***
Утром на них напали внезапно. Точнее, напали на Нареллу, коротышка в чёрном плаще пробрался в его комнату и хотел убить того во сне. Асассин смог пройти незамеченным мимо охраны и мимо двух джедаев с высоким рангом. Никто не почувствовал его, и для Оби-Вана, который пошел в детскую гораздо раньше обычного просто из-за того самого предчувствия, он стал сюрпризом. Предчувствие Оби-Вана спасло Нареллу, но подумай он, что оно связано, как обычно, с находящимся рядом Энакином, и мальчик уже был бы мертв. Сейчас маленький забрак сидел в своей кровати с невменяемым выражением лица, но тихо. Вряд ли его психика когда-нибудь вернется в прежнее состояние. Оби-Ван потянулся к поясу и понял, что он поступил глупо. Его световой меч вместе с поясом остались у кровати. Он мог только позорно, как гражданский, звать на помощь. — Энакин!.. Это было лишним, мальчишка уже стоял в дверях. Его фигура — последнее, что увидел Оби-Ван перед тем, как его приложили чем-то тяжёлым по голове. Энакин видел, как убийца активировал световой меч, он едва успел подскочить ближе, активируя свой меч и блокируя удар. Алое лезвие полоснуло Кеноби по боку. Всё могло бы быть хуже, промедли Энакин ещё хотя бы мгновение. Убийца, полностью укутанный в одежды, замер. Видно у него было только глаза, желтые, как у всех ситхов, все остальное, что не скрывал плащ, скрывали темные повязки. Алый меч пугал. Энакину приходилось иметь дело с ситхами и каждая их встреча заканчивалась очень плохо. То были даже не настоящие ситхи, только ученики, возможно, худенький коротышка напротив — ситх-учитель. Энакин знал, что внешность обманчива, магистр Йода доказывал это каждый день на своем примере. Ситх не спешил. Он пару раз провернул меч в руках, потеребил пальцами рукоятку, но не нападал. Начинать атаку первым Энакин тоже не решался. Этот ситх чуть не убил Оби-Вана, даже не активируя светового меча, страшно подумать, что же он сможет сотворить в настоящем бою. Но он не нападал. Энакин отвлекся на учителя. Жив ли тот? В Силе он чувствовался слабо, но чувствовался, он не мог умереть. В любом случае, грустить нельзя, ему стоило быть поспо… Мальчишка едва успел отразить атаку алого меча. Ситх действовал нечестно — кто бы мог подумать — и напал, пока Энакин позволил себе слабость. Учитель учителем, но Энакин — джедай, и сейчас у него только одна проблема. И эта проблема снова атакует его. Ситх пользовался мечом как…мясник. Он вряд ли учил какую-нибудь технику фехтования, он просто грубо и тяжело размахивал оружием. От этого должно быть легче, но — нет. Энакин не сможет долго выдерживать его напор, каждый удар оттесняет его всё дальше, к кровати Нареллы. Ситх открывается в тот момент, когда Энакин почти успел отчаяться, он замахивается мечом и хочет ударить ситха мечом по боку. Его оппонент уклоняется в последнее мгновение, но меч Энакина быстрее, он отрезает плащ и обжигает кожу под рёбрами. Кожа под плащом оказалась алой, и Энакин уже видел такую кожу, более того, он видел именно эту. Ситх заскулил от боли. Раньше его враги никогда не показывали, что им больно. А ещё он слышал этот скулеж раньше. Он слышал его, когда твилечка в баре резалась осколками стаканов, внезапно лопнувших в её руках. Энакин не хотел верить в то, что ясно понимал. — Ссен? Ситх поднял голову. Его лица не видно было, Энакин мог только вглядываться в желтые глаза, удивительно похожие на глаза твилечки из бара. — Я узнал твой голос, тебе не нужно прятаться. — Я всё равно его убью, — зарычала она — Энакин теперь точно знал, что это она. Она замахнулась мечом, нападая снова. Энакин парировал удары, но чувствовал, что долго он так не сможет — уж со слишком сильным напором та наносила удары. Теперь твилечке было тяжелее, она боялась задеть обоженный бок, словно не ситх, а