Twenty One Pilots — Chlorine
Появляясь из сплошного столпа света и искр, Окстон упала на пол, разбивая при этом сухую губу. Съежившись от острой боли, девушка ударила кулаком по твердой стали, продолжая калечить себя, шепча оскорбления. Всю эту сцену тут же заметил ее Учитель, обязавшийся взять под крыло бывшую летчицу. Усевшись рядом, Моррисон коснулся костлявого плеча: — Стой-стой, ничего страшного, ты почти справилась… — отмахнувшись, Лена перевернулась на спину, закрывая глаза от слепящего света многочисленных ламп. Сколько она уже здесь находилась без Ангелы? День? Два? Неделю? Время тянулось как кисель, растворяя ожидание еще более плотной пеленой. Как же бесит! Медленно поднимаясь на колени, девушка смахнула кровь с подбородка, говоря: — Какой в этом толк? — чувствуя сочившуюся из ее интонации горечь, Джек вздохнул, тут же понимая, о чем была речь. Слишком долго не было вестей от Брэда после окончания операций. Сколько он не пытался связаться со старым знакомым, все оканчивалось одинаковыми гудками и протяжным писком не принятого вызова, раздражающего старого солдата еще сильнее. Он тоже хочет узнать судьбу своих учеников, черт подери! Смотря на пульсирующий стабилизатор, бывший Профессор вдыхал остаточный запах множества энергетических скачков, так или иначе не поддававшихся студентке. Свежесть приближающейся грозы и послевкусие мокрого асфальта… Как давно он был таким же ребенком, как и она. Почесав серебристые волосы, Джонатан спросил: — О чем ты говоришь? — коснувшись лбом своих коленей, англичанка стиснула разбитые в кровь кулаки, шепча: — Я даже своих друзей защитить не могу, какой от всего этого смысл? Стараться быть сильнее, выходить за пределы человеческих возможностей, контролировать ЭТУ штуку! Для чего? Чтобы также беспомощно ожидать новостей? Что изменится, когда все получится? Я что, смогу вернуть все, как и было раньше? Беззаботный смех Ангелы, искреннюю улыбку Гэндзи? Я все такая же слабачка, способная только падать и ныть. Никакой ускоритель этого не изменит, — когда-то давно он также сидел в углу своей казармы и не мог найти ответа на простые вопросы. Зачем он все это делает? Зачем рискует жизнью и идет в бой? Что им влечет? Уставившись на ладонь, покрытую шрамами былой войны, солдат прохрипел: — Знаешь… Я уверен, что ты не из тех, кто не падает… — усмехнувшись от его слов, Окстон кивнула: — Да, я в курсе… — Ты из тех, кто поднимается, — поднимая карие глаза на протянутую руку, также знававшую тяжесть потерь и страха, Лена стиснула зубы: — Откуда вы это знаете? — нахмурившись, Джек продолжал слышать преследовавшие его взрывы, не утихавшие ни на секунду. Все эти крики раненных, рев моторов, щитов и машин. Все изменится в мире, но что-то останется вечным. Война. Война никогда не меняется: — Потому что я знавал много солдат. И ты — одна из них, кадет Окстон. Так что соберись и не забудь про наш спор. Три секунды — рассказ про прошлое твой. И не беспокойся о друзьях, им нужен не твой страх, им нужна твоя вера в них. Она намного сильнее и тебя, и меня, любого из нас. Еще раз! — убрав каштановую челку заколкой, англичанка схватила крепкие пальцы, подпрыгивая вверх. Нельзя сдаваться так легко!***
Откинувшись к стенке, Сатья не могла найти себе покоя. Все эти формулы, все проекции и многочисленные нюансы сводили ее с ума. Беспокойство и невиданная раньше привязанность также терзали нёбо, скребясь по нему острыми когтями. Горло першило, пальцы дрожали. Но она должна подавать правильный пример своим соседкам, которые и вовсе расклеятся без ее силы воли и несокрушимости. Взять себя в руки! Выдохнув внутреннюю тяжесть в легких, индианка скривилась, не способная переварить так много дней без разговоров Циглер. Без постоянной заботы и опеки, без приятного запаха всех тех блюд, что блондинка старалась приготовить для них. Вашвани была самой привередливой из них четверых, поэтому каждый раз придиралась к тому или иному