***
— И это твоя подмога? — гнусаво хмыкает Свен. Однако её это не задевает. Она не пытается парировать фразы едкими словами — только атакует первой. Тихо, молча. Но Свен не из тех, на кого можно идти в лобовую: он моментально перехватывает Ланаю за руку, заламывает кисть и, чуть приподняв подбородок, заявляет: — Я не хочу драться с женщиной. Не заставляй делать тебе больно. Ланая морщится: то ли от боли, то ли от раздражения. — Ты много болтаешь, — почти шипит она и ловко выворачивается из захвата, чем, кажется, очень удивляет рыцаря. — Открою тебе небольшой секрет. — Он берётся за оружие обеими руками. — Джаггернаут должен спасать глупую девчонку, а не глупая девчонка джаггернаута. Славная смерть у них в чести, а позор можно смыть только кровью. Ты обрекаешь его на позор. Вот только Свен ошибается. Джаггернауты никогда не считали зазорным принимать помощь от союзников, не делали различий между мужчинами и женщинами. Пока были живы. Тяжёлый клинок свистит в унисон усиливающемуся ветру. Ланая, опираясь на огромный меч ладонью, проворно перемахивает через него, затем так же легко проскальзывает у Свена между широко расставленными ногами. Он оборачивается. Увертливая. Она, как и Юрнеро, любит обращать битву в танец, вот только Свен такой себе партнёр. Воздух вокруг неё идёт рябью, искажается, поглощает её всю без остатка. Затуманенный взгляд пытается уловить еле заметные движения — Юрнеро не может понять: ветер это или чьё-то лёгкое дыхание. Ланая внезапно вырастает у Свена за спиной и только собирается пронзить его шею острым маленьким клинком, как тот запрокидывает голову, негромко усмехаясь. Он знает о слабых местах своих доспехов лучше. Таких, как Свен, не возьмёшь силой и не победишь один на один без туза в рукаве. В рукаве же Ланаи припрятано что-то больше, чем просто туз. Юрнеро и сам не понимает, что это. Она не сможет ранить Свена. Не сейчас, не в таком положении. И все же Ланая атакует. Запущенный в воздух клинок мерцает красным, броня на шее Свена с треском рассыпается на куски — маленькое остриё проходит насквозь. Юрнеро уже видел такое. Ещё в храме. Но тогда это было соломенное чучело, а теперь — человек. Он восхитился бы выдержке и воле к жизни Свена, но что-то мешает. Тот всё ещё стоит на ногах, пытаясь зажать рану своей огромной ладонью, плечи его содрогаются от неслышного кашля. Свен, однако, не выпускает оружия. Достойно принимает смерть. Он вновь поднимает свой монолитный меч, а Юрнеро внутренне удивляется, как рыцарю хватает на это сил: кровь стремительным водопадом утекает меж его пальцев, хлюпает, пенится, булькает, налипает на пластины доспехов, окрашивает бледную кожу. Лезвие кромсает воздух на незримые лоскуты, но и Ланая, и сам Свен наверняка понимают, что в этом нет смысла. Рыцарь замахивается снова. И снова. И ещё раз. Но вновь остриё только вспахивает землю. Рукоять выскальзывает из ладони, и через какое-то мгновение Свен уже стоит на коленях перед своим убийцей. Ланая, кажется, нахально улыбается из-под чёрного нашейного платка и спрашивает его, перед тем как добить: — Не ожидал от девчонки? — Она сдергивает с противника шлем и удивлённо вскидывает брови. Свен хрипит что-то в ответ, а Ланая почти расстроенно цыкает. Она заносит руку, словно хочет дать пощёчину, но Юрнеро знает: любая её атака немного походит на пощёчину, вот только оставляет не жгучую отметину на щеке — глубокую засечку на сердце. Но внезапно она роняет крохотный клинок и замирает, прислушиваясь. Свен встречается лицом с колючей дорожной пылью, и та вскоре превращается в кровавую грязную кашу. Земля шипит под ногами, Ланая резко отпрыгивает в сторону. И в тот же момент, дробя камень, древесные корни и почву, на землю опускается слепящий луч света. Наплечники на мёртвом теле мигом обращаются раскаленной лужей, а в воздухе повисает запах горелой плоти. — Милое представленьице, — цедит кто-то надменно, язвительно, — вот только кто тебе, малявка, позволял так бесцеремонно от меня сбегать? — Он же твой товарищ! — то же хочет сказать и Юрнеро, но понимает, что слова застревают в горле, движения сковывает его собственное тело. — Товарищ… — насмешливо повторяет колдун. — Среди этих бездарей нет моих товарищей. И он все равно был уже мёртв. Хотела подарить ему