На границе Пустоты

Я все-таки умер? Ничего не болело, а это странно. Смутно помню, что упал с высоты и сильно ударился… Я раскрыл глаза, и… Все было мутным и каким-то неправильным. Именно так и выглядит мир, когда болеешь или перепьешь, но ни того, ни другого со мной давненько не случалось. Нет, не было никакой черноты перед глазами, как я опасался, а наоборот — чуть розоватый от закатного солнца деревянный потолок. Деревянный потолок? Я что, снова в монастыре? Я несколько секунд рассеяно моргал, — ощущение «что-то не так» начинало распирать изнутри, становясь все более отчетливым. Неверяще вытянул руку вверх, к потолку, как бы собираясь коснуться его и проверить реальность… И вздрогнул, увидев смуглые тонкие детские пальцы с короткими ногтями и их белесыми, как чеснок, лунками. Что? Несколько раз крутанул кистью. Слушаются, и вправду же — мои… Повернул голову в бок, и дыхание перехватило — я точно был не на Эрде. Желто-оливковые панели в деревянных рамах. На одной висел шелковый свиток с гравюрой — мотив, знакомый с детства: склон величественного Фудзи. Все вокруг выглядело как классический японский дом, минка*. Единственное, что диссонировало с интерьером комнаты — напольные колонки, обтянутые черным паралоном. Я понял, что мое сердце застучит так громко, будто это через них воспроизводились звуки ритмичных грохочущих сокращений. Время шло, а я таращился на светодиод на боковой поверхности одной из колонок, а потом будто бы сознание пришло к какому-то выводу само по себе. Вскочил на ноги. Окружающее пространство увиделось с непривычного ракурса и из-под длинной темной челки. Что за бред? Я вновь поглядел на непривычно маленькие ладони, узнал их, и меня всего передернуло — когда-то, понятия не имею, сколько времени назад, у меня были такие же… Вот те же угловатые ногти… Даже привычно обкусанный заусенец… Может… Сзади раздались приглушенные шорохи, я излишне резко обернулся на звук — голову чуть было не повело, — и увидел силуэт, вырисовывающийся на тонкой рисовой бумаге решетчатых фусума. За ширмой кто-то стоял. Тень плавно двигалась, изгибалась, принимая причудливые формы, и мне на мгновение показалось, что со мной играют в театр теней. Человек, медленно двигаясь, водил плечами и менял наклон головы — все выглядело так, будто за комнатной перегородкой сейчас одеваются. Сощурился, — кто там? — и уже почти задал вопрос, но осекся: на деле, лишь открыл рот, поняв, что собрался выкрикнуть фразу на всеобщем языке Индралийского материка… Японские слова всплывали в памяти слишком медленно, с задержкой. — Где я? — неуверенно прошептал я на пробу. Вышло глаже, чем опасался — губы быстрее рассудка выговорили искомые слоги, а он догонял произнесенное лишь через несколько мгновений, будто сверяясь с озвученным. Но голос! Собственный голос срезонировал внутри черепной коробки высоким неуверенно хрипловатым фальцетом. Что за чертовщина? — Да что происходит? — спросил вновь, и внезапно осознал, что меня скорее всего не услышат. Нет. Напрягся. Нет. Фигура развернулась, на мгновение сделавшись узкой, приблизилась, став контрастней, четче, и перегородка, шурша, начала отъезжать в сторону. Я сделал шаг назад, уставился проем. Ты. *** Напротив меня стояло прошлое. Глаза у этого прошлого были знакомые, серо-голубые. И поджатые губы, единственно выдававшие хоть какую-то эмоцию. Да чтоб тебя… Я отступил еще немного. Спустя столько лет… Бордовая юката*, волосы распущены на пробор, шея без бинтов, обвитая колючей проволокой шрамов. — Со-би… — произнес я по слогам и вдруг почувствовал… Не подумал, а именно почувствовал, как давно не произносил твоего имени. Ты не повернул головы — размеренными неспешными шагами направился к приоткрытым седзе, за которыми виднелся зеленеющий в последних лучах солнца сад, проскользнул мимо, будто сам был призраком, и, отодвинув перегородку, остановился на пороге внешней, окружавшей дом, веранды. Я смотрел тебе в спину, пытаясь хоть как-то совладать с чувствами — мир в очередной раз перевернулся с ног на голову, и я с трудом мог разобрать, где верх, где низ, — и только сжимал непривычно маленькие кулаки от царящей в душе растерянности. Твоя голова склонилась, а после ты повернулся, разглядывая что-то в саду, и профиль с розоватым отблеском на щеке почудился недостаточно четким. Я, щурясь, сделал несколько осторожных шагов — странное чувство, что рассматриваю тебя впервые, постепенно захватывало сознание — черты лица выглядели очень знакомо, но одновременно казались мне совершенно чужими. В моей памяти ты был красивым, небывало высоким, сильным и взрослым… А сейчас… Что-то случилось? Или же это только моя память являла тебя таким? Соби… Сколько тебе было, когда мы познакомились? Двадцать один? А мне сейчас сколько? Я откинул челку, свалившуюся на лоб. Черную асимметричную рваную челку… Ты выглядел младше, чем Сид… У того, вон, действительно кулаки — кузнечные молоты, да верста в плечах. А ведь я привык считать его чуть ли не ровесником и даже мог уложить на лопатки в шуточном бою, хоть и не обладал такой же комплекцией… Нет, в воспоминаниях ты совсем не походил на Сидура, а скорее виделся гибким и сильным, но настолько узкие запястья… Ты всегда был таким? Неправильно тонким, почти прозрачным? Или… Черт! Сколько же тут прошло времени? Где мы вообще? Я растревоженно хватал ртом воздух, не понимая, за какую мысль хвататься первой — они метались в голове, и ум скакал с одной на другую, как по кочкам на болоте, а в какой-то момент я окончательно увяз, оступившись, и… Стоп. Я резко дернул головой и отвернулся. Хватит. Мои переживания не имеют ровным счетом никакого смысла, если я не могу повлиять на происходящее. Видения вернулись? Хорошо, значит я буду думать, что все происходящее — сон. Просто странный причудливый сон. Я спокойно уселся на пол там, где стоял, оперся ладонью о бедро, как