***
— Простите, пускаем только близких родственников или… Джек? — замечая в этой толпе девушек старого знакомого, хирург протянул увесистую ладонь для рукопожатия. Директор, проходя через своих студенток подобно ледоколу, отвел мужчину в сторону, шепча: — Что там, Брэд, — поднимая взгляд на буравящих его особ, врач отвернулся, мотая головой: — Все плохо, Джеки. Очень и очень плохо. Клянусь Господом, на моем веку еще не бывало подобных случаев — парень просто живой труп, не иначе. Большая часть внутренних органов повреждена, от конечностей осталась лишь левая рука, понимаешь? Левая рука! Если честно, то я был уверен, что он умрет еще в машине от потери крови, но… Кого ты учишь там у себя, черт подери? — стискивая зубы от сожаления и воспоминаний о том, сколько раз он слышал подобные фразы, Моррисон выдохнул: — Есть хотя бы малейший шанс? Его знакомый, протирая маску на своем лице, пожал плечами: — Я… Я не знаю, братец. Не думаю, что кто-нибудь возьмется за такое гиблое дело. А если и решится, то я никогда не пойму такого поступка. Просто дайте ему уйти… — одернув белоснежный халат своей маленькой рукой, Ангела закричала, пока слезы лились по острому подбородку: — НЕТ! ВЫ СЛЫШИТЕ, Я НЕ ДАМ ВАМ ЭТОГО СДЕЛАТЬ! ПРОШУ, Я ПРОШУ ВАС… Черт возьми… — легкие кулаки, стуча по груди высокого хирурга, отзывались глухим звуком, будто она била пустой мешок с костями. Только не сейчас, только не с ней, только не снова… Только не это! Скривившись от самой мерзкой части своей работы, некий Брэд вздохнул: — Простите, но здесь ничего не поделать. Даже если мы найдем нужного донора крови и органов во время, то… — поднимая будто обезумевшие глаза на этого мужчину, Циглер прохрипела через стиснутые зубы, из которых обильно лилась слюна: — Заберите все у меня, слышите? Заберите… — переглянувшись, ее соседки подошли к подруге, старательно отцепляя от испугавшегося врача, не ожидавшего такой сильной хватки у хрупкой девушки. Вашвани, обнимая ее за талию, шептала на ухо, стараясь перекричать возгласы отчаявшейся швейцарки: — Прошу, успокойся, прошу… Не делай таких спешных решений, умоляю… — вырываясь, блондинка ударилась лбом о ключицу высокой француженки, также пытавшейся ее остановить: — Слушай сюда, послушай! Думаешь, он бы хотел такого для тебя? Чтобы ты сейчас превратилась в размазню, пока Шимада сражается ТАМ? Только ради того, чтобы ты легла под нож и… Какая там вероятность успеха? Ты врач, ты мне и ответь! Приди в себя, — оттолкнув Лакруа, замершая девушка увидела перед собой Окстон, также не находившей себе места. С лица давно не сходила краснота от слез, а ноги тряслись от страха и грусти: — Не все битвы можно выиграть без жертв, ты же знаешь? — все, что она сказала, давая пройти. Нет смысла стоять на пути. Только не сейчас. — Давайте… Я подпишу все, что нужно… Только умоляю… — почесав щеку, хирург пожал плечами: — Нужно согласие родителей, чтобы… — Они мертвы, ясно? Они все мертвы! Так выполните свою часть сделки с Гиппократом и спасите Гэндзи… Спасите… — Джек не мог смотреть на разваливающуюся буквально на глазах ученицу, так ярко светившей своими золотистыми волосами ранее. Улыбка сменилась на гримасу боли, а бледные руки — на ужасные когти ястреба, не желавшего отпускать трепыхающуюся добычу. Все было слишком плохо… — Давай, — произнес он, хлопая старого знакомого по лопатке. Тот, дрогнув от неожиданности, ударил по стене, возмутившись: — Черт подери! Ты будешь мне должен, Моррисон, понял! — кивнув, Директор Академии уселся на продавленную софу, пропуская очередные каталки дальше по коридору: — Разумеется. Я всегда воздаю по заслугам. Делай свою работу, Брэд, мы все верим, — фыркнув так, что у него едва не слетела маска, мужчина ушел, прихватив с собой Ангелу, причитая: — Повлюбляются и начинают рвать задницы, лишь бы честных врачей с работы гнать! Скрестив пальцы, седой учитель Лены прислонился затылком к шершавой стене, пока его кадык опасно дергался: — Он — профессионал, несмотря на то, что работает в не самом перспективном госпитале Лос-Анджелеса, не переживай, — подопечная, прижимая рюкзак с хроноускорителем к груди, прошептала: — У нас у всех есть ангелы-хранители. Пускай наш общий Ангел останется с нами. Знаешь какие-нибудь молитвы, Сати? — смахнув осадок волнения с носа, индианка участливо кивнула, стиснув ладонь англичанки. Сейчас нужно быть вместе. Быть вместе и верить.***
