Два огня

      Несколько дней для Тобирамы прошли так же, и это понемногу становилось частью привычной рутины. Совместный завтрак, утро в одиночестве, обед и вечер где-то на улице. Правда, выводя его на прогулку, Мадара всегда ходил странными маршрутами, объясняя это тем, что против клана Хьюга маскировка хенге ненадёжна, а потому прогулок по деревне лучше избегать.       Тобирама и сам уже это знал, и даже читал свиток с ограничениями, которые обязаны были соблюдать в деревне Хьюга — искренне сомневался, правда, что они их действительно соблюдают, но тем не менее. И потому дома сидел безропотно — к счастью, ему было чем заняться.       Приготовить обед, прибраться, почитать — больше даже художественную литературу, чем что-то другое. Красивые истории, на которые никогда раньше не хватало времени и он сомневался, что хватало в будущем.       И не только о Хьюга — Мадара-сама оставил как-то рабочие документы по кланам Конохи. Ух, занимательные чтение интереснее романа о борьбе старой классики!       Люди вокруг совсем разные. От физиологии и психологии до… Границ не было. Взгляды, традиции, питание, отношение — и этакая солянка в одной деревне. Проще сказать как оно может рвануть, чем почему до сих пор все не перегрызлись.       Незаметно для себя Тобирама почти выпал из реальности, задавая вопросы Мадаре раз за разом все интереснее. Над ними приходилось думать, и они были очень важны. Ребенок добирал детства, Мадара видел это невероятно отчетливо. Вопросы обо всем, тренировки размяться, а не надорваться, как было давно в детстве.       Сам Мадара считал, что его собственное детство кончилось, когда его за руку утаскивал от первого убитого трёхлетка-брат, потому что именно тогда он окончательно понял цену ошибки и слабости. И лишать мелкого Сенджу возможности добрать кусочки детской беззаботности было бы слишком жестоко даже для него.       Одно дело, когда не было иного выбора. Другое дело сейчас, когда детям больше нет нужды защищать себя самим.       Убивать? О, Сенджу давно умел убивать. Еще в семь лет маленький дракончик смущенно признался, что он ребенок и пока никого не убивал. Но пытать уже умеет, и пленники хорошо говорят, с гордостью быстро оправдался он. В десять же он был опытнее нынешних пятнадцатилеток.       Но это не имело значения. Ни сейчас, ни пока не вернётся в свой возраст, Тобираме не придётся убивать, идти в бой, пытать и вообще лезть в это всё. Так что пусть развлекается, отдыхает — учится этому, если вдруг не умел.       Многие их поколения не умели.       Мороженого ему что ли купить? Сладостей, чего забавного? Мадара бы выпустил его поиграть со сверстниками, но даже он в детстве был бы в Конохе менее заметной персоной, чем алоглазый альбинос. Один на всю деревню.       В такой задумчивости Мадара послал клона на рынок, добывать подарок мелкому Сенджу. И тот наткнулся на набор мелких баночек цветных чернил и черно-белые контурные рисунки на плотной бумаге. Животные, цветы, люди…       Он вроде бы видел у Тобирамы каллиграфию.       Долго думал, но всё-таки купил. Дети любят рисовать, а тут все сложнее. Надо будет попробовать сесть с дракончиком вместе.       Потом все было как в тумане. Клон принес краски, они устроились за столом, расставили бумагу, ткань, кисти, и вот — уже рассвет.       На щеке Тобирамы синий развод, сам дракончик спит на столе, и все-все картинки доделаны. У самого Мадары пальцы ломит от долгой хватки на кисти, балахон в мелких брызгах и он совершенно не помнит куда ушло столько времени.       И как единственными оставшимися красными чернилами он дорисовал на щеке Тобирамы кусочек мона Учих, не помнит, да!       Детства тут не хватило не только дракончику, определенно.       