раньше делал Шиз, и принялся разглядывать шелковый свиток с пейзажем. Спустя минуту краем уха услышал, как тихо скрипнули деревянные доски внешней веранды, а затем последовал перебор деревянных гэта*, мерно цокающих по камням своей подошвой. Захотелось обернуться, но я стойко пялился на гравюру. Фудзи-сан* угрюмо взирал на меня с цветного отпечатка, словно попрекая, — или это опять мое воображение? Я зажмурился, не желая видеть его мглистый покатый склон, будто гравюра и правда могла мне что-то выговаривать. Посидел так немного и внезапно почувствовал, как внутри будто лопается какая-то струна и на излете обжигающе хлещет по ребрам. Зажмурился, сжался на мгновенье и, стряхнув надоедливые мешающие патлы, встал. Надо узнать, где я. Оглянулся, увидел алеющую усталую солнечную дорожку на полу, образованную створками не до конца задвинутых седзе. *** Я заглянул в ту часть комнаты за фусума, из которой ты появился. Эта половина скорее всего предназначалась для сна, когда первая являла собой некое подобие гостиной. И тут безликое просторное пространство не поведало мне никаких подробностей, я даже не погнушался «пройтись» по шкафам, пользуясь бестелесностью, но там отыскались только свернутые улитками футоны, немного одежды — непонятно чьей, — и единственное, что хоть как-то напоминало о тебе — черная дорожная сумка на молнии, которую я бы и не заметил, если не мигающий огоньком телефон на дне ее разеванной пасти. Складывалось впечатление, что ты тут гость — никаких личных, характерных для обжитой комнаты вещей или украшений. Может быть это дом, в котором живет… Сеймей? Ладно. Надо пройтись еще. Мне не потребовалось отодвигать расписанную хризантемами входную перегородку, чтобы попасть в коридор. Темный и длинный, он провел меня по периметру дома, прервавшись лишь у парадного входа большим холлом, где, должно быть, хозяин принимал гостей, и, сделав несколько поворотов под прямым углом, он вывел обратно к хризантемам. Должно быть, дом был построен по замкнутому контуру, вдоль которого располагались комнаты, и в каждой имелся свой собственный выход на внешнюю веранду. По логике, тут должен иметься внутренний двор. Пройдя стены насквозь, я действительно обнаружил еще один маленький садик с кривой сосной у декоративного мостика. Немного полюбовался зеленой, ещё только созревающей шишкой — должно быть, тут конец лета. Прогулявшись по внутреннему двору, я заглянул в противоположные твоим комнаты, и тут, по сравнению с Цитаделью, было так же пусто. Однако помещение показалось мне жилым: низкий стол со стулом без ножек, тумбы, на одной из которых лежала книга в яркой глянцевой обложке, на стене — крупные, расписанные кандзи, веера. Под ними на полу стояла подставка с катаной и парным ей вакидзаси*. Я подошел поближе к мечам и вновь пожалел о своей бестелесности — захотелось достать сталь из ножен и оценить работу мастеров. Судя по характерным потертостям на оплетке рукоятей, с этими мечами как минимум тренируются, а если некий господин в таком богатом доме счел эти клинки достойными, то, возможно, они и вправду хороши? Постоял в задумчивости. Навряд ли они принадлежат Сеймею — мне всегда казалось, что он… белоручка. Да и вообще, откуда у брата такой дом? Может быть, они принадлежат… Как его? Нисею? Хотя, помню, поговаривали, что хорошая сталь в Японии стоит баснословно дорого. Откуда подростку взять такие? Впрочем… Мне вот на четырнадцатилетие была подарена пара мечей из сумеречной стали… Так что все может быть, все может быть… В глубине дома послышался шум, и я направился на звук. Там, где шум, там люди. Может, и ты там? Трескотня исходила, как оказалось, из кухни — пожилая женщина вошла со стороны сада и теперь выкладывала из сумок продукты, напевая какую-то песенку себе под нос старческим дребезжащим голоском. — Оба-чан! * — послышался еще один голос из-за седзе. Сначала в кухне появились еще два пластиковых пакета, а следом вошел молодой парень в нейтральном черном костюме. — О, спасибо… — прервала свою песню женщина и поймала растерянный взгляд паренька. — Оба-чан, хозяин уедет на рассвете, так что не гни спину, не готовь много. Женщина пожевала морщинистыми губами и закатила мутноватые глаза к потолку: — Все ему дома не сидится… То туда, то сюда… Эх… Но, так или иначе, кто вас, оболтусов, кормить будет? Да и этого… гостя господина… — старуха принялась разминать спину, чуть прогибаясь в пояснице назад. — Бедный мальчик… Совсем ничего не ест. Что ни готовлю, все не тронутым остается. Так, только супа отхлебнет… — Так это… По поводу Агацумы-сана… До следующего-то месяца босса не будет, вот и ему тут нечего делать. Уедет он восвояси. На время отсутствия Оно-сама велел мне за этим, его гостем, присматривать. Так что остаемся только я с Накамурой, да Кавагути с Мацумотой. Оба-чан, вы ж знаете, мы постоянно где-то пропадаем… Так что… — То есть я что, зря накупила столько тофу? Он же попортится за неделю! Созреет, жестче станет… А Сехей-сама любит молодой… Может, булочек наделать? Он их всегда уплетал за обе щеки… — Оба-чан окинула задумчивым взглядом свертки на столе. — Так и сделаем, я булочек напеку, пускай в дорогу возьмет… Далеко-то хозяин собрался? — Да в Сингапур, по делам. — М-м… Никогда я в этом вашем Сингапуре не была… И что там делать? — принялась ворчать женщина, а я потерял к разговору всякий интерес. Значит, это дом некоего «хозяина», Оно-самы, Сехея-самы… Оно Сехей… И ты его гость. Хорошо. Я кивнул сам себе и решил обойти дом снаружи. Может, тот самый «хозяин» объявится? И вообще, с чего бы тебе быть гостем этого состоятельного господина? Какие у вас могут быть дела? Может, поручение Сеймея? Выйдя на веранду, окружавшую дом, хмыкнул — солнце, еще недавно окроплявшее красными лучами всю округу, практически полностью село, оставив лишь на горизонте густо-оранжевое зарево. Я вздохнул. Ну