***
— Не, она тут уже как пару деньков не появляется. Думала уж сообщать в полицию, но потом вспомнила, что Оливия сама по себе любительница пропасть на неопределенное время. А что, что-то случилось? — почти заинтересованно спросила Хана, снимая со спутавшихся волос ярко-оранжевые крошки. Стискивая кулак, бледная студентка помотала головой, натягивая устрашающую улыбку: — Нет, ничего. Ладно, как появится, то скажи, что я ее искала, хорошо? Буду признательна, — удивленно кивнув, кибер-спортсменка спешно удалилась, возвращаясь к постоянному месту пребывания. Готовая рвать на себе одежду от обиды, Амели ударила по деревянному навесу кулаком. Кожа тут же покраснела и пошла кровавым налетом, но француженка не заметила и этого. Что нужно сделать, чтобы боль внутренняя стала слабее боли внешней? Этого она никогда не понимала, тонко ощущая волнения других, но только не себя. Такое проклятье… Отправляясь в неизвестность, иностранка подумывала о том, чтобы навестить Циглер в больнице, но тут же отмела и это. Если соседки узнают об этом, то точно обидятся… Какое ей стало вообще дело до их чувств? Что происходит? Что за странное сосущее чувство в желудке, от которого трещит голова? «Мне просто нужно чуть больше времени с Леной, вот и все… И где пропадает чертова Коломар, мать ее… Неужели узнала нужный адрес?» — показав средний палец возмущающемуся охраннику, девушка покинула территорию Академии, проходя мимо ближайшего кафе. В витрине на нее смотрела поникшая и потерянная особа, в точности повторяющая ее движения и повадки. Ах, да… Уходя все глубже и глубже в центр города, Лакруа не могла привыкнуть к этим каменным джунглям, так внезапно окружившие горизонт. Тяжело быть простым пешеходом, когда привыкаешь существовать на заднем сидении длинного и непрактичного лимузина. Хочется вновь запустить пальцы в податливую кожу салона и протянуть ноги к печке, пока холодное шампанское… Нет, все это давно в прошлом. Прохожие сливались в одну серую реку, которая несла неосведомленную о большей части Лос-Анджелеса ученицу в неизвестные дебри. Сколько уже промелькнуло грязных закоулков? Сколько гудков автомобилей оглушили ее уши? Сколько еще мужланов наступит ей на ноги? Остановившись у лавки с мороженным, которую когда-то давно им показала Лена, Амели неприятно поежилась, ощущая шепотки прошлого в своей спине. Они проникали под куртку, оттягивали кофту и паучьими лапками пробегали вдоль позвоночника. Опять… — Здравствуй, — сказал один прохожий, в точности повторяющий внешность бывшего любовника. Попятившись, девушка столкнулась с какой-то дамочкой, возмущенно продолжившую нести свои пакеты с продуктами. Пробежавшая мимо собака с ярко-выраженной ненавистью начала лаять на нее, пока зевающий хозяин не увел свое животное прочь. Все эти голоса, все касания, все звуки… Сколько можно?! Чуть не упав на мокрый от таявшего снега асфальт, студентка ловила на себе осуждающие взгляды, которые пронзали больнее любого ножа. Все лица были такими одинаковыми. Просили ее прекратить, хотели назвать полное имя и в точности повторить, что она с ним сделала. Око за око. Зуб за зуб. Новая Лакруа боролась со своей старой, изуродованной версией. Хотела плакать, хотела смеяться, хотела любить и быть любимой. Но сознание заполняла черная неизвестность, та самая пустота, что была ее основной частью. То едкое болото, в котором гибли любые проявления человечности, та самая трясина, в которую она продолжала затягивать свою Лену. Чертова Окстон… Почему так больно просто быть нормальной?! — Прости, прости, прости… — мужской смешок ударил словно пощечина. Время пробегало так быстро, будто бы она сама была в огромном кубе с желе, из которого нельзя было выбраться. Солнце уже давно опустилось, но она так и продолжала стоять, вцепившись в фонарный столб, стараясь вздохнуть. Все было не так, все было намного хуже ее первого дня. Жалость к Ангеле во время глупой игры. Чувства к Окстон. Желание помочь Сатье… Страх за подруг. Ужас за своей прошлое. Ложь. Ложь кругом и всюду, она разъедает ее