Бафомет хранит секрет

Своды подземелья встретили кладбищенской тишиной. В огромном зале, подсвеченном неровным сиянием разлома, никого кроме нас не было. Плохо. Экзорцисты, может, и не ждали нашего возвращения. Предположили, что оттуда не возвращаются. Что на изнанке мы замечательно сдохнем и без чьей-либо помощи. Не угадали. Но какова вероятность, что нам так безбожно, нечеловечески повезло? Майоров ещё сильнее стиснул мою руку, отчего захрустели костяшки, и звук этот вышел в тишине зловещим. Умом я понимала, что мы затеяли кое-что очень суицидальное, но сердце колотилось гулко, и страха не чувствовалось совсем. Ни страха, ни земли под ногами толком. Когда я в последний день февраля хлопнулась в обморок в кабинете Висляковского, могла ли я предположить, что в конечном итоге это приведёт меня сюда? В подземный штаб экзорцистского ордена, который мы сейчас собираемся основательно вздрючить. Вдвоём. Это звучит смешно и пиздец душно. Господи, я просто конченая. – Я оставил здесь свой меч после битвы с многоглазой дичью с той стороны. Думается мне, он всё ещё в оружейной, – лицо Майорова вдруг озарилось азартной дерзкой усмешкой, и по нему сразу можно было сказать – он такой же конченый, как и я. Даже больше. Путь до оружейной мы провели в молчании и пустоте. Нам обоим нужно было сосредоточиться и нечего было обсуждать. Никакого плана. Юра полагался на случай, на святого покровителя, на что угодно, только не на план, потому что в безумии не может быть планов – это противоречит природе вещей. Начать просчитывать и быстро прийти к заключению, что это невозможный бред – меньшее, что нам было нужно сейчас. Сознание ощущалось чуть замутнённым, будто дымкой подёрнулось, но мысли оставались ясными. Я не отрывала взгляд от ползших по стенам прохладных и тощих теней. И те недолгие часы, проведённые здесь научили, что теней тоже стоит бояться. Дверь оружейной протяжно скрипнула и поддалась, тяжело уползая в вязкую темноту. Юрец пошарил по стенке в поисках выключателя, и что-то щёлкнуло под его пальцами. С секундной задержкой под потолком зажглась длинная запылённая лампа. Вторая её половина так и не включилась полностью, продолжая мигать со странным дрожащим звуком. – Велкам, – объявил Майоров, проходя внутрь. Вдоль стен была свалена в кучу груда всякого хлама, из которой торчали мечи с резьбой, напоминающей старославянский, выцарапанный на ножнах. Пара потрёпанных книжек, видимо, молитвенники. На гвоздях, вколоченных наспех в подвешенную под потолком деревяшку, болтались чётки. Парочку таких я и в экзорцстской трёшке видела. Свет от мигающей лампы отражался в бусинах некрасиво, делая их мёртвыми, и в целом атмосфера была как в бочке стоялой воды, тягостная и тревожная. Как будто кто-то до нас уже огрёб здесь, а потом всё это спешно прибрали. – Думаешь, это нормально? Что мы до сих пор одни… – я оперлась спиной о дверной косяк, всё ещё оставаясь на пороге. Экзорцист ответил мне невесёлой многозначительной усмешкой, от которой горячо стало в животе. Мы должны это пережить. Хотя бы затем, чтобы просто побухать вместе. Майоров на удивление быстро обнаружил свой меч в этом бардаке и склонился над лезвием, что-то шепча под нос. Молитвы или проклятия – я не вслушивалась. Когда он закончил, лампа моргала всё ещё. Поравнявшись со мной, положил ладонь на плечо, но я тут же отпрянула, сдавленно зашипев, сглатывая удивлённые матюки. – Чёрт! Жжётся… – Прости, должно быть, святая сила, – чуть растерянно пробормотал экзорцист. – Думал, что раз ты больше не одержима, то… Он осёкся, потому что вслед за маленьким пожаром от прикосновения вдруг закружило голову и сдавило виски, я вдохнула, но как будто не воздух, а что-то пустое и тягучее, легче не стало. Пришлось сползать на пол, хватаясь