что, осмотрим окрестности? *** Я вышел в сад, куда только-только наползли сумерки — большой, просторный, как вокруг храма. Вот серебряная сосна, чьи корни частично оплели огромный валун, расположившийся у ее подножья, охапки высокой травы с желтоватыми кисточками, а дальше полумрак какого-то кустарника, сквозь который проглядывает каменная тропа, змеящаяся от минка* вглубь сложного многоуровневого ландшафта. Где-то неподалеку двойным щелчком ритмично клацал бамбуковой качалкой сикаодоси*. Мне даже подумалось, что я попал прямиком на облюбованный искусным садовником горный склон. Большой сад… Может и вправду неподалеку святилище? А хозяин — какой-нибудь высокопоставленный священник синто? Тогда где он? Порассматривав ландшафт, я неспешно пошел по тропе — низкие редкие каменные фонари прокладывали дорогу в багровой темноте. Я впитывал в себя окружающие звуки — шелест трав и хвои, клекот невидимой в ветвях птицы, стук бамбука да журчание ручья, спускающегося с камней. Как и прежде, я не чувствовал температуры, запахов, все так же не ощущал материи — вновь бестелесный дух. Поднявшись по ступеням, я остановился у запруды, небольшой и уютной, поросшей водяными лилиями да ковылем, — «стук-стук, стук-стук», — задумчивым эхом отзывался бамбук моему медленному ритмичному сердцебиению. Спокойствие этого места остужало дух, как бы приглашало задуматься о вечном. Я потер кончики пальцев друг о друга и несогласно повел бровями. Почему у меня прежнее тело? Вытянув руку, я смотрел на то, как сжимаются и разжимаются пальцы. Раньше я не обращал внимания на то, в каком именно виде появлялся, а вот сейчас разница стала настолько очевидной, что игнорировать ее было невозможно. Да и одежда… Джинсы, футболка, кроссовки — я видел их, но совсем не ощущал тяжести ткани, не слышал ее шорохов, даже, кажется, тени на ней отображались неправдоподобно. Длинная челка, низкий рост… За исключением ушек, я был таким, каким исчез из этого мира. Может, вселенная меня запомнила именно таким? Появляясь тут, я автоматически принимал соответствующий вид? Или же… — Кваа… — откуда-то из ковыля сказала лягушка*, — ква-ква… Я нахмурился. Появилось, чувство, будто я очень близок к отгадке и пытаюсь нащупать ее, как дверную ручку в полной темноте… Кей говорил, что до тех пор пока я «слишком человек», мое сознание срощено с телом. Мне пока невозможно существовать без него… Однако будучи Творцом, я мог привязаться и к иным вместилищам — к дереву, к человеку, к животному, — расквартироваться там и начать воспринимать окружающий мир через новые органы чувств… «Мы восстановили тебя», «твое сознание не представляет себе существования вне тела», — сами собой вспомнились слова ребят, прозвучавшие, когда я только попал в систему. Я нахмурился сильнее… — Квааа… — вновь раздалось из травы, а следом с противоположной стороны запруды послышалось тихое и сонное в ответ: — Ква… Я с силой надавил пальцами на глаза и покачал головой. Когда мое тело теряет сознание, отключается, будь то сон или обморок, когда мне не за что зацепиться, я почему-то оказываюсь тут… На Земле. Всегда где-то рядом с тобой… Возникаю без каких-то видимых закономерностей или циклов, в неопределенном хаотичном порядке… И всегда при одном условии — только когда я Источник. Бестелесный Источник, не способный на творение… Сердце зачастило — отгадка, казалось, на поверхности. Губы немо прошептали: — Это ты… Соби, ты водил за собой все это время иллюзию моего присутствия? Моего призрака? Со всего размаху я хлестнул ладонью по траве, и она прошла насквозь. Я сжал кулак. Ты думал, что я погиб, и придумал себе вымышленного меня? От этой мысли нутро ухнуло куда-то вниз, в груди, казалось, образовалась пустота — даже стука сердца не разобрать. Я резко сник, опустился на корточки, уронил в ладони лицо и неожиданно для себя беззвучно рассмеялся. А теперь, получается… Мое сознание обосновалось в этом созданном тобой приведении? Плечи начали содрогаться в тихом истерическом смехе: — Я как Горбар! Призрак под Цитаделью, который не способен далеко уйти от места своей гибели! Так и я не могу далеко уйти от тебя — в этом мире не осталось моего тела. Ты — как склеп, как моя могила? Безумный болезненный смех начинал постепенно стихать. Осознание, оказалось, имело вкус куда острее жгучего перца — от нее закладывало нос и резало глаза. Я кусал губы, глубоко дыша, жмурился, чтобы не расчувствоваться окончательно, с силой сжимал кулаки, а в какой-то момент все же набрал в легкие побольше воздуха и протяженно выдул обратно — не надо истерик, я больше не маленький. Лягушки на пруду расквакались и теперь хором пели свою аритмичную лунную песню под бой бамбуковой качалки. Я поднял взгляд вверх и сощурился, увидев очертания острого, как серп, полумесяца. *** За густыми кряжестыми соснами спрятался павильон, подсвеченный лишь собственным внутренним светом. Ты пошел туда? Или там этот «хозяин», Оно Сехей? По пути я не встретил ни одного святилища, как это бы сталось, будь то действительно дом священника синто. Скорее, обстановка напоминала чьи-то богатые владения — сад хоть и был традиционным, но периодически проскальзывали следы цивилизации: видеокамеры, скрытые в ветвях, с одного из поворотов тропы хорошо просматривалась автомобильная парковка. Одноэтажный павильон размером с небольшой крестьянский домик стоял на берегу верхнего озера, опустив несколько свай в воду и образовывая своей верандой своеобразный причал. Тропа изгибалась вдоль глухой стены и выводила к ее деревянным ступеням. Я сделал несколько шагов по кипарисовому настилу и ненадолго остановился, оценив великолепие вида. Озеро с лунной рябью, виднеющийся по правую руку сад, сонная пара мандаринок, устроившихся на берегу… Красиво. В павильоне кто-то тихо ступал по рапсовым циновкам, порождая еле слышное шуршание, и если его проигнорировать, можно было