Тащить ребёнка в постель он уже не стал. Просто сдвинул картинки, прилег рядом на стол, подремать пару часов. Потом всё равно придётся вставать, быстро завтракать, менять балахон — но довольство сворачивается в груди сытой кошкой. Это определенно было интересно, и, возможно, стоит повторить.       Или придумать что-то новое.       То, что он помнил Тобираму взрослым, не позволяло воспринимать его как недо-человека, ребёнка, еще не полноценно самостоятельного. И неожиданно оказалось можно многое. Дурачиться, шутить, вспоминать как это — улыбаться солнцу и хорошему настроению, наслаждаться валянием в кровати, играми. Рисунками.       Всем тем, что уже года три-четыре ныло, нагнивало незаживающей раной.       Не-ребенок Тобирама. Но — далеко не тот взрослый шиноби который был две недели назад. Разные, совершенно разные понятия, как тёплое и пушистое. Мадара всегда недоумевал, что делать с детьми, он не Изуна, легко находивший с ними общий язык. Что делать, куда их девать… С дракончиком не оказалось таких вопросов.       И он просто жил. Вот так, с мелким под боком, с работой и развлечениями вечерами. Снова мог радоваться простым мелочам жизни. Может быть, он даже сможет это сохранить, когда Тобирама вернётся в нормальное состояние.       С этой мыслью он и засыпает.       Просыпается быстро — буквально через пару часов в окно уже ярко светит солнце, а от его шевелений просыпается и дракончик.       Жаль, что нужно спешить, но вечером они ещё обсудят и рисунки, и возможно новые идеи.       Тобирама в первый момент не мог понять, где он, и что они вчера делали. Рисунки, пустые банки из-под красок и чернил, заляпанный краской Мадара-сама, сонный, но чем-то все равно довольный.       Кажется, они слишком вчера увлеклись, но краски! Хорошие, яркие цвета, много бумаги, никаких одергиваний…       Тобирама довольно прижмурился.       — Доброе утро, — зевнул он, надеясь коварно удержать Учиху дома, пока они не отмоются от краски и не позавтракают.       Спать хотелось так, словно он не спал вообще. На Мадару-сама, всклокоченного и сонного смотреть было опасно — уснет еще.       — Утро… Доброе, — улыбнулся уголками глаз Мадара. В душе царил на удивление редкостный покой, — будешь завтракать?       — Да-а, — Тобирама честно пытался не зевать, но не вышло. — За-автракать надо…       — Или ещё поспать? — коварно предложил Учиха, но Тобирама героически отказался. Сначала завтрак, а поспит он, когда Мадара-сама уйдет.       Или когда он достанет расчёску и коварно усыпит Мадару-сама.       Тот, конечно, прогуляет работу, но уж день без него справятся. Слишком дико звучало для Тобирамы что есть кто-то незаменимый. Для одного человека — да, есть такое, но не для поселения.       Учиха лениво потянулся и ушел на кухню, готовить. Завтрак, дела, разогнать придурков, придумать, чем ещё развлечь детеныша.       И отличное настроение, возможность жить дальше.       Детеныш, правда, приполз следом и бессовестно на нем повис. Мадара не возражал, только посадил его поудобнее.       Резать овощи вполне можно и с обнявшим (ненавязчиво и не мешая, шинобятская выучка) его детенышем.       Дракончик пригревшись так и не уснул, только прижмурился, подергивая носом. Принюхивался.       Запахи вкусной еды, которую скоро можно будет съесть, не давали Тобираме уснуть, только пригреться в тепле и ждать. И следить, да-да, что и как готовит Мадара-сама.       Закончил с готовкой тот быстро, накрыть на стол Тобирама ему помог, хотя отлипать от Учихи не хотелось. Тепло, уютно, все под контролем…       И все. Включая Учиху, тихонько комментирующего, что и почему он делает.       По крайней мере уж его привычки в еде он узнал. А это побольше чем некоторым шпионам удается за годы!       