красивую смерть? А смысл? Это тело свои возможности исчерпало и скоро осыплется прахом… а затем возродится таким же безмозглым комком мышц в латах, как и при этой жизни. Пора бы к этому привыкнуть. — Привыкнуть не уважать тех, с кем сражаешься бок о бок? А слухи о тебе не врут, арсенал-маг Каэль. — До меня вот только не доходили никакие слухи о тебе, как там тебя… А, вспомнил, не знаю и знать не хочу. Вот только мы ещё… Сферы, парящие над ним, — больше не похожие на пылающие головёшки, — переливаются от синего к сиреневому, с неба вместе с грузными облаками опускается душная тьма. Каэль растягивает на лице неприятную улыбку и одними губами дополняет: «Не закончили». Ланая пытается увернуться, но воронка слишком широкая и движется быстро. Ветер с остервенелостью бешеного зверя набрасывается на неё, то придавливая к земле, то от неё отрывая. Из ладной аккуратной прически повыбивались пряди. Порывы безжалостно треплют розовую ленточку. Юрнеро хочет помочь. Только над собой он больше не имеет власти. Каэлю, кажется, и вовсе он не интересен: тот, как-то странно глянув на него из-под нахмуренных бровей, демонстративно отворачивается и неспешно шагает вслед медленно удаляющемуся смерчу, словно сопровождает его, указывает путь. Как только колдун исчезает из вида, Юрнеро чувствует, что подымается с колен. Он уверенно делает несколько шагов в сторону, где лежит Свен. Или то, что от него осталось. Затем склоняет голову и неожиданно для самого себя замогильно холодным резонирующим голосом произносит: — Мы благодарны тебе, друг… Чёрные бусины на запястье сдвигаются ещё на одну.***
Её тело не растаяло в воздухе. Ещё жива. Юрнеро открепляет от пояса сумку, укладывает в чашу тотема травы и лепестки, стараясь думать о чём-то тёплом. О солнце. О персиках. О порте, о море, о волнах. О смерти… Нет! Только солнце!.. Персики… Тутовые ягоды, как его «занозу в заднице» назвала Ланая, сейчас больше походят на липкий комок перемолотой плоти. Свежей, сочащейся бурой жижей. Юрнеро почти брезгливо стряхивает их с ладони в чашу и отдергивает руку. Он наклоняется над тотемом и видит только смесь ягод, листьев и цветов. Пахнет влажной древесиной, горечью зелени, сладостями. Юрнеро недолго гипнотизирует взглядом чашу, проводит по её краю пальцем, и та загорается зелёным огнём. И снова — кап! Срывается чернильно-синяя капля. Пламя меняет свой цвет и, кажется, больше совсем не греет. — Если я ударю так этой глыбой, я точно раскрою тебе череп. Ты любишь боль, парень? Мне вот кажется, что да, — грубым басом напоминает трепещущий синеватый огонь. — Не раскроишь. Так надо. Могу на тебя положиться? — отвечает он сам себе, но в другой манере. Очень знакомой Юрнеро. — Лишний раз выбить дерьмо из твоей дурьей башки, да ещё и по твоей просьбе? От этого, знаешь ли, сложно отказаться. Он раскатисто смеётся. — Спасибо. Не болтай об этом. Прочим знать ни к чему. Пускай это будет дуэль. — Как тебе угодно. Только не забудь, о чём сам мне обещал. Очень громко стрекочут сверчки. Юрнеро не знает, как давно это началось, с каких пор у него появились провалы в памяти. Он бился со Свеном, не помня про сделку, и сейчас с неловкостью осознает, что забыл, какое давал ему обещание. Всё возвращается на свои места: голоса замолкают, серые сумерки вытесняются за горизонт ночным мраком, над тотемом вновь вздымаются зелёные языки, а в небо тонкой ленточкой устремляется дым. Об набежавшую под ноги чёрную лужу с громким чавканьем разбивается новая капля. Но это ранен не Юрнеро — это растрескалась маска. Ему казалось, что она испытывает боль. Словно живая. Часы жадно пожирают песчинки, одну за одной, и если вчера пылкое сердце готово было расплатиться за силу всей своей кровью, то сегодня разум наводит на тревожные мысли. А стоит ли оно того? Зачем скорбеть по тем, кто презирает за то, чему сам научил?.. Что есть честь, о которой Юрнеро раньше знал так много? Но понял, что она вообще мало интересует кого-то, кроме него. Долой эти мысли! Назад пути всё равно нет.***