представить, что я тут вообще один. Но игра светотени на седзе… и оставленные на пороге две пары гэта. Я повернулся ко входу и попытался угадать, что происходит за плотной бумагой наружных перегородок — в комнате горел неяркий свет. Послышался незнакомый, глубокий баритон: — Я уеду в Сингапур по делам. Можешь отправляться к себе. Как вернусь, Куросава даст знать. Ты не ответил. Судя по контексту говорящий и есть тот самый «сама». Ну что же… Я погрузил руку за перегородку, убеждаясь, что вновь пройду без помех, и аккуратно ступил за порог. Сердце ухнуло в пятки. Увиденная картина оставляла рваный, не подлежащий точной стыковке край в моем представлении об этой реальности. Ты лежал навзничь посреди павильона, распятый и голый. Юката, сброшенная с плеч, улеглась под тобой на футоне, собираясь в складки и вздымаясь на изломах и швах. Симметрично каждое из бедер перечеркнуло веревкой в два оборота и вплотную повязало с голенью так, что нога сгибалась в колене острым рыбьим плавником. Запястья, стянутые до красноты, насильственно приросли сложными узлами к щиколоткам, и вся эта поза заставила тебя широко развести колени. Теперь они, острые и худые, раскрылись, оставляя низ живота и пах в беззащитности, а между твоих ног на пятках сидел мужчина, задумчивый и сосредоточенный, как скульптор, и созерцал открывавшуюся его взгляду картину из-под полуопущенных ресниц. Он молча гладил свой гладко выбритый подбородок большим пальцем, а ты… Ты сжал кисти до вздыбившихся вен и натянутых сухожилий и, откинув голову на бок, равнодушно смотрел в стену — ничего не осталось в твоем лице. Даже губы, выдававшие былое напряжение, сгладились, окончательно побелели, слившись по цвету с кожей на щеках. Ты еще больше сделался похожим на фарфоровую куклу. Ничто не двигалось в этом моменте — я даже тряхнул головой, удостоверяясь, что вижу перед собой реальность, а не застывшую иллюзию Кея. Да твою мать, Соби! Какого дьявола тут происходит? Будто расслышав мои мысли, «хозяин» привстал на колено, тень сбежала, и — я увидел его лицо. Относительно молодой, не старше Мира, холеный брюнет с гордым хищным носом и красивыми зелеными глазами. Он уверенным движением занес руку, и неожиданно мягко положил ее на твой живот, провел по бедру и огладил колено. Твое тело не отозвалось на прикосновение, оставаясь лежать спокойно — грудная клетка вздымалась ровно, словно все, что происходило, не имело к тебе никакого отношения. Внезапно по твоему лицу еле заметно пробежала судорога, мой взгляд прилип к твоему подбородку, проскользил ниже, по груди, животу и запнулся о промежность — ты совсем не возбужден. В желудке кислым молоком свернулось дурное предчувствие. — Рано или поздно ты начнешь получать удовольствие, — прозвучал сухой баритон, — я научу тебя удовольствию. И тогда ты станешь моим. Погодите-ка. Это что? Это не по обоюдному согласию? Я вновь перевел взгляд на твое лицо, не понимая, какого черта ты тут делаешь? Ты многое можешь, тем более избавиться от подобного внимания. Мужчина в одно резкое движение навис над тобой, оперевшись тебе на грудь предплечьем, провел пальцем по шраму на твоей щеке, затем спустился вниз и проследил касание линии рубцов на шее. Приподнялся, вновь посмотрел на тебя, как смотрят на коллекционное произведение искусства, и его глаза блеснули в желтоватом полумраке. Он прошептал: — Красиво. Ты весь красивый. Бровь дернулась, и я мрачно посмотрел на всю эту сцену вновь. Сеймэй... Только у Сеймэя есть власть заставить тебя делать то, чего ты не хочешь. Твой, черт бы побрал этот мир, настоящий хозяин. Тот, кого тебе невозможно ослушаться. По ассоциативной цепочке поднялось воспоминание о молебне в главном храме Арэ — как невыносимо рвало резерв, как тошно и плохо мне было, как я в те моменты напоминал металлического игрушечного латника для детской игры… Я резко тряхнул головой, но воспоминание не хотело уходить, потянуло за собой другое, еще более раннее, которое, я думал, навсегда стерлось из памяти — «Не отдавай меня, Рицка…». Черт. Захотелось что-нибудь разрушить: пробить кулаком створку седзе или вовсе придушить сидящего передо мной человека, но я стоял неподвижно, сжав руки в кулаки, и только в голове сплавлялись мысли с эмоциями, как сталь сплавляется с йарном в огромной доменной печи под горой. Там было все — и моментально вспыхнувшее чувство вины, и попытка ее проигнорировать, и краткое ощущение-воспоминание твоих объятий какой-то давней-давней осенью, и злость на тебя, и злость на себя, и жгучая ненависть к этому несправедливому миру, и жалость к нему же. Бесконечная жалость. Все это сцепливалось, переплеталось, бурлило раскаленным болезненным сплавом между висков, и я схватился за голову, зажмуриваясь. Желание помочь, как-то все наладить, сделать правильным, чадило над внутренним тиглем, застилая рассудок черной слепой пеленой. Я поймал себя на мысли, что отдал бы многое, чтобы избавиться от этого пекла. В том чаду на долю мгновения вновь и вновь мелькал ты среди могильных плит, твои холодные глаза и мое беззаботное «все будет хорошо, Соби», и обещание. Детское глупое обещание, которое я так легко позабыл. Позабыл. Другой мир, другая жизнь, другой я. Того Рицки — когда-то и вправду меня так звали —больше нет. Тут только его призрак. — Да что я могу? — прошептал я, неровно дыша через рот. Надо охладить голову. Прервав вереницу поверхностных вдохов глубоким глотком воздуха, я замер, концентрируясь и выкидывая все, что лопалось огненными пузырями в голове, оставляя вместо этого лишь морозное спокойствие — холодный космический вакуум. Кажется, этим приемом Кея я овладел в совершенстве. Могу ли я как-нибудь помочь? Способно ли это призрачное тело хоть на что-нибудь? Я сверлил глазами угол комнаты. А спустя долю мгновения услышал твой сдавленный выдох. Не стон, а именно выдох — глухой и резкий, такой