Рубикон

Было неприятно это признавать, но он недооценил Никлауса. Терпение никогда не было отличительно чертой его брата, как и скрытность. Впрочем, последнему он все же вынужден был научиться, тысячу лет скрываясь от их отца. И все же он всегда был в первых рядах, на самой сцене, когда Элайджа предпочитал оставаться за кулисами. Он не врал и не лукавил, когда говорил Елене, что его брат наверняка уже в городе. А если не он, то множество его пешек. Никлаус был параноиком. Поэтому Элайджа постарался тщательно скрыть свое присутствие. Свои намеренья. Поэтому он внушил Катерине, что братьям Сальваторе удалось проткнуть его кинжалом, и позволил ей сбежать. Сбежать прямо в руки к его брату. Он не позволил старому, полузабытому чувству вины перед невинной молодой девушкой подняться на поверхность из глубины его души. Вот только в той же степени, что и параноиком, Никлаус был импульсивным, вспыльчивым, высокомерным. Элайджа ждал, что тот вскоре объявит о себе. Громко, помпезно, достаточно кроваво. Полон уверенности в себе. Вот, что было похоже на его брата, но он его удивил. Просто проигнорировать местную команду защитников двойника, не поиграть с ними для собственной забавы, даже не устранить их как незначительную, но существующую помеху. Похитить девушку и исчезнуть прежде, чем кто-либо успел понять, что происходит. Прежде, чем сам Элайджа это понял. Бокал треснул в его руке, на мгновенье погружая комнату в долгожданную тишину. Он отвернулся от окна, игнорируя раздражающего молодого вампира Сальваторе в пользу того, чтобы встретить тяжелый взгляд хранившего молчание Джона Гилберта. Любопытная мысль о том, какой будет реакция мужчины, если он узнает, что девушка, за которую он сражается, на самом деле самозванка в теле его дочери, вспыхнула так же быстро, как и угасла. — В конечном счете, это ничего не меняет, — он вытер руку платком, стряхнув с себя несколько осколков стекла. — У нас есть два дня, чтобы подготовиться. Глупые протесты молодых вампиров его беспокоили меньше всего. И все же хорошо, что он не единственный, кто осознает бессмысленность поисков Елены. — Тогда тебе лучше сделать все как надо, — невысказанная угроза повисла в воздухе, и Элайджа склонил голову, соглашаясь с Джоном. Он пережил слишком многое за свою долгую жизнь, чтобы неоправданные надежды Елены по отношению к нему легли непосильным бременем на его совесть. Но он не был бы собой, если бы не попытался сдержать свое слово спасти ее жизнь. Что ж, у них было два дня и неразгаданный секрет ритуала обмена жизней. У него было два дня и никаких догадок о том, как гарантировать жизнь только одной душе из двух в теле двойника.