Она стояла на высоком обрыве в бездну, из которой иногда доносились ужасающие рыки и крики боли, а затем — тишина. После непродолжительного спокойствия круг вновь повторялся, вгрызаясь в тело гвоздями настоящего и неподдельного страха. Все, что она делает — это шаг в эту копошащуюся ужасами неизвестность, заранее понимая, что ничем хорошим это не кончится. Ее перемелют, сломают, превратят в ничто и сожрут, не оставив и шанса на спасение. Никакой огонек света не проберется в эти густые дебри обновляющихся кошмаров, как и никто никогда не найдет ее здесь, чтобы протянуть руку помощи. Ведь она и была той самой помощью. Именно это чувствовала Ангела Циглер, когда к ее операционному столу поднесли второй, содержащий на себе кровоточащее и воняющее палью тело. То самое, что сегодня же обещало отправиться с ней в Японию, чтобы вместе встречать закаты и рассветы, не завися ни от кого. То самое, что целовало ее и занималось любовью, отдавая всего себя без остатка. Доверившегося, такого обнаженно-слабого и одновременно самого сильного человека. Проявившего сострадание и… Да, милость*. Самую настоящую милость к ее потерянному и никому не доверяющему рассудку. Оторвавшему хрупкую девушку от смолы постоянной тревоги и невозможности принять себя такой, какая она есть. Быть… Собой. Но холодный стол был настоящими углями. Свет, бивший в глаза — ядовитыми кинжалами, пронзающими сетчатку. Давайте, прошу, давайте. Сделайте все, чтобы она не видела всех этих страданий несчастного человека. Поломанного, уничтоженного и выплюнутого наружу. Представляющего ничего из себя, кроме куска обгорелого мяса и сочащейся до сих пор крови. Нет… Нет! «Даже в таком состоянии… Ты намного сильнее любого из нас, Гэндзи. Ты хочешь жить, ты пытаешься бороться со смертью. Ну же, позволь мне завершить твой неравный поединок, молю. Прими все, что у меня есть, только выживи. Будь со мной, как всегда должен был. И… Прости, что у нас было так мало времени из-за моего эгоизма и заносчивости. Я не могла простить тебя и начать вновь доверять… Платой будет все те части меня, что ты заслужил, вся кровь, все мои органы. Я вся принадлежу лишь тебе, только пожалуйста… Пожалуйста, победи!» — Даже с нашими технологиями шанс сгенерировать нужные клетки из всех ваших внутренних органов крайне малы, мисс… Вы должны это знать, прежде чем мы начнем, — Брэд боится не меньше ее, ведь эта операция — суицидальный прыжок для его карьеры, которая может окончиться на ней. Вот и все, пути назад нет и не будет. Его никогда не было для нее.«I don't hook up with strangers I've got class and respect I don't care what they say I'm keeping it real Kinda like an a capella»
Это то, что Лусио спел ей тогда, в холодный дождливый вечер. Мечтал показать ей, что не нужно казаться кем-то другим, не нужно надевать на лицо маску. Нужно быть собой, нужно быть чистой… — Как а капелла… — прошептала Ангела, ощущая поток соленых слез на своих губах, пока Гэндзи погибал рядом с ней. Лишь протянуть руку, лишь коснуться его. Все, что ей сейчас было нужно: — Что, прости? — недоуменно переспросил хирург, пока Циглер дрожащим и срывающимся голосом ответила: — Спасите его. Чего бы это не стоило, — кивнув, тот моментально начал открывать доступ к наркозу, погружая донора в наркотический сон. Возможно, он станет для нее последним. Возможно, что искореженное тело парня станет единственной доступной картиной. Но это будет ЕЕ картина. Та, на которой она будет биться, как он. Также яростно и отважно, также стремительно вгрызаясь в жизнь. Они действительно станут одним целым в пасти ужасающего все живое монстра. Монстра под названием «жизнь».