выходит, когда внезапно получаешь под дых. Соби? Обернулся, и волна первобытной ярости попробовала вздыбиться вновь. Этот урод вставил тебе без какой-либо подготовки. Просто распахнул полы кимоно и одним рывком вошел, обхватив свой член ладонью. А ты только закрыл веки, чуть сведя брови к переносице, и не проронил ни звука. Местный «хозяин» замер — ноздри трепещут, а в прищуре — любование. Захотелось снести ему голову ударом с плеча. — Такой холодный… Такой прекрасный… — прошептал он. И начал двигать бедрами, наращивая темп, приподняв тебя над полом. От движений пояс на юкате ослабел, ворот немного съехал вниз, оголяя плечо, и я увидел набитую разноцветной тушью пасть дракона. Якудза. Вот ты кто, хозяин, босс, Оно Сехей-сама. Я запомню твое имя. Мою душу охватили какие-то непонятные, несвойственные мне эмоции. Я смотрел на то, как тебя насилует этот ублюдок, и испытывал жгучую жалость напополам с яростью. Надо отыскать Источник. Если дать тебе энергию, ты сможешь превозмочь приказ. Я чистый Источник. Мне все равно, через что питать — можно воспользоваться меткой Сеймея, и энергия пройдет через нее. Тогда ты сможешь сам свернуть этому типу шею. Я прикрыл веки, стараясь отыскать в себе силу, но ни черта не находил. В Горбаре был Источник. Такое нереальное тело способно нести в себе Источник, но черт побери, где он? Я сцепил зубы. Пусто. На заднем фоне, будто за кадром, натужно и ритмично скрипели половицы под татами. Жуткий, невыносимый звук. Не разлепляя век, я снова и снова пытался нащупать энергию, выцедить хотя бы каплю… Но ничего. Твою мать! Мир поехал под ногами — внезапно появилось чувство падения, и я еще успел выдохнуть — отлично помню, что это означает… Как не вовремя! Я раскрыл глаза, и напоследок увидел, как твою голову мотает по хлопку багровой юкаты, как по огромной кровавой луже. А затем наступила темнота. *** Я захлебнулся болью до того, как разлепил веки. Она собралась в спине, под ребрами, и отдавалась огненными вспышками в затылке. Я резко всхлипнул и понял, что меня сейчас стошнит, — от увиденного в видении ли? От боли? — напряг гортань в попытке сопротивления. Получился глухой стон. Меня внезапно качнуло в сторону, отчего ненавистная боль — боги, как же давно я ее не испытывал так ярко, — принялась яростно скрести по позвоночнику. «Где Источник?» — все еще бились мысли в голове, как мошки внутри стеклянной лампы, и когда я ощутил внутри ток энергии, вцепился в него сознанием как в спасительный канат. «Где ты была, когда я так нуждался в тебе?» — хотелось спросить у свободно струящейся силы, пока тело сотрясалось во всхлипах. «Черт побери…» — я заскрежетал зубами, сдерживая очередной стон, и раскрыл глаза. На меня смотрела озадаченная остроносая рыжая молодая женщина. Незнакомка рассматривала меня, а я, насколько хватало сил, — ее. Вдруг ее губы скривились, бровь скептически изогнулась, и за этим последовало: — Уна! Ты была права! Он, кажется, не сдох… — а потом, добавила, шепча под нос, — К сожалению… От ее неожиданно зычного голоса мне сделалось особенно дурно — рвота, словно следуя призыву остроносой, все-таки пробралась по пищеводу, но вместо того, чтобы вырвать, я лишь ощутил едкую, обжигающую горечь во рту. В тот же момент передо мной появилась еще одна женщина, такая же молодая, как и первая, а то, на чем я лежал, снова дало крен. Меня вновь покачнуло, и я расслышал лошадиное ржание. Мельком огляделся — крытая повозка. Тюки, вещи и большой матрас, на котором сейчас растянулось мое тело. Вторая незнакомка тоже отвернулась и тоже крикнула куда-то вперед: — Финни все верно сказала, он очнулся, — затем ее взгляд вновь пал на меня, и она спросила высоким почти детским голоском: — Как ты? Поняв, что обращаются ко мне, я лишь напряг лоб, приподнимая брови и устало покачал головой. Сзади послышался утрированно пренебрежительный голос, принадлежавший первой девушке: — Пить сможешь? Милосердная сестрица для тебя лекарство развела — поможет унять боль. Уна — добрая душа, хотя по ней и не скажешь. Лично я тебя бы на дороге подыхать оставила… И над лицом проплыл промасленный деревянный черпак. Несколько капель сорвалось вниз, угодив мне прямо в глаз, от чего в нем защипало, и я зажмурился. Сипло прошептал: — Да… только в глаза больше не лей… — Открывай рот, умник. Женщина была такой же рыжей, как леди Т’а Доран — они показались мне похожими, только вот у незнакомки глаза темные и с чертовщинкой. Я послушно разомкнул губы и ощутил, что вдобавок к горькой желчи, сделалась еще и кисло. Набрав полон рот непонятного отвара, я замер, соображая, как мне теперь все это проглотить и не захлебнуться. Пока приноравливался, услышал: — Не переживай, я туда не плевала… Это было выдано таким едким тоном, что мне сделалось даже весело. Я на мгновение расслабил гортань в немом смешке и тут же, рефлекторно проглотив часть целебной жижи, закашлялся. — Какой ты впечатлительный, святоша… Когда речь идет о ваших шкурах, вы все такие трепетные… Кашель усилил боль, и я попытался найти позу, в которой бы стало легче. Медленно завозился на полу. Ноги шевелились. Значит, боль в спине — это просто сильный ушиб, на худой конец — перелом. Заложив ладонь под поясницу, тихо произнес: — Я не святоша… Ответом мне была молчаливая пауза, которая спустя несколько мгновений прервалась скептическим хмыком, а после и ершистым недовольным голоском, который на этот раз прозвучал с сомнением: — Ну-ну… А что бритый-то? И в их этой робе? — Я сбежал… С церемонии посвящения… У меня шнурка этого даже нет… Говорить было сложно — боль съедала силы, и я прерывался через слово, чтобы собраться. Мыслить, однако, выходило более-менее ясно. Во-первых, я Источник. Проверив тело, я тут же затянул его как можно туже — если тут поблизости есть меченые, «пророки», то я буду в их глазах абсолютно неинтересной, среднестатистической