Фея и Ведьма

             Питера начинают выпускать из палаты раз в неделю, когда он ведет себя достаточно хорошо. «Достаточно хорошо» в понимании врача — полная апатия и отстраненность от окружающего мира. Потом — раз в два дня.       Питер подозревает, что все боятся, что он сойдет с ума еще сильней. Поэтому прогулки по двору, поэтому общение с нормальными людьми, поэтому доктор, говорящий, что он исправляется.       Чушь. Показать, насколько он хороший, удается просто прекрасно. А вот провести эту маленькую друидку, сестру Алана, не получается. Мисс Моррелл вскидывает брови каждый раз, когда смотрит на него, но не комментирует. Кажется, Марин понимает, что ему лучше среди толпы, где можно быть человеком, чем наедине с доктором-психом, глотку которого отчаянно хочет, но не может перегрызть волк.       В один из дней он встречает ее. Видит отблеск солнца на рыжих волосах, смотрит на изящные босые ноги, спокойно ступающие по плитке, которой был вымощен двор. И идет к ней. Марин хватает его за локоть и говорит спокойно:       — Смотри на нее. Не подходи.       И он смотрит. Лидия танцует под одну слышимую ей музыку. Она подхватывает бабочек, слетающихся к ней, словно к диковинному цветку. На ее лице — спокойствие и радость. Прекрасная фея. Удивительное создание. А потом к ней подходит молодой парень. Марин опускает голову, сильней вцепляясь в его руку.       А Лидия кричит. Она отшатывается от парня, вцепляется в свои плечи, просит оставить ее одну. Марин впускает ногти в его руку, когда он дергается в сторону Лидии. К плакальщице бросаются два санитара. Один осторожно, но крепко придерживает ее, второй вкалывает лекарство. Банши не сопротивляется. Она словно ждет этого. А потом обмякает в руках санитара.       Когда мимо него проносят Лидию, Питер спрашивает:       — Что с ней?       Он не хочет говорить этого, но знает, что так правильно. И, Боже, Питер прекрасно знает, что происходит с Лидией Мартин. Он предлагал ей помощь не зря. А сейчас он не уверен, можно ли что-то исправить.       — Она не справляется, — после паузы кивает Марин, позволив ему самому осознать, что творится с маленькой банши. Друид отпускает его руку. — Я помогаю ей по мере сил. Но…       — Ты тоже не справляешься, — кивает Питер. Всем своим видом, позой, голосом он пытается показать, что не удивлен. И добавляет с ощутимым ехидством: — Я могу вам чем-то помочь?..       Марин смотрит на него странно, морщится, а потом отступает. У него на руке медленно заживают полукружья от ее ногтей. Питеру все равно. Это не его проблема, а тех детей, что заперли его в Доме Эха.              Питер продолжает появляться во дворе раз в два дня. Лидия возится с цветами, танцует под одну ей слышимую музыку босыми ногами и выбирает из волос бабочек. Марин смотрит на него издали, но больше не подходит с душеспасительными разговорами. Она знает, что это не нужно.       Зерно заронено. А Питер любит отвечать на брошенный ему вызов. Маленькая банши — не справилась. Как и умудренная силами природы друидка. А сможет ли он?.. Справится ли?..              Питер подходит к ней через насколько дней. Осторожно подкрадывается со спины к кружащейся рыжеволосой фее, ловит ее в свои руки и смотрит в замершее от ужаса лицо. Губы Лидии приоткрываются, словно она собирается закричать, но она молчит.       Питер отпускает ее, слегка отталкивая. Лидия отлетает от него, замирает в странной позе. Она не верит. Наклоняет голову, прислушивается к чему-то, а потом кричит. Замолкает, смеется и качает головой, выставляя вперед ладонь.       — Все хорошо, — говорит она санитарам. — Я просто проверила.       Марин подходит и тихо подтверждает, что все в порядке. Она отгоняет санитаров, ласково улыбается Лидии, а потом находит его взглядом и выражение ее лица становится настороженным. Моррелл подлетает к нему, хватает за руку, оттаскивает в сторону, совершенно наплевав на синий отблеск зверя в его глазах.       — Зачем? — требует у него ответа Марин, глубоко впуская ногти в руку чуть повыше плеча.       — Мне стало интересно, — отвечает Питер с самодовольной улыбкой. — А теперь правду. Что с ней?..       Марин смотрит на него странно, потом отпускает его руку так, словно коснулась чего-то мерзкого, гадкого, но невероятно-опасного. Ее брови сходятся на переносице, когда она говорит спокойно:       — У нее нет якоря. И есть шрамы на боку.       