***

Когда младший Сальваторе прервал их новостью об исчезновении Кэролайн Форбс и Тайлера Локвуда, Элайджа только пригвоздил встрепенувшуюся ведьму к месту предупреждающим взглядом. Эти двое не имели никакого значения, а вот мисс Беннет незаменима в помощи Мартинам как в воскрешении Елены, так и в уничтожении Никлауса. В противовес подскочившему Деймону Сальваторе, что обменялся взглядами с учителем Зальцманом, девушка быстро справилась с новостью о похищении еще двоих ее друзей, уверенно кивая ему, прежде чем вернуться к разговору с Лукой. — У нее еще есть козырь в рукаве, — просто ответила она на недоуменное восклицание Деймона. Элайджа глубоко сомневался, что того на самом деле так беспокоит судьба ребенка-вампира и оборотня. Скорее это была его возможность найти девушку прежде, чем будет поздно. До полнолуния оставалось чуть больше часа. Елена просила его держать старшего Сальваторе подальше во время ритуала. Не такая уж простая задача с учетом того, что оба брата, вероятно, были влюблены в двойника, а сам Деймон не отличался рассудительностью. Возможно ему было чуть более приятно, чем требовалось, сворачивать ему шею. Какое-то время он не будет путаться под ногами. — Мой брат не дурак, Стефан. И он крайне подозрителен, — добавил Элайджа, когда Джон вручил тому флягу с эликсиром и объяснил, что от него требуется. — Ты должен быть абсолютно уверен, когда подбросишь ей это. В предсказуемом выборе Никлаусом друзей девушки для жертвы были свои преимущества. Например, менее глупое, чем попытка спасения Елены, обоснование вмешательства Сальваторе в ритуал. Впрочем, что-то ему подсказывало, что вампир и без задания передать зелье девушке попытался бы обменять себя на мисс Форбс. — Она поймет, как только увидит флягу, — в уверенности Джону было не занимать, но и Элайджа не собирался сомневаться в мисс Гилберт. Или же мисс Майской? В любом случае, эликсир был страховкой. Он должен был привязать ее душу к телу, задержать на той стороне, пока ведьмы будут делать свое дело. Джон Гилберт все еще хотел действовать наверняка и пожертвовать собой ради дочери. Вот только Элайджа опасался, что родительские узы могут не сыграть на руку той Елене, судьба которой в данном случае его заботила. Джонатану лучше быть столь же уверенным в подготовленному ими с мисс Беннет выходу из ситуации, как он пытался его убедить. Вместо Гилберта они используют нескольких случайных людей. Вкупе с эликсиром, сделанным для него кланом близнецов и магией души странников, что была у девушки, даже если она ею не овладела, это должно было сработать. — Они забрали оборотня и вампира, — сказал Джонатан, видимо, почувствовав, как рухнул наложенный им барьер. — Пора начинать. Это все, что требовалось Бонни для подтверждения, что ее друзья живы, чтобы она с двойным энтузиазмом принялась к подготовке ритуала обмена жизней. Элайдже оставалось только гадать, как именно Елене удалось убедить его брата пойти на это. — Вам необязательно присутствовать при этом, — он предложил Джону и Аларику уйти, прежде чем по кивку Джонатана вырвать сердце первому человеку. Они не были порядочными, навряд их кто-то ждал дома, но Элайджа уважал чужое нежелание присутствовать при убийстве. Как уважал и твердое решение Джона Гилберта остаться. Исчезновение вслед за Алариком очнувшегося Деймона его уже мало беспокоило. Они закончили первую часть. Елена выживет. Осталось убить Никлауса. Он гнал мысли об убийстве брата от себя до этого момента. Но это то, что он делает ради семьи. Ради Ребекки, Кола, Фина. Даже ради их матери. Он давал ему слишком много вторых шансов. И сейчас, затаившись в тени, пока Никлаус высасывает последние капли крови из искалеченной хрупкой фигуры Елены, Элайджа был как никогда уверен в своем решении. Засевшие прежде в голове слова девушки, о том, что убить родного брата может быть сложнее, чем ему кажется, пока он так зол, в этот момент растворились в клокочущей внутри ярости. Он здесь, избавляется от своего проклятья, что веками служило оправданием всех его гнусных поступков, пока Ребекка и их братья похоронены на дне океана. С тихим стуком тело девушки упало на землю и следом за звуком ломающихся костей раздался крик Никлауса, невольно унося его на тысячу лет назад. В ночь, когда тот впервые обратился. Когда Элайджа отвернулся от него и помог их родителям связать сущность Никлауса. Когда его брат убил их мать. Когда они поклялись всегда и навечно. Всегда и навечно. — Привет, брат, — сказал Элайджа, глядя в искаженное муками лицо. Ведьмы сделали свое дело, застыв в стороне молчаливыми свидетелями гибели первородного вампира. Братоубийства. Он проткнул рукой его грудную клетку, вызывая в памяти солнечный образ смеющейся сестры. — Во имя нашей семьи, Никлаус. Одно предложение меняет все. — Я не похоронил их в море, — отчаянье в его глазах. Он верил, что Элайджа закончит начатое. — Что? — малейший шанс, что он говорит правду… — Их тела в сохранности, — и конечно заметив тень сомнения на его лице, Клаус вновь обретает уверенность ведущего в их разговоре. — Если убьешь меня, никогда их не найдешь. Конечно же это блеф. Они оба это знали. Возможно понадобится время, но он найдет гробы с Никлаусом или без него. Но вся боль, обида, и ненависть, копившиеся на протяжении последнего столетия исчезли. Он снова позволяет ему сделать это. Уйти от последствий своих действий. Он снова прощает. Но не прежде, чем он вернет братьев и сестру. Больше он не предаст их в пользу Никлауса. — Элайджа, не слушай, убей его! — неизвестно откуда взявшийся Стефан Сальваторе стоял рядом с Бонни Беннет, готовой в любой момент сделать все, чтобы убить их обоих, если он сделает не тот выбор. Мартины исчезли, забрав с собой дочь. Деймон Сальваторе склонился над обескровленной фигурой Елены и бросил в их сторону последний ненавистный взгляд, прежде чем исчезнуть с драгоценной ношей. На секунду ему показалось, что это Татья, прежде чем морок исчез. Боль и страх в глазах Никлауса вновь и вновь уносили его к той ночи тысячу лет назад. — Я приведу тебя к ним, даю тебе слово, брат, — он уже принял решение, они оба это знали. И не только они. — Я бы тебя не винила, если бы ты не смог, знаешь… Ее слова были такими искренними, ни капли блефа. Елена была не по годам мудрой женщиной. Он всем сердцем надеялся, что у них все получилось, и у него еще будет шанс сказать ей это лично. — Прости, — тихое слово, брошенное ни к кому конкретно, и братья Майклсоны исчезли.