Сейчас одним из его главных противников был собственный мозг, перестающий отзываться на мимолетные команды и поступающий так, как ему самому было удобно. Словно наглый паразит, засевший чуть выше позвоночника, вгрызся в шею и не собирался отступать, не прихватив в качестве заложника всю моторную деятельность. О каком чертовом возвращении была речь, если он не может удержать проклятую ручку?!
Капельки пота стекали по его подбородку, пока закрытая комната дарила только сонливое чувство духоты и сужающихся стен, пытавшихся захлопнуться огромными пастями в любой момент. Чернеющие волосы слипались, многочисленные шрамы и ожоги резало и рвало от соли, выступающей из той же самой кожи. Гэндзи был бомбой замедленного действия, пожирающей саму себя. Это нечестно…
— Еще немного. Просто соберись и у тебя обязательно все получится… — монотонный голос Ангелы рубил не хуже острой катаны, с лезвием которой парень был знаком не понаслышке. Пытался не разочаровать ее, старался доказать что-то самому себе, надеялся на какую-то призрачную надежду на то, что все вернется на круги своя, стоит только захотеть. Что все в Академии вновь будут смотреть на него, как прежде, кусая локти от злобы и зависти на Циглер — обыкновенную простушку, заполучившую ЕГО. Что преподаватели будут хлопать недюжинному интеллекту, ставя автоматы лишь за красивые глаза.
Ах, да. Где теперь его изумрудные глаза, почти полностью сожженные в неестественном пламени? Скрываются за массивным и неудобным визором, тяготившим всю тонкую шею вперед, креня человека и превращая того в банального червя.
Стискивая металлическими пальцами тонкий стержень ручки, Шимада пытался написать свое имя, раз за разом осознавая безнадежность его положения. Это было не просто невозможно, а невыносимо. Ощущать бессилие каждый раз из-за такого пустяка. Из-за такого пустяка!!!
— Я не могу… — стискивая свои собственные зубы с искусственной челюстью, прохрипел бывший пациент, зачерпывая воздух. Все для него было испытанием. Подъем — невыносимая мука, отзывающаяся в ребрах сотнями игл. Шкаф с одеждой — непреодолимым препятствием, которое не вызывало ничего, кроме ужаса соприкосновения ткани с тонкой бледной кожей.
Сгорая от стыда и злости на самого себя, Гэндзи просил помощи во всем — в мытье, в туалете, уборке и готовке, пока порхающая по всему студенческому городку блондинка едва успевала закончить собственные задания и направиться обратно в больницу. Сейчас нужно было просто разорваться, иначе никак.
Но он продолжал видеть в ее голубых глазах тот пляшущий огонек. Тот, что согревал лучше любого виски, любого дорогого камина или одежды из натурального меха. Точно такой, какой увидел в далекой Бразилии в одну новогоднюю ночь, которую они провели вместе. Впервые не как враги или друзья. Как нечто большее. То, ради чего он и продолжал поднимать «перо», совершенно не осознавая силу, с которым надо сжимать столь хрупкий объект.
— Просто нужно не обращать внимания на протез. Попытайся вспомнить те ощущения, когда ты держал ее своей рукой. Хорошо? — эти слова гулким эхом ударили его оплеухой, отчего запыхавшийся студент скривился, сдерживая многочисленные позывы закричать, разрывая едва-едва зажившую глотку.
Невозможно вспомнить что-то, что было столь естественным для тебя. Нельзя самостоятельно научиться дышать и контролировать легкие, нельзя обращать внимания на то, как ты моргаешь, как подносишь ложку ко рту, как выводишь буквы… Все это было таким обычным, таким незначимым. И теперь, когда ты теряешь все, что связывало тебя с нормальными людьми, начинаешь осознавать, насколько это было прекрасно. Имея не храним, а?
— Как Джейми отреагировал? — спросила блондинка, замечая, как волнистая и кривая линия начинает вырисовываться во что-то. Смотря на белоснежный лист, идущий помехами из-за несовершенства визора, Гэндзи горько усмехнулся, разминая живые пальцы:
— Это был крайне… Обычный диалог для Фокса. Ничего больше.
Чувствуя холод в его голосе, Циглер решила больше не возвращаться к этой теме. Сейчас множество разговоров было под негласным запретом. Все они тут же сопровождались нависшим силуэтом доктора Донован, держащей указание на перемещение пациента на принудительное лечение в психиатрическую лечебницу. И, насколько сама швейцарка знала ментальную медицину, оттуда его бы уже никто не выпустил.
