабилитационного периода требуется постоянная поддержка, но, к сожалению, не у всех она имеется… - Джонхен понизил свой голос. – Поэтому существуют такие люди, как я. Ты можешь обратиться ко мне за помощью, поболтать со мной, когда тебе скучно. А если твоя характеристика, - Джонхен открыл папку с документами, которая все это время была у него в руках, - будет в таком же хорошем состоянии, то нас даже могут отпустить в город на прогулки. - В город? – мои глаза округлились. Я так давно не видел обычной жизни и других людей, что мне казалось, будто они из параллельного мира, практически нереальные. - Ага, - Джонхен довольно ухмыльнулся. – Но только при хорошей характеристике. Он снова добродушно улыбнулся, и я немного расслабился. Мне хотелось больше разнообразия, и, может быть, из этого что-то и выйдет. - Не хочешь погулять? – предложил Джонхен, тут же начиная выполнять свои обязанности «друга». - Я только что из парка, - отмахнулся я, хотя на улице я пробыл меньше пятнадцати минут. – Думаю, я сейчас посплю. Я тут же улегся на свою кровать и накрылся тонким одеяльцем. Я совсем не хотел спать, просто было легче притвориться спящим, чем выносить неловкость ситуации со своим новым знакомым. - Хорошо, отдыхай, если что, я буду в столовой, - Джонхен встал с места, подошел к моей кровати, и поправил одеяло, подтыкая его под мои бока, как заботливая мама укрывает своего сыночка. Внутри меня все бушевало от непривычности. Кто этот Джонхен, я о нем ничего не знаю, и мне предстоит это узнать. Сколько он будет со мной? Ведь пребывание в реабилитационном корпусе у всех пациентов разное. Я зажмурил глаза, пытаясь выглядеть сонным. Я буквально кожей почувствовал ухмылку Джонхена, а потом услышал звук закрывающейся двери. Он понял, что я не хотел сейчас проводить с ним время. Я тут же встал с кровати, прислушиваясь, точно ли ушел Джонхен. Подойдя к маленькому письменному столу, стоящему в углу комнаты, я отодвинул внутренний ящик, доставая оттуда стопку бумаг. Это были мои собственные записи. Однажды один наркоман, с которым я когда-то делил комнату, поделился со мной одним «советом». Он сказал, что однажды практически вылечился от наркотической зависимости, и ему в этом помогло записывание своего прошлого. Все, что он вспоминал про свою опиумную жизнь, что чувствовал в то время, он записывал на отдельных листах. Когда он закончил свое лечение, он их сжег, и, как он сам говорил, что это, возможно, лишь сила самовнушения (что в лечении является очень сильным как лекарством, так и ядом), но это ему действительно помогло. И хоть я с жалостью вспоминал, что однажды он снова отдался во власть опиума и в итоге погиб от передозировки, я следую этому, возможно наивному совету. Вымещая свои терзающие чувства на бумаге, я освобождаю от них свое тело и разум. Но иногда я достаю все свои записи и специально перечитываю их, стараясь вспомнить все мельчайшие детали, назло самому себе. Я хотел избавиться от всего, что меня преследовало, но одно не давало мне сделать этого. Один человек, если быть точнее. И я не уверен, что смогу когда-нибудь забыть его. Слишком сильны воспоминания…