Я никогда твоей не буду.

       Красные стены. Эва уже ненавидела этот цвет. Он давил на мозг, сжимая голову железными тисками, вкручивая болты до самых извилин. Казалось, что черепная коробка вот-вот лопнет. Мун плелась за двумя брюнетами, которые даже не оглядывались на нее. Девушку подмывало шмыгнуть в одну из дверей длинного коридора, которому, казалось, не было конца. Но она молча следовала за парнями.        Рыжая была обессилена. Все ныло от тянущейся боли. Зеленоглазой казалось, что из нее вытягивают душу. С каждым шагом тело покидали силы. Шарканье ее изнуренных ног отдавалось в ушах гулким эхом. Девушка будто пребывала в неком трансе. Волны усталости окутывали ее мягкими нитями, с каждым разом сильнее и сильнее сжимая, превращаясь в колючие проволоки. Глаза закрывались. Эва не могла вернуться в реальность, все еще считая происходящее сном.        Внутри рыжеволосой шла борьба. Казалось, что в ней живет две личности, одна из которых бьется в стенах сознания, утверждая, что все, что сейчас происходит — чистая правда. Другая же твердо настаивала на отрицании действительности, утверждая что Эва Квииг Мун вот-вот проснется где-нибудь за барной стойкой паба, в котором разносит алкоголь и предлагает кое-что «покрепче» быдловатым посетителям. Дряблая рука начальника скользнет по ее легко прощупывающемуся позвоночнику, как бы невзначай остановившись на застежке лифчика. Она повернется, наткнувшись на круглое и потное лицо мужчины, и в очередной раз пошлет его к чертям собачьим. Лысеющая свинья пригрозит ей увольнением, а она лишь презрительно фыркнет в ответ. Признание реальности все-таки начинало брать верх, но отрицание действительности своих позиций тоже не сдавало.        Несмотря на всю «колоритность» ее работы, разнообразие клиентов и огромному количеству желающих трахнуть зеленоглазую где-нибудь в темном переулке этого забытого богом района Осло, героиня оставалась чистой и невинной. Свою девственность Эва решила отдать лишь тому, кто в итоге наденет на ее безымянный палец обручальное кольцо. Многие ее сверстницы и коллеги говорили, что Мун упускает лучшие годы своей жизни, но сама же рыжая смотрела на то, как они раздвигают ноги и заражаются хламидиями с надменной усмешкой.        — У меня полный боевой комплект, — шутила она. — Все запчасти на месте. Не б/у. Никаких дефектов и потертостей.        И сейчас она еле переставляла ноги за спинами двух парней, взявших под контроль ее нетронутое тело. Рыжая не ограничилась идеей проникновения в одну из комнат в коридоре, который уже действительно казался бесконечным: прямая линия, троица ни разу никуда не свернула. Зеленоглазая старалась представить то, что кроется за белыми дверьми. Думала, что она будет делать, если окажется за одной из них. Первая мысль была весьма заманчивой — крушить все, что попадется под руку. Но ведь так далеко не уйдешь.        — Блять! — выругался Крис. Эва не заметила, как они остановились, и впечаталась носом Шистаду меж лопаток. — Ты, мало того, что ебанутая, так еще и слепая? Смотри, куда идешь.        — Простите, Ваше Величество, — раздраженно буркнула рыжеволосая, отходя на несколько шагов назад.        Парень облил ее леденящим душу взглядом и повернулся к своему напарнику.        — Я разве не дал Нуре отдельную комнату? — Магнуссон раздраженно хмыкнул в ответ.        — Нет, ты отдал ее Катарине, — брюнет закатил глаза. — Куда там Сатре до этой ходячей черной дыры. Ты вообще чувствуешь проникновение? Или в пустоту тычешься, потому что не настолько широкий, как ее промежность?        Кристофер издал нервный смешок, что было не свойственно для него.        — Прости, дружище, — кареглазый моментально вернулся к образу. — Ты знаешь мои принципы, плюс, я официально сплю только с ней. Я был обязан дать ей эту комнату.        — Даа-да-да, — раздосадованно отмахнулся Вил. — Тогда позволь ей переехать ко мне.        — Какой же ты тупой, Магнуссон, — задохнулся в негодовании Крис. — Ты понимаешь, что тогда мне придется заполнять кучу бумаг, расторгать с ней договор, снимать ее со всех учетов?        — Договор? — Эва удивленно хмыкнула, ненадолго обратив на себя внимание. — То есть этот <i>урод,</i> — она устремила свой взгляд на шатена. —  Заключает договора с крадеными девушками? Они на это соглашаются?!        Стук в дверь, около которой препирались два друга, прервал негодование Мун.        Казалось, прошла целая вечность, прежде чем в дверном проеме появилось мраморное лицо Нуры Амалие Сатре, обрамленное белоснежными волосами. Голубые глаза обвели настороженным взглядом гостей, сделав теплую паузу на лице Вильяма и окончательно остановившись, вперившись в зеленые глаза Эвы.        Это была молчаливая борьба взглядов. Нура смотрела на Мун выжидающе, прожигая радужку глаз-изумрудов, пытаясь выбить превосходство. Но рыжеволосая не собиралась отступать. Для нее этот «поединок» означал начало создания своего собственного образа в гадюшнике, в который она угодила не по собственной воле, но в котором ей придется остаться. Пусть даже и не на надолго.        — Привет, ребята, — губы, накрашенные помадой винного цвета, растянулись в вроде бы искренней приветственной улыбке.        — Забирай, — Кристофер толкнул Эву к блондинке. — Что бы к вечеру она была готова. Тематическая вечеринка. Будут весьма большие шишки.        Сатре уже открыла рот, чтобы ответить своему начальнику чем-нибудь желчным и язвительным, но Магнуссон устремил на нее предостерегающий взгляд.        — Слушаюсь, мой Господин, — обращаясь не столько к Шистаду, сколько к его другу. Губы вновь прорезала улыбка, но уже фальшивая, натянутая и наигранная. Она мягко взяла зеленоглазую за локоть. Та одернула его, но мягкая хватка превратилась в капкан.        — Пошли, — Шистад махнул головой, приглашая своего компаньона следовать за ним. — Оставь ее одну хотя бы на минутку! — рявкнул он, пройдя несколько метров и поняв, что Вильям не идет рядом с ним.        Голубоглазая послала воздушный поцелуй брюнету, и только тогда он развернулся и последовал за краснеющим от злости шатеном.        — Пойдем, — хватка немного ослабла, но руку рыжеволосой Нура не отпустила. — - Добро пожаловать в бордель, чувствуй себя как дома.