«Нужно дать время, чтобы он освоился или хотя бы смирился. Сейчас точно не нужно, чтобы любая вспышка агрессии или другого проявления психоза взяла верх над ним… Я этого не допущу…» — думала про себя девушка, заглядываясь на будто бы детские каракули, возникшие на листе:
— Прости, но… Если ты не против, то мы будем навещать моего учителя несколько раз в месяц, хорошо? — Шимада, подняв на нее голову, недовольно и сухо спросил:
— Зачем.
Почесав затылок, начинающий практикант старательно подбирала предложения, чтобы смягчить эффект от необходимой новости:
— Понимаешь, твоя выписка… Весь твой курс лечения курировала доктор Донован, а я являюсь ее прямым подчиненным, если угодно. Она смогла отпустить тебя только под мое обещание о том, что мы будем навещать ее вне рабочего времени для закрепления результата. Она уже имела дело с подобными… Случаями… — замечая, как надломился наконечник шариковой ручки, студентка замолчала, сжимая между пальцев одеяло чужой кровати.
— То есть подобные уродцы уже встречались у нее на пути, да? Как жаль, я думал хоть в своей убогости преуспеть, но, как видишь… Не судьба, — внутри его сознания начинался шторм, который вряд ли получилось бы погасить без последствий. Все тело трясло, виски разрывались от маниакального желания зареветь и засмеяться, отчего механические ноги нервно выплясывали степ на полу.
Ринувшись к нему, Ангела осторожно обхватила горячее лицо ладонями, поворачивая к себе:
— Не говори так о себе, понятно? Ты должен быть гордым за то, что оказался сильнее всех обстоятельств, которые настигли тебя и мешали идти на поправку. Ты сильнее любого из нас, сильнее любого пациента и уж точно сильнее никчемной блондинки, которая не может постоянно заботиться о тебе, — хватая сухими губами кислород, тревожный Шимада поднял визор на нее, сглатывая комок в горле:
— Я сильный. Да. Я сильный… Да, конечно. Я сильный. Я — сильный. Я сильный… Да, я смогу. Я правда сильный… Я сильный… — бесконечный шепот, разносящийся по комнате, продолжался несколько минут, а все это время Циглер обнимала бывшего пациента, мозг которого зажевало как некачественную пленку.
***
Кассир, поднимая недоверчивый взгляд на дрожащего от холода оборванца, длинными и крючковатыми пальцами пытающегося достать хоть какие-то деньги из своего кармана, закономерно спросила:
— А в какой области вы художник, позвольте? — нахмурив брови, Фокс обернулся, думая, что та говорит с кем-то позади. Но кроме пустых полок и моргающей лампы в длинном зале магазина никого не было. Покосившись на часы, которые только пересекли отметку в три часа ночи, Фокс закашлял, пытаясь придумать остроумный ответ. Кажется, эта идиотская работа клоуна добивает его окончательно:
— В пост-таксидермизме… Ладно, это не для меня, пробейте уже, — выхватив баллончик из крепкой хватки, Джейми спешно покинул магазин, хватаясь за собачку на своей куртке, безуспешно пытаясь застегнуться. Разрастающаяся метель, схватив того за ребра, слизала часть кожи, оставляя после себя только ледяной аромат свежести, от которого худощавый студент чуть не подпрыгнул. Если бы были силы.
До покупки автомобиля оставалось каких-то жалких, но одновременно далеких четыре сотни баксов. Если продолжать работать в таком темпе, то через пару месяцев он сможет себе позволить ржавое ведро, которое обязано сделать его популярнее. От этих мыслей даже непредвиденная трата казалась не такой уж болезненной.
— Думаешь, что тебе хреново? Посмотри на соседа, кусок дерьма. Вот кому нужно надевать красный нос и гримироваться, подобно клоуну, а не тебе. Но конечно, так говорить нельзя, ведь он — святоша, жертва обстоятельств. Ага, даже я проверяю газ, когда выхожу из берлоги, а уж идеальный во всем Шимада… А-а-а, черт, как же холодно!
