Не было бы счастья, да несчастье помогло

      Беата чувствовала, как ее жизнь налаживается. Книжка, которую она перевела, получила одобрение издателя, и он заключил с Беатой трудовой договор.       — Надо же, вы еще так молоды, но ваш перевод — это просто конфетка! — он даже причмокнул. — Продолжайте в том же духе, и у вас будет куча заказов, это я вам гарантирую!       В доказательство своих слов он тут же подрядил девушку на перевод следующей книги. Беата чувствовала себя почти окрыленной. Почти. Ощущение праздника ей время от времени портили мысли о судье Фролло. Она старалась забыть его. Не думать о нем. Не мечтать. Но судья слишком плотно засел в ее душе. Это был какой-то нереальный абсурд. Она влюбилась в персонажа из диснеевского мультика и теперь не находила себе места. С ней пытались знакомиться мужчины, приглашали ее на свидания, но Беата все время сравнивала их с судьей, и они проигрывали Фролло по всем параметрам. Иногда судья снился ей, и тогда она просыпалась со слезами на глазах, понимая, что это все — только сон, и на самом деле такого судьи просто нет. Она даже перестала ходить на тусовки однокурсников, потому что девчонки оттуда, видя, как она отказывает очередному парню, пеняли ей на это.       — Куда ты смотришь! — бурчали они. — Андрей же такой шикарный, с хорошей работой, приличным образованием! Да мы бы его с руками оторвали!       — Ну и флаг вам в руки, барабан на шею! — Беата пожимала плечами. — А мне не надо!       — Ты останешься одна и будешь лить слезы в подушку! — возмущались они. — Тебе уже двадцать три года, замуж давно пора! А ты все Принца на Белом коне ищешь!       — Слушайте, такое ощущение, что вы из деревни приехали! — фыркала Беата. — Бухтите, как столетние бабки. Хотите замуж — выходите, при чем тут я! Мне и так хорошо. Да, и принцев себе забирайте, нужны они мне очень!       Не нужны ей были Принцы. Ей нужен был он. Судья.       Беата, чураясь людей и не желая никакого общения с ними, часто гуляла по центру города одна. Там было так прекрасно, что ей становилось чуточку легче. Красоту зданий не могло испортить ничто, даже весьма паршивый июнь. А уж когда светило солнце, виды становились поистине великолепными.       Но именно в тот день небо было затянуто плотной пеленой низко нависших свинцовых облаков. Настроение Беаты вполне соответствовало погоде. В то утро ей опять приснился Фролло. Она в угрюмой задумчивости брела к Исаакиевскому собору мимо гостиницы «Астория», как в нее кто-то врезался. Беата не удержалась на ногах и шлепнулась задом на мостовую, выложенную брусчаткой. Она подняла глаза и застыла.       Человек, который навис над ней, был высокого роста, широкоплечий, его густые седые волосы были зачесаны назад, он был одет в черный строгий костюм, который так выгодно подчеркивал его стройность. Беата почувствовала, как задыхается… Длинное лицо с резкими чертами и выпирающими скулами, длинный изогнутый нос, карие глаза, гневно сошедшиеся на переносице черные изящные брови… Тонкий, четко очерченный рот… Боже, только не это! Он просто вылитый судья во плоти! То, что Фролло был персонажем из мультфильма, давало ей сил хоть как-то переносить боль, засевшую у нее внутри, словно королевских размеров заноза, но вот теперь Беата видела его, Фролло, в реальности! И он сейчас фыркнет, повернется и уйдет, не обратив внимания на сидящую у его ног мелюзгу, а она будет помнить об этом и страдать сильнее, чем ей хотелось бы! «Господь, если ты есть, то ты — просто старый жестокий маразматик! — возопил ее разум. — Зачем ты со мной это делаешь?! Это НЕСПРАВЕДЛИВО!!!» Беате не хватало воздуха, ее глаза нестерпимо защипало от наворачивающихся слез.       