Ему парадоксально доверяли. И не скрывали такого, даже зная, что он вырастет. Или он так и так это знал, но забыл?       Да нет, вряд ли, решил Тобирама, принимаясь за еду. Завтрак, а там…       Там, впрочем, ничего не вышло, поскольку едва доев, Мадара-сама коварно сбежал из-за стола и из дома. Работать и решать проблемы деревни. Тобираме осталось только грустно вздохнуть на это бегство.       Вернувшийся клон выдал Тобираме белый бумажный пакет, погладил по голове и пообещал что сегодня они еще погуляют. Или порисуют. Или еще что.       Совету Клана Учиха, хотевших от Мадары немного другого, оригинал показал на совет клана Сенджу и велел договариваться. Судя по выражению лиц и тех, и этих в кабинете советов, для мира между кланами Мадара сделал вдвое больше Хаширамы: такого единодушия и понимания у самых косных и ортодоксальных членов обоих кланов не было ранее никогда.       Договариваться они не хотели, но отсутствие Хаширамы и угрожающий прищур Мадары как бы намекали, что говорить придется.       — Изуны-куна на него нет, совсем распоясался, — прошипел старый Кайоши-сама, один из лидеров партии войны в клане, даже сейчас выступавший за открытую войну. — Он бы не позволил такому произойти.       Норико-сама одернула его, но фраза всё равно задела Мадару.       Брат. Брат не хотел мира, не хотел договариваться, боясь обмана, но брат всегда ему верил. Настолько верил, что полжизни писал для него мирный договор, который он смог бы заключить после смерти брата.       После его смерти Мадаре никто так не верил — даже Хаширама, в спорных ситуациях всё равно слушавший брата.       Что ж, может быть сложившаяся сейчас ситуация научит Хашираму больше доверять старому другу.       Старейшины были не единственной его проблемой на сегодня, и приходилось решать. Одно, другое, третье, раз за разом.       Домой он шел с чувством редкого облегчения — возня с ребенком была отдыхом после этого всего. Особенно с таким ребенком, как мелкий дракончик — послушным, самостоятельным и ласковым.       Как котика завел. Те тоже самостоятельные и пушистые. Правда, как воспримет Тобирама предложение обзавестись полосатой футболкой, Мадара не знал. Но за полосатым пледом все-таки заглянул. Будут дожди, будет прохладно, а они наверняка будут рисовать на первом этаже.       Тобирама в его отсутствие убрал посуду, отмыл от следов краски себя и стол, где они вчера рисовали, и все коварно свалился спать, чтобы к приходу Мадары-сама быть бодрым и активным, чтоб не проспать прогулку.       И пушистый полосатый плед ему пришелся по вкусу, он был очень удобным и теплым.       Устроили его внизу, рядом со столом. Серый, полосатый, пушистый. Мягкий и прелестный.       — А что мы сегодня будем делать? — с любопытством спросил Тобирама.       На улице было тепло, хотелось побегать, может опять на речку, хоть немного посмотреть на деревню.       — Гулять. За пределы деревни и полигона, — фыркает Мадара.       Рамки его уже самого достали. Значит пора выпустить мелочь погулять.       Просто лес, относительно безопасная территория вокруг деревни, подальше от патрулей, чьи маршруты составлял Мадара и прекрасно знал, как пройти незамеченным.       Тобирама в порыве радости едва не сбил его с ног, но он просто подхватил мелочь на руки и забросил за спину.       — Сначала обед и собрать с собой ужин!.. И не придуши в процессе, — тихо прохрипел Мадара.       Дожили. Его душит Сенджу Тобирама, а ему приятно!       Мелкий Сенджу радость от перспективы прогулки и вкусной еды выразил чересчур бурно, но на хрип смутился и отскочил.       Мадара ласково потрепал счастливую мелочь по голове и подтолкнул в сторону кухни.       Попытки мелочи же разговорить его Мадару только смешили. Он и говорил — о многом, о том, о чем знал Тобирама, о чем не мог знать, но поделиться с мелочью было совершено не страшно.       