холодными ладонями за дерево и бетон. Перед глазами мелькнула вспышка, обдавая почти физически ощутимым фонтаном искр. Потухла, стягиваясь темнотой, и сразу вернулась ярче, отдаваясь спазмом в висках. – Я вижу круглый зал с высоким потолком, золотой цвет. Трибуну на трёх человек, – нужно было перевести дух, но я боялась что-то упустить. – Очень много людей. Лурье, Капелла, твоя сестра… Я выплюнула густой горячий воздух, и спираль в башке будто разомкнуло, мыслям вернулся их прежний ход. Пульсация медленно утихла, снова позволяя соображать. Майоров потянулся было ко мне, но вспомнив, опустил руки. Ему пришлось оставить меня на полу: продышаться и немного прийти в себя. Кажется, герцог подкинул чуть больше сюрпризов, чем сам рассчитывал. – Я знаю место, о котором ты говоришь, – Юрец дождался, пока я встану, чтобы сообщить это. Заглянул в глаза. – Хреново, но… какая уж теперь разница. Идём. – Куда? – Ты видела заседание трибунала. Это как раз то мероприятие, которое нам бы стоило посетить. От ледяного сарказма в этом неожиданно низком голосе мурашки прошлись по хвосту, от основания к кисточке. Майоров помрачнел. Я видела зал суда и его сестру. Это значит, что, наверное, Сеня не преуспел, и нам стоит поторопиться. Видимо, Майоров тоже так считал, потому что теперь я едва за ним поспевала. Он остановился только напротив высоких дверей в два с половиной человеческих роста, и по лицу экзорциста ясно было, что мы пришли. Золото из увиденного мной зала как будто просачивалось наружу, ползло по створкам витыми узорами, отражая рыжий свет электрических лампочек тяжёлым и жутким блеском. Я случайно задела что-то носком ботинка и машинально опустила глаза вниз. Лучше б не опускала. – Да ёптвою! – придушенное шипение, разбавленное парой проклятий. Под ногами в расплывшейся вязкой жиже валялись останки человеческой руки, полуразложившиеся, как всегда. Даже в потёмках подземелья картина была не для слабонервных, и липкое чувство отвращение облепило со всех сторон, как мокрый полиэтилен. В глубине души я надеялась, что, покончив с одержимостью, больше не буду видеть эту срань. Запах из тонкого мира не передаётся, но я всё равно отчётливо ощущала приторный аромат гниения, и в горле от этого стоял ком. – В жизни в штабе такого не видел, – скривился экзорцист, наблюдая за тем, как меня основательно перекосило. – Здесь обычно «чище», чем где-либо. А теперь так выглядит, будто всё окончательно по пизде пошло. Я уже собралась уточнить, что именно там пошло, но с мрачной усмешкой оборвала себя. Он же сказал – всё. Майоров обернулся спиной и положил ладонь на чуть потёртую ручку двери. Сейчас он её откроет, и ничего уже не будет, как прежде. – Юра, – позвала я, и тут же порывисто втянула воздух. Майоровское имя далось мне как-то не слишком просто. Высокие каменные своды приняли в себя этот звук и проглотили его. – М? – экзорцист обернулся, не убирая руку от двери. Я подошла к нему, почти ткнувшись лбом в плечо, приподнялась на цыпочках. В последний момент вспомнила, что сейчас для меня это будет что-то вроде удара током, совсем не фигурально, и отстранилась с досадливым вздохом. – Ладно, – сникнув, негромко пробормотала куда-то в район его ключицы, – будем считать, что это был воздушный поцелуй. – Я обязательно верну тебе его, когда выберемся, – пообещал Майоров, а потом надавил на ручку, толкая перед собой дверь. В первый момент золото ударило по глазам. Золото и тишина, потому что, кажется, мы их прервали. То, как резко она струной натянулась в воздухе, покоробило не только нас – об этом можно было судить по выражениям присутствующих. Зал выглядел точь-в-точь, как в моём видении. Трибуна на трёх человек, высокая, все три лица незнакомые, покрытые морщинами. Уже очень