По одному шагу к пропасти

Кажется, я не краснела так, еще с тех пор, когда тетушка Спетта ругала меня на весь двор о том, что нельзя бегать по клумбам, цветы ведь завянут, и труд нашего дорого садовника будет напрасен. И поступать так, наплевательски относиться к работе другим не достойно будущей наследницы этого величественного особняка. Сейчас Мастер смотрел на меня так же, только каплю по снисходительнее. Все так же, как десять или может двенадцать лет назад, только вместо огромного и выложенного камнем двора, выступала гильдия и собственные товарищи. Но мне было так же жутко стыдно и я буквально не знала, куда себя деть. — Люси, от тебя я такого не ожидал! — Мастер передергивает своими усами. А мне уже просто больше некуда краснеть. Не знаю, что и сказать. С чего начать оправдываться? Товарищи смотрят с таким удивлением, что стыдно в двойне. Да, да это я, Люси Хартфилия снесла полгорода к чертям. Хартфилия, а не вечный Драгнил. Смущенна, а с тем и раздражена. Взгляды полные недоумения, раздражают. До нервного тика. Хочется просто кинуть всем и каждому в лицо, да Я разнесла и да, я не такая правильная, как вы думали? Что я просто на это неспособна? — Эх, — мастер вдыхает и махает на меня рукой. Словно разочаровался. — А я думал… — Что? — не выдерживаю. Руки сжимаются в кулаки, а из горла вырываются не слова, а рычание. — Думали, что? Что вот я такая, умная, расчетливая и вся такая позитивная? Что просто не смогу обидеть кого-то? Я не прежняя Люси Хартфилия, которая пряталась за спинами. Не та, что предпочитала отсидеться втихомолочку. Не та, Мастер, — выплевываю ему это, совсем не думая о словах. — Разочаровались? Неприятно? А мне, честно — насрать на это. Я не собираюсь строить идеал. Строить и плясать под вашу дудку. В глазах мастера, толика вины и, наконец, понимания. Вдыхаю. — Если вы строили на меня какие-то планы, то спешу вам сразу отказать во всем. Смотрю долго. Показывая, что от своих слов не откажусь. Мастер моргает. Принимает, наконец, понимает, что да, я действительно больше не та и никогда ей больше не стану. Даже если бы хотела. — Слишком смелая стала, за этот год с лишним, — холодный голос за спиной, мне совершенно не нужно оборачиваться, чтобы понять кто это. Слишком ожидаемо для меня, поэтому этот удар в спину — жалкое подобие. — Все так же продолжаешь говорить красиво, но толку от этого? Ты застряла на одном и не можешь выбраться из этого, хотя я все же надеялся. Прорывает. — Надеялся на что? — резко разворачиваюсь и впиваюсь в его фигуру взглядом. — Что все станет на свои места? Что я пропущу твои слова мимо ушей? Нацу, — вскрикиваю, чуть ли не истерично. — Ты, правда, думал, что даже после твоего предательства, я буду так же радостно улыбаться и скакать рядом с тобой? — Я думал, что ты, наконец, поймешь, что это мир не такой розовый, как ты видишь, — шипит и делает три больших шага, ровняясь со мной. — Ты боялась всего. Ты боялась боли, отказа, чьей-то смерти, предательства. Ты думала и надеялась, что это не произойдет с тобой, потому что, о Боже, я не заслужила такого! Ты была такая вот вся нежная, сожми тебя в руках и рассыпишся пеплом. — То есть ты так пытался сделать меня сильной? — смеюсь. — Может, мне стоит тебе сказать спасибо? — глаза саламандра вспыхивают. — Спасибо, что воткнул мне нож в спину? Спасибо, что ты растоптал мои чувства? Спасибо, что забрал у меня их? Спасибо, за то, что я почти не сдохла? А, за что спасибо? За твою оказанную помощь другу? — слезы накатывают, но мотаю головой. — Ты был тем, кто подарил мне эту мечту, Нацу. И ты стал тем, кто попытался ее у меня забрать. — Ты сама сделал тот решающий шаг, — рычит, схватив за плечи и встряхивает как куклу. — Разве, я надоумил тебя менять магию? Ты сделала этот вывод сама. Ты решила превозмочь меня, но тебе совершенно было нужно не это. — А что же? — ухмыляюсь и выплевываю яд. — Ты же такой умный, всегда знаешь и всегда принимаешь решения за других! Конечно, ты же Саламандр! Весь правильный, и всегда уверенный в себе. Выносишь всех врагов с одного маха. А ты никогда не думал, что, быть может, до того, как ты назвал меня слабачкой, я никогда не желала