Уважаемый господин Амбьерн!
Приглашаю Вас в эту пятницу на чайную церемонию, чтобы лично извиниться за грубость моих помощников и урегулировать возникшие недоразумения.
С уважением, председатель совета директоров Донго-инкорпарейтед, Сехей Оно.
Ниже следовало точное время — 18.00, адрес и красный оттиск личной печати. Передал открытку тебе. Проследил, как бегают глаза по строчкам, как ты напрягаешься, постепенно цепенея, а потом долго смотришь сквозь картон в глубину собственных иллюзий. — Так мы принимаем вызов? — сдержанно спросил я, а ты резко вскинул взгляд. Я приблизился и тихо, как некогда говорил ты сам, продолжил: — Позволишь ли ты мне сражаться за тебя, Соби? Это моя стихия… Ты не сводил с меня глаз. Было заметно, как мечутся в их глубине тревога и неуверенность — я хорошо помнил это чувство. Сам некогда обмирал, когда ты спрашивал нечто подобное. Казалось, в твоих зрачках разгоралось сумбурное светопреставление: мое отражение, пестрые блики от фруктов в корзине, белый отблеск от открытки якудза. Ты опустил ресницы, как занавес, и нервно кивнул. — Я люблю тебя, Соби, — прошептал я, прикасаясь к твоей опущенной макушке. — Я сейчас вернусь… Надо передать наше согласие через посыльного. *** — Ри… — попробовал ты на вкус мое короткое имя, — Ри… Мы сидели на скамейке в солнечном зеленом саду, ты что-то чертил найденной веткой на песчаной дорожке. — М? — я оторвался от книги. — Что ты будешь делать? Я хмыкнул в ответ: — Неправильный вопрос. Что мы будем делать… Если ты о якудза, конечно… Ты кивнул, размазал кончиком ветки построенную на глаз квадратуру круга. — Ты хочешь его смерти? Прут изогнулся от нажима, врезавшись в красноватый песок острием. Ты долго молчал, а потом, глядя куда-то за горизонт, ответил: — Наверное, нет… Теплый ветер прошелся по кустам, и они зазвенели кожистыми листьями-монетками. — Хорошо… — согласился я, — не беспокойся об остальном. Если хочешь, я могу пойти один. — Нет. Не надо, — тут же отреагировал ты, но потом, будто одернув себя, уже спокойнее добавил: — Я пойду с тобой… Я вздохнул: встреча с Оно для тебя не может быть легкой и приятной. Я отложил книгу и обхватил твою руку с веткой своей. — Тааак… — протянул я, ведя неровную линию на дорожке кончиком прута, — и вот тааак, и еще вот так, вот так и вот так! Получилась гора и солнце с кривыми лучиками. — Я не очень хорошо рисую… — отпустив твою ладонь, признался я. — Так… На уровне средней школы… — Почему ты пришел за мной? — ты отбросил ветку и посмотрел мне в глаза. — Я помню, ты говорил что-то про обещание, но я не могу ничего вспомнить даже приблизительно похожего… Это единственная причина? Или же есть что-то еще? Я помрачнел и отвел взгляд первым. Красивый солнечный день: дрожащая зелень изгороди, последнее осеннее марево с его мошками и стрекозами, взбитое ветром облако высоко в небе пытается скользнуть к заливу и догнать остальных таких же овечек, собравшихся в тесное стадо. Не хотелось о грустном, но… Все же взял себя в руки, повернул голову и увидел, что ты все еще напряженно за мной наблюдаешь. — Никогда не бывает одной-единственной причины, Соби… Все происходящее и случайно, и неслучайно одновременно. Давай не будем об этом сейчас, хорошо? Я не могу тебе рассказать все, но стараюсь так много, насколько это сейчас возможно. — Сеймей? Или же… — ты машинально потянулся к очкам, заткнутым за ворот рубашки. — Скажи… Что мне надо сделать, чтобы узнать больше? Я натужно улыбнулся: — Разорвать связь с Возлюбленными. На твоем лице проявилась гримаса полного непонимания. *** Ушастый вышагивал по столу, болтая в клюве придушенной полевкой. — Только умоляю, не говори, что хочешь спрятать свою добычу тут. Мы же договаривались! — Я подошел и воззрился на пернатого беспредельщика. — Уху, — донеслось от совы. Она распушила оперение, вскинула крылья, и мышь шлепнулась об стол. — Угу. Ушастый