изнутри, поражает словно рак, словно опухоль! Но разве все это — не настоящее? Разве все, что она делает — не реально? Поступки говорят лучше слов, а она уже сделала слишком много. Намного больше, чем ее просили, слишком сильно старается быть обычной студенткой, таковой не являясь. Так что же. С ней. Происходит?! Звонок на мобильный отрезвил мертвенно-бледную Амели, пока та прислонилась раскаленным лбом к ледяному металлу. На ослепительном экране красовался номер англичанки, настойчиво требовавшей взять трубку. Моргнув сначала одним, а затем другим глазом, француженка полностью поменялась в лице, вновь становясь тем самым призраком, о котором шло столько слухов на первом курсе Академии. Пускай болтают, ей все равно: — Да? — коротко спросила она, слыша радостный голос подруги: — Господи, ты где пропадаешь? Мы с Сатьей давно вернулись домой, а тебя нет! Никакой записки, никакого сообщения! Знаешь, какой сейчас час? — посмотрев на время, она выдохнула, томно ответив: — Четыре часа, ну и что? Не волнуйся, мушка, я уже давным-давно не маленькая девочка, смогу прийти домой самостоятельно. Скоро буду, хорошо? — не удосужившись услышать возмущенные возгласы соседки, Лакруа побрела прочь, надеясь не получить нагоняй от разъяренных девиц. Хотя… Какая разница?***
Опустошенное на вид Головное Здание Академии навевало легкую тоску. Та, в свою очередь, наслаиваясь на множество других фобий и комплексов, просто-напросто испарялась, не выдерживая конкуренции. Весь этот яд, скрывающийся за спокойным и холодным лицом Амели, продолжал достигать своего апогея, пузырясь и разнося вонь изнутри. Поднимаясь по многочисленным ступеням, ведущим в студенческий городок, девушка резко остановилась, услышав шорох за своей спиной. Точнее… Довольно уверенные шаги, определенно двигающиеся в ее направлении. Кто еще мог находиться здесь в столь поздний час? — Я тебя слышу, не крадись уже, — произнесла француженка, сначала замечая седину волос, а затем — шрам, пересекающий все постаревшее лицо. Неожиданная встреча… — Прости, если напугал, — улыбнулся Директор, держа в слишком крепких для такого возраста руках несколько папок с неизвестным содержимым. Усмехнувшись, она помотала головой, поднимаясь на пару ступеней вверх: — Поверьте, чтобы меня напугать, нужно что-то более существенное… Чем просто вы, Мистер Моррисон, — засмеявшись, мужчина почесал голову, соглашаясь: — Понимаю, понимаю. Ты — крепкий орешек, не правда ли? — недоуменно пожимая плечами, вымотанная произошедшим ученица прохрипела: — Как посмотреть. Мне нужно идти, так что простите… — услышав фальшивый кашель, который был призван, чтобы привлечь ее внимание, иностранка гневно фыркнула. Поднимаясь к ней, бывший Профессор выровнялся с ученицей, что недавно отвозил в больницу вместе с остальными: — Просто хотел задать один вопрос. Если не затруднит, конечно, — закатив глаза, девушка кивнула, позволительно давая согласие: — Что именно? — лицо пошло морщинами, которые выражали крайнюю степень неловкости, но Джек продолжал: — Ты ведь прибыла к нам из Франции, да? Марсель, Туллуза… — Париж, — оборвала список особа, замечая странную искорку в глазах этого великовозрастного мужлана: — Ах, да, Париж! Как я мог запамятовать, ведь сам там бывал пару раз! Там красиво в это время года, как считаешь? — стискивая зубы, торопящаяся Амели произнесла: — Вы что, хотите поехать туда на отдых? Я не слишком хороший тур-агент, но могу посоветовать парочку неплохих мест… Тот, отбрасывая всю свою несерьезность, спросил на этот раз прямо: — Лакруа. Ты случайно не была знакома с Жераром Лакруа, Амели? — беззвучный вопль, остановленный стиснутыми до крови кулаками готов был прорваться сквозь фальшивую ухмылку, которую она репетировала всю свою новую жизнь.Задушить проклятого американца, вырвать зубы, выколоть глаза, распороть брюхо и вытащить кишки. Убить, уничтожить, превратить в ничто!
Смахивая с вороных волос незримую паутинку, француженка показала белоснежные зубы, недоуменно сказав: — Не понимаю, о чем вы говорите, Профессор Моррисон.