Если идти на север, миновав лес, можно уткнуться в мощёную дорогу, обрывающуюся у широкой реки. На одном берегу той уютно расположились зелёные ели, покачивающиеся из стороны в сторону хрупкие тополя, коренастые дубы, высокая — почти по колено — трава; стоит, однако, перейти реку, как они сменяются своими облетевшими искривлённым братьями и выжженной сухой землёй. В темнеющем небе загорается первая звезда. Может показаться, что она мерцает, становится ярче, ближе. — Хаос-метеор, — гремит низким голосом колдун и медленно опускает скрюченные дрожащие кисти. Юрнеро никогда раньше не задавался вопросом, сколько Каэлю лет. Его внешность была бы весьма миловидной, если бы не угрюмо сдвинутые брови, надменный взгляд белых, кажущихся невидящими глаз и кривая усмешка на губах. Юрнеро не задался бы им и сейчас, если бы мог поднять свой меч и снести колдуну его слишком уж умную башку. Но что-то заставляло просто наблюдать. Подмечать, что неестественно выгнутые пальцы — скорее признак старческой болезни, что плохо сочеталось с молодым, хоть и неприятным во всех своих гримасах, лицом. Ланаю Юрнеро не видел. Она всегда умудрялась исчезать из вида, стоит только на секунду отвести взгляд. Пламенеющий космический осколок с шипением и грохотом врезается в землю. Трава вокруг вмиг вспыхивает и тут же льнет к земле, чёрная, тлеющая. Ланая появляется так же неожиданно, как и пропала. Она делает рывок в сторону врага, отточенным движением сбивает его с ног и замахивается псионическим клинком. Но Каэль только усмехается, короткими указаниями меняет сферы и отталкивает Ланаю морозной волной. Изо рта вырываются маленькие сизые облачка. Дыхание Юрнеро тоже обращается паром, но холода он не чувствует. Ланая закашливается не то от холодного воздуха, не то от перенесённого удара волной, но быстро подымается. Она удовлетворённо хмыкает и соединяет ладони, прикрывая веки. Хлопок. Юрнеро щурит глаза от белых вспышек. Колдун же пытается закрыться полой плаща, но это вряд ли ему уже поможет. Возможно, он и не слепой. Но разве можно что-то видеть, не имея зрачков?.. Снова изменяются сферы. Ланая прицеливается. Но только она хочет метнуть клинок, как замирает в этой позе. Ноги медленно обрастают кристаллами льда, но Ланая не может пошевелиться, чтобы их разбить. Что-то гадко стрекочет неподалеку, и Юрнеро почему-то кажется, что магия Каэля тут ни при чем. Отчётливо можно различить шелест, но не такой, как у книжных страниц, не такой, как у бегущей реки. Не предвещающий ничего хорошего. Юрнеро бы и рад помочь Ланае, но тело отзывается только на желание найти источник звука. Скрт! Как будто что-то скребёт в голове. Вызывает дрожь, точно это паук перебирает лапками, касается кожи на шее. Опасливо, аккуратно. Отвратительно. — Попробуешь помешать — без головы останешься, — эхом доносится до ушей собственный голос. Нелегко привыкнуть к тому, что не владеешь собой. Юрнеро прислоняет лезвие к шее девчонки. Сложно разглядеть её в темноте, возможно, он и вовсе с ней не знаком. Та держит в руках клетку, немного напоминающую бумажный фонарик, какими украшали храмы на острове, а в ней сидит жуткого вида существо. Юрнеро не описал бы его одним словом: за невнятным, похожим на светящуюся кляксу телом негромко шелестят прозрачные крылья, как у стрекозы, на треугольной морде белым нарисовано подобие черепа. — Не собиралась ему помогать, — пожимает плечами девчонка, будто бы не испугалась. — Жалко твоя маска разбилась. Могу представить, сколько можно было бы запросить у скупщиков за маску последнего джаггернаута с затонувшего острова. Слышала, шаманы вуду заточали в них злых духов. Но… её, наверное, уже не снять. — Скрт! — согласилось с ней существо. — Тише, Джекс. Не думаю, что у призывателя есть что-то стоящее, кроме его головы. И у подружки твоей тоже. «Подружка…» — фыркает Юрнеро и опускает клинок. Даже зная, что внешность обманчива, он бы не стал сражаться с малолеткой, не будь на это серьёзной причины. Девчонка с фонариком по силуэту походит на фею из сказок, а вот по характеру — сущий гоблин. То, что она здесь, не отменяет факта, что она ещё ребёнок. — Хорошим быть так невыгодно. Что ж, мне пора, пока ваш лесной мужик не призвал армию трухлявых пней. Она противно хихикает, истерически похрюкивая. Существо, наверное, тоже смеётся. Сложно сказать точно — это совсем не похоже на смех, оно словно заторможенно двигает жвалами, медленно перемалывая ореховую скорлупу. Хорошим быть и правда невыгодно. Юрнеро не хочет это признавать, хоть потому он теперь здесь. Как долго ещё можно обманывать себя?.. Он снова скажет вслух что-нибудь о чести, просто чтобы убедить себя, остаться прежним. Не сдаваться. Скрежет затихает, в тусклом свете Юрнеро проводит взглядом фею с мерцающим фонариком, в котором, как кажется издалека, сидит розовая искорка. Только на самом деле это чудовище, и Юрнеро уже жалеет, что их отпустил. И в этот же момент внезапно понимает: это он решил не убивать девчонку, ничто не заставляло его поступить так. Хорошим быть осталось недолго. Юрнеро боится того, что в последний раз он будет добр не к тем, кто это заслужил.***