Питер тихо смеется, прикрыв глаза. Она спланировала все заранее. Хит-ра-я… Уговорила врача выпускать его тогда, когда Лидия гуляет по двору, показала, что творится с маленькой банши. Бросила вызов. А он захотел его принять.       Марин уходит, не оборачиваясь. Она только что огласила все правила игры. Крайне невыгодной для него игры. Наверняка, они запрут его здесь до конца его жизни после того, как он попытается помочь банши. Так почему же хочется сыграть?..              Питер, оказывается, любит читать на улице. По крайней мере так он говорит Марин, изгибая губы в откровенной насмешке. Друидка морщится, разрешает ему выбрать книгу из своей личной библиотеки и соглашается, когда он просит увеличить время пребывания на улице.       Правила и условия игры установила она. Он же имеет право на небольшие поблажки — поощрительные бонусы для большого злого волка, который согласился помочь маленькой рыжей феечке.       Питер садится на скамейку — максимально близкую к клумбе, за которой с вдохновением ухаживает сейчас Лидия. Она медленно, но верно пропалывает клумбы и садит цветы, рассаду которых приносят ей. У нее есть маленькая лопаточка, крошечная лейка и какие-то неприятно пахнущие удобрения.       У нее ноги всегда босые и часто запачканные землей, словно она чувствует мир через ступни своих ног, сосредотачивается на этом ощущении и может не воспринимать окружающих людей. Плакальщица должна плакать, должна видеть этот мир так, как не видит никто из них.       Она относится к нему настороженно поначалу. А потом привыкает. Она спокойно танцует, слушая что-то, что может слышать только она. Питер лениво переворачивает страницы книги. Лидия улыбается и смеется, когда вездесуще бабочки переползают на ее плечо, шею или руки. Она сгоняет их на свои волосы и продолжает возиться с цветами, танцевать и смеяться.       Питер ждет. Ему нужно поймать нужный момент, когда рыжая фея перестанет его бояться и покажет лицо банши. Он отгоняет всех остальных от нее. Порой приходится закрывать книгу и отводить за руку в сторону того, кто посягнул на покой Лидии. Порой — хватает только взгляда.              Проходит больше месяца. И однажды случается то, чего Питер так ждет. Лидия забывается, отводит с лица запачканной ладонью волосы, смотрит на него и спрашивает:       — Ты тоже хочешь узнать, когда и как умрешь, да?..       И лицо ее искажается от жесткой улыбки. В глубине глаз мелькает ярость — то, что он должен вытащить наружу. И Питер громко захлопывает книгу, подходит к ней, возвышаясь над маленькой ведьмой, которая проступила из облика рыжей феи.       — Ты никогда не заплачешь по мне, маленькая банши, — говорит он, запуская руку в ее распущенные волосы.       — Ты веришь, что никогда не умрешь? — спрашивает она, а зубки ее скалятся в усмешке. И взгляд становится все более злобным, яростным, ненавидящим. — Ну же, ответь…       — Нет, — он склоняется к ее уху, медленно отпуская волосы, и добавляет так, чтобы услышала лишь она: — банши не кричат по мертвецам…       А потом он разворачивается и уходит. Просто уходит, чувствуя требовательный и тяжелый взгляд Лидии. Она хочет ответов. И придумает их сама. Она попытается почувствовать его. Попытается сосредоточиться на нем, прочесть что-то. И может, ей это даже удастся, но не сразу, а за это время можно успеть привязать ее крепче.              Питер снова читает книгу на скамье, ближайшей к очередной клумбе. Лидия копается в земле как-то рассеянно, без привычного одержимого интереса. Бабочки в ее волосах то и дело вспархивают, словно чувствуют волнение своей феи… своей банши…       Она тщательно отряхивает руки от земли, обтирает их тряпкой, неловко приближается к нему, опустившему голову, и спрашивает неуверенно:       — Я не вижу твоей смерти, не вижу смертей в твоей жизни потому, что ты уже мертв… да?..       Она стоит рядом, смотрит на него, спокойно читающего и не обращающего на нее никакого внимания. Лидия нетерпеливо мнется, а потом замирает, словно к чему-то прислушиваясь. Ее губы обиженно искривляются, глаза прищуриваются, и она решительно закрывает его книгу.       — Ответь! — требует она, а сквозь облик сказочной феи снова проступает банши-ведьма, банши-плакальщица. Невероятно сильная, прочная, не хрупкая, как-то эфемерное создание, которое он встретил во дворе психушки. — Ответь мне, мер-ртвец!..       Она прокатывает слово на языке, рыча его, как волчица. Дышит тяжело, носом. А в глазах горит что-то яркое, дьявольское. То, из чего он сможет вырастить настоящую банши.       