превозмочь тебя? Что я всегда жила без розовых очков? Если ты так хотел дотянуть меня до своего уровня, ты не учел одного. Если даже взять магию заклинателя — у всех есть свой предел, Нацу. Да, с моей прошлой магией заклинателя духов, мне было до тебя не достать. Но я не горела этим желанием. Я трезво понимала, что в этой жизни заведомо кто-то слабее, а кто-то сильнее. Что все мы разные и у каждого свой предел. Но ты хотел, что бы все соответствовали одному уровню. Ты хотел заделать всех под одно, но нет. Нет, Нацу — этого никогда не произойдет, ты никогда не создашь свой идеальный мир. Во-первых хотя бы потому, что сам ты далек от идеала. Отпускает меня, и я тут же обхожу его. Злость уже не такая ярая. Я, наконец, поняла его. Но как жаль, что для этого стоило потерять все важное. Стоило расстаться со всеми привычками, воспоминаниями и прошлым. — Во-вторых, не найдется больше таких наивных дур как я, — кидаю через плечо. Стою, в ожидании, что он хоть что-то скажет. Хоть что-нибудь, продолжить наш спор, продолжая отстаивать свою правоту. Но он молчал. — Прими на свой счет одну смерть, Драгнил. Вижу, как дергается, словно от пощечины. Делаю решающий шаг к выходу из гильдии. Маленький шаг, навстречу светлому дню. Выхожу и вдыхаю свежий воздух. С груди упал камень. Огромный, весом в целое ничто. Он просто глупый ребенок, и чтобы он не говорил — не прав тут только он. Его глупая фантазия создала огромную пропасть между нами. Пропасть, которую так просто не перешагнуть и не переплыть тем более. Она утянет за собой на дно. И найдет упокоение в самом тревожном. Я поняла Нацу. Поняла и отпустила. Мне действительно стало легче. Наверное, в тот самый момент я, наконец, приняла и осознала новую себя. Я, наконец, пришла к тому самому. К той золотой середине. По большей степени устала оглядываться и смотреть на тот проигрыш самой себе. Устала, представлять и находить новые поводы и отговорки, что тогда было лучше. Что тогда я жила, дыша полной грудью. Сейчас именно в этот самый момент, мое прошлое становиться серым, пережитым оттенком, о котором я буду вспоминать с небольшой грустью. Возможно, Локи прав. Возможно, сверху было виднее. Если так получилось, значит это мой истинный путь. Просто нужно не упустить и его из виду. Впервые я чувствую, как неведомое чувство удовлетворения накрывает меня волной. Словно разгадка мира раскрыта и загадка в том, чтобы просто жить. Не существовать, терзая себя прошлыми ошибками. А жить — принимая их и осознавая, что без них не было бы тебя. Слишком долго я жила ими. Давно надо было начать жить с чистого листа. Принимать за данность, новую магию. Без капли совести осознавать, что мои родные ключи больше не у меня, но в надежных руках. Осознавать, что жизнь на этом не закончилась и теперь уже действительно, пора. Пора прекратить цепляться за что-то одно. Ведь рядом столько всего. Столько много людей. И что я не одна. По крайней мере, есть один человек, которому я бы хотела сказать спасибо. И этот человек, нужен мне прямо сейчас. Этот человек, некогда бывший враг, понимает меня лучше всех и никогда не посмеет воткнуть нож в спину. Потому что лучше всех знает кого это. Лучше всех знает меня. Казалось бы, то огромное расстояние, которое я преодолела в пеший ход совсем не стоит двух часов на поезде, хоть в муках и страданиях. Останавливаюсь в самом ближайшем городе до северных лесов и оттуда уже иду пешком, всего-то каких-то полдня. Дорогу к нашей хижине я нашла быстро. Слишком хорошо знаю этот лес, чтобы заблудиться. В метрах ста от нее чувствую запах сырости. Улыбаюсь и прибавляю скорости. Кобра выглядит настолько ошарашенным, что даже позволяет себя обнять. Вжимаюсь в его тело, так сильно, что между нами не проскользнет даже атом. Втягиваю запах трав, сырости и плесени. — Эээ, Хартфилия? Еще немного и его руки обнимают за плечи. Так правильно и привычно, словно мы обнимались каждый день на протяжении того времени, что пробыли здесь. Но на самом деле это первый раз. Первый раз, когда Кобра позволяет расслабиться в своих руках, прижимая в ответ и зарываясь пальцами в мокрые волосы. Я готова стоять вот так вот вечность, лишь