личностью. Во-вторых, я сильно расшиб спину и, слава богам, ничего, кажется, себе не сломал — ну, по крайней мере фатально — ноги работают, значит спинной мозг цел. В-третьих, меня подобрали, приняли за церковника и даже пытаются лечить, хотя судя по интонации рыжей, Клир тут недолюбливают… И все же… — Спасибо… — прошептал я. Надо мною вновь хмыкнули: — Спасибо на хлеб не намажешь. Я усмехнулся, поправил под спиной затекающую руку, сощурился, когда кибитка подскочила на очередной кочке, тихо пережидая боль. — Как твое имя, «недосвятоша»? — услышал я все тот же едкий голос. — Ты выглядишь не как местный… А действительно… Какое? Рикхардом называться больше нельзя… «…ард» — слишком характерно для севера… Я стянул губы, прикусывая — «север»… Как там девочки? А Гедур? Захотелось потянуться силой к Соре, но никак — я сейчас Источник. А может обернуться? Тогда и ушиб залечится очень быстро… Вместо ответа в голове прогремел другой вопрос: «Где Арэ»? Я сконцентрировался, пытаясь ощутить присутствие бога… Но ничего. Будто стянув Источник, я урезал способность чувствовать окружающий мир. Или мне это на аффекте показалось, что я отслеживаю его внимание? Ребят же я всегда чувствовал… Раскрыть обратно? Проверить? Нет. Не рыпаться и поправляться — а дальше будет видно. Главное — ничего страшного не произошло. Просто расшиб спину. Надо немного подождать и прояснить обстановку. Тогда станет ясно… — Финни, оставь его… — послышался голос второй, блондинки. — Пусть спит… Зелье Уны хорошо работает — чем больше будет спать, тем быстрее выздоровеет. Этот отвар со снотворным эффектом? Я чуть встрепенулся, ощутив болезненную вспышку между лопаток, и моментально сник, чувствуя, как голову мягко обволакивает дремота. И правда… Я обессилен, хочется тишины и покоя. Я еще долго лежал с закрытыми глазами, вслушиваясь в скрип телеги, приглушенные разговоры женщин да в мерное цоканье копыт. Просто дремал, находясь на грани между сном и реальностью, а в какой-то момент боль отступила, и я, расслабившись, вновь провалился в сон без сновидений. *** Очнулся совсем ненадолго. — Проснулся? Я не ответил. Полежал немного, пытаясь понять, болит ли у меня что-нибудь. Однако сильнее пульсирующего кома в спине меня волновало, что я не попал к тебе. Хотя и не был уверен, что по-настоящему хотел этого. Ну, попал бы. И что? Все мои мысли мгновенно собрались вокруг Источника. Да как же, черт побери, добраться до энергии по ту сторону? Я отчетливо ощущаю его тут, но на Земле… — Плохо? — вновь спросила та, которую звали Финни. — Сколько я спал? — прохрипел я и попробовал привстать на локтях. По спине полоснуло болью. Сморщился. — Почти двое суток… Скоро вновь стемнеет… Двое суток… Много… Ты не вспоминал обо мне все это время? Кажется, моя догадка была верна. Я появлялся на Земле только в те моменты, когда сознание отключалось, а ты в свою очередь творил мне вымышленную неосязаемую оболочку. Проще говоря — мое присутствие было лишь плодом твоего воображения. Это объясняло огромные перерывы моих странных визитов на землю — ты человек, тебе тоже нужно спать. Если на Эрде прошло двое суток, то на Земле… Около пяти часов? Приблизительно… Около того. Я не мог рассчитать точное соотношение. Надо попробовать уснуть еще раз и, если попаду на землю, постараться дотянуться до Источника. — Еще это снадобье есть? — спросил я чуть резче, чем следовало бы. — Осталось. Болит спина? Налить? Я покивал головой и медленно лег на место. Вскоре у меня в руках появилась чарка, и я выпил залпом все содержимое. Жаль, что это не наркоз — дремота наваливалась плавно, неспешно. — Есть не хочешь? Я прислушался к себе и понял, что меня стошнит, если положу себе что-нибудь в рот. — Нет… Тошнит. Вот воды было бы неплохо… Спустя пару мгновений, порывшись среди котомок, Финни протянула мне флягу: — Только сразу много не пей… Я сделал глоток тепловатой воды и спросил: — Где мы? — Недалеко от Восточного побережья, а что? Я прикрыл веки, представляя карту Индралина. — Ничего. Просто интересно. — Мы доберемся до Селары через четыре дня. Так и знай — сгрузим тебя там! Нечего место занимать. Выздоравливай поскорее. Я хмыкнул: — Спасибо. Вновь улегся так, чтобы смягчить боль, на этот раз на бок, и посмотрел на Финни: — Никак сестрицы А’Канер пригрели меня под своей крышей? Женщина усмехнулась, кокетливо поведя плечом, и вычурно-любезно приговорила: — Не переживай, милый. У тебя кроме этой рубахи ничего нет — ни денег, ни золота. Так что… Тебе ничегошеньки не светит, — и задорно улыбнулась. Я тоже растянул губы в улыбке: — А культ Эйраде помнишь? Сестричка мгновенно подобралась и посмотрела на меня с тревогой. — Не бойся, — спокойно проговорил я, узнавая подкрадывающуюся дремоту. — Моя жена тоже вашей сестрицей была… Финни все еще смотрела на меня с подозрением, и я продолжил: — Когда мир изменится, вспомните культ своей богини. Ей будет нужна ваша помощь… — Что ты имеешь в виду? — спросила Финни, разглядывая мое лицо. — Ты поймешь. Потом, после… Расскажи сестрам. Всем сестрам, которых встретишь. И… — я прикрыл веки. — Если вдруг со мной что-нибудь случится, не хороните меня в земле, ладно? Всякое бывало в моей жизни… Так что... Финни нахмурилась, притронулась к моему лбу и удивленно пожала плечами, а я, окончательно расслабившись, в этот же момент соскользнул в сон. *** Темно. Почему темно? Я вскинулся, повернулся и моментально уткнулся носом в чью-то нематериальную спину. Соби? И в очередной раз обомлел — система. Твоя? Чужая? Систему открывает кто-то из бойцов, вызывая на бой. Чужая. Нутром чую — чужая. Да я смотрю ты мастер вляпаться в неприятности почище меня… Извращенца-мафиози за один день было не достаточно? — Агацума! Что молчишь? — прозвучал с сильным акцентом женский голос, и я вышел из-за твоей спины. Пергидрольная блондинка, китаянка, одна, без Жертвы. Она меня не увидела, только еще больше сузила свои глаза-щелочки и саркастически добавила: — Или звать некого? Знаешь… В Гьянгдзе давно следят за тобой, так вот… О боже… Захотелось закатить глаза — я помнил эти нелепые пафосные речи-вступления перед боем. Так. Не важно, что лапочет блондинка, важно, какова обстановка. Я, чуть напрягшись, перешел на внутренне зрение и выругался — да твой резерв почти на нуле! — там, где должен был находиться сжатый упакованный клубок энергетических нитей, было почти пусто — так, лишь пара блеклых волокон. А связь, идущая от имени на шее, еле теплилась и растворялась где-то в толще системы. Да что можно передать через подобный канал? Сеймей вообще в курсе, что тут бой? — Твой Возлюбленный продает тебя как шлюху, а Нелюбимого случайно убило… Растворило во тьме небытия! Если честно, тебе проще умереть, чем влачить это жалкое существование. Надо отыскать Источник. Тебе надо пополнить резерв, так как, чую, эта леди пришла не только разговоры разговаривать. Я встал напротив тебя, заглянул в глаза, где не было ни отчаянья, ни боли, — только задумчивость. Почему-то сейчас ты смотрел на меня, словно и вправду видел не пустое место. Надо постараться… Надо сделать! Тут, в системе, пространство куда более рыхлое и податливое! Я закрыл глаза, пытаясь прорваться к своему Источнику. Услышал, как на гнусавом китайском начала начитывать свое заклинание блондинка и, ощутив, как система дрожит от ее слов, напрягся и сосредоточился… Где-то там… Есть Исток… Он связан с огромным океаном энергии. Именно через него пробивается в реальность Сила. Сила, которой ты можешь творить мир… Я надавил себе на грудину кончиками пальцев. Давай же, иди сюда! Резко фыркнул — не работает! Кажется, за спиной уже выл ураган, а я сосредоточенно искал в себе эту прореху — Исток… Открыл глаза — ты все еще смотрел на меня, не предпринимая никаких действий. Ты что, дурак, и вправду решил умереть до того, как я смогу вернуться? Внезапно меня осенило — это же ты меня выдумал! Почему-то выдумал простым человеком, так, как в детстве некоторые выдумывают себе друзей… Не Жертвой… Вот я и не мог отыскать в себе Силу… Я со злостью крикнул: — Ну давай же, Соби… Представь меня Жертвой хотя бы на мгновение! Не просто мальчишкой со смешной челкой, а Жертвой… Дай этому телу возможность принять Источник! Ну, давай же! Возможно, ты и вправду меня услышал, а может, в твоей голове промелькнуло какое-то воспоминание или сожаление, но на один миг во мне появилась «слабая точка». Этого было достаточно. Сознание собрало все свое внимание в этом «слабом» месте. Концентрация, как игла, проткнула тело, — я прорывался к Источнику всеми силами. Вот он! Источник! Я начал раздвигать его края все шире и шире, как в прохудившейся ткани — сначала крохотная прореха, а приложи немного усилий, и на ее месте уже зияет огромная дыра. Внутри моего невидимого для окружающих тела запела энергия. Прорвался! Я ликующе раскрыл глаза и увидел лишь взмах твоей ладони, услышал ответное «отвергаю», а после в твоем резерве осталось совсем немного. Ты осел на одно колено. Атака отбита. Слава всем богам! А дальше я сделал все так, как не раз проделывал с ребятами. Сконцентрировав поток энергии, я отправил его в твою метку. Луч бесперебойной поливалентной силы мигом нашел искусственное «имя», влился в него, пробиваясь тонкими извилистыми нитями через неровное «beloved». Я видел, сколько силы сейчас разлетается мимо — метка пропускала совсем немного, связи хватало лишь на то, чтобы вложить в твой резерв лишь одну длинную тонкую нить. Ты не мог взять все то, что я предлагал, но не страшно. Ты все еще стоял, оперевшись на колено, промаргиваясь, словно захмелев от сырой необременяющей энергии, растерянный, ошеломленный. — Сеймей? — удивленно прошептал ты, неверяще касаясь имени кончиками пальцев. Кажется, пополнение резерва взволновало тебя сильнее слов китаянки, вышибло из душевного равновесия, — губы задрожали, зрачки сузились, словно тебе в лицо светил яркий прожектор, и подумалось, что все твое внимание обращено куда-то внутрь тебя самого. — Соби! — крикнул я, отпуская энергетический поток. Черт! Да приди ты в себя! Система вновь содрогалась от плетущегося заклинания противницы. Твое смятение ей только на руку! За моей спиной прозвучал гнусавый мяукающий выкрик как финальный штрих, и тебя прошило длинным светящимся китайским копьем, как бабочку булавкой. — Соби! — я подался навстречу. Древко прошло сквозь грудь, а ты все еще ощупывал «имя», не понимая, что именно сейчас произошло, и только спустя несколько очень долгих секунд попробовал вздохнуть. Вместо этого судорожно захрипел, опустил ладонь, нашаривая на груди сияющее древко, из-под которого едва-едва начала просачиваться кровь, и медленно повалился на бок. Уже лежа выплюнул пенящийся алый сгусток. Вот же дерьмо! Система заходила ходуном — китаянка вновь заговорила… — Да твою китайскую маму! — рыкнул я, а дальше план обрисовался сам собой. Я вновь прикрыл веки, полностью переходя на внутреннее зрение, расширил канал так, как мог за эти несколько секунд, и мысленно завопил, кидая энергетический поток в бесконечную тьму, всеми силами возжелав, чтобы он достиг моей метки, метки оставленной в сущности Шиза — черного круга, теперь уже ставшего совсем метафизическим, видным сейчас как крошечная, едва поблескивающая силой звездочка: — Ши-и-и-и-из! Концентрированный могучий поток будто примагничивался, уходя компасной стрелкой влево и вверх к моей метке — сила быстрее скорости света неслась куда-то через Пустоту, и если бы сейчас рядом разверзлась сама преисподняя, я бы не заметил — главное, не дать потоку уйти на пульсацию, главное, ни на секунду его не прервать! Шиз сможет пройти ко мне — выстроить коридор через Пустоту, воспользовавшись моим «зовом» как координатной меткой. Моя же задача — верить. Верить, зная, что энергетический поток достиг адресата. Время, казалось, застыло. Внезапно систему китаянки сотрясло, и меня пошатнуло, словно при землетрясении. Я раскрыл глаза и вгляделся в черноту. На границе мембраны, там, куда уходил мой «зов», возникло сияние. Оно очень быстро расширилось, и вот пространственный карман уже на две трети был охвачен желто-зелеными всполохами, а мне почудилось, словно мы находимся внутри колдовского стеклянного шара. Послышался женский крик. Бросив свое заклинание, китаянка бегом понеслась на твою половину пространства, озираясь по сторонам и размахивая руками. Было видно, что женщина до смерти напугана происходящим, это даже больше походило на панику, а когда купол ее системы разомкнулся, сливаясь с пространственным коридором Первого, и внутрь опустилась огромная чешуйчатая лапа с когтями длиной в человеческий рост, а после и клыкастая пасть дракона, китаянка приоткрыла рот, закатила глаза и начала оседать на пол. Система вновь сомкнулась над огромным величественным змеем, и раздалось рокочущее гулкое: — Рик? — Ты взял систему на себя? — Конечно, — спокойно отозвался Первый. Я прервал «зовущий» поток, рухнул около тебя на колени и выдохнул — получилось. — Как тебе мои спецэффекты? Ты называл это существо «драконом», верно? Хорошо вышел? Я покосился на перламутровое желтое брюхо, костяные гребни на голове, золотистые глаза с вертикальными зрачками, и выдал: — Ты как всегда на высоте. Перевел взгляд на тебя: без сознания, еле дышишь, захлебываешься, но живой. Обернулся на китаянку — та тоже пребывала в глубоком обмороке в пяти шагах от нас. — Шиз, можешь сделать так, чтобы ее обморок перерос в глубокий сон на несколько часов? По телу женщины зазмеилась ниточка силы, и я кивнул: — Спасибо. Посмотри, а тут ты сможешь помочь? Дракон задумался, а спустя несколько мгновений тело большого ящера засветилось и постепенно сделалось прозрачным. Шиз окончательно перешел в бестелесную форму, закрутившись энергетическим сгустком вокруг тебя: — Я начну. А ты пока вытаскивай Кея. Он лучше разбирается в людях… *** — Огогого… — воскликнул Второй, оглядывая призрачного меня, все еще сидящего рядом с тобой в системе. — А я смотрю, ты почти достиг цели? Я непонимающе нахмурился. — Ну, до бестелесности тебе осталось всего ничего. — Он огляделся по сторонам, осматривая черноту окружающей мембраны. — А что это за новые апартаменты? У нас новоселье? Кей, такой же призрачный, как и я, с любопытством покосился в твою сторону, а затем на бессознательную китаянку. — Новые лица! Так захватывают встречи в последнее время — не передать! При твоем посредничестве, братишка, каждая — сюрприз! Но ты явно улучшаешь навык организатора! Если в прошлый раз был труп, то в этот — паренек помер не до конца, а девица всего лишь без сознания! Я прям предвкушаю последующие: может, даже получится с кем-нибудь поговорить! — Ты можешь помочь Соби? — прервал я его очередной «анекдотик». Кей вытянул губы трубочкой и восторженно захлопал ресницами: — Так это и есть Агацума? Соби? Да быть не может! Дайте же мне на него еще разочек взглянуть! Оу… — Он поглазел на тебя с нескольких ракурсов, материализуясь по разные стороны, и внезапно продолжил, — Что, это он умудрился сотворить для твоего сознания уместную оболочку? Хотя… Как я вижу, не вполне удачно… — Второй окинул меня взглядом аристократки, встретившей грязную побирушку, а после внезапно расплылся в снисходительной улыбке: — Ну да ничего… Какие его годы! — Кей! — Ладно, ладно… Иду я уже, иду… Кей то, Кей се… Тебя охватило плотное облако силы, копье сразу растаяло. Кровь не потекла потоком, как я боялся, ничего такого… Наоборот, раны затянулись, даже одежда — летняя светло-зеленая рубашка — стала целой. Теперь ты просто лежал в полумраке системы и выглядел спокойно, будто и вправду всего лишь спишь. — Готово! Придет в себя часов через шесть, за это время сила из резерва свое дело сделает, и будет он как новенький… Только увы, Рик, метку другого Источника я убрать не могу… Такое может и убить… Это же не тот эффект, к которому мы стремимся? — Спасибо, — проговорил я, с облегчением усаживаясь по-турецки. — Метка… С ней потом как-нибудь разберемся. Выдохнул. В голове царил сумбур. В то, что все не так уж и плохо, верилось с трудом. — Слушай, Рик. А Третьего мы вытаскивать будем? Он, конечно, парень спокойный, но согласись, немного необычно остаться в системе одному после стольких-то лет… Я устало глянул на Кея. Так же устало кивнул: — Сейчас вытащим… Посмотрел в сторону Первого и спросил: — Я надеюсь, у этой системы осталась связь с Землей? Китаянка открывала ее где-то в Японии… Ничего не сломалось? — Обижаешь… — громыхнул в ответ Шиз. — Все нормально. — То есть, мы можем попасть на Землю? Кей оказался рядом и приобнял за плечи: — Братишка, я прям вижу красивую яркую вывеску, которая разворачивается в момент нашего ухода. — Он мечтательно вытянул руку вперед, растопырив всю пятерню, и проговорил по слогам: — Ка-ни-ку-лы! Я хмыкнул. Каникулы для богов Эрды на Земле. Я даже, кажется, уже знаю, за чей счет. Улыбнулся кончиками губ: — Но при одном условии. Кей вопросительно изогнул бровь, а я продолжил: — Вы, ребята, сможете мне сделать нормальное тело? — и быстро добавил, — Не подростка. Я не хочу еще один пубертатный период… Кей засмеялся, весело и заливисто, а я вовремя опомнился и строго посмотрел в его сторону: — И да. Перед тем, как закрыть систему, мы согласуем новую «технику безопасности». А то знаю я, чем это может закончиться… — Никаких ледниковых периодов! — навытяжку, как солдат при исполнении, заявил Второй. — Или как сказал? Пубертатных? Я все-таки усмехнулся. Паяц — Второй… Перевел взгляд на тебя, усталого и спящего, в который раз вздохнул, сощурился, зачесал дурацкую челку пальцами, будто гребнем, и тихо прошептал: — Надеюсь, все будет хорошо. Когда же, если не теперь?