юнлинг, пусть и с такой нечеловеческой силой. Ссен действительно собиралась убить мальчика, оттесняя Энакина к его кровати. Совсем скоро ему не будет куда отступать, а учитывая, что Нарелла сидел на своей кровати, парализованный страхом, он даже не додумается убежать, пока Энакин пытается спасти его жизнь. — Зачем это тебе? — Энакин до сих пор с трудом верил, что он сражается с другом, он хотел уяснить причины, которые толкнули девочку пойти на убийство ребенка. — А то ты не знаешь! Ссен оттеснила его ещё дальше, до кровати мальчика оставалось едва полметра. — Его отец будет помогать Республике! — удар. — Республика приносит войны в Галактику. Она разбивает семьи и потакает рабству, — ещё удар, Энакин чувствует ногами кровать. — Я убью его, а потом и его отца. Империя Ситхов родится и принесет мир Галактике. Девочка слишком увлеклась своей речью. Рука, с зажатой в ней рукояткой, замахнулась особенно сильно и для усиления удара твилечка подняла руку выше. Слишком высоко. Будь у меча гарда, Энакин не рискнул бы, но экстремальная ситуация и пусть маленький, но шанс на победу, толкнул его на безумный поступок. Вместо того, чтоб уйти дальше (но уходить уже было просто некуда), Энакин резко подвернулся под меч, алый клинок отсек ему прядь, почти в объятиях твилечки он развернулся и отсек ей ладонь. Энакин на мгновение растерялся, не зная, что делать. Он поступил так, как того требовал Кодекс, он сохранил жизнь существу, отрезав ей руку с оружием, но… Но твилечка кричала и плакала, ухватившись за раненую руку. Ранее никто из его противников не делал подобного. Они все были взрослые, прожженые боями, привыкшие к боли. И вот сейчас Энакин — страшно даже подумать! — собирается убить ребёнка. — Ничего ещё не поздно вернуть, Ссен. Просто прекрати, — взмолился он. — Я не хочу делать тебе больно. Никогда не хотел и не хочу сейчас, — Энакин деактивировал меч. — Не нужно. Сдайся. Тебя будут судить, но ты не умрешь. Но если ты сейчас нападёшь снова, — через плащ твилечки, у пояса, были видны очертания бластера, — я убью тебя. У тебя нет шансов, Ссен. Он пытался докричаться до нее. Он смотрел в её жёлтые глаза и хотел увидеть в них запоздалое раскаяние или что-то другое, что бы доказывало, что не всё в ней ещё утеряно. Твилечка плакала, хватаясь за обрубок, и зло смотрела исподлобья. — Я ненавижу тебя! — она с трудом стояла, она испытывала боль, но пыталась вытянуть спрятанный под плащом бластер. — Владыка Сидиус говорил, что вы все глупые, — твилечка взвыла от того, что сама же задела свой раненный бок. — Я верила тебе, думала, ты не такой. А Владыка говорил мне, что ты убьешь меня! — Я не хочу, Ссен, не делай этого со мной, — на него бы наставлено дуло, но Энакин упрямо не активировал меч. — Пожалуйста. Тебя будут судить, но ты не ум… — Я ни в чём не виновата! И я убью их всех! Всех! — слёзы текли по её красным щекам, Сила возмущалась, трещали стены. — Ненавижу и тебя! Ты с ними! Её глаза горели. Там, в баре, когда Энакин приходил к ней впервые маленьким, с косичкой, ищущий просто общения, а не джедайских нравоучений, её глаза горели интересом к новому человеку, к единственному джедаю в её окружении. Когда её обнимал не совсем вменяемый Оби-Ван, её глаза горели обожанием. Они горели энтузиазмом, когда Ссен возилась со своими склянками и пузырьками, когда Энакин хвалил её «Вечер на Дагоба», когда она рассказывала, как утомительно и сложно было подобрать нужную основу для «Голубого шара». А сейчас они горели дикой необузданной ненавистью. Энакин не может понять, как он не замечал ситха под боком все эти годы. Он чувствовал, как что-то очень важное постепенно уходило от его внимания. Холодная рука страха сжимала его горло, грозясь удушить в любой момент, как рука Ссен сжимала бластер, готовясь