Питер поднимается на ноги, возвышается над ней, а она начинает пятиться, увидев синеву в его серых глазах. Лидия его боится. Лидия пятится. Она не видит, что позади нее на плитке лежит та самая маленькая лопаточка, валяющаяся на ребре. Босой ногой на нее наступить будет больно.       Питер перехватывает испуганную рыжую фею, отводит ее от лопаточки, проводит ладонью по левому боку, через тонкую футболку чувствуя шрамы, и усмехается, перехватив вскинутую для пощечины, наверное, руку вернувшейся банши.       Ведьма с рыжими волосами и горящими яростью зелеными глазами смотрит на него с откровенной ненавистью и страхом.       — Как же ты меня боишься, маленькая банши, — усмехается Питер. — Даже не видишь, куда ступаешь…       Он отпускает ее, а потом снова садится на скамейку и возвращается к чтению. Он видит смятение в ее облике. Видит, как она судорожно оглядывается, замечает лопаточку и удивленно поглядывает на него.              Марин приглашает его в свой кабинет, смотрит на него, но не знает, с чего начать разговор. Питер делает для себя очередную подборку книг. В этот раз, кроме прекрасной классической литературы он добавляет в стопку книги про подростков.       — Зачем? — спрашивает друид, сложив руки на груди.       Питер не отвечает. Ему кажется очевидной потребность узнать о типичном поведение девушек возраста юной банши и возможных проблемах. Особенно, если вспомнить, сколько пережила Лидия Мартин.       — Я сама расскажу, что с ней происходит, — поджимает губы Марин. — В психологических терминах или более доступным языком.       — Предпочитаю делать свои выводы, — отзывается Питер, рассматривая отобранные книги. — Еще что-то?..       — Она начала проявлять признаки ярости, нетерпения, ненависти по отношению к тебе, — кивает Марин. — Я думала, что ты привяжешь ее к себе, дашь ей точку опоры.       Питер не отвечает. Разве нужно говорить, что ненависть порой привязывает сильней, чем все остальные эмоции вместе взятые? Исключением, пожалуй служит только любовь. Недоступная ему, к сожалению. Значит, остается ненависть, ярость и все, что может привязать ее, дать точку опоры. Все, что может пробудить банши в рыжей фее.              Питер читает, когда она садится у его ног, заглядывая в глаза. Он видит, как Лидия опирается ладонью на землю в клумбе, и почти чувствует, как она привязывает себя к земле.       О, Лидия не глупа. Она чувствует, что ей нужен якорь. И нашла его. Но природная стихия не сравнится с якорем, созданным из живого существа. А после смерти Эллисон Лидия просто не может допустить в свою жизнь кого-то, не хватает эмоциональной близости. Даже тот мальчишка, Стайлз, не может привязать ее к этому миру. А вот почему — это другой и более интересный вопрос.       — Ты боишься, что тебе придется плакать по своим друзьям? — спрашивает Питер, на мгновение отрываясь от книги.       — Я бы хотела плакать по тебе, — отвечает Лидия, а бабочки в ее волосах на секунду вспархивают, словно испугавшись плакальщицы.       Питер не отвечает. Он ей верит. Она хотела бы кричать, призывая его смерть, но явно сомневается, что та придет к тому, кого воскресила банши. В ее глазах — ненависть и страх. Ведьма. Та, кого он постоянно ждет. Питер не отвечает. Он листает книгу и ждет.       К Лидии постоянно подходит один парень. Он порядком раздражает Питера тем, что его приходится отводить в сторону за руку. Но сейчас именно этого недоумка он ждет.       Парень подходит тогда, когда Лидия отворачивается от Питера и возится с клумбой. Она все еще сидит у его ног, но уже не смотрит на Хейла так пристально. Когда он приближается на полтора метра, Лидия его чувствует.       В ее глазах разгорается ужас. Она, не пытаясь подняться на ноги, пытается уползти подальше, а Питер мгновенно протягивает к ней руку, хватает за плечо, скользит под ткань футболки, вцепляясь в белоснежную кожу со всей силы.       Парень останавливается перед Лидией и со странной улыбкой говорит:       — Привет…       — Прочь! — рычит на него Питер, скорей, от боли, от ощущения, что через него пропускают тысячи вольт, и парень отшатывается.       Санитары подходят. Они спокойно уводят парня подальше от Лидии. Феечка начинает расслабляться. Страх еще не ушел из ее взгляда, но там начинает расцветать удивление. Она смотрит на него. А он понимает, что все еще не отпустил ее плечо. Питер медленно разжимает пальцы и отстраняется.       — Я не видела его смерти, не видела смертей в его жизни, — срывающимся на шепот голосом говорит… фея. — Как?..       Питер не говорит ей о своей теории якорей. Не рассказывает о том, как решил стать якорем для нее. Хотя бы временным. И не может даже себе признаться, сколько силы забрала у него эта попытка. Он высокомерно фыркает и говорит насмешливо:       — Я не говорю о банши с феями. Но я согласен поговорить с ведьмой.       Он закрывает книгу, поднимается на ноги и спокойно уходит. Когда он заворачивает за угол, Марин успевает его подхватить. Друидка смотрит на него с пониманием. Она не спрашивает, а он не собирается отвечать.              Лидия садится рядом с ним на скамейку, а бабочки в ее волосах почти все улетают. Питеру кажется это интересным, но он не комментирует то, что насекомые чуют, насколько сейчас она банши. Он продолжает читать.       — Мне больно, — говорит Лидия.       Питер отрывается от книги, он смахивает с ее плеча волосы и оттягивает горловину футболки. На ее плече синяки. Пять идеально отпечатавшихся пальцев. Лидия не напрягается, не отшатывается. Питеру хочется сказать, что его до сих пор потряхивает от ее силы, которую она пропустила через него. Но он молчит. Зато говорит она, и бабочки окончательно покидают ее волосы:       — Ты думаешь, что шрамов недостаточно?.. Надо было оставить еще и синяки?..       Питеру хочется поощрить ее. Хочется заставить еще сильней ненавидеть его. Но если он сейчас солжет ей, то все еще связанная с ним банши почует. И он говорит, оглаживая синяки:       — Мне достаточно. Не тебе.       На ее лице мелькает удивление. Она округляет губы, а потом проговаривает:       — Ты же говорил, что не говоришь со мной.       Она нарочно искажает его слова, а сама внимательно следит за его реакцией. И испуганно втягивает в себя воздух через сомкнутые губы, когда он наклоняется и осторожно прикасается губами же к синякам, а потом говорит ей на ухо:       — Я не говорю с феей, но вот с ведьмой… А сейчас ты, дорогая моя, ведьма. Плакальщица. Банши.       Она смотрит ему в глаза, хватает его за ворот футболки, не собираясь отпускать. Лидия Мартин — ведьма. Сильная, властная, жадная. И могущая дать ему больше, чем он хочет. И сейчас, глядя в его глаза, цепляясь за него, чувствуя его руку на своем плече, она пропускает через него силу. Невероятную. Невозможную.       Он сдается первым, отпускает ее плечо, жадно хватает ртом воздух, склонившись и опустив голову.       — У тебя пот по виску течет, — холодно говорит она. — А еще я знаю, что нужна своим друзьям, но без тебя не смогу выйти отсюда.       Ведьма, понимает Питер, ведьма, которая тщательно притворялась феей. Он тяжело дышит, пытается справиться с отголосками пропущенной через него силы. Лидия смотрит на него. Он чувствует ее насмешливый взгляд, слушает ее спокойное сердце и понимает, что сам загнал себя в ловушку.       — Хочешь выйти отсюда?.. — спрашивает она.       Приманкой была хрупкая фея. Ловушкой стала сильная ведьма. А он — добровольно стал якорем для той, кто не дорожит его жизнью.       — Условия? — спрашивает он, чувствуя, как по его спине скользят ноготки рыжей ведьмы.       — Я привязала тебя достаточно, — отзывается она. — На всякий случай будет проведен какой-нибудь ритуал-поводок. Но ты знаешь, что это единственный шанс для нас обоих выйти отсюда.       Питеру хочется разорвать ей глотку, хочется сказать, какой она была изобретательной тварью, но знает, что из его уст это прозвучит, как похвала. Он поднимается на ноги с трудом. И уходит.              Питер смотрит на рыжую фею с бабочками в волосах, упоенно возящуюся с цветами и хочет подойти. Зачем? Отчаянно хочется порвать ей глотку клыками. Или прижать к себе. Он стал ее якорем, а это невозможно без сильной эмоциональной связи.       И не ему лгать себе, что в основе была только ненависть. В конце концов, он мужчина, а она была юной рыжей феей, которая танцевала под одну слышимую ей музыку.       И когда тот настырный парнишка подходит к ней, Питер перехватывает его за плечо и смотрит в зеленые глаза своей ведьмы. А она усмехается — довольно. Она знает, что когда-нибудь он сдастся, когда-нибудь согласится на ее условия, когда-нибудь они выйдут за стены этой психушки вместе…       Банши, связанной со смертью, нужен живой якорь. И кто может подойти на его роль лучше, чем мертвец, возращенный ею на этот свет?..       И когда-нибудь он посмеется, восхитится тем, как его обвели вокруг пальца, и подаст ей руку, чтобы покинуть Дом Эха.       Когда-нибудь.       Питер отшвыривает в сторону парнишку, отворачивается от смеющейся ведьмы и уходит.       Но не сейчас.