As I sailed

Такой сильной бури видеть мне еще не приходилось, пожалуй, никогда. Около десяти лет я проходила под парусом, два из них — в положении капитана судна, повидала всякого рода бури, ураганы, смерчи, гигантские валы, накрывавшие громадные бриги, что называется, «с головой», но такое я видела впервые. Небо и море слились в одно большое бурное темно-синее, едва ли не черное, месиво. Почти ничего не было видно, среди туч ни единого просвета; казалось, что выхода отсюда нет, и мы застряли в этом кромешном аду навсегда. Наш бедный старый бриг мотало по волнам, как паршивую щепку, мачты, несмотря на то, что большинство парусов было спущено, скрипели от напряжения, матросов метало по палубе и чуть ли не сметало за борт то и дело накрывающими палубу волнами, и каждый из нас промок до нитки. Лицо то и дело хлестало водой, больно ударяя по щекам; глаза заливала вода, и временами было сложно даже открыть их. Но, в любом случае, паниковать времени не было, молиться — тем более; и мы держались. Выбора у нас, впрочем, особого не было: либо держаться, либо умереть. Умирать особо никто не хотел. — Справа по борту! Испанский флаг! — сквозь шум ветра, ливня и ударов волн голос с вороньего гнезда был едва слышен, но эта фраза привела всех в возбуждение. — Отставить! — крикнула я, с трудом орудуя штурвалом. — Нам сейчас не до этого! — Но, капитан, — старпому пришлось немного склониться ко мне, чтобы я смогла услышать его хриплый голос. — Они сейчас — легкая добыча! Мы сильнее и быстроходнее их, мы сможем застать их врасплох! — Мистер Эйвери, — с нажимом возразила я, не глядя на него. — Сейчас не самое лучшее время для насыщения карманов. — Доверьтесь мне, капитан Бейн! Мы захватим его, вы и глазом не успеете моргнуть! Буря, к тому же, вот-вот начнет сбавлять обороты… Я хмуро взглянула на него. Конечно, я знала, что в чем-то он был прав: в этих водах едва ли встретишь судно, снаряженное и оборудованное лучше нашего, да и те, что хоть слегка уступали нам, принадлежали далеко не испанцам. К тому же, команда изголодалась: проведя в пути уже довольно продолжительное время, мы долго не захватывали кораблей и давно не могли похвастаться добычей. Но все это все еще не отменяло опасности затеи. Кто, черт возьми, вообще начинает атаку в шторм? Старпом, немного комично держась за голову, дабы не позволить ветру сорвать с макушки шляпу, сверлил меня умоляюще-подбадривающим взглядом. Я на секунду зажмурилась и вздохнула. Потом я наверняка пожалею об этом. Но к черту: благо, что это будет потом. — А, ч-ч-черт! — прошипела я, но слегка отстранилась от штурвала, придерживая его ладонью, и кивнула в его сторону, приглашая помощника на место за рулем. — Если мы все умрем, я убью вас, мистер Эйвери! Решительно накинув капюшон и выхватив саблю из ножен, я подошла к краю капитанского мостика, поставив одну ногу на низкий фальшборт, и воинственно взмахнула оружием в сторону испанского брига: — Орудия к бою! Покрошим ублюдков на корм рыбам! Команда, до моих слов будто бы задержавшая дыхание в ожидании, восприняла приказ с лютым восторгом. Жизнь на палубе, казалось, забурлила с новой силой. Матросы стали суетиться, перебегать из стороны в сторону, постоянно поглядывая за правый борт. Испанцы были все ближе и ближе, и наконец… — Пли! Прогремел пушечный выстрел, после чего палуба взорвалась воодушевленными криками, обозначающими однозначное попадание. Дав еще пару залпов, дабы, кроме того, чтобы потрепать обшивку, так еще и заодно избавить вражескую посудину от парусов и лишить ее возможности бежать (впрочем, куда уж тут убежишь?), мы стали стремительно приближаться. Вся команда была в предвкушении; матросы напряженно молчали, но даже сквозь гул бури можно было услышать, как нетерпеливо позвякивают сабли. Направившись испанцам прямо наперерез и обойдя их вокруг их носа, мы наконец встали борт к борту, правый к правому. Те, казалось, все еще не понимали вовсе, что происходит, и когда наши абордажные крюки зацепили их борт и стали подтягивать бриг к нашему судну, испанцы только лишь начинали панику. С соседнего судна послышались неразборчивые, но определенно испуганные крики, кто-то еще пытался отдавать приказы; для них было уже слишком поздно. Наконец, борт столкнулся с бортом; послышался треск деревянной обшивки. Команда воодушевленно вопила в предвкушении шоу, но не смела шелохнуться в ожидании команды. Три, два, один… — Вперед на абордаж! — завопила я и рванулась за борт. Через пару секунд я приземлилась на палубу испанского брига вместе с большинством остальной команды. Испанцы все же окончательно поняли, что их атакуют, и обнажили сабли. Завязалось побоище. Стоит, черт возьми, признать: я люблю покой. Правда, люблю. Люблю