преклонный возраст, который нечасто можно встретить в ордене. Напротив – ещё одна, поменьше. За ней, освещённая мягким медовым светом, стояла Лурье. Мечущийся взгляд выцепил ещё пару знакомых лиц: Леся Измайленко, Аркаша. Ну и, конечно, наши. Их заперли в каком-то подобии клетки у дальней стены. Сеня выглядел порядком потрёпанным, весь в кровище, так что от одного взгляда на него ёкало сердце. Он обнимал Майоровскую сестру. Рядом, насупившись, сидела Осколкова. «Хочу курить», – было написано на её мрачной физиономии так явственно, что сводило скулы. Марина при нашем появлении вскочила. – Как это понимать? – дед за трибуной наконец нарушил натянутую дребезжащую тишину, находя, наверное, самую неловкую фразу из всех возможных. Но на его месте я бы вряд ли выдала что-то поумнее. – Мы пришли свидетельствовать об измене, – я тихо восхитилась Майоровым, потому что его голос звучал сейчас ясно, без тени дрожи. – О вашем предательстве уже довольно сказали, – ледяным голосом командира со своего места заявила Лурье. Было видно, что она порядком удивлена нашим возвращением, которое любой здравомыслящий человек счёл бы чистым самоубийством. И сейчас глава Капеллы была в замешательстве, но на преимущество нам всё равно рассчитывать не стоило. – Мы пришли поговорить не о своем предательстве. О вашем. – Что ещё за цирк. Считаете допустимым врываться посреди заседания и кидаться смехотворными обвинениями, когда вздумается? Видно, что вас никто не учил уважению. Ваше место на скамье подсудимых, и говорить вам полагается, только когда разрешат. Ваша честь, если позволите, я… С трибуны судей ей кивнули, и Лурье обернулась на Капеллу, отдавая молчаливый приказ. – Нам придётся заставить их нас слушать, – хмыкнул Майоров, обнажая меч. У него с самого начала не было сомнений, что так случится. Что до этого дойдёт. Я отступила поближе к нему, спешно оценивая ситуацию. Он сейчас собирался в одиночку драться против Капеллы, в которую его так и не взяли. Экзорцисты тоже имели не самый свежий вид, и спасибо за это Сене, который дрался с бывшими товарищами до помутнения рассудка. Едва ли нам это сильно поможет сейчас, но кроме как безрассудно верить в Майорова, мне ничего не оставалось. Во вспыхнувшем беспорядке поймала взгляд Измайленко и преградила ей путь. – Я не позволю тебе тронуть его ещё хоть раз, с-сучка! Если ты просто даже руку на него поднимешь, я тебе её сломаю. Леся не приняла эту угрозу всерьёз. Спешно перекрестила воздух надо мной выверенным движением и сразу же удивлённо отступила, не обнаружив ожидаемого эффекта. – Что, больше не работает? – с наслаждением протянула я, глядя на опешившую физиономию. – Тц, досада. У экзорцистов не так-то много оружия против людей, хотя Леся в этом плане худший соперник с её-то порчами. Я ей не нравилась на подкожном, подсознательном уровне. Моё существование мешало ей играть с Майоровым так, как она хотела. Всегда и сейчас особенно. – Ты не представляешь, Измайленко, как удобно драться, когда ты не разваливаешься на части! – воздух пропитывался святой силой, и потому щипало легкие и давило в груди, но это только подзадоривало. Мы обменялись ударами, я разбила кулак о чужую челюсть, и ответка тоже прилетела мне – перстень на безымянном у Измайленко рассёк губу. Болью, конечно, обожгло, но всё равно гораздо лучше, чем могло быть. Ты можешь быть каким угодно высококлассным экзорцистом, но, если в байкерской банде тебя не учили апперкоту, это ничто. Леся отступила, посчитав, что просто по-человечески выбить друг из друга всё дерьмо – не лучшая альтернатива для неё. Чиркнула зажигалкой и легким танцующим движением потянула огонёк из неё. Он вырвался наружу, осыпая золото вокруг искрами, разросся, окутывая воздух вокруг Измайленко. Меня очень