Они действительно незаметно за эти недели стали друзьями.       А потому они обедают, а потом неспешно гуляют — редко когда шиноби просто гуляют по лесу, не стремительно прыгая по веткам верхними путями, а неторопливо шагая меж корней могучих деревьев, едва не путаясь в траве.       Этот лес — творение Хаширамы, сюда не ходят патрули, не зайдут и чужаки — лес знает своих, не тронет их с мелочью, а вот чужакам в нём не поздоровится.       Куда еще выпустить маленького Сенджу, чтоб его точно не нашли и на самого Мадару не косились на тему «это что за опыты с Тобирамовой чакрой на полигоне?»       В лесу было хорошо. Тобираму не трогали местные обитатели, чувствовали своего. Мадару просто боялись.       Домой они снова вернулись только к полуночи, ребёнок упал спать, едва раздевшись, да и Мадара сам не стал тянуть со сном.       А утром мелочь проснулась снова повзрослевшей.       Мадара недоуменно смотрел на светлый затылок у себя под носом. А был подмышкой. Пушистый, по-прежнему жердь, и, как видно меж волос на щеке, уже с разрезами на лице.       Ему всегда было интересно, что они значат.       Естественно, он не спросил и никоим образом не дал своему интересу проявится.       Сбегать от уже, похоже, подростка, Мадара не стал. Тот сопел тихонько, не торопился просыпаться и отпускать Учиху, которого ночью привычно уже тихонько обнял.       Проснулся Тобирама почти через час, сперва замер, как мышь под метлой, потом медленно, с явным усилием расслабился, проморгался.       — Доброе утро, Мадара-сама? Кажется, я…       — Доброе утро, — кивнул Учиха в ответ. — И сколько тебе сейчас?       — Тринадцать, блядь, — тихо и совершенно естественно вздохнул Тобирама.       В этот момент Мадара четко понял, что все изменилось.       На этот раз такого шока, как в прошлый скачок возраста, Тобирама не испытал. Память вернулась во сне, и он равно помнил и то, что было в это его «второе детство», и своё прошлое.       О, он был благодарен Учихе за терпение и возню с ним-ребёнком, повторять истерику недельной давности не собирался, но всё равно было странно.       Без воспоминаний о стране Воды он точно был счастливее. И спокойнее. Не матерился через слово, не был таким параноиком, но это его жизнь — и что бы ещё ни предстояло вспомнить, он хотел вернуть память. А значит — вести себя тихо, не провоцировать Учиху нарушить обещание не убивать, вникать потихоньку, что ж там такого, зацепившего брата намертво.       — Пиздец, — тихо вздохнул Тобирама и флегматично развернулся к Мадаре спиной. Или жопой.       Учиха бы даже поверил в то, что его послали, не лежи сейчас Тобирама мало того что на его волосах, так еще и в обнимку с их кончиками.       Может, изменилось не так уж много?       Ну вырос. Ну становится понемногу прежней сволочью из милого ребёнка. А за волосы так же цепляется, и шипит недовольно на попытку вытащить длинные пряди.       — Завтракать! — прибег к волшебному слову Учиха, заставив белобрысую мелочь наконец отпустить его волосы, и поднялся. — Умываться и завтракать.       Кое-что никогда не меняется.       — Мисо? Рыбка?       — Бля, нет, — аж шарахнулся Тобирама, падая на пол. Связанный волосами Мадара вынужденно кувыркнулся следом, — нахуй-нахуй.       Мадара таки отобрал у Тобирамы свою шевелюру и задумчиво поинтересовался:       — А что тогда есть будешь?       Вопрос «и что такого произошло у тебя за три года, что от любимой рыбки и мисо ты шарахаешься с воплем «нахуй»?» Мадара пока оставил при себе.       — Не надо бля меня кормить, — резко зашипел Тобирама и в два кувырка свалил из комнаты. Судя по звукам — на кухню.       