спустить курок. — Ты же был мне другом! — сквозь слёзы кричал ребёнок. Вот оно. Другом. Энакин держался за неё, он оправдывал её даже сейчас, после того, как она отрезала ему прядь волос, стремясь снести голову, стоя в комнате тяжело травмированного забрака, отец которого вряд ли когда-нибудь снова услышит от него вменяемое предложение. Держаться было чревато последствиями. Держаться больно, Энакин знает. Он уже держался за Оби-Вана, он уже получил свою порцию боли и пообещал себе, что это не повторится больше никогда. Если твилечка не выберет правильную сторону, она умрет, как и должно быть. Никаких привязанностей. — Прекрати, Ссен, — синий клинок наконец рассек воздух в опасной близости от лица твилечки. — Кинь оружие и больно не будет. Энакин говорил, как врач, который точно знает, что будет больно. Ссен ощетинилась, палец замер на курке. «Я действительно собираюсь убить ребёнка, » — глухо билось в голове, тут же его перебивало: — «Ссен — будущий ситх. Она несёт в Галактику лишь боль и страдания». Энакин кинул мимолетный взгляд на мальчика на кровати. Одну жизнь она уже покалечила. Девочка дёрнулась и Энакину пришлось отбить выстрел бластера. Ссен сделала это. Выбора не было, пути назад — тоже. Скайуокер отрезал ей вторую руку, девочка даже не попыталась убежать от меча. Крик и плач ребёнка ударили Энакина в грудь — но сердца не достали, сердце было плотно укутано льдом от любых чувств ещё с прошлой ночи. Ситх, даже такой маленький и не состоявшийся, не заслуживал жалости. Энакин пронзил грудь Ссен, смотря в её желтые глаза, которые и теперь не выражали ничего, кроме ненависти и ярой злобы. После убийства Ссен нет ничего. Энакину не грустно, он не скучает о друге, даже больше не осознает её другом. Друзья и семья Энакина — Орден, они точно никогда не предадут его, как Ссен, на них можно положиться, как на Оби-Вана. Оби-Ван… Твилечка ударила его по-варварски, рукояткой, а потом ещё и полоснула лезвием по боку, безоружного. Энакин не успел вовремя, и теперь его учитель лежал, видимо, просто потеряв сознание. Он не мог умереть, Энакин чувствовал его в Силе. Маленький забрак на кровати впервые за всё время зашевелился. — Ты в порядке? Вопрос был глупым, по мальчику было прекрасно видно, что он не в порядке. Его трясло, он обнимал себя руками в попытке то ли защититься от уже несуществующей угрозы, то ли согреть себя. Энакин коснулся его разума, возможно, тот не сильно пострадал, но единственного касания хватило, чтоб понять — разум мальчика покалечен. Угроза жизни, схватка в его комнате, убийство Ссен и её крики оставили свой след. Копая глубже, оказалось, что забрак не может думать ни о чем, кроме её смерти и того, что он едва не умер, как она. Энакин мельком взглянул на бессознательного Оби-Вана, принимая решение. Он удалит то, что мешает мальчику. Этот день ему помнить совсем не обязательно.***
В той войне они выиграли. Отец Нареллы сделал всё, как обещал, тело твилечки было представлено ему лично, при условии, что сам мальчик никогда не увидит его и не услышит ничего, что связано с тем днем. Позже Оби-Ван говорил, что очень гордится им, что он предложил Совету присудить Энакину звание Магистра. Он хвалил Энакина, когда это звание ему всё же присудили, смотрел, как на равного, когда в Зале Совета он сидел рядом по правую руку от Оби-Вана, по левую — Мейс Винду. А ещё позднее он закатывал глаза, впиваясь пальцами в подушку или в волосы Энакина, падая грудью на простыни и выгибаясь так, чтоб обоим было удобнее. Энакин стал настоящим джедаем. В нем нет места привязанностям или ненужным жалостям. Он сильный, преданный Ордену и во всем следует Кодексу, а большего Оби-Вану и не нужно. Если это то, что наставляет Энакина на верный путь, то Кеноби готов давать это ему снова и снова.