долго жгло огнём изнутри, и вряд ли я смогла бы выдержать его снаружи. Нужно было отступить, но мне хотелось проверить, может, я смогу взять больше. Из того, что мне оставил Бафомет. Я попыталась вытянуть из себя то чувство, которое появилось впервые, когда мы сражались с Василиском посреди ночи, сконцентрировалась на огне, пытаясь сжать его, сделать тусклее. Сворачиваясь вихрями, пламень осел на пол. Это далось непросто мне, кончики пальцев покалывало. Но даже если Измайленко заметила, с каким трудом я усмирила её огонь, это всё равно выиграло мне несколько секунд передышки, потому что этого она не ждала. Что происходило с Юрой, я не видела, потому что он остался у меня за спиной. Только лязг мечей и всполохи, обжигающие спину даже на приличном расстоянии. Не выдержав, обернулась и краем глаза заметила, что его сильно задело чужим лезвием. Даже услышала, как кровь пролилась на пол, алыми бусинами по золоту. – Твою мать, Юрий-хуюрий! – взвыла, зная, что мне нельзя надолго отвлекаться. В сантиметре от уха просвистел небольшой метательный нож, и через секунду до нас донёсся звон от того, во что он ударился, отзываясь во всём теле неприятной колющей дрожью. Мне плевать, сколько у тебя ещё сюрпризов, Измайленко. Это должно закончиться сегодня. И если потребуется, я сожгу здесь всё. Я превращу это место в сущий Ад, только чтобы это остановить. Язычки пламени, почти потухшие, прилизанные к полу сквозняками взметнулись в воздух, повинуясь мне, и в глазах даже помутилось от напряжения. Измайленко вынужденно отступила, окружённая собственным пламенем. Сзади послышался какой-то грохот, от которого земля под ногами задрожала. Одна из ламп, освещающих зал трибунала, сорвалась с цепи, обдавая пол под нашими ногами брызгами стеклянных осколков. Майоров. Святой силы в воздухе стало так много, что у меня едва получалось дышать. – Хватит, довольно! Совет требует остановить кровопролитие, – крикнул кто-то с трибуны. Кровопролитие, ха. Я вытолкнула из груди сухой и шершавый воздух, утирая ладонью разбитую губу. Если б их волновали вопросы кровопролития, они бы даже начаться этому не дали. Теперь они уже просто испугались. Я обернулась, мысленно собирая в кулак все мешающие мне страхи. Юра стоял на ногах, опираясь на меч, дышал неровно. Экзорцистская форма, которая так шла ему, была в нескольких местах разорвана. Но взгляд у него был такой, что я влюбилась в него ещё раз. – Вы хотели говорить, – осторожно и вкрадчиво, почти по слогам донеслось с трибуны. – Хорошо, мы выслушаем вас. Поднимитесь. Майоров сделал было шаг, но тут же замер, болезненно морщась. Не издал ни звука, но ясно стало, что он потерял много крови и прикладывал огромные усилия, чтобы просто стоять. – Ты иди, – Юра легонько подтолкнул меня в спину. Это была одновременно и просьба и жест поддержки. Я поднялась на нижнюю трибуну к Лурье. – Положи руку на печать. Солгать не получится. – Я и не собиралась лгать, – пробурчала под нос, делая как велено. Ладонь тут же обволокло тем самым медовым светом, и я подняла голову, делая вдох. – Адели… Девочка, которую вы держите взаперти. Вы убили её мать, просто потому что могли, это нельзя никак даже оправдать по-человечески. Чтобы дотянуться через неё до Бафомета, вы всю жизнь этого ребёнка сделали жертвой своих амбиций, – я с самого начала не собиралась кидаться тошнотворными обвинениями, но изнутри колотила такая ярость, что глаза жгло. – Когда в Ордене выяснилось, что я одержима демоном, вы, блин, решили меня убить! Вешая это на Майорова, вы и его чуть не угробили, а всё ради чего?! Вы уже давно не помогаете людям, а прикрываете свой собственный зад! Торговаться начали, тянуть время: поработай экзорцстом, закрой разлом… Никто из вас, уродов, не вспомнил, что я просто