До Академии нужно было идти еще пару кварталов, которые из-за навалившегося снега казались бесконечными. Эти светло-коричневые лабиринты слякоти, которые начнут убирать только через пару часов, перед рассветом. Тогда и машины оживятся, станет более людно, а пока… Несмотря на обычно-неспокойную атмосферу пригорода Лос-Анджелеса, Фокс был крайне не рад относительной тишине и спокойствию. В подобной погоде возникают мысли, от которых он старался избавиться уже очень давно, а яркую баночку с таблетками забывчивый студент успешно оставил дома. Нужно спешить.
— Разговаривать с собой определенно лучший выход, придурок. Нужно хоть чем-то занять эфир, а? И зачем ты вообще поперся в такую даль и в такое время, мудак? Кто вообще тебя просил? Может попросить полицейских подкинуть… — взглянув на свое плачевное отражение в очередной витрине, Фокс поморщился. — Нет, определенно не стоит. Провести ночь в участке точно не по мне.
Еще пара улиц, освещаемых тусклыми фонарями, придающим грязному снегу цвет персикового мороженного. Если бы не треклятый мороз, то было бы совершенно ничего, но… Тонкие кости тряслись, а уязвимая голова — ныла. И это было знаком ногам, которые только-только начинали становиться быстрыми от постоянных пробежек. Кажется, в этот раз у него даже не выпадет сигарета из зубов…
***
Видя в окнах домика искру света, австралиец недовольно поежился, надеясь не встретиться лицом к лицу с вечно обеспокоенной блондинкой, которой так не шло иметь красные от слез круги под голубыми глазами.
— Доброе утро, Джейми… — прохрипела девушка, спешно покидая их общее с Гэндзи жилище. Не успел Фокс ничего сказать, как та скрылась в порыве метели, который и загнал его обратно в дом. Ничего, это не его дело и не ему расспрашивать их. Пускай сами разбираются в своих проблемах.
Проходя мимо ванной, студент заглянул туда, замечая треснувшее стекло и сидящего на эмалированном краю соседа, смотрящего на окровавленный кулак, успешно замотанный несколькими слоями бинтов.
— Э-э… Тук-тук? Не уверен, что я вовремя, но твоя подружка уже ушла, поэтому… — повернувшись к говорившему что-то на ухо пареньку, Шимада поморщился, отвечая:
— Что ты здесь делаешь? Сколько времени? — недоуменно посмотрев на пустую от часов руку, Джеймисон пожал острыми плечами:
— Честно? Приблизительно вторник, но я не уверен. Все нормально? — сжимая и разжимая такую неестественную для себя руку, блестящую от ламп, японец усмехнулся:
— Типа того. Никак не привыкну к тому, что теперь я как Терминатор, — не удержавшись от улыбки, австралиец тут же покорил себя за это, проходя к нему через собранные в кучу осколки:
— Я тут… Сбегал кой-куда, пока вы тут с Циглер… Сидели. Ну, как в старые-добрые, да? Ну и… Э-э-э… Решил зайти в одно место и… Наверное ты решишь, что это просто очередная не смешная шутка и… В общем, я сделал это назло тебе и просто насмехаюсь, не думай ничего хорошего. Твою мать, просто возьми, о`кей? И топай спать, а то завтра еще зеркало менять нужно будет…
Смотря на новый баллончик неизвестной ему фирмы, Гэндзи с искренним удивлением снял крышку, сотрясая тот и слыша довольно характерный звук. Вытянув протез вперед, студент нажал на подарок один раз, с изумлением замечая такую дикую схожесть с его естественным цветом кожи. Продолжая наносить краску все больше и больше, Шимада покрыл ей весь металл, пытаясь разглядеть отличие через барахлящий визор.
Глухо засмеявшись, он попытался сделать тоже самое и с челюстью, как повернулся к уходящему на второй этаж соседу:
— Ты…
— Нет. Ты. Я даже знать не хочу, что здесь произошло, но… Даже когда у тебя нет чертовых ног и руки, когда ты похож на неудачный гибрид недожаренного стейка и некачественной маски на Хэллоуин, ты все равно окружен людьми, которые о тебе заботятся и любят. Сука, сейчас им не немногим легче твоего, так что прояви немного стараний и уважения, о`кей? Все зависит только от тебя. И дай мне уже поспать, через полчаса вставать на пары! Бывай!
Зависая взглядом на опустевшие ступени, бывший пациент без особой опаски для себя смахнул ногами-протезами оставшиеся куски стекла, надеясь, что неудачливый Фокс не сможет себе навредить, когда встанет.
Это будет его началом. Он попытается.