вкусу. Все было не так и все выходило из рук вон плохо, но Ангела продолжала и продолжала, надеясь услышать похвалу… Лоб пошел морщинами, пока золотистые глаза сверкнули чем-то иным, чем отображением парящей голограммы. Трудно быть сильной. Особенно, когда твоя лучшая подруга могла погибнуть каждый день, не приняв выращенные наспех органы. Почему же… — Почему я была такой дурой… — прошептала в темноту Сатья, обхватывая грудь пальцами. Нет, никто не дождется ее слабости, только не сейчас! Она будет крепче стали, бесчувственнее камня! Лишь бы соседки увидели в ней пример стойкости и… — Знала, что найду тебя здесь, — дрогнув от мимолетного страха, иностранка заметила в черном дверном проеме еще более черные волосы Амели, будто поглощавшие саму темноту. Нахмурившись, индианка старательно пришла в себя, возвращаясь к макету: — Как… Ну и как ты меня нашла? — усевшись на край стола, Лакруа кивнула в сторону высоких окон: — Единственный кабинет в Академии, в котором горит свет. Тебя нет дома, ты часто остаешься допоздна неизвестно где… Сложила два и два, получила результат, — почесав щеку, Вашвани изменила очередной расчет, прокручивая в голове все последующие за ним изменения. С такими допотопными технологиями разработка ее концепта займет вечность! Протирая уставшие глаза, иностранка с востока размяла шею, спрашивая: — Зачем искала? Разве ты не должна готовиться к промежуточному тестированию? Считала тебя более ответственной, — та смотрела на нее, не отрываясь, лишь иногда меняя взгляд на голограмму странного аппарата: — Должна. Но сейчас как-то не слишком идет учеба, да? — молчаливо согласившись, Сатья вынула из коробки какую-то неказистую деталь, сверяя ту по размерам со своими пространственными чертежами. Кажется, вникать в разговор было не самым удачным решением. Видя существенные различия, архитектурный гений выбросил пластмассовую часть прочь, почти не замечая поднявшегося шума. Все это время француженка продолжала наблюдать, прерывая поток мыслей настороженным стуком пальцем по столу. Прокрутив модель с другого ракурса, Вашвани взяла в ладонь искусственный образец энергии, появившийся прямиком из того же проектора. Поместив тот внутрь странной штуки, с надеждой ждала результата, но многочисленные ошибки тут же дали о себе знать. Разозлившись от новой неудачи, она оттолкнулась от макета и уехала к другому столу, обрушиваясь на тот своим смуглым лбом: — Ты что, так и продолжишь сидеть там и раздражать своим присутствием? — Амели, поведя фиолетовыми губами, ответила: — До того момента, когда тебе понадобится помощь с… Этим. Что это, кстати? — закрывая глаза, индианка пробурчала из-под завала взъерошенных волос: — Если расскажу, то все равно не поймешь, даже не пытайся. Просто дай мне повод не швырнуть в тебя чем-то тяжелым прямо сейчас, — спрыгнув на пол, высокая и бледная особа уселась рядом, свесив голову: — Просто подумала, что тебе нужн… — Помощь, да, я уже поняла. Но если ты не разбираешься в механике и производстве квантовых лучей, которые должны стать новым «жестким светом», то… — закатив глаза, Лакруа прервала словесный пулемет: — Поддержка. Замолчав, Сатья отвернулась к многочисленным коробкам, в которых давно покоились различные заказы, сделанные на последние оставшиеся деньги со стипендии. Кажется, безумная идея Лусио может стать реальностью, если только она пожертвует всем — сном, здоровьем и своим пунктиком насчет симметрии. Черт! Горько усмехнувшись, смуглая студентка пожала плечами, недоуменно спрашивая: — А с чего ты решила, что мне нужна твоя поддержка? — подняв темную бровку, француженка с фальшью заинтересованности ответила: — Разве нет? — фыркнув, Вашвани готовилась вернуться к своему делу, говоря под нос: — Мы и подругами-то никогда не были, а тут вдруг такая забота. Знаешь, я вообще считаю, что ты меня презираешь. Не знаю почему, но чувствую всем своим нутром, той самой неразвитой частью души, которая способна