И что это было, спрашивается…       Плюнув, Мадара не спеша оделся сам и свалил через окно в сторону работы. Пусть Сенджу успокоится, что ли. А нет — ну, не очень-то и надо.       А вырастет мелочь окончательно раньше, чем вернётся Хаширама — будет пинком отправлен к себе.       Полетит хорошо.       Правда, что он будет делать, если мелочь по-прежнему останется на шее Мадары с уверенным «Мадара-сама»?       Будущее выглядело нихуя не определённым, а потому Мадара решил просто отложить все эти мысли и решать по обстоятельствам. Захочет Сенджу остаться — будет приучаться не хамить и не бесить Мадару. Не захочет — полетит к брату на ускорении от пинка.       Дела всё равно не ладились. Меж старейшинами не прекращались споры и ругань, раздел территории деревни был даже не близок к завершению, поскольку всякая мелочь начала просить хотя бы не селить их вперемешку с кровниками, на что Мадара только шипел и напоминал, что придя под сень Конохи все обязались оставить былую вражду. Да-да, и лично вы тоже!       И лично Мадара тоже, вон, у Сенджу тоже младший брат Хаширамы живым бегает, или говорите, что Мадара-сама не Учиха, раз может на горло наступить себе?       В таких бессмысленных препирательствах прошёл почти весь день, про обед Мадара благополучно забыл и вернулся домой позднее обычного.       Дома обнаружился удивительный порядок, признаться, Мадара ждал очередной истерики и разгрома, но Сенджу не оправдывал этих ожиданий.       Чистота, строгая и серьёзная буквально вымеренная чистота. Кажется так психовал дракончик.       К тому же его нигде не было. В груди подозрительно засосало. Неужели просто… Ушел?       Вряд ли, конечно. Должен понимать опасность этого, должен понимать недопустимость убийства свидетелей из собственных же соклановцев. Да и барьер был цел, а он не должен был выпустить дракончика наружу.       Но всё равно неприятно.       Дом Мадара все-таки обыскал. Нигде не было маленького засранца, и, уже чувствующий как седеет Учиха мысленно готовился к смерти от рук Хаширамы, когда наконец додумался осмотреть еще и крышу.       На крыше Сенджу и нашелся. Сидел, припрятавшись от лишних взглядов, щурился на солнце и неодобрительно покосился на недовольного Учиху, нарушившего его покой.       Зашипел Мадара не хуже породистого кошака, едва сдерживая желание выпороть засранца.       Два прыжка, и вот уже Сенджу недоумённо хлопает по-совиному глазами. Мадара был в ярости, и ещё чуть-чуть и пар повалит.       — Привет, — спокойно поздоровался Тобирама, даже не подозревавший, в какой хватке чуть не оказалось его ухо. Руки у Мадары так и чесались.       Сдерживать себя Мадаре пришлось огромным усилием воли. Дома засранец не покидал, и пороть формально было не за что. Кроме того, конечно, что сам Учиха переволновался, что с Сенджу могло что-то случиться.       — Обедал? — резко уточнил Мадара.       — Ага, — кивает Тобирама, задумчиво запрокидывая голову, — чай и онигири в пакете вон там.       Свёрток и правда стоял недалеко от пледа, на котором устроился Сенджу. Да и сидел тот так, что не заметно с улицы. С комфортом, да и ловушку Мадара приметил.       Поколебавшись между «с глаз долой раздражающий фактор» и «не оставлять Сенджу без присмотра», Мадара с сожалением выбрал второе. Сел неподалеку, постарался выдохнуть.       Ничего страшного не произошло. Парень просто выбрался подышать воздухом. Позаботился о скрытности. Всё в порядке.       Сердце не успокаивалось. А если бы с ним что-то случилось, поймали, увидели, ошиблись бы. Враги проникли бы и решив, что это ребенок Мадары, любой ценой убивали бы?       Равно как и то, что на крышу запрета не было, и дракончик все делал, как ему сказано, да еще и думал перед тем, как сделать.       — Впредь оставляй записку на втором этаже, если соберешься уйти с видного места, — наконец выдает Мадара.       