бы его руки — такие горячие и нежные, сжимались и больше не разжались. Он слишком много значит для меня. Слишком приелся и его горечь на языке отдается сладостью. Наклоняется к моей голове и шумно втягивает носом воздух. Мне так много пришлось перебрать, чтобы понять самое простое. — Я так соскучилась, — шепчу, зная, что услышит. Знаю, что тоже. Тоже скучал и беспокоился, об этом говорит его сердце. Глаза вполне могут соврать, но не сердце. Только не оно и только не он. Руки, поглаживая, мягко спускаются к талии, а потом меня уже отстраняют, прихватив за бока. Тонкая бровь, взлетевшая вверх, говорит больше. Ему не нужно открывать рот, как я уже знаю, что он хочет сказать. — Правда, — улыбаюсь. Смеется, неожиданно и так легко. И кажется, это то, чего мне не хватало. Его смеха, который басистый, хриплый и надрывный. Кажется, в этом крылась разгадка. В бурых глазах ни капли осуждения — море беспокойства. Ему не терпится все узнать, и я не вправе больше молчать. — Я сделала его, — говорю в его манере. Тонкие брови ползут вверх. Усаживает меня за стол и наливает кружку травяного чая. Горячего. Запинаясь, задыхаясь, а порой даже давлюсь чаем. Рассказываю, описывая каждый миг и вижу, как его глаза горят. Как язык то и дело скользит по губам, облизывая их, потому что те пересохли. Вдыхает, улыбается. Гордо и по-отечески что ли? — И что дальше? Пожимаю плечами, у меня нет точных планов. Пока так — наброски. Наброски, нелепые, нечеткие. — Наверное, буду брать задания в гильдии, хочу выкупить семейный особняк, — кивает. — А может, сниму квартиру поближе к набережной. — Ну, а с Драгнилом? — отпивает из чашки и смотрит через, чур, внимательно, словно подмечая ложь. — Что думаешь делать с ним? — Ничего, — в который раз пожимаю плечами. — Мы с ним вроде как разобрались. — И что? — И то, что он просто глупый ребенок с идеалистическими наклонностями. Сказал бы мне кто с улицы, никогда бы не поверила. Он всегда таким был, — вдыхаю и складываю руки на столе. — Только это я единственная не видела дольше своего носа. — Дальше своих сисек, ты хотела сказать? — ухмыляется, так широко, что, как у него скулы, собака не свело. — Нарываешься? В ответ прищур глаз и ехидная ухмылка. И вот мы уже оба вылетает из хижины, сцепившись как две гончих, за кусок мяса. Неважно, что мы не всерьез, а царапины уже затянутся к вечеру. Неважно, что смеюсь на его выпад, а потом валю на снег и мы катимся вниз по склону, а потом подскакивает и уже бой переходит в нешуточную войну снежками. Кажется, солнце, что покинуло меня, вновь со мной. Вновь обнимает меня лучами и дарит то самое чувство, перемешанное с трепетом и желанием дышать полной грудью. Сейчас, сегодня я не хочу думать о чем-то плохом, о том прошлом, где была боль и ничего кроме. Где я только-только училась ходить, после всех проигрышей. Не хочу больше этого, понимая, что сама ворошила те раны. Не хочу больше и не буду, сама подставляться под ножи. Я помню, как тетушка Спетта отчитывала меня за то, что потоптала прекрасные цветы. Помню, как она говорила и ее слова: — Каждый цветок — это человек, Люси. Знаешь, почему нельзя так поступать? Нельзя топтать людей и цветы? Потому что они такие же, как и ты. Все мы чувствуем боль. А еще помню, слова отца, который вдалбливал мне самую простую истину бизнеса: — Чтобы добиться успеха, следует идти по головам. Пока люди топчутся и собирают отлежавшие плоды с земли, ты бери те, что выше. Они, может быть, и не упали, но их можно сорвать самой, добравшись до самого верха и они непременно будут самыми вкусными, потому что ты добыла их сама. И совсем не важно, как. Тетушка Спетта была слишком наивна. Возможно она, как и я прошлая просто боялась этой боли, поэтому соглашалась совсем. Но отец, достигший таких немалых высот, и не один раз, предан, знал намного больше и единственное чего от меня хотел, так это того, чтобы я была готова к любому. Но я не стала бы сильной, если бы один раз не испытала вкус предательства. Да, то, что не убивает нас, определенно делает сильнее. Закрываю глаза. Втягиваю воздух так глубоко, что, кажется, легкие трещат. Но вот он, вздох полной грудью в новой жизни.