Волдыри на бледной коже с шипением лопаются и медленно разглаживаются, раны постепенно превращаются в ссадины, а те — в царапины. Здесь не появляются новые шрамы, не донимают всю оставшуюся жизнь полученные увечья. Остаётся только опыт, накапливается разочарование. Ланая выглядит уже гораздо лучше, чем когда Юрнеро нашёл её. От колдуна тогда остался один только его плащ, пригвождённый клинками к дереву. — Принцессе не нужен герой, как жалко, — возвращается внутренний собеседник. — Она справится со всем без нас. Не нужно её опекать. Юрнеро поджимает губы. Этот голос и раньше испытывал его решимость и терпение, но теперь не осталось ни того, ни другого. Опёршись спиной на ствол, Юрнеро чувствует, как кожу царапает грубая шершавая кора, как по спине бегают не мурашки, а самые настоящие живые древесные муравьи. Он не собирается их стряхивать — просто медленно оседает на землю, безразлично разглядывая мутную даль. Пыль перед глазами вспыхивает циановыми огоньками, а небо раскалывается пополам, извергая в прохладную ночь пылающие лавовые облака. Древний снова погиб до следующего утра. Юрнеро опускает глаза и сдвигает вправо очередную чёрную бусину. Ему не жаль — привычка. «Армия трухлявых пней» своё дело сделала. Смешно звучит. Выглядит, наверняка, ещё смешнее. Но так уж ведёт войну Фурион, тот самый «лесной мужик». Юрнеро от этого не в восторге, но ничего уже не поделать. Когда он переводит взгляд с неба, то видит, что его спутница очнулась. Та, только поднявшись, напряжённо перебирает пальцами распущенные пряди. Юрнеро это очень льстит. Она боится, что потеряла ленточку. Он не может сдержать улыбку, когда Ланая с облегчением вздыхает и снова собирает волосы в высокую причёску. Так Юрнеро делать не умеет. Косички — его потолок. Забавно наблюдать за Ланаей, пока та думает, что на неё никто не смотрит. Она прихрамывая подкрадывается к нему, протягивает руку и… Юрнеро бы хотелось продолжить игру, но это его последний шанс с ней попрощаться. Другого уже не будет.***
Клинк! Жёлтые искры меркнут так же быстро, как и появляются. Это ошибка. Он знал, что нельзя отбивать её удары — только уворачиваться. Лезвие чиркает по плечу. Еле ощутимо, как перо оставляет чернильный росчерк на старом пергаменте. Раньше это причиняло боль, наводняло голову тревожными воспоминаниями, заставляло воспринимать мир иначе. Только теперь всё изменилось. — Ничего не выйдет, — холодно чеканит неприятный голос. — Тебе лучше уйти. Иначе придётся от тебя избавиться. Но она нападает снова. Опрометчиво, по-девчачьи. Юрнеро видел все её трюки и мог предугадать атаки. Человек в светящейся маске отступал назад, игнорируя любой выпад, не обращая внимания на ссадины, которые Ланае всё же удалось нанести. Она устала. Скорее от того, что к ней так безразличны. — Почему же до сих пор не избавился? Ты просто убегаешь! Почему?.. Почему ты просто не можешь мне рассказать?! Поче… Он не слушает дальше. Остриё меча мягко касается сначала кожи, потом и разгорячённого сердца. Забирает у неё всё тепло и так же гладко, тихо возвращается в ножны. Ланая смотрит на него с удивлением, ужасом, немым вопросом в мутнеющих глазах. Затем теряет равновесие. Он же говорит. Что давно нужно было ей сказать с самой первой их встречи. Им не по пути. — Ты убиваешь меня, и как прикажешь жить? — Она кривит губы в усмешке. — Ты никогда не входила в наши планы. И то, что ты появилась в его жизни, ничего уже не изменит. Он бы не хотел тебя убивать, вот только ты сама выбираешь смерть. Нам очень жаль. Последние слова звучат как просьба о прощении. Юрнеро опускает голову и снова по глупой суеверной привычке сдвигает чёрную бусину вправо.