долго таращился на меня, то сдуваясь, то раздуваясь. А потом сова внезапно снялась с места и вылетела в открытое окно. Я поднял тушку за хвостик. Вздохнул: — Похоже нам принесли подарок, Со… Ушастый, кажется, решил, что я совсем безнадежен и начал подкармливать… Ты, прислонившись к двери в ванную, наблюдал за мной из-под полуопущенных ресниц. Вместо ответа неясно повел плечом. Спросил: — Откуда ты так много знаешь про птиц? Я смотрю, вы отлично ладите. Я вытащил лист писчей бумаги из стопки и принялся упаковывать «подарок»: — У меня была птица… Там, где я жил раньше. Ее звали Сора. Красивая, черная. Мы были хорошими друзьями. — Друзьями? — Ну да… — я положил сверток на край стола: потом можно будет отдать Ушастому, он не признает в этой полевке собственный подарок. — У хищных птиц сильный характер. Моя подруга же обладала когтями в указательный палец толщиной и специфичным чувством юмора… — Я усмехнулся, вспомнив как она дразнила меня дураком. — Север и без того слишком жестокий край, чтобы терпеть дурные отношения. Все быстро сходит или к вражде, или к дружбе. — Данию называешь Севером? — ты прищурился, припоминая мою официальную биографию. — Там много снега круглый год или… — Я никогда не был в Дании… — прервал я твои предположения и открыл дверь в ванную — надо помыть руки после таких подарков. Прошел внутрь, щелкнул локтем «свет» и включил воду. — Ричард Амбьерн твое ненастоящее имя? Я увидел тебя в отражении стоящим на пороге. Посмотрел тебе в глаза через зеркало: — Чуть менее, чем прочие. — Ах да… — усмехнулся ты. — NAMELESS… Захотелось ответить, что и это не более чем выдумка, но… — Соби, — позвал я тебя, хватаясь за полотенце. — Завтра у нас встреча с Сеймеем… — Да… — ты весь подобрался и отступил, уступая дорогу. — А можешь выполнить мой каприз? — я вышел в комнату и в два шага оказался у дверей по соседству. — Если это не противоречит договоренности с Сеймеем, — насторожился ты. — Не противоречит. Я не хочу навредить… — чуть не сказал «брату», но вовремя осекся, — ему, не беспокойся. Это вообще не имеет к Возлюбленным никакого отношения. Ты можешь принять подарок? Я распахнул дверь в гардеробную и взял с пола бумажный черно-белый пакет. Протянул в твою сторону: — Вот. Я вчера порвал тебе рукав, так что есть повод подарить тебе вот это. Признаться, я давно приготовил, но все как-то случая не было… — я подошел ближе и вдруг понял, что испытываю нечто, напоминающее смущение. У тебя брови приподнялись выше оправы — ты, похоже, ожидал совсем другого. Порассматривал пакет, протянул руку и перехватил тесьму-ручку: — Эм… — замялся ты, заглядывая внутрь, — спасибо… — Примеришь? Должно подойти. У нас приблизительно один размер… Когда ты уехал за вещами с Гранжем, я потратил несколько часов, выбирая подарок в интернете. Я хорошо помнил, что одежды у тебя совсем немного, и то, что осталось, признаться, оставляло желать лучшего: что-то уже застирано, а на трикотажной кофте вытянулись рукава. Только футболки новые, еще яркие… Очень хотелось тебе подарить такое, что ты сможешь носить. У меня там, за дверью, еще несколько пакетов, но нельзя же вот так вот сразу… Ты вытащил из упаковки черную ткань и встряхнул: рубашка. Простая приталенная рубашка, но с красивым аккуратным воротом и из чертовски хорошей ткани. — Под запонки. Они тоже в пакете. Выбирал я, конечно, на собственный вкус, но надеялся, что тебе понравится: небольшие квадратные, из серебра, со вставкой из черного оникса. Такое будет отлично сочетаться и с костюмом, и с джинсами. Я подбадривающе кивнул, а ты принялся стягивать с себя кофту. Интересно, получится ли сегодня оставить тебя в своей постели? Пока не вижу никаких препятствий, но тебя может перемкнуть на чем угодно… *** Наверное, не надо было говорить про «новое тело»: похоже, это стало для тебя огромной проблемой. Я отчасти понимал и «почему», и «отчего», однако это не мешало испытывать раздражение напополам с разочарованием. У меня не было претензий на то, чтобы быть сверху, — очевидно, что еще не время и не место… Но то, что ты принялся возиться со мной, как с хрустальной вазой… Раздражение отступило посреди ночи, когда я внезапно осознал одну вещь: у тебя же вообще никогда нормальных отношений не было. У меня была Ди, короткий роман в Марохе, Киф, в конце концов… Не так уж и много, но все же… А для тебя все происходящее — впервые. Тебе требовалось пережить все эти моменты: неуверенности, притирки, деликатности… Все то, что в человеческой жизни называют «конфетно-букетным периодом». Вспомнил, как ты пытался делать все тоже самое с Рицкой: бережно обкладывал одеялом, отстранялся, оставляя в распоряжение лишь ладонь, даже когда мы ночевали в одной постели, — там, в Лунах… Эту твою программу не останавливало даже то, что у нас, фактически, уже был секс… Но то ли изменение цвета волос и глаз, то ли то, как отчетливо я похож на Рицку — наверное, все вкупе запустило скрытый процесс в твоей психике, заставляя интуитивно уклоняться от прямой близости. И я угомонился. Сделалось спокойно и хорошо. Решил: сам задавай темп, сам определяй, когда и как, а я подстроюсь. И в результате, как подростки — целовались всю ночь до рези в скулах, жались друг к другу, изучали на ощупь тела до мельчайших подробностей, и когда ты все-таки кончил под моими руками, я почувствовал себя действительно счастливым: все правильно, все хорошо, все в порядке. Все так, как должно быть. И в этот момент показалось, что мне самому снова всего лишь пятнадцать. А после лежал, обнимая твое плечо, полный неги и нежности, и слушал твое углубляющееся сонное дыхание, размазывал твою почти засохшую сперму по простыням, как физическое доказательство совместно проведенной ночи. *** Деревянные мостки набережной подсвечивались в сумраке многоцветием вывесок, фонарями и лампочками на прогулочных катерах, шмыгающих по каналу. Ты шел следом. Безумно хотелось взять тебя за руку, но во-первых, не следовало выводить из равновесия Сеймея, а во-вторых, в Японии не слишком доброжелательно относятся к однополым парам. Я поправил стойку пиджака, — наутро обнаружился отличнейший лиловый засос над ключицей, — и хмыкнул: интересно, ты это специально? — И все это займет два месяца? — спросил Сеймей, останавливаясь у тонких перил, выкрашенных в красное, и даже не побрезговал ухватить меня за руку, разворачивая. Он всю дорогу болтал со мной так, словно я не был чужим. Словно, не было никаких десяти лет, и я не Ричард Амбьерн, а Аояги Рицка — всего лишь повзрослевший. Я посмотрел на брата, пытаясь разобрать, где правда, а где игра: в моем представлении границы были стерты. — Как минимум, — не моргнув глазом, соврал я и встал рядом. Посмотрел на шумную компанию на противоположном берегу: в этом районе всегда многолюдно, шумно и ярко. Сеймей, наверное, не в своей тарелке. — Ты мне лучше скажи вот что: мне пришло приглашение от некоего Сехея Оно. Согласно моим данным, репутация у этого господина весьма спорная… Сеймей напрягся, но потом оглянулся на тебя с Нисеем, остановившихся в десяти шагах от нас, и пожал плечами: — Не бери в голову, пошли Соби. Он разберется. Как оказалось, у Оно… достаточно устойчивая психика… Он чертовски плохо поддается внушению. Это был, конечно, мой прокол… — И как Агацума разберется? Ты в курсе? Сеймей улыбнулся искренне. Даже невинно, если бы не лукавство, затаившееся в изгибе бровей: — Конечно. Но не переживай, ему не привыкать. Все в порядке вещей. Его этому учили. Я зеркально улыбнулся, стараясь скопировать выражение лица брата: — Учили? Почти незаметная судорога пробежала по лицу Сеймея, хотя и ушки остались торчком, и полуулыбка все так же не покинула губы: — У него был сенсей и индивидуальная программа. Тот самый — Минами. Он