Ограничивать бессмысленно, не послушает, взрослый уже. А вот потребовать предупреждать — вполне. Чтобы Мадара хотя бы знал, искать дракончика, решившего сыграть в прятки, в доме, или бежать переворачивать вверх дном всю деревню на предмет того, куда дели мелкого Сенджу.       — Что-то не так? — ловит его настроение дракончик, подползает ближе, всматриваясь в лицо Мадары.       Плохое зрение, особенно в такой темноте, понимает Учиха, вздыхает. Как объяснить все это Сенджу и надо ли?       — Пока твой брат не вернулся, за тебя отвечаю я, — говорит он, — за то, что ты жив, цел, здоров, не попался никому на глаза, никуда не пропал. И я не хочу судорожно гадать, спрятался ты в доме по какой-то причине, или случилось какое-то дерьмо, требующее срываться и искать тебя уже по деревне и далее.       Да, он волновался. Не потому даже, что не доверяет, а потому, что дракончик не ориентируется в новой деревне, не знает — и не должен — людей вокруг, а случиться может что угодно.       — Я уже не маленький, — резко зашипел Тобирама, даже белые волосы словно встали дыбом иголочками. И правда грива дракончика… умилительно-маленького ещё.       — Я волновался, — признаёт Мадара.       Стихает дракончик моментально. Сидит надутый, как мышь на крупу,       — Я знаю, что ты не ребенок, что ты шиноби и можешь за себя постоять, — примирительно заметил Мадара, — но даже сам факт того, что тебе пришлось себя защищать, требует моего вмешательства. Хотя бы потому, что информация о твоем омоложении не должна уйти дальше этого дома, и мне придется или объяснять убитых тобой, или стирать память не-убитым.       — Обезвредить, отключить, не убивать, понял, — фыркает Тобирама, задирая нос.       Раздражение на привычную выходку Сенджу — переиначить всё с высокомерным кирпичом — не возникает. Детёныш слишком мил, и Мадара слишком хорошо понимает причины его поступков. Остаётся только взять узел с едой и распотрошить его. Ночь и правда слишком темна, полна звёзд и очаровани, чтоб проводить её в доме.       Сидят молча, Мадара делает вид, что и правда не замечает, как детеныш перебирается к нему под бок.       Всё-таки ещё детеныш, не взрослый, и под руку заползает с независимым видом, будто так и надо. Мадара только приобнимает его, выдыхая наконец.       Всё обошлось, дракончик будет умнее, и всё хорошо.       Он не курица-наседка, а мелочь пусть его, живёт и радуется. Может, Мадара даже ему пушистый кусочек меха подарит.       И прибьёт к полу в комнате, чтоб точно знать, где будет обретаться всё свободное время Тобирама.       А то ведь никаких нервов не хватит, ведь дракончика никто не должен видеть.       А тот подозрительно сопел под рукой задумавшегося Мадары, засмотревшегося на звезды. Уснул, что ли, или просто задремал?       Прикидывался, но Мадара всё равно на руках оттащил его в комнату, спать. Пацан явно проверял границы допустимого и на что там Учиха пойдёт, как удастся его прогнуть, но это не было проблемой. Пусть наслаждается, тихо фыркает про себя Мадара, укрывая детёныша одеялом. Остатки еды и уборку, раз уж кое-кто взрослый, он на завтра и оставит.       Сам привычно лег рядом, «спящий» Тобирама моментально переполз под бок и теплую, тяжелую руку Учихи, проигнорировав тихий, но все равно самодовольный фырк Мадары.       Да-да, пусть заползает под руку, и прижимается, и вообще ребёнок. Завтра-то он никуда не денется, и — детёныш и правда не изменился. Каким был, таким и остался.       Растет, конечно, становится сильнее, подозрительнее, а ластится так же, как котенок мелкий. Внимания хочет и заботы, как и любой детеныш.       Мадаре даже любопытно, до каких пор мелочь так и будет бессовестно лезть под руки и требовать себя гладить, как большого котика?       Загендзючить ему что ли полосатые кошачьи круглые ушки? Будет ли, как в самом начале, прыгать и утверждать, что он не тигренок, а дракошка?       С этими мыслями Мадара и проваливается в сон, чтобы утром проснуться отдохнувшим и уже спокойным, готовым к новому дню.       Утро ознаменовалось более мирным, чем вчера, совместным завтраком — и даже идиоты перестали так бесить.       И завалы бумаг в кабинете стало меньше, Мадара даже отпустил секретаря чуть раньше.       Пусть отдохнет, он хорошо поработал.       И на сегодня их ждёт тренировка. Прогулка далеко-далеко, чуть игр в лесу, обещание вести себя хорошо и не убегать — Тобирама явно засиделся. Скучно и одиноко, и в меру сил Мадара постарается это исправить.       Он не может сидеть с ребенком весь день, но может хотя бы через день выводить его гулять.       Вот они и погуляют, опять загуляются до поздней ночи, детеныш умотается по полной программе, будет опять тихо и спокойно спать ночью.       На тренировке, впрочем, всё оказалось куда интереснее, чем в прошлый раз. После скачка возраста Сенджу не только повзрослел, но и очень ощутимо эволюционировал. Генин однозначно, по новой ранговой системе. Чуунин? Надо было б проверить в группе, но сенсор тот такого уровня, что спокойно покрывал чувствительностью весь их тренировочный полигон. И чувствовал техники в начале их формирования Мадарой. Чувствовал даже если не мог физически успеть среагировать.       Такого среди Учиха Мадара припомнить не мог. Да и что на поле боя такое Тобирама показывал, не помнил, к своему слишком увлечённому Хаширамой стыду.       Брат наверняка знал, но не распространялся, впрочем, тем интереснее было изучать Сенджу теперь. Как тот взрослел, как рос в силе.       Ещё скачок или два и тот окончательно перестанет казаться ребенком, наверняка станет куда более скрытным в отношении своих способностей. Не стоит разбрасываться такими возможностями узнать его.       Стихийные техники Тобирама точно распознавал. От болота и грязи ушёл на дерево, катон встретил у реки заранее подготовив себе завесу воды и паровую вспышку для контратаки, от фуутона нырнул в подземное плаванье. Благо, дракончику позволяла чакра, использовать в детском возрасте столько пусть простых, но грамотных и следственно эффективных дзюцу.       И разные стихии, весьма высокий уровень для его лет — как, впрочем, и должен быть. Было весьма интересно стараться его подловить, и тянуло применить иллюзии, но с ними Мадара пока не спешил. Цель ведь — оценить уровень и развлечь ребенка, не убить или нейтрализовать сходу.       Дать размяться, увлечь в тай, вымотать, показать стандартную, общедоступную программу, которая в Конохе доступна для изучения каждому.       Впрочем, ухмыльнулся про себя Мадара, в третий раз уходя из-под дождя водяных игл, можно поиграть так, чтоб было весело обоим. Например он поиграет во взрослого Хашираму.       Скопировать чужой стиль легко, особенно того, против кого сражался столько лет и знаешь всё до мелочей. Мелкий Сенджу отпрыгивает в явном удивлении, явно не только отмечая изменение стиля, но и узнавая его.       И шипит упрямо, чуть ли не обидчиво на это.       Видимо, на редкость собственнические чувства к старшему брату не прорезались у Тобирамы, когда появился Мадара, и они с Хаширамой на полных правах в юной Конохе выбирали себе место по душе с видом для неё же.       Они явно были всегда, а присутствие Мадары их только подпитывало.       Такая детская ревность, неожиданно напомнившая ворчание собственного брата. Мадара хорошо понимал её, но считаться с ней не собирался: Хаширама и без того более чем явно демонстрирует, кто ему важнее.       