мягко скользить на корабле по водной глади, чувствовать легкое, почти нежное дуновение ветерка и приятный солоноватый запах моря. Люблю встречать тихие розовые рассветы, уютно забравшись на самый нос судна и свесив ноги вниз, в пустоту. Люблю слышать негромкие спокойные разговоры команды по вечерам, перед самым отбоем, и тихо беседовать с Эйвери, стоя на капитанском мостике. Но все же это я люблю больше. Безумие. Шум бури, крики, звон металла, выстрелы и все то бешеное оживление, бурлящее вокруг меня, делало меня словно одержимой. Я чувствовала это каждым дюймом моей кожи. Моя кровь закипала, и я растворялась в этом, отдавалась бою и телом, и душой. Шаг влево, выпад, поворот, рывок — противник повержен. Прыжок, рывок вбок, переход — противник повержен. Мои сабли раз за разом вонзались в плоть и проливали кровь, но это горячило и раззадоривало меня еще сильнее. Это было моей стихией, я каждый раз чувствовала, будто была рождена для этого. Учитывая постоянно переменчивый крен палубы, бой был не из простых, но это лишь добавляло азарта. Пару раз из-за качки меня чуть не задавило испанскими солдатами. Создавалось впечатление, что они впервые в жизни взошли на корабль и совершенно не знакомы с законами моря. Не хочешь упасть? Всегда старайся держаться перпендикулярно горизонту. Но нет: они вообще не пытались хоть как-то противостоять падению, и просто шатались по палубе, словно выпивохи, плетущиеся из таверны домой. А это значительно упрощало нам задачу, ведь такие жертвы намного менее ловки и внимательны, их легче сбить с ног, а если ты сбит с ног во время боя с кем-то, кто хочет твоей смерти, — ты уже покойник. С нескрываемой гордостью я отметила, что моя команда держится на ногах достаточно крепко и уверенно. — Капитан! — вдруг донеслось до меня, и, всадив саблю в испанское горло, я обернулась на голос. — Вал по левому борту! Я кинулась к краю и взглянула на горизонт. И правда: прямо на нас надвигалась громадная волна. Времени поворачивать оба судна носом к ней, конечно, не было, поэтому оставалось лишь два варианта: либо что-то предпринимать, либо мы все тут умрем. Отступать явно не вариант: на очереди у вала первым был испанский бриг, и лишь потом шел наш, то есть если бриг перевернется, то ляжет прямо на нас, и любому, кто в этот момент окажется на палубе, может очень и очень сильно не повезти. Значит, раз назад нельзя, остается только вперед. — Все к левому борту! — крикнула я. — Держитесь крепче, сейчас тряхнет! Мы все вцепились в планшир именно в тот момент, когда его начало приподнимать. Испанцы были не готовы к этому, но смысл наших действий до них дошел определенно слишком уж поздно, и они начали скатываться по палубе вниз. Бриг накренялся все больше, и мы, держась за борт, уже почти что свободно висели, чуть ли не болтаясь в воздухе. Я обернулась назад, чтобы отвернуться от бьющей в лицо толще воды и заодно оценить состояние нашего брига: из-за наклона наша грот-мачта уже сцепилась с вражеской, но в целом судно было относительно цело. Испанцы продолжали катиться вниз; некоторые, соскользнув на нашу палубу, летели дальше и падали в море. И именно в момент, когда я была занята созерцанием этой картины, тыльные стороны моих ладоней вдруг полоснуло резкой, ужасающе сильной болью. Я машинально сжала руки, чуть согнув их, и они плавно соскользнули с влажной поверхности борта. Я почувствовала, что падаю. Спустя мгновение я обнаружила себя лежащей на животе в углу между палубой и левым фальшбортом своего накренившегося брига. Перед глазами все плыло, сильно саднили спина и затылок, руки и вовсе жгло огнем. Я попыталась приподняться на локтях, но они заскользили по промокшей поверхности, и я вновь упала, оцарапав щеку об половую доску палубы. У меня вдруг появилось ощущение, будто я — беспомощный котенок с разъезжающимися на скользком полу лапками, и это разозлило меня еще сильнее. Предприняв еще одну попытку подняться, я почти что достигла успеха, когда вдруг почувствовала, как меня схватили за шиворот и резко подняли, и впрямь словно котенка. «Это Эйвери, — подумала я. — Он увидел, что у меня проблемы, и пришел помочь». Всю ошибочность своих мыслей я поняла примерно в тот момент, когда мой мнимый спаситель с силой толкнул меня в спину, пытаясь скинуть за борт. Все, что мне оставалось, так это упереться ладонями в борт, но и это было ошибкой: мои ноги заскользили, и я, еще раз стукнувшись головой, кубарем полетела вниз. Если предыдущее падение я не запомнила вовсе, то это наоборот почему-то длилось будто бы бесконечно. Я видела, как медленно приближается бурлящая водная гладь, видела даже свое отражение в ней. И, напоследок набрав в легкие побольше воздуха, я погрузилась в темную морскую пучину.