считал, что отсутствие имени у Агацумы — это преимущество. Этот урод испортил мне отличного бойца… — губы под конец все-таки пренебрежительно искривились. — Расскажешь, за что ты так его ненавидишь? — спросил я, опираясь на перила локтями и рассматривая блики на темных коротких волнах. — Агацуму? — Минами, — коротко отозвался я, наблюдая в отражении, как ты прикуриваешь сигарету. — И из-за Агацумы в том числе. Понимаешь… — начал Сеймей, разворачиваясь, и тоже утыкаясь взглядом вниз, — Минами больной на голову. Он умный и хитрый, но… У него никогда не было бойца, точнее… Точнее, она умерла еще подростком. По его вине, кстати говоря. Я помнил эту историю — ее мне когда-то рассказывали Нули. Я вздохнул и заметил краем глаза, как Сеймей утвердительно кивнул сам себе. Продолжил: — Думаю, он видел во мне потенциального конкурента — я ему с самого начала не понравился. Он был против, чтобы Агацуму отдали именно мне, хотя моя сила жертвы выросла настолько, что однозначно требовала полноценной связи. Мы с ним повздорили тогда… — Сеймей машинально попинал носком ботинка нижнюю перекладину ограды. — Я вспылил. Мелкий был, несдержанный: высказал все, что думаю. И нелюбовь сенсея переросла в открытую ненависть. Он злопамятный, скотина… Наверное, это у нас с ним общее… — брат тряхнул кудрями и перевел взгляд в темное беззвездное небо. — По решению Совета Агацуму-то мне отдали, но вот подробностей я в этот момент не знал. То, что ушек не было, это еще полбеды… Хотя я, как видишь, щепетилен в этом вопросе… — Брат поморщился и наискось глянул в мою сторону, словно сверяясь с реакцией. — До меня доходили слухи и о связи Агацумы с самим Минами: по крайней мере, пару раз на Совете по этой теме едко проходилась Саган. Но этот старый урод оказался куда более изобретательным. Я напрягся. Слухи о тебе и Рицу я тоже уже слышал от Нацуо с Еджи и в общем-то, был морально к этому готов. Я отстранился от перил, оборачиваясь, поймал твой напряженный взгляд и уверенно кивнул в ответ. Очень не хотел, чтобы ты просек мое постепенно сгущающееся волнение. Вслух проговорил: — Не уверен, что мне необходимо знать, но все же… — у меня все отчетливей складывалось ощущение, что сейчас мы разговариваем с братом почти как в детстве: о самом личном… — Ммм… — Сеймей посмотрел мне в лицо и повел бровями, — я заметил, вы, вроде, неплохо спелись… Но я тебя предупреждаю, не привязывался бы ты к нему… — Почему? — Многие ведутся на внешнюю привлекательность… Воспринимай его как временную замену, потому что по своей натуре он — шлюха, Ричард. И все благодаря этому старому козлу. Он воспитал его с этими установками про «чистого». Пытался сделать сильнейшее универсальное оружие, которое принадлежит всем и никому в частности и, по сути, может в любой момент повернуться против тебя, стоит другому взять его в руки. На самом деле, Ричард, ему абсолютно все равно, кто именно будет его жертвой. Связь с Агацумой напоминает тяжелый пожарный рукав, а не живую артерию, понимаешь? Очень мерзкое ощущение, — практически как от сосущей пиявки. Я терплю его только потому, что он действительно полезен, и пока выгода превосходит омерзение, я буду терпеть. Я держал лицо, как мог, старался задумчиво улыбаться, изображая искреннее удивление. Проглотил сказанное Сеймеем, не скривившись, но теперь чувствовал, как внутри все болезненно пылает, как если бы желудок прорвало осколком и кислотой брыгало по сердцу и трахее. Брат развел руками, мол, вот такие дела, и, судя по всему, оценил мое участие, грустно улыбнувшись: — Я ведь это не сразу понял… Около года его пытался оживить, как-то приспособить… Он отлично выполнял приказы, вот только никакой инициативы, никаких интересов я в нем так и не нашел. — А как же рисование? — Хэх… Я поначалу думал, он художник — так, по крайней мере, было заявлено — но, как оказалось, рисует Агацума лишь для