будь со мной

Будильник раздражал настолько, что Кацуки захотелось разбить к херам смартфон, чтобы больше никогда не слышать этой порядком поднадоевшей мелодии. То, что он забыл убрать будильник в свой выходной, было только его виной, но это ничуть не умаляло волны ненависти ко всему сущему, что поднялась в Бакуго ровно в шесть тридцать. За окном было еще темно, и серость укрывала комнату, крадя весь и так едва ощутимый уют. Закрыв глаза, Кацуки попытался уснуть снова. За стеной орал кот. Это было противно громкое и низкое «мао», будто бы этот кот призывал гребаного демона из пучин ада. Судя по идиотской прическе его хозяина, демон уже давно покинул преисподнюю, и кошара зря старался. Затем послышался приглушенный мужской голос. Слов было не разобрать, но этого хватило, чтобы понять, что либо в этой квартире охуительно тонкие стены, либо слух в шесть тридцать утра магическим образом обостряется. Кацуки надеялся на второе. Спрятавшись с головой под одеяло, он предпринял вторую попытку уснуть. За стеной что-то громко разбилось. Уткнувшись лицом в подушку, Кацуки недовольно застонал. Шесть. Тридцать. Сука. Утра. Грохот. Гребаное «мао-о-о-о». Неразборчивые восклицания. Хватило всего секунды, чтобы подорваться с места и начать яростно колотить стену. — Какого хера, блять?! Я сейчас приду и тебе рожу разобью! Дай поспать! — заорал Кацуки. — Шесть утра воскресенья! Я тебя урою нахер, как только увижу сегодня! — Извини! — услышал он голос Киришимы и, ударив стену еще раз — для профилактики — улегся обратно на футон. Кто-то из соседей теперь шумно ругался, по-видимому, тоже проснувшись то ли из-за кота, то ли из-за Бакуго, то ли из-за извинения Киришимы. В любом случае Кацуки это уже мало волновало. И когда все затихло, он, несмотря на обжигающий изнутри гнев, уснул достаточно быстро. * В десять зазвонил дверной звонок, и в коридоре стоял одетый в спортивную форму Киришима. Он сразу же широко улыбнулся и приподнял руку в приветствии, а Бакуго, сморщившись, пытался решить: лезть ли в драку за произошедшее несколько часов назад или пожалеть придурка. Выпрямившись, Кацуки посмотрел на радостное лицо Киришимы; казалось, что этот идиот не улыбаться вообще не в силах. Наверное, сегодня можно и пожалеть, раз уж Бакуго все-таки смог уснуть обратно. — Йоу, Бакуго! — засиял Киришима. — Я тут подумал: не хочешь пробежаться? — Че? — Ну, тут, по району. Одному скучно. А ты, как мне показалось, парень спортивный… Замолчав, Киришима скользнул взглядом по Кацуки, как будто оценивая, и Бакуго, не упустив это из виду, помрачнел еще больше. — Тебе делать нехуй? — Чего? Вообще-то пробежки полезны для здоровья! — воскликнул Киришима, непроизвольно сжав руку в кулак. — Спорт — залог долгой и здоровой жизни! — Да блять, я о том, что ты ко мне прикапываешься. — А-а, — немедленно успокоился Эйджиро. — Да я это. Дружелюбие проявляю. Уперев в бока руки, Киришима приподнял подбородок и снова лучезарно улыбнулся. Бакуго только сейчас заметил, что зубы у него были какие-то… ненормальные, как будто клыки одни, но заострять внимание на этой херне не стал. Чертов фрик. — В жопу его себе засунь. — Не, я бы лучше им с тобой поделился. Тебе явно не хватает. — Иди нахер. — Пойдем бегать. Развеешься. Может, даже немного успокоишься. — Охереть ты надоедливый, — бросил Кацуки, начиная закрывать дверь, но Киришима подставил свою ногу так, чтобы та не закрылась до конца, и заглянул в образовавшуюся щель. — Я подожду тебя минут десять внизу, — произнес он. И, когда убрал ногу, дверь захлопнулась. Насупившись, Бакуго еще несколько секунд стоял в прихожей, пытаясь осознать, что это было; и, заглянув в глазок, заметил, как Киришима задумчиво посмотрел куда-то в сторону, кусая губы, а потом ушел к лифту. Ну, пробежка Кацуки бы явно не повредила. Желательно, конечно, без компании. * Он опоздал на полчаса, надеясь, что Киришима к тому времени уже уйдет, но этот красноволосый придурок стоял у двери, качая головой в такт неведомо какой песне, играющей в его наушниках. Недовольно выдохнув, Кацуки пнул его, обращая на себя внимание, и Эйджиро сразу же заметно повеселел, выключил музыку и убрал плеер в карман шорт. — Надо же… — начал было он, но Бакуго перебил его: — Завались. И, открыв дверь, вышел на улицу. Он, честно, не собирался проводить время с этим Киришимой, но деваться теперь было некуда. Тот бежал рядом с ним, болтая о какой-то своей чуши: о друзьях, каком-то чуваке, который играл в инди-группе, известных