Бывший судья, а ныне рантье Клод Форе испепеляющим взглядом смотрел на эту девчонку, которая чуть не сшибла его с ног. Он уже хотел открыть рот и хорошенько отчихвостить ее за то, что она не смотрит, куда идет (правда, вряд ли она его поняла бы, ведь он совсем не владел русским языком), но не смог. Его остановило выражение ее лица. В лице девчонки не было ни кровинки, она была бледной, как смерть, ее рот приоткрылся, и она дышала, словно рыба, выброшенная на лед. А ее глаза… Боже, она словно привидение увидела! Клод ни за что бы не поверил, что столько чувств может уместиться в одном человеке. Там была тоска, боль, отчаяние и даже гнев, правда он не был уверен, что он относился именно к нему, Форе. Девчонке явно было плохо, очень плохо, и если он сейчас пройдет мимо, то, возможно, на его руках будет чья-то смерть, причем, не по приговору — смертные казни во Франции отменили еще в 1981 году, а просто потому, что он остался равнодушен. Клод сменил гнев на милость, слегка нагнулся и, с трудом найдя русские слова, произнес:       — Ви… порядок?       — Что? — она что-то ему ответила, но он не понял, что она сказала, и терпеливо повторил:       — Порядок? — он пристально глядел ей в лицо и думал: «Да кивни ты мне хотя бы! Сделай какой-нибудь понятный жест!»       Девушка прерывисто вздохнула, и по ее щекам вдруг градом потекли слезы. Которые она, похоже, не замечала.       — Я говорю по-французски, месье, — прошелестела она.       Клод протянул ей руку.       — Вставайте, мадемуазель, — сказал он. — Вы заработаете себе цистит, если будете дальше так сидеть.       Она ухватилась за него, как утопающий за соломинку. Клод дернул, но, видимо, не рассчитал силы, и девушка уткнулась ему в грудь лицом. Когда она поспешно отстранилась от него, на белой рубашке осталось мокрое пятно от ее слез. Клод достал из нагрудного кармашка платок.       — Вытрите свое лицо, оно все мокрое, — он дал ей платок.       Девушка подчинилась, а Клод изучающим взглядом посмотрел на нее. Изумительная красота. Густые черные, слегка вьющиеся волосы, тонкие черты лица, огромные зеленые глазищи, аппетитные губы, словно созданные для поцелуев. Кожа нежная и белая. «Ей бы очень пошел румянец», — отметил он про себя. Точеная фигурка, а грудь при этом пышная. У нее, должно быть, куча поклонников. Только почему-то выглядит она весьма несчастной. Клод решил, что не будет ничего плохого в том, если он пригласит ее на чашку кофе. Видит бог, ей сейчас это необходимо.       — Идемте со мной, мадмуазель, — сказал он тоном, не терпящим возражений. — Вам надо прийти в себя, а на улице это сделать затруднительно.       Девушка беспрекословно пошла за ним. С ней действительно не все в порядке… Если бы он заговорил подобным тоном с любой другой женщиной, она бы послала его куда подальше. Клод увел девчонку в ресторан гостиницы, и тут она, наконец-то, разлепила губы.       — Здесь очень дорого… — прошептала она.       — Я пригласил, я и плачу, — он жестом предложил ей кресло, куда она и опустилась. Сам он сел напротив и подозвал официанта.       — Две чашки черного крепкого кофе, — он сделал заказ по-английски. — И в кофе девушки плесните коньяку, будьте любезны.       — Я все слышала, — вдруг выдала она по-английски.       — Тем лучше, — Клод не смутился. — Коньяк приведет вас в порядок, я вам это гарантирую. Возможно, вы даже немного разрумянитесь. Вы так бледны, что смотреть на вас больно.       — Отсутствие румянца — это наша петербургская фишка, — на ее губах мелькнула бледная улыбка. — У нас тут солнца мало, болото, так что румянец — это для нас редкость.       Клод подавил смех. Кажется, с ней все будет в порядке, если она умудряется шутить в таком прискорбном состоянии.       — Могу я узнать ваше имя, мадмуазель? — церемонно спросил он.       — Беата, — эта улыбка уже была не такой бледной. Клод нашел ее прелестной. — А мне как к вам обращаться, месье?       Вообще-то он не любил панибратства и предпочитал, чтобы его называли «месье Форе», но ему почему-то захотелось услышать, как будет звучать его имя в ее исполнении.       — Клод, — ответил он.       Ее глаза расширились, и она опять побледнела. Ну вот опять она за свое! Такое ощущение, что ее сейчас хватит сердечный приступ…       — Беата, прекратите! — сердито сказал Клод. — Из-за вас я чувствую себя чудовищем! Перестаньте так бледнеть, вы меня нервируете.       — Простите… — Беата смутилась. — Вы тут не виноваты. Это все мои глупые заморочки, не обращайте внимания.       Клод закатил глаза. Официант принес заказанный кофе. Беата отпила из чашки, чувствуя, как приходит в себя. Боже, даже имя у этого человека такое же, как у Фролло. Кофе с коньяком обжигающе скользнул по ее пищеводу и канул в желудке, но Беата почувствовала, как ее щеки вспыхивают. Клод это заметил.       — А знаете, румянец вам идет, — заметил он.       — Это все коньяк, — Беата улыбнулась ему.       Они в молчании допили свой кофе. «Ну вот, коньяк привел ее в порядок, и сейчас она упорхнет по своим делам», — подумал Клод. И тут же осознал, что ему бы не хотелось так просто ее отпускать. Эта девушка его чем-то притягивала, только он пока еще не понял, чем. Беата в задумчивости смотрела на сидящего перед ней мужчину. Возможно, во всем был виноват коньяк, но она вдруг открыла рот и ляпнула:       — Не хотите прогуляться со мной по городу, Клод?       Он просто не мог не ухватиться за эту возможность. Но и вести себя как восторженный юнец не стоило, все-таки он не в том возрасте.       — Пожалуй, — с достоинством кивнул он.       Когда они вышли на улицу, Беата протянула Клоду его платок.       — Оставьте себе, — ему было приятно осознавать, что какая-то его вещь будет у нее. Девушка с улыбкой убрала платок в свой рюкзак.       Они неспешно бродили по улицам города и разговаривали. И Клод с восторгом нашел, что ему было до крайности приятно с ней беседовать. Она была умна, довольно иронична, иногда даже ирония перетекала в сарказм, и все это было сдобрено чувством юмора. При этом необычайно серьезна для такой молоденькой девушки. Клод до такой степени перестал чувствовать разницу в возрасте, что вскоре они перешли на «ты». Им было о чем поговорить. Похоже, что они оба имели пристрастие к литературе, причем разного толка. Они обсуждали произведения Рабле — тут Беата смеялась над тем, как Рабле потешался над существующими порядками и укладом того общества, в котором жил, «троллил общественность», как она выразилась, и Клод нашел это выражение очаровательным. Заметки о Северной Глуши Джека Лондона — этакий взгляд на выживание в вечной мерзлоте. Терри Пратчетт, с его тонким юмором, которого Клод открыл для себя не так давно, но уже успел проникнуться. Под конец, когда Беата проводила его до гостиницы, он сказал:       — А знаешь, ваш город очень похож на другие европейские города в совокупности. Я вижу в нем и Лондон, и Париж, и Венецию.       — Это потому, что большинство архитекторов были иностранцами: итальянцами, германцами, — засмеялась она. — И да, Петербург так и называют — «Северная Венеция». Из-за его каналов. Если хочешь, завтра мы можем по ним поплавать.       — Увы, моя дорогая, — вздохнул Клод. — Завтра у меня билеты на обратный рейс в Париж.       Ее лицо вдруг омрачилось, а свет в глазах как-то потускнел, и от этого у Клода защемило душу.       — У тебя есть вайбер? — спросил он.       Беата кивнула.       — Прекрасно! — Клод оживился. — Тогда мы сможем продолжить нашу беседу. Мне нужен твой телефон.       Беата продиктовала свой номер, и Клод настоял на том, чтобы она взяла его.       — Обещай написать мне послезавтра! — он заставил девушку посмотреть себе в глаза. — Обещаешь? Отказа я не приму!       — Обещаю, — Беата пообещала с полным осознанием, что ни за что этого не сделает. Зачем она ему? В Париже он найдет себе еще кучу таких, как она. Беата не сомневалась, что была для него всего лишь курортным эпизодом, она могла рассчитывать разве что на одну жаркую ночь в его постели, затем он просто забудет, что в Петербурге есть такая Беата, которую к нему тянет больше жизни.       Клод протянул руку и заправил ей за ухо локон, упавший ей на лицо. Ему нестерпимо захотелось поцеловать ее, прямо в губы, но все, что он сделал — это коснулся своими губами ее лба. Клоду не хотелось ее отталкивать от себя более серьезными действиями.       — Так не забудь, — улыбаясь, сказал он. — До послезавтра, моя дорогая.       — До послезавтра, — она ответила ему улыбкой.