усовершенствования навыков в системе, и всегда одно и то же: цветы и бабочки. Тогда же возненавидел Минами окончательно. Наши отношения были и так на грани, а тут меня как раз избрали членом Совета, и война пошла уже в открытую. Мы начали кидаться откровенными угрозами. Как-то раз я демонстративно сломал его очки прямо на одном из заседаний и поклялся прирезать в какой-нибудь подворотне. А на утро обнаружил у себя под дверью любопытную посылку. Сеймей облокотился спиной на поручень. Сплел руки крест на крест и уставился себе под ноги: — Он мне отомстил. Там был компакт-диск с записями. Представляешь, этот псих их коллекционировал — не удивлюсь, если дрочил по ночам в своем директорском кресле. Мне хватило нескольких минут, чтобы понять, отчего Агацуме все равно, с кем и как… Не Рицу достались его ушки, а целой компании… Я как всю картину увидел, меня чуть не вывернуло прямо под стол. До сих пор, как глаза закрою, в голове эти кадры стоят. Думаю, с тех пор у меня с этим, — Сеймей демонстративно подвигал правым ухом, — проблемы. Нисей вокруг меня уже второй год кругами ходит, а я не могу*. А ведь он — моя природная пара… Я отвернулся и как можно медленней опустил взгляд на канал, пытаясь утопить в нем всю клокочущую бурю эмоций. Дунул на воду и показалось, что именно от этого поднялась и удлинилась волна, а вовсе не от набежавшего ветра. В сентябре в Осаке тепло, около восемнадцати даже ночью, а мне почудилось, что порыв ледяной как на Севере. Я поежился. Долго молчал, не зная, что ответить… Мимо шли люди, играла где-то музыка. А у меня в голове царило безмолвие. Ни одного слова. Но, кажется, брату они и не требовались. Сеймей вслед за мной вздохнул: — Самое неприятное произошло дальше и, в общем-то, опять же по моей вине. Помнишь, я говорил, что у меня брат был младший? Вы с ним здорово похожи… Я молча кивнул, а душа покрылось защитной корочкой наледи: сейчас все выслушаю, а потом уже буду думать и чувствовать. — Проблевавшись, я из дома вылетел, а диск оставил в компьютере. — Сеймей взял паузу и громко сглотнул, добавил каким-то скомканным речитативом, — ты уж прости, что так вываливаю. Но я кроме Ниса никому эту историю не рассказывал толком… — и чуть размеренней продолжил, — брат пришел поиграть — как раз весенние каникулы начались… В общем, как понимаешь, он все увидел и все посмотрел… Он знал, что тоже системный, но непонятно еще кто: боец или жертва. Испугался, что вот это… И есть то самое обучение. Они ведь с Агацумой лично знакомы были. И с тех пор как подменили — от меня начал шарахаться, из комнаты не выходил… До этого живой был, бойкий — друзей вся наша улица. А после… Он меня за это ненавидеть начал, понимаешь? — Сеймей шумно втянул носом воздух. — Спустя пару недель я его насильно к Саган отвез. Она единственный боец в Совете, и как ни странно, у нас с ней какое-то время были неплохие отношения… В общем, она Рицке память подтерла, но что-то пошло не так… И в результате получился не ребенок, а белый лист. Самое что печальное, брат прежним не стал, только забыл все… У матери крыша поехала на этой почве… Она и так всегда не очень стабильной была. И я сорвался: попытался убить Минами. Но не вышло. Сеймей взъерошил кудри, посмотрел на меня и, по-детски улыбаясь, проговорил: — Ведь действительно жаль, что тогда не вышло… — а после помрачнел и взгляд внезапно сделался холодным, почти стеклянным. — А что было потом? — приглушенно спросил я, прерывая задумчивость брата. — Единственно возможное: пришлось бежать из страны. — Сеймей хмыкнул, — оборвать все связи, с Агацумой в том числе. Оставил его присматривать за братом. Уже в Китае узнал, что кто-то инсценировал мою смерть — наверное, выманить пытались. Грязно сработали: на глазах у Рицки. Когда я Нисея отыскал, около полугода ушло, чтобы его поднатаскать в Системе… А вернувшись, застал прелюбопытнейшую картину: Агацума вокруг брата крутится и уже присасываться начал. Рицка мелкий еще, совсем ничего не понимал: встретил красивого доброго дядю и простодушно повелся… Понятное дело, я Агацуму забрал подальше… И, как думается, все же зря… Потому что спустя два месяца Рицку убили. Но мне до сих пор не верится… Сеймей выпрямился, дернул плечами и посмотрел на меня: — Я не спущу Минами всего этого с рук. Если надо будет идти по головам, я пойду. На предательство, на убийство, на шантаж… Но уничтожу его. Я уже один раз его достал — он больше не может наслаждаться своими бабочками. Он их больше никогда не увидит… Я стоял, смотрел в жесткие потускневшие глаза брата, и чувствовал, как спокойно бьется сердце. Кивнул в ответ Сеймею, — мол, сочувствую и понимаю, а сам мысленно позвал: — Гранж? — Я тут. — Слышал? — Конечно. — Проверь. *** Должно быть, ты поймал мое напряжение. Я спиной ощущал, как ты подходишь то дальше, то ближе, словно пытаешься определить правильную дистанцию. Мы шли с Сеймеем впереди молча. Каждый думал о своем. У каждого, судя по всему, на душе было муторно и плохо. Все темы, по сравнению с уже проговоренным, казались сейчас незначительными и неважными. Каждый из нас двоих, видимо, ощущал, что сегодняшний вечер исчерпал себя, и мы, не сговариваясь, дойдя до станции метро, одновременно посмотрели друг на друга. — Хорошего вечера, Сеймей, — проговорил я, протягивая руку. Брат протяженно, не мигая, посмотрел мне в глаза, вместо ответа только понимающе кивнул и пожал ладонь. Обернулся на Нисея, предупредительно вставшего поодаль, поманил его рукой: — Поехали домой… Я, кажется, устал. *** Теперь мы шли вдвоем. Машина осталась припаркована за пределами пешеходной зоны, и пришлось возвращаться через шумный, значительно раздобревший на посетителей квартал. Клубы, рестораны, караоке… Отовсюду лилась музыка, смех, а порой и ругань. К девяти вечера в злачных местах собирались молодежь, туристы, офисные работники большими группами, а улицы наводнили зазывалы в костюмах разнообразных героев аниме. Активно замелькали плюшевые тела ростовых кукол, неуклюже топчущихся около заказавших их заведений. Все это разномастное столпотворение подсвечивалось ядовитыми неоновыми вывесками. Было откровенно дурно, особенно на контрасте с царящей вокруг атмосферой праздника и веселья, — эмоционально я завис где-то на фразе Сеймея о тебе и Рицу. Остальное в мою душу пока не помещалось, по капле втекая внутрь, иногда булькая вспышками агрессии на все окружающее пространство. Я шел, наверное, слишком быстро, порой натыкаясь на прохожих, автоматически бормоча слова извинений и почти не слыша ничего вокруг. Когда ко мне подскочил какой-то парень в костюме самурая, я автоматически отмахнулся, — невежливо отодвинул его в сторону. И дернулся, когда ронин цепко схватил меня за руку: — Я думаю, господину будет интересно посетить наше скромное заведение… — начал он, но я осклабился. Должно быть, глаза у меня пыхнули такой яростью, что парнишка вздрогнул, но, к моему удивлению, не отступил — только сжал мою руку крепче и проговорил еще более настойчиво: — Пойдемте, господин… У нас подают отличный сакэ… — Меня не интересует сейчас сакэ… — процедил я сквозь зубы и краем глаза увидел, как ты дернулся вперед. — И все же… — проговорил самурай и протянул мне карточку, отцепляясь. С улыбкой добавил: — Для вас приготовлена специальная скидка. Я автоматически выхватил листовку из рук, и парень с поклоном исчез за охрово-желтым норен с вышитым черной нитью спрутом. — Все в порядке, — я попробовал тебе улыбнуться и опустил взгляд на такую же охровую с осьминогом карточку. Взгляд приковало моментально вовсе не к морскому чудовищу, а пропечатаному полиграфической краской имени:Для Ричарда Амбьерна
А следом черными буквами темнела еще одна строка, после прочтения которой нервно дрогнула бровь.Ваше Имя не настоящее.