боксерах, программе своих тренировок и планах на будущее. И все это, пожалуй, было последними вещами в списке того, что Бакуго интересовало, но он все равно слушал вполуха, отвечая что-то вроде «ага», «ну заебись теперь» и «охуительно интересно», про себя ничего не рассказывая. Оказывается, Киришима когда-то хотел стать полицейским, но не сложилось, поэтому теперь он перебивался от работы к работе, а иногда просто фрилансил. Понятно теперь, откуда у него было так много свободного времени, которое он тратил на то, чтобы доебываться до соседей. Хотя, в целом, со скрипом признался себе Кацуки, Эйджиро был не таким уж и плохим парнем: он казался даже каким-то наивно-добрым, будто вылезшим из подростковой манги про супергероев. Такие люди в окружении Бакуго были редкостью. Но этот факт, конечно, не менял его отношения к Киришиме — потому что ненавидел Кацуки всех одинаково. Ну, почти. Может, кого-то чуть меньше. Правда, таких людей можно было пересчитать по пальцам одной руки, и имени Киришимы Эйджиро там не значилось. — А ты волосы красишь? — поинтересовался Киришима, когда они остановились около моста. Cолнце слепило глаза, и в нос ударял запах речной воды; ярко-алый Эйджиро как-то по-особенному вписывался в насыщенные летние пейзажи городской окраины. — Заебали уже с этим вопросом. Это мой натуральный цвет, — огрызнулся Бакуго, отпивая воду из бутылки. — О. Ого. Вау. Лицо Киришимы растянулось в искреннем удивлении. Потерев переносицу, он выдал: — А я крашу… — Охереть. Не догадался бы, — с сарказмом произнес Бакуго, и Эйджиро расхохотался. Смех у него был громкий — действовал на нервы. — Да, что-то я ступил, — улыбнулся он. — В любом случае это офигенно. Ну, твои волосы. Хмыкнув, Кацуки убрал бутылку с водой на место и зашагал в сторону моста. — Нахера ты свои волосы убиваешь? — спросил он, скорее, из каких-то оставшихся крох вежливости, а не интереса, и Киришима прямо расцвел от этого вопроса; по крайней мере, это был первый вопрос, который адресовал ему Кацуки, помимо грубых риторических а-ля «Ты идиот?» — Красный — цвет мужественности! — не скрывая энтузиазма поделился он. — Мне нравится. Люди меня запоминают. — Ты, типа, поехавший? — Ха-ха, нет! Разве мужчина должен иметь оправдание мужественности? На мосту прохладный ветер приятно колыхал волосы Кацуки, и он, остановившись, оперся о перила, глядя вниз. На спокойной глади реки Бакуго мог разглядеть свое отражение, а затем — яркую макушку Киришимы, который тоже наклонился посмотреть. Кацуки ничего не ответил — говорить тут было нечего, и ничего мужественного он в этой окрашенной башке не видел. Хотя сам по себе Эйджиро, с его-то комплекцией, выглядел достаточно внушительно. — Ты в какой зал ходишь? — поинтересовался Киришима, повернувшись и прислонившись к перилам спиной. — Какая тебе разница? — Да я б с тобой походил. Чего одному таскаться? Прищурившись, Бакуго с подозрением посмотрел на довольную ухмылку Эйджиро. Ему показалось, или прозвучало это… как подкат, что ли? Лицо Киришимы под лучами полуденного солнца выглядело уж слишком белым; брови у него тоже странные были — как будто, бля, сбривал, их, что ли, частично? Херня какая-то. Весь Киришима странным был. Такое чувство, что в какой-то панк-рок-группе играл. Но в целом его образ не отталкивал. По крайней мере, вкус у Эйджиро, пусть и не самый лучший, но был. — Никуда не хожу сейчас. Времени нет, — пробормотал Кацуки, отворачиваясь. Мимо проезжали машины, и шум уходил на второй план, уступая птичьему пению и радостным детским крикам. — Ох. Ну ладно тогда. Если хочешь, могу посоветовать одно местечко, та… — Не надо. Без твоей помощи обойдусь. Эйджиро пожал плечами, мол, как знаешь. Не прекращая улыбаться, он глядел куда-то вдаль: то ли на ясно-голубое небо, то ли на город, распластавшийся по горизонту. Спустя пару минут молчания он повернулся обратно к Бакуго, который так и не сдвинулся с места. — Да, кстати. Мне нужен твой номер телефона. — Нахера? — Ну… мы же соседи, — оправдался Киришима, — мало ли что произойдет. Нужно быть на связи. — Я почти что уверен, что ты будешь меня каждый день доебывать. Рассмеявшись, Киришима оттолкнулся от перил и потянулся. — Дашь, или мне у Урараки просить? Она-то свой номер нам оставила. С выражением лица, полным ярости, Бакуго резко повернулся к Эйджиро, но через несколько секунд эта вспышка утихла. Его определенно раздражало то, что Урарака уже успела со всеми перезнакомиться и каждому сунуть свои контