На границе Пустоты

Листовка с черным спрутом была моментально скомкана в пальцах. Я посмотрел исподлобья на охровые норен: за ними виднелась только чернота неосвещенного коридора. — Ребята, — позвал я, все же не оставляя попыток разглядеть что-нибудь за занавесками, — это приглашение. И думаю, что оно не от якудза… — Ты хочешь пойти? — донеслось от Кея. — Чую, сейчас надо поступать как римлянин*. Но вы, пожалуйста, не высовывайтесь. — Послушай… — присоединился к трансляции Гранж, — я останусь на связи, но ты меня перестанешь чувствовать. Остальные тебя вовсе не услышат. — Я понял, — и сразу после моего кивка ощущение присутствия ребят пропало. Я почувствовал себя как в вакууме. На долю секунды сделалось не по себе. — Все в порядке? — ты напряженно глянул на меня, и по этой твоей морщинке между бровями становилось ясно, что ты плохо понимаешь, что происходит. Черт… А с тобой что делать? Я не имею представления, что ты мог услышать из нашего разговора с Сеймеем, и… возможно, ты ждешь от меня реакции… но по-хорошему тебя надо отослать под каким-нибудь благовидным предлогом, и… Вгляделся в твое лицо: собранное, внимательное, со следами тщательно скрываемого беспокойства, но взгляд помрачнел так, словно предстоит бой, и ты собрался разворачивать систему. Я потер обеими руками лоб: соберись… Все сказанное братом, по большому счету, не имеет сейчас значения. Все, что было в прошлом, всегда остается в прошлом и изменению не подлежит. Сделал шаг и обнял тебя, прильнул всем телом прямо на глазах у толпы. Я решил, что я с тобой. Любовь — это не только сопли и слезы. Любовь — это еще и решение. Почувствовал, как ты ткнулся носом мне в висок, а после крепко обнял в ответ. Я провел руками по твоей напряженной спине и попытался объяснить: — Я не знаю, кто меня зовет и чего от него ждать… Но если хочешь, можешь пойти со мной. Если же нет, подожди меня в машине, ладно? — и подался назад. Заглянул тебе в глаза, — впрочем, еще как вариант: возвращайся домой, я сам доберусь. Твоя рука осталась на моем плече. Ты несильно сжал пальцы, и оникс в запонке отразил зеленый свет мигающей рядом вывески. Сказал: — Тогда пойдем вместе. *** Коридор привел в камерный бар. В интерьере органично сочетались азиатский стиль и добротная европейский классика: длинная барная стойка, за ней — полки с разномастными бутылками, над квадратными столиками — оранжевые стилизованные фонари. Мягкие низкие диваны и разноцветные кресла. Приглушенный свет как живой подрагивал вслед звенящим звукам: питейное заведение, в котором звучала живая традиционная японская музыка. Встретил нас тот же самый паренек, который вручил листовку. Самурай поклонился и предложил выбрать место по вкусу, благо посетителей тут было не так уж и много, и мы расположились за утопленным в диванах столиком справа от входа. Старый музыкант, усевшись на пятках в центре зала, последовательно цеплял струны кото. Инструмент лежал на его коленях, как вытянувшийся разомлевший дракон, подставивший бок под руки мастера, а его утроба порождала странную драконью песнь. Ритмы и интервалы, более характерные для человеческого дыхания, нежели для размеренного боя сердца, постепенно упорядочивали творящийся в голове сумбур. Я внимательно оглядывал присутствующих: ничего особенного. Но вот окинув место иным зрением, сразу заметил за стеной яркий Источник, от которого нитью тянулась связь к Творцу. И если первый выглядел как искра, то второй напоминал сосуд с мерцающими ниточками и узелками, которые плавали в приглушенном свечении. Я перевел взгляд на тебя и поджал губы: в твоем распоряжении имелся лишь крепко смотанный клубок из приказов Сеймея. Интересно, ты чувствуешь присутствие этой пары? Там, в глубине дома, силуэт Творца поплыл вдоль стены, и через несколько минут в зал вышла женщина. Я положил руку тебе на колено под столиком, чуть сжал и краем глаза увидел, что ты тоже перевел на нее взгляд, насупился. Незнакомка перехватила из рук бармена поднос и с улыбкой направилась к нам. Высокая, красивая, лет тридцати, с черной прямой челкой и волосами, забранными в хвост. Одета в брюки военного покроя со стрелками из красного канта и в черный блейзер с отворотами. Она чем-то отдаленно походила на Нисея, только глаза другие — спокойные, без вызова, но расчетливая уверенность в глубине зрачков предостерегала, что мы имеем дело с непростым противником. Ты, кажется, это тоже уловил, так как перехватил мою ладонь под столешницей и стиснул. Я успокаивающе погладил тебя по руке большим пальцем: все нормально, пока что это только «переговоры». — Добро пожаловать в «Спрут», — брюнетка улыбнулась и поставила на столик три чашки кофе. Подняла глаза на меня, — или гости желают чего-нибудь покрепче? Я поднялся на ноги и чуть склонил голову: — Благодарю за заботу. Как я понимаю, мое имя вам известно… — NAMELESS… — многозначительно улыбнулась брюнетка, легким движением кисти крутанула поднос и прислонила его к спинке дивана напротив. Села и забросила ногу на ногу. — Ричард Амбьерн… — улыбнулся я и тоже опустился на мягкое сидение. — У вас есть неоспоримое преимущество: вы знаете уже два моих имени, а я, увы, ни одного… — я пододвинул к себе одну из чашек. — Можете называть меня просто Рэй, — брюнетка, как и я, не побрезговала принесенным напитком и подтянула к себе ближайший. Глаза напротив смотрели неотрывно и когда Рэй делала глоток, и когда после она ставила чашку на блюдце, и когда, свернув салфетку, аккуратно снимала несуществующую каплю с уголка губ. Я тоже не отводил взгляд. И улыбался. Крепкая арабика странно сочеталась со звуками кото. Музыкант особенно резко подцепил струну накладным когтем, и его инструмент запел на утробной низкой ноте. Из резерва Рэй выстрелил тонкий верткий щуп и устремился ко мне. А я, защищаясь, мигом воскресил в памяти вид заснеженной долины: белая холодная пустошь, где остановившимися на перекате волнами лежат сугробы, заплутавший ветер крутит стайку снежных хлопьев у подножья одного из них, закатное солнце красит изгибы в золотисто-алый и отблескивает на холодных гребнях до самого горизонта. Если присмотреться, то можно увидеть, как дышит земля через крохотные резные ходы, а под тончайшей корочкой наледи, как под слоем застывшей карамели, снежинки ерошат ветвистые лучи, упираются друг в друга, ломают свет гранями крестовины… Должно быть, Рей надоело рассматривать снега, и она нажала сильнее, чтобы проникнуть «глубже», но и там были только сугробы в закатном солнце. И еще глубже были тоже только они. Я держал концентрацию, не давая ей блуждать по моим воспоминаниям: только снежинки, их лучи и льдистые грани… И когда бровь Рэй все же раздраженно дрогнула, я резко сменил картинку на воспоминание с разеванной пастью аморфного чудовища, охранника капища: крупным планом только отвратительные клыки в черноте, бездонная глотка и нечеловеческий рев. Рей вздрогнула и отпустила. Один — один. — Вы не человек, Ричард, — помедлив, проговорила она и откинулась на спинку дивана. Задумчиво покатала поднос по сидению кончиками пальцев. — О, меня слишком часто упрекают в обратном… — я склонил голову в благодарность за интересный поединок. — …И поэтому, мне было бы приятно разговаривать по-человечески… Рэй согласно смежила веки, а я мельком глянул на тебя. Напряжен, сосредоточен — внимательно ловишь каждый жест противника. — Что привело вас в Японию? — спросила Рей и вновь взялась за чашку. — Контракт, бизнес… все как всегда… каждый преследует свои интересы… — я последовал ее примеру. Твоя чашка так и осталась нетронутой. — Вы уверенны в надежности партнеров? — О… Даже более того… Я уверен в их ненадежности. Но риск мне кажется вполне оправданным. Брюнетка вздохнула и качнула коленом. — До вашего появления предприятие, затеянное Возлюбленным, требовало только динамического наблюдения. Но теперь… Расклад сил изменился. Ричард, вы же понимаете, что сам факт вашего существования несет угрозу для сложившегося баланса. Мы не могли оставить вашу персону без внимания. — Признаться, я удивлен, что наша встреча состоялась только теперь, — я сел поудобнее: — Я ждал вас раньше. — Вы неплохо прятались — имя, надо признать, создано с мастерством. Никто не отличит от настоящего. — Прошу простить, — я улыбнулся и провел по груди там, где были начертаны буквы, — это было продиктовано необходимостью… Рей задумалась, наклонилась вперед, покрутила чашку на блюдце в тот момент, когда кото взяло драматическую паузу, и в тишине скрежет донышка показался неприятно громким. — Чистые бойцы — редкость. Чистых жертв — пересчитать по пальцам за последнюю тысячу лет. Их появление каждый раз оборачивалось масштабными изменениями в существующем порядке. Этот факт делает вас нежеланным гостем в любом доме. Я кивнул. В общем-то понятно. Чтобы лишиться имени, нужно расщепить себя в Пустоте и каким-то чудом остаться в живых после. Это невозможно без вмешательства извне. Жертва без имени — всегда результат работы того, кто способен восстановить уничтоженное. Результат божественного вмешательства. Для местных богов я — третья сила, которая не поддается контролю. Я вздохнул. — Прекрасно понимаю ваши опасения, но хотел бы заверить, что тех, кто меня воссоздал, не интересуют японские острова, и мое проявление здесь — личная инициатива. Более того, в мои планы не входит длительное пребывание на вашей земле. Однако я не стану ручаться за моих благодетелей, если со мной случится какая-нибудь неприятность. У них со мной еще связаны некоторые ожидания. — Я спокойно поставил пустую чашку на блюдце. — И выходит, что моя сохранность — наиболее надежный залог вашего спокойствия. Женщина выдержала мой взгляд и вновь качнула коленом. Скрестила руки на груди: — Кем являются ваши покровители? С кем мы имеем дело? — Я бы сказал, что с друзьями. У нас куда больше поводов для сотрудничества, чем для вражды. Рэй чуть ли не фыркнула: — И поэтому вы связались с Возлюбленным? Я пожал плечами: — Хотя Сеймей толком и не понимает, куда пытается влезть, в моих интересах, чтобы каждая сторона понесла наименьший урон. И как я понимаю, мое присутствие немного увеличивает его шансы на выживание. Мельком посмотрел на тебя. На твоем лице ничего не читалось, даже кисти рук расслаблено лежали на столе, но чувствовалось, ты весь — внимание. Сложно было представить, что именно ты понял, какие выводы делаешь, и как именно теперь будут складываться наши отношения. Я вздохнул. Перевел взгляд на Рэй. Та задумчиво поджала губы: — Она хочет вас видеть. — Ваша пара? — Да. Вы можете называть ее Мичико. Пойдемте, — Рэй встала, прихватила поднос и, не дожидаясь нашей реакции, направилась к барной стойке. Я вновь посмотрел на тебя. Пришлось чуть наклониться, чтобы поймать твой взгляд: ну же! Ты как очнулся, — несколько раз сморгнул, а я положил ладонь на твою руку: — Пойдем. Ты молчал какое-то время, только пальцы под моими еле заметно дрогнули. Ты прикрыл глаза, выдохнул и проговорил неожиданно твердо: — Конечно. Я приблизился и невесомо коснулся губами твоего виска. Прошептал, отстраняясь: — Знаю, что непросто, — и чуть сжал твою ладонь. *** Когда мы вошли в комнату, Мичико сидела в большом кресле-качалке и держала вязание в руках. Почти по-матерински улыбнулась тебе. Она оказалась маленькой женщиной в традиционной юкате. На вид — ровесница Рэй, такая же челка, только волосы не прямые, а воздушно-кудрявые. На лицо они были похожи, как близнецы, впрочем я сильно сомневался, что внешность обеих — явление постоянное. В конце концов, мои ребята меняют облик по своей прихоти. За ее спиной, в окне, виднелся подсвеченный фонарями парк, однако стоило задержать внимание на пейзаже, как становилось ясно, что это всего лишь иллюзия. В остальном комната была обставлена вполне настоящей мебелью. Типичная гостиная с торшером-зонтиком между креслами, столиком для чая, занавесками из органзы. Мичико перевела на меня взгляд и долго смотрела, не отрываясь. Хмурилась и покручивала в пальцах вязальный крючок так, словно ей что-то доставляло беспокойство. — Не переживайте. То, что вы меня не видите — это нормально, — я приветственно поклонился на японский манер. — Можете называть меня Ричардом. А вы, если не ошибаюсь, провидица? Ее веки дрогнули, но взгляд стал мягче. Мичико согласно кивнула: — Я не вижу твоего пути. Я понимающе улыбнулся: Лая тоже не видела. Рэй спокойно обошла нас, встала за креслом, облокотилась, а ее бровь вопросительно выгнулась. Я развел руками: — Зато вы видели меня в его древе вероятностей, — я кивнул в твою сторону. — К сожалению или к счастью, моя судьба поддается прочтению только через других людей… Мичико накинула пару петель, провязала, явно раздумывая, а потом, подтащила нить и проговорила: — Ты больше не принадлежишь этому миру, Ричард. Ведь так? Я пожал плечами: — Увы. Пустота стирает и родство, и связи… — Мы называем ее Тьмой, — провидица начала вывязывать полотно размеренными четкими движениями. — Мало кто, попадая за грань, остается в живых. Тебе удалось вернуться. Некоторые будут крайне удивлены такому повороту событий — все считают тебя погибшим. Но объявив о своем возвращении, ты разворошишь муравейник: появятся те, кто захочет тебя использовать, и те, кто захочет тебя убить. Я понятливо кивнул и улыбнулся чуть шире: — Каковы же ваши планы? Мичико встряхнула вязание: — Использовать будет разумней. Я не вижу ничего дурного в твоих намерениях и слишком опасаюсь последствий, которые могут возникнуть, если тебе противостоять. И поэтому хочу предложить сделку. Я вопросительно дернул подбородком, а провидица покачала головой и перешла к делу: — Ты окажешь кое-какую услугу, а взамен я сдержу слухи, которые неизбежно пойдут в ближайшее время. Мы не так могущественны, но, положим, пару-тройку недель спокойной жизни вам это даст, — крючок вновь заходил вверх-вниз. — Что за услуга? — подобрался я. — К тебе придет мой старый друг. Ты его узнаешь - он назовет тебе мое имя. Помоги ему. — Мичико прервала вязание и посмотрела мне в глаза, — кроме тебя ему никто не поможет. Я вздохнул: речь наверняка пойдет об энергии. Другую пользу я навряд ли могу принести. Пророчица, склонив голову к Рей, тихо проговорила: — Пожалуйста, угости Агацуму-сан кофе — свой он так и не выпил, а мне нужно кое-что сказать этому мальчику наедине. Рей перевела взгляд мне за плечо, кивнула и нехотя оторвалась от спинки кресла. А я почувствовал, как ты касаешься моей руки — пальцы холодные, почти ледяные. Обернулся. Захотелось улыбнуться и сказать что-то вроде «сегодня столько всего случилось, да?», но я нашел лишь: — Все будет хорошо. По твоему лицу прокатилось сомнение, но через миг ты согласно кивнул, отпустил мою руку и, то и дело поджимая губы, будто хотел что-то сказать, но так и не решался, замер в ожидании своей сопровождающей. *** Когда мы остались с провидицей наедине, она опустила свое рукоделие в корзину у ног и, указав на соседнее кресло, проговорила: — Садись, Рицка, я не отниму много времени. — Увы, Мичико, боюсь, это имя мне больше не принадлежит, — я принял приглашение, сел и переплел пальцы на коленях — Не более, чем все прочие — не вижу разницы. Есть ли что-то, о чем бы ты хотел знать? Я вгляделся в ее лицо, — попытался предугадать, чего именно она желает. Вопросов я бы мог задать, конечно, много, но в голове постоянно крутилась мысль, что добродушие Мичико — мнимое, временное явление. На ее гербе — спрут, хитрое и цепкое существо. Она ничего не будет делать просто так, а, значит, надо понять цель. Я пожал плечами и спросил: — Какова плата за твои ответы? Женщина рассмеялась, неожиданно помолодев лет на десять. Хитро блеснула глазами и чуть сощурилась: — Небольшая… Я всего лишь услышу вопросы. Я не могу тебя прочитать, и мне жутко интересно, что именно происходит в твоей голове. У Рэй не получилось тебя расколоть, не причиняя вреда, и теперь меня гложет простое любопытство. Так редко встречается кто-то, кого бы я хотела посмотреть, но не могу… — Представляю… — я вновь улыбнулся. Задумался: с чего бы начать. Что в моей ситуации спрашивать было бы безопасно? Посидел, рассматривая женщину, подспудно дивясь тому, насколько сильно изменился ее образ, стоило ей вот так заулыбаться, и, хмыкнув, все же спросил:  — Скажи, как ты научилась жить со своим даром? Я знал одну пророчицу, ей пришлось тяжело… — У меня есть Рэй… — Мичико развела руками, — не понимаю вопроса… А… Ну да. Лая была одна… И Нари… В голове выстроилась цепочка. Я понял, о чем следует попросить ребят: Гранж наверняка сможет придумать какую-нибудь метку, чтобы по необходимости приглушать ее дар. Ведь если подумать, то информацию можно представить как своего рода поле, и… — О чем задумался? — прервала мои размышления собеседница. Качнул головой: — Да так… — я побарабанил пальцами по колену. — А сколько богов в пантеоне? — В Японии сейчас около семидесяти. Каждая пара присматривает за своей сферой. Мы с Рей отвечаем за информацию, и наша с тобой встреча — часть работы. Я приподнял брови: — Сейчас? В смысле, количество может меняться? Глаза посмотрели с удивленным прищуром: — Конечно. Бог — это всего лишь должность, Рицка. Безусловно, мы могущественнее простых смертных, но и бога можно убить. То и дело вспыхивают войны за власть над ветрами и морскими потоками. Совсем недавно мы заключили перемирие с китайцами — определили границу по морю, но это дорого нам обошлось… — пророчица опустила взгляд в корзину с нитками. — И получается… — я нахмурился, — …что… — Нам с Рэй около ста лет. И мы когда-то тоже были просто детьми, узнавшими, что в них открылся дар: боец и жертва, страж и жемчужина, поющий и слышащий… В разных странах в разные времена нас называли по-разному. Название не имеет значения. Суть одна. Мы росли, сила росла вместе с нами, и в какой-то момент нас забрали из клана на поруки более сильных товарищей. Или ты думал, зачем отбирают сильнейших? Помолчал, формулируя ответ. Я сжился с мыслью, что происходящее в этом мире — бессмыслица, и повторил фразу пророчицы про себя. Меня осенило: — Кузница кадров… — кажется, веко дернулось, — погоди, то есть… Ты хочешь сказать, что… — Да, — Мичико добродушно улыбнулась, — не имею представления, где ты провел десяток лет, но судя по всему, в том месте жизнь устроена иначе. Я напрягся, но провидица легко качнула головой: — Не переживай, я не стану тебя расспрашивать. У меня внутри все еще витала растерянность от осознания. — Школы, — уцепился я за мысль. — Школы для пар… Кто знает об этом? В смысле, Сеймей сказал, что не верит в богов, и… — Если появляются пары, достигшие необходимого уровня, то об этом сообщает дирекция. Сейчас это Минами. Он неплохой руководитель. А то, что Сеймей не верит… Так это его дело. Но некоторые в курсе, зачем восемьдесят лет назад на базе старого ордена была создана школа. Только молодые думают, что это просто легенда… Наверное, это к лучшему… — Мичико забавно сморщила нос. Минами… При упоминании этого имени по хребту побежали иголки — я прикрыл веки и прижался к спинке кресла, пытаясь отстраниться от этого ощущения. По моей реакции, должно быть, нетрудно было догадаться, что именно происходит в моей голове. Мичико хмыкнула: — Он действительно хотел для Агацумы добра, если тебе интересно. Хотя некоторые методы я готова признать спорными. — Не будем трогать эту тему, — пришлось размять вмиг задеревеневшую шею. Еще немного, и я начну злиться. Хватит на сегодня разговоров о тебе и Рицу. Достаточно. — То, что ты забрал Агацуму к себе, это хорошо. Я видела вероятности. Вполне возможно, что рано или поздно он станет одним из нас. Сеймей умудрился загубить его рост, но если ты поправишь положение… — Я не хочу знать. Точнее, я не хочу знать наперед пути и развилки. Все равно я буду делать, что считаю правильным. Провидица помолчала и осторожно добавила: — Мой тебе совет: свяжись с Минами. Он многое объяснит. Ты все равно уйдешь и оставишь Агацуму здесь, а нам очень бы пригодился чистый. Попытка богини из всего извлечь выгоду раздражала. Мичико пожала плечами и продолжила: — Не отрезай пути только потому, что ты не доверяешь слепому лису. Возможно, Агацума и сам хотел бы чего-то большего, чем простая человеческая жизнь. Я откинулся на подголовник. Если закрыть глаза, можно было засечь, как где-то в глубине помещения ходят люди, — наверняка персонал. Музыкант все еще играл на кото, — это слышалось при звуках нижних басовых нот, которые умудрялись резонировать даже в этой комнате. Какой же длинный сегодня день… — Устал? — спросила провидица, и даже в голосе сквозила эта ее лукавая улыбка. — Не то слово, — отозвался я, — от разговоров за сегодня. — Тогда иди, — легко отпустила она. Я покивал ее словам, своим мыслям и ощущениям. Спросил: — Что насчет твоего друга? — Он придет на днях. Выслушай его просьбу и прими решение. Если поможешь, я узнаю. И у тебя будет еще почти месяц — дольше я не смогу сдерживать общественное любопытство, увы. — Значит, месяц… Точнее чуть меньше… Ну что же… — я встал, подошел к креслу Мичико и официально поклонился. — Об этом я тоже подумаю. Прошу меня простить, но кажется, нам пора. Озорной блеск в глазах богини потух, она вновь сделалась похожа на себя прежнюю, даже протянула руку вниз и подхватила крючок с повисшей на нем вывязанной деталью. Спокойно улыбнулась на прощание: — Ступай. Тебя ждут, — и, уже будто не замечая меня, уткнулась взглядом в свои нитки. — Всего хорошего, — и, подметив ответный кивок, пошел на выход. *** На улицах еще гомонила поредевшая толпа, правда, уже не так рьяно, и у нас была возможность идти плечо в плечо. Нам не мешали случайные прохожие. Я больше не бежал, как после разговора с Сеймеем, а просто мерными шагами приближался к месту, где ждала припаркованная машина. Совершенно не обращал внимания на огни, вывески и цветастые объявления. На тебя, впрочем, тоже почти не смотрел. Каждый из нас сейчас витал в собственных мыслях, силясь переварить события минувшего вечера. Вроде бы, порознь, вроде бы вместе. Паркомат пискнул, выплюнул банковскую карту, и мне в ладонь свернулась лента кассового чека. Я обернулся: ты присел на капот, поставил пятку на переднее колесо и пристально смотрел куда-то в конец улицы, словно там и вправду происходило что-то интересное. Руки скрещены на груди, очки заткнуты за ворот, волосы, потяжелевшие от вечерней влажности, лежат по плечам. Тут, поодаль от Донатобори, наверное, на контрасте, было тихо. Город дышал порывами ветра, проносящимися по улицам, гонял редкую пыль и птиц. Захотелось нырнуть тебе под руку, спрятать нос где-нибудь в волосах за ухом и попросить отвезти домой, но я только вытащил из кармана ключи и протянул тебе: — Поведешь? Ты обернулся и попробовал сфокусировать взгляд. Наверное, не вышло, потому как ты спешно нащупал на груди очки, воткнул дужки, и чуть сощурившись, переспросил: — Что? Я поймал твою ладонь, вложил в нее ключи от автомобиля: — Отвези меня домой, пожалуйста. Ты долго смотрел мне в лицо. Тоже не понимаешь, что у меня происходит? Я улыбнулся. Ступил ближе и ткнулся лбом тебе в шею: — Поехали уже обратно, а? У тебя под подбородком было тепло, пахло кисловатым от пота и горьким от табака. Стало уютно, кончик носа согрелся, и кажется, я потерял счет времени. Даже не сразу понял, что тот звук, еле слышный, клацающий, образовался из-за выпавших из твоей ладони ключей, я оглянулся, увидел их там, у запыленного колеса, и даже было подумал поднять. Но не успел. *** Твои пальцы бегло прошлись по моей спине, и я помедлил — какие ключи, когда ты так по-свойски, сам, обнимаешь? — сконцентрировался на ощущениях. Все еще разомлелый, инертный и вымотанный после всех разговоров, я сник в твоих руках, — идеальная западня, — и совершенно не чувствовал себя пойманным. Внезапно в воздухе засквазило напряжением, — что-то изменилось: твои движения сделались резче, мышцы напряглись, задеревенели, и даже захотелось отодвинуться и оглядеться по сторонам, — что-то случилось там, снаружи? Я не успел отвернуть головы: твои пальцы вздернули меня за челюсть, как форель за жабры, голову запрокинуло, так что фонарь брызнул в глаза, ослепляя до рези. И я почувствовал, как твои горячие губы обжигают мои, разглаживая, раздавливая, и как больно нижняя врезается в кромку резцов. Ты оттянул пряди на затылке, и я вцепился в твои руки, инстинктивно пытаясь то ли удержать равновесие, то ли оторвать от себя — сделать хоть что-нибудь, потому как голова пошла кругом, и в висках застучало. Поцелуй вышел болезненным и жестким, как будто ты сейчас за что-то мстил или просто вымещал скопившуюся ярость. У меня в глазах потемнело, в желудке и в ногах появилось такое чувство, когда внезапно оказываешься в невесомости, и голова кругом, — я не сразу понял, что происходит. Я кожей почувствовал, как разворачивается система, — мгновение, и ты открыл ее прямо там, где мы стояли. Закусил мою нижнюю губу. Я схватился за твои плечи крепче, повисая, и только пытался чуть заглотнуть кислорода — нос предательски отек, как если бы собрался лить слезы — а возможно это и вправду были они? А вокруг, куда не глянь, — беспросветная темнота, сведенная до тупиковой плотности. Ты уронил меня на пол, или что ты там сотворил вместо него? Удара или ушиба, впрочем, я не почувствовал, только лопатки врезались во что-то твердое. Я еще толком не успел сообразить, что как и где, когда почувствовал, что твои руки ощупывают застежку на моем ремне, — несколько движений, шуршаний, — и я чуть не задохнулся от неожиданности, когда ты дернул слишком сильно, и меня пережало над бедрами — ты специально? Секунда и об пол клацнуло металлом — ремень больше не давил. Следом взвизгнула молния, и ты провел по моей ноге вдоль колена, по икре, остановился у лодыжки. Пятку сжало и дернуло, - ты резким движением стащил ботинок, и я услышал как по системе разнеслось глухое эхо. Ты что? Отбросил его? Я и возмутиться не успел, как ты проделал то же самое и со второй ногой, а после — миг, и я оказался вытряхнутым из собственных брюк и белья. Волоски на коже встали дыбом то ли от испуга, то ли от окружающей прохлады. Зачем ты так торопишься? Почему молчишь? Что за чертовщина с тобой творится? Сердце зажалось в комок — я не знал, как реагировать, я, черт побери, такого вообще не ожидал. И когда уже приготовился дать отпор, ты неожиданно притих: только вцепился в мою лодыжку, и больше ничего. Слепая чернота перед глазами, твое сбитое дыхание где-то впереди, как единственный ориентир в пространстве — все это затишье напугало сильнее твоего порыва. Сердце очнулось и принялось ускоренно стучать пульсом. Я вздрогнул, когда твоя ладонь легла мне на живот. — Соби… — позвал я в темноту. — Со, что происходит? Ты не ответил. Аккуратно заполз под рубашку, нащупал с изнанки пуговицу и расстегнул. Проскользил выше, расстегнул еще. И еще. Когда пришла очередь последней, у самого воротничка, моя грудная клетка уже вздымалась спокойней — нагрянувший было страх отступил. Ты был близко, и твои движения стали плавными и размеренными — разглаживающими. Я плохо понимал, где ты находишься, но когда попытался нашарить тебя в темноте, ты отстранялся. С тобой что-то происходило, и если тебе надо было именно так, пусть будет по-твоему, — пришло понимание, что сейчас моя инициатива была бы лишней. И я просто закинул руки за голову, закрыл глаза и сконцентрировался на касаниях: раз, — и ладонями по бокам, два, — губами по ключице, а вот царапнуло по оголенной коже той самой запонкой. Я все-таки попробовал тебя обнять, и сразу понял, что не смогу — дурацкая рубашка съехала с плеч и вывернулась на изнанку. Узкие манжеты плотно держали запястья, и скрученная ткань не позволила развести руки, — я откинул их обратно. Твои пальцы перебирали мои ребра, оглаживали бедра, грудь, шею, зачесывали волосы на висках… и через какое-то время я поплыл. Начал вытягиваться под руками, жевал собственные губы, — по ним точно стрекало электричество, — захотелось, чтобы ты стер это покалывание. Тепло от каждого касания впитывалось в кожу и утекало внутрь, — то собиралось комом, то расправлялось пульсовой волной по всему телу до кончиков пальцев. Или стягивалось внизу живота, к паху, и тогда я закусывал изнутри щеку, — надеялся, что ты вот-вот проведешь и там — сделаешь что-нибудь, чтобы стало легче. Ну, или хотя бы смилуешься и поцелуешь. В воздухе уже отчетливо пахло возбужденным телом. Когда ты пальцами нашел мои губы, я поймал их, втянул в рот, напряг подбородок и, сколько получилось, нацедил слюны. Провел по твоим подушечкам языком, смачивая, и тут же почувствовал на скуле прикосновение твоих губ. Кожу огладило дыханием, волосы щекотно завозили по смеженным векам, щекам и лбу. И я чуть не задохнулся от восторга: как мало иногда нужно для счастья, как много. Ты привстал, опираясь на колено между моих ног, и я несогласно заелозил, — нет, вернись назад! Однако ты отстранился дальше и замер. Блин, да где же? В темноте какое-то время раздавалось лишь мое шумное дыхание. Я не выдержал и прошептал: — Бери… Да бери же уже, наконец… И меня, и силу… — сглотнул. — Ты же сам просил, что теперь медлишь? — Ри… — раздался твой голос — тихий, но густой и обволакивающий. Ты вновь медленно опустился, уткнулся мне в висок и прошептал на ухо, — Рицка… Я повернул голову и поддел носом твою бровь: — Я рад, что наконец узнал… И ты нашел мои губы в абсолютной темноте. Прижался к ним своими, уже просто — кожа к коже, а после оторвался и быстро проговорил: — Почти сразу узнал, просто не поверил… — Поцелуешь еще? — попросил я, испугавшись, как бы все не перешло в разговоры. Ты не стал медлить. Прикоснулся аккуратно и нежно. Потом чуть настойчивей. Вновь твой язык прошелся по небу, твоя рука легла мне на бок и огладила бедро. Я задышал глубже. Ты, кажется, тоже. Я жмурился и надеялся, что в этот раз мы все сделаем до конца. Когда я вновь потерял вес твоего тела, чуть не всхлипнул от досады: дышать стало легче, но приятная давящая тяжесть ушла, — свобода не принесла удовлетворения. Я плохо понимал, куда ты делся, пока не почувствовал, как твоя ладонь легла между ягодиц, и вздрогнул от неожиданности. Пальцы прошлись по коже, случайно царапнули ногтем, и я непроизвольно выдохнул, протяжно и тяжело: вдоль всего члена, по задней стороне, с нажимом провело влажным и горячим. Язык? По телу побежала мелкая растерянная дрожь. Я раскинул ноги шире и чуть не забыл как дышать после того, как головку обожгло, и тонкая кожица крайней плоти съехала вниз под твоими губами. Я двинул бедрами, не удержался, — а ты сдавил ладонью мой член в самом низу и заглотил. Я как мог старался не мешать, не двигаться, но все равно подкидывал бедра, — хотелось еще глубже, еще дальше. Я даже сперва не сразу почувствовал, что твои пальцы очерчивают кожу вокруг ануса, но после, когда они чуть его раздвинули, я постарался задавить стон и в предвкушении закусил губу. Не дождавшись скорого продолжения, сам нетерпеливо двинулся навстречу, и ты не успел до конца убрать руку, — мышечное кольцо расширилось еще на одну фалангу. Неудачно, слишком резко. Я тихо зашипел, чуть зажался: по промежности пробежал болезненный импульс. Ты тут же погасил его новым скольжением губ. Через какое-то время в паху все было мокро от слюны, и ты уже свободно разводил внутри меня пальцы, продавливал стенку, делая ее податливей. А я вился, и казалось, что меня лихорадит. И внезапно - вокруг пустота, ты отстранился, и я совсем перестал тебя чувствовать. Где ты? На так и не заданный вопрос ответило шуршание кожи о материю и звон пряжки. На этот раз не моей. И я только и смог, что судорожно выдохнуть и замереть. Показалось, что время замедлило ход, и сделалось так тихо, что даже ты наверняка должен услышать, как частит мое сердце. Я прикусил губу, сдерживая эмоции: и вожделение, и тревога, и счастье, и внезапный испуг, — все сейчас смешалось внутри, превратив тело в кусок оголенных нервов. Почувствовал твою ладонь на животе, а следом — как ты целуешь где-то под ребрами слева. Вновь твои пальцы прошлись между ягодицами, аккуратно скользнули внутрь. И когда я почувствовал тебя сверху как прежде, а после — как рядом с пальцем и без того разгоряченную кожу обожгло твоей собственной, — гладкой, горячей, — закрыл глаза и принялся хватать ртом воздух. Член легко проскользил по влажному и, найдя углубление в растянутой заднице, остановился. Амплитуда дыхания нарастала, и беспричинный страх и возбуждение одновременно усиливались, — казалось бы, чего бояться? Не впервые же… Но все чувствовалось, как впервые. Я несмело качнул бедрами, и ты слегка подался вперед. Секундный дискомфорт быстро уравновесился возбуждением, и — по телу пронеслась волна сладкой истомы. Ты замер, я тоже: в промежности пульсировало, а мои обкусанные губы сами собой тянулись в улыбке. Обождал и сам попытался, ворочая бедрами и постепенно привыкая, заставить тебя продвинуться глубже. Даже попробовал вытащить эту дурацкую рубашку из-под спины, чтобы хотя бы вместе с ней тебя обнять и придвинуть ближе, но не сумел. Должно быть, ты меня понял: двинул бедрами вновь, на этот раз увереннее, и полностью опустился сверху. Оперся локтями по обе стороны от моей головы, и я ткнулся губами в твой подбородок. Почувствовал поцелуи в висок, в щеку, в уголок рта… Мягкие, не свойственно тебе нежные, и от этого необычайно чувственные. Я все еще глубоко дышал, тыкался головой тебе в плечо, а ты меня обнял, подведя руку под шею, провел ладонью над мои лбом и проговорил: — Я люблю тебя, Рицка. *** Зад, конечно, горел, но счастлив я был до одурения. Сидел, прислонившись спиной к твоей груди, и сквозь полуприкрытые ресницы наблюдал, как разгорается зарево каких-то то ли звезд, то ли огней на границе твоей системы. Ты укрыл меня рубашкой и теперь периодически приобимал, а я в ответ только растекся по твоей коже и перебирал пальцы, отданные мне сейчас в единоличное владение. Между нами то и дело проблескивала ниточка связи — я не стал раскрывать Источник больше имеющегося, — и теперь на горизонте от твоего слова разгоралось целое светопреставление. Я тихо радовался, что из всех имеющихся вариантов ты воспользовался свободной энергией для того, чтобы сделать красоту. Было жаль, что она идет через метку Сеймея... Ее придется разорвать, но, кажется, ты отнесся к этому с пониманием. По крайней мере, сделал такой вид. — Я бы мог просидеть так вечность… — проговорил я и сжал твою ладонь. Жаль, что этой самой вечности в моем распоряжении не было. _________________________________ * «Римляне, предвидя обыкновенно зло заранее, всегда удачно ему противодействовали, они не дозволяли ему развиваться даже в тех случаях, когда это угрожало им войною; они знали, что всякое промедление при этом могло служить только в пользу их врагам» — Ри ссылался на Макиавелли.