человек, мне было страшно и больно. И мне никто не помог, кроме тех, кого вы сейчас судите, как изменников. Так уверенно говорите о предательстве, но что мне остаётся, кроме предательства, если я просто хочу жить?! – перевела дух, стараясь взять под контроль нахлынувшие эмоции. – Может быть, я всё это сказала в пустоту. Но может, здесь кто-то ещё верил, что Орден чем-то достойным занимается. У меня всё. Когда я заканчиваю, судья долго смотрит сначала на Лурье, потом на скамью подсудимых. В конце концов его взгляд снова возвращается ко мне. – Приведите девочку, – наконец приказывает он с тяжёлым вздохом, и пара человек у дверей покидают зал трибунала. Я старалась мысленно не добавлять «если она ещё жива» к этому приказу. Хоть бы она была жива. Если с ней что-то случилось, я не прощу себе. Ни Адели, ни герцог больше не должны пострадать в этой истории. Проходит несколько мучительно долгих минут, тянущихся, как ад, прежде чем ушедшие возвращаются. – Девочку мы не нашли, – у меня уже на этой фразе упало сердце. Но потом экзорцист вскинул вверх руку, обвязанную тонкой ленточкой. – Только это. Колокольчик на конце её издал звук. Слишком чистый и громкий для столь маленького размера и такой… знакомый. Я и слышала его всего раз в своей жизни, но запомнила слишком хорошо со своей первой встречи с отверженными. Когда Юрец меня спас и чуть сам не проклял потом. Присутствующим звук этот сказал примерно тоже, что и мне, потому что за несколько секунд непреодолимой стихией в зале поднялся встревоженный шёпот. Майоров тоже напрягся. Для него сейчас, как и для меня, в одну картинку складывались и этот колокольчик, и полусгнившая конечность у входа, и бардак в оружейной. Взгляды устремились на главу Капеллы. – Мы держали девочку взаперти, потому что так было безопаснее для всех. Попади она к врагам, для нас это не прошло бы бесследно. Да, я хотела использовать силу одержимой, чтобы закрыть разлом, я планировала позже убить её. Потому что считала, что это на благо Ордена, и до сих пор считаю! Но приписывать мне сотрудничество с отверженными я не позволю. Лурье стоит, положив руку на печать, она почти что клянётся, и она не врёт. На мгновение у меня начинают дрожать колени, но это очень быстро прекращается, потому что всё вдруг становится на свои места. – Всё верно Майоров, – у меня трескается голос и в горле сухо, – Гоша говорил, что за мою одержимость в ответе кто-то из Ордена. Если думать о том, что Орден и отверженные были связаны всё время… Кто-то подкупил Висляковского, чтоб найти сосуд для демона. Кто-то заставил Хмельницкого уйти из Трёх путей и выпустить Василиска. Кто-то открыл разлом, чтобы подтолкнуть Лурье использовать силу герцога. Кто-то у кого в этом деле личный интерес. Кто-то, кто был близок с твоими родителями, когда всё произошло, но избежал мести от Бафомета. Когда я закончила говорить, Юра уже догадался и сам. На его лице явственно проступила боль и сухая удушливая ярость. Он ещё не успел обнажить клинок, когда я почувствовала на своей шее лезвие чужого ножа. – Леди, вы нужны мне для завершения эксперимента, – голос Аркаши послышался над ухом. – Позволите? – перевёл насмешливый взгляд на Майорова. – Что, ты будешь драться за неё? По глазам экзорциста видно было, что он не колебался бы не секунды, хоть и едва стоял на ногах. Но ведь это же безумие. Он не может сражаться в таком состоянии. – Не надо, Юра, – тяжело сглотнула, и от этого лезвие чуть надрезало кожу, заставляя поморщиться. – Я пойду с ним. Где-то в отдалении снова звякнул колокольчик. А потом его звон откликнулся эхом, словно их было тысячи. – Давайте, может, не будем начинать это сражение, – вздохнул Аркаша. – Потому что, честно сказать, вы ведь его проиграли. Мои друзья уже давно здесь.