***

Плеск волн… Говор матросов… Чей-то крик. Вздрогнув, я проснулась и резко открыла глаза. Голова нещадно гудела и жутко тошнило; я поморщилась. Несколько секунд мои мысли заполняла абсолютная пустота. Я поднесла саднящие руки на уровень глаз: взгляд скользнул по забинтованным ладоням, и воспоминания постепенно стали возвращаться: буря, сражение, удар, вода. Последнее, что я помню — это определенно вода: меня скинули за борт. Но то место, в котором я сейчас пребывала, совершенно не походило на дно морское. Может, я все же умерла? Я привстала на локтях и стала осматриваться и прислушиваться. Лежала я, на удивление, на кровати в темной комнате, походившей на каюту, причем точно не мою. Значит, я на чьем-то судне. Помещение периодически накренялось в бок, да и в целом постоянно шаталось — следовательно, корабль на ходу. Я с удобством расположилась на кровати, цепи или кандалы, да даже какие-либо веревки отсутствовали — то есть это, скорее всего не враги. Куда же меня тогда, черт возьми, занесло? Где мой бриг, где мои люди? И вдруг, тщательней приглядевшись к окружающей обстановке и неспешно спустив ноги с постели, я замерла. Я знала эту каюту. Конечно, знала; ее я, пожалуй, узнаю из тысячи. Вскочив, я стала обходить ее по периметру, пытаясь рассмотреть ее подробнее. Помещение определенно претерпело некоторые изменения, и все же с каждым шагом я все сильнее убеждалась в своей правоте. На столе у окна валялись мой камзол, пояс и оружие. Видимо, их намеренно оставили на видном месте, чтобы я сразу заметила их по пробуждению; такая забота вызвала у меня смешок. Завязав кушак на талии и вооружившись, я накинула камзол на плечи и наконец решилась выйти на палубу. Мне в лицо ударил свежий солоноватый ветер, и я с удовольствием пустила его в свои легкие, глубоко вдохнув. Солнечный свет тут же стал слепить, и, сделав буквально пару шагов, я застыла, прикрывая глаза ладонью. Спустя пару секунд удалось различить матросов, снующих по палубе туда-сюда, знакомые мачты и паруса и, конечно, бескрайнее ярко-синее море за бортом: шторм был позади. Тогда вдруг сзади, со стороны капитанского мостика, прозвучал крик: — А ну не отлынивать, псы помойные, иначе отправлю вас к морскому дьяволу! От этого голоса я застыла, широко улыбаясь, когда он вдруг с неприкрытой иронией добавил: — О! Какие люди! Сама леди Аделаида Бейн! Что за честь! — Воробей! — угрожающе крикнула я, разворачивалась на каблуках. — Еще раз назовешь меня так, мерзавец, и я отправлю к дьяволу тебя самого! Однако спустя несколько секунд я уже висела у капитана на шее, радостно хохоча. — Здравствуй, Делла, — негромко произнес он с улыбкой, обнимая меня. — Здорово, Джек. — Ну так и что произошло? — спросил он, когда мы уже сидели за столом друг напротив друга и еле попивали ром. — О, Джек, — с улыбкой вздохнула я, откинувшись назад. — Произошло так много всего.