Деревня, выборы эти… Мадаре пришлось напомнить себе, что вот этот мелкий ревнивый дракончик, вспыхнувший красными ушами, не виноват в выборе брата. И он не виноват, просто Хаширама… это Хаширама. Улыбка и светлые глаза, удар левой навытяжку и прямой бой. Слишком обманчивый.       Брат любил об этом напоминать. Тогда Мадара больше верил себе и детской дружбе. Сейчас же глаза брата жглись напоминанием о том, что только с ними он смог увидеть всю обманчивость этой прямоты и открытости.       Но ребёнок тут в любом случае не при чём. Кто б на его месте не попытался бы предостеречь и убедить брата?       Мадара только посмеивается, гоняя мальчишку по всему полигону. Пока ещё можно просто посмеяться, развлечься тренировкой, не думая о том, что именно ждёт в будущем.       Его собственная ревность — не это детское шипение, и он не хочет будить её лишний раз пустыми размышлениями.       И Тобирама тоже быстро забывает шипеть — принимает правила игры, показывает, на что способен в свои тринадцать.       Ему так странно всё происходящее. Память и инстинкты вопят о ненормальности этого. Воспоминания смешиваются, путают, и так странно, что они просто… тренируются? Играют, как играют дети со взрослыми? Что ему не пытаются навредить всерьёз. Что очевидно, что даже пропусти он удар, Мадара успеет остановить руку.       Через пару дней Тобирама и нарвался. Причём, что самое обидное, сознательно, проверяя, то ли реакцию Мадары как шиноби, то ли уровень его ненависти к кровникам. Освоившись мелочь начал не только прогибать Учиху под себя, пробуя границы, но и выяснять истинное отношение между ним и нынешним опекуном       Ощутимую, но неглубокую царапину на мелком нахале Мадара все же оставил, сам же после тренировки и обрабатывал, так и не сознавшись, что заметил намеренность неуклонения.       Такой ребёнок, ками-сама, и реакции всё равно детские. Но пусть видит и знает — его действительно никто не обидит.       И никакая месть не вернёт прошлого. Для Мадары она не имела смысла — имело смысл разве что выполнение последней просьбы.       А белобрысое создание — ни в чём не виновный ребёнок. Тот, ради чьей защиты вся эта деревня и затевалась.       Об этом он ребёнку и говорит, закрепляя повязку. О том, что они хотели защищать детей. Даже тех, кто детьми себя не считал.       Неодобрение в голосе всё равно проскальзывает. Мадара всё-таки воспринимает белобрысую мелочь взрослым, слишком хорошо помнит… И слишком в духе Тобирамы такой выпад на прощупывание границ. Слишком взрослый взгляд.       Это задевает. И Мадара показывает своё недовольство. Тем, что это пришло в голову Сенджу? Нет. Тем, что такая ситуация сложилась. Тобирама тут ни при чём — вряд ли сам бы Мадара в его возрасте в такой ситуации поступил бы иначе.       И это ничего не изменит в его отношении к Сенджу.       Тот даже не шипит на это недовольство. Слишком озадачен, задумчив, но наглеет всё так же. Чем ещё объяснить то, что едва оказавшись дома, он схватился за расческу?       Мадара попытался отговориться делами. Ему честно позволили сесть за бумаги, но только чтобы обнять тихонько и всё-таки докопаться до его волос с расческой.       Стоило отдать должное — все это не мешало заниматься делами. И, чего скрывать, было приятно. Такое простое и банальное человеческое тепло.       Рядом. Очень тихо, очень по-шинобийски рядом. Когда отслеживают чужое состояние, подстраиваются под него, ловят важные нюансы на лету.       Так… естественно и приятно.       Поймать и расчесать мелочь в ответ оказалось весьма забавным опытом. Дракончик округлил от удивления глаза до такой степени, что почти мутировал в совёнка. Даже немного жаль, что Сенджу такой коротковолосый. Очумелого хлопанья глазами при попытке осознать что происходит не случилось — Мадара всё расчесал.       Коварно, но тигрёнок-котёнок сам виноват.