понимать людей. Да, я не Лусио или Лена, но тоже улавливаю легкие волны, если ты понимаешь, о чем я. И все эти диапазоны на твоей частоте — злобные. В одно время я пыталась разобраться, почему ты так сильно меня недолюбливаешь и держишься стороной, но с течением времени просто свыклась, отнесся все это к твоей специфичной личности, которую смогла разобрать только наша общая соседка… И сейчас ты пришла сюда, в закрытую Академию, чтобы проявить поддержку? С какой стати? Услышав все это, Амели вздохнула, занося вороные волосы назад, завязывая в плотный пучок. Хоть она и не так сильно воспринимала температуру, но даже через бледную кожу проходил холод, исходящий от этого безумного гения, помешанного на идеальном балансе. Чтобы кто не говорил, но компашка у них действительно странная… — И после таких слов ты еще не поняла, почему я тебя недолюбливала? — облизав засохшие губы, индианка сжала кулаки от новых ошибок: — Не я это начала, — подвинувшаяся к ней ближе Лакруа, старательно изучая острый подбородок и идеальную кожу «подруги», произнесла: — Поэтому я и собираюсь со всем этим покончить, — непонимающе вздыхая, Сатья повернулась к ней, устало говоря: — Ну вот о чем ты, а? Тебе нужен собеседник, пока Лены нет дома? Скоро она придет, а без меня и… — уловив небольшую запинку в ее голосе, француженка понурила глаза. — Без меня и Ангелы домик будет в вашем распоряжении какое-то время. Развлекайтесь… Держа себя за лицо, Вашвани не могла сама оправиться от своих слов. Что она творит, что несет? Черт возьми, не нужно подавать виду и просто продолжать заниматься макетом! Вставшая позади нее соседка, запуская длинные пальцы на осунувшиеся без заботы Циглер плечи, стали интенсивно массировать их, пока рот доносил мысль: — Знаю, что тебе до сих пор интересно, почему такая тварь, как я, вообще старается быть с кем-то рядом? Зачем прибыла из своего золотого мира и якшается с простолюдинами, которые иногда даже не знают, какой вилкой едят рыбу, а какой — мясо. Почему я поселилась в домике с еще тремя дурными особами, сама того хотя, но при этом постоянно держусь стороной? Почему же, почему же? С этими вопросами ты просыпаешься каждое утро, смотря в зеркало, да? — трясясь от обрушивающейся правды, студентка пыталась вздохнуть, но что-то в горле не давало ей. Гордость? — Я не… — Почему я тебя невзлюбила? Ответ простой, ты сама его знаешь. Мы — как отражения друг друга, противная смесь из гнилых остатков псевдо-заботы от своего богатства и желания чего-то доказать миру. Но мы ему вообще не сдались, вот в чем проблема. Все, что мы хотим показать, мы показываем исключительно себе. И когда мы обе это поймем, то эта стеклянная стена между нами обрушится, потому что мы перестанем казаться для остальных сильными. Мы будем хотеть заботы. Того, чего нам дали Ангела и Лусио, и того, что мы не ценили, пока не потеряли. Да, Сатья. Никто не будет винить тебя в слабости, ведь это — нормально, несмотря на то, в какой семье ты родилась. В богатой или в бедной, в дорогих ли ты была платьях или носила обноски. Боль у всех одна, мы проявляем ее по разному, но… Она у всех одна. Так перестань ее бояться. Здесь и сейчас, когда мы с тобой одни. Тут никто ничего не услышит, клянусь. Просто… Побудь собой, прошу, — Вашвани корежило, будто сломавшуюся игрушку. Она дергалась из стороны в сторону, смотря то на макет, то на свои скрюченные пальцы. Все в ней трескалось, все вновь возвращалось в тот день, когда один бразилец оставил ее в одиночестве, когда Циглер как обезумевшая хотела спасти своего возлюбленного, как рвалась на смерть ради него. Так почему же… Почему же она… Отключив голограмму, чтобы никто с улицы не увидел трепыхающуюся тень, Амели стиснула ревущую подругу, рвущую волосы со своей головы. Как ее рот открывался и закрывался от истеричного крика, как спина выгнулась проглядывающим позвоночником. Все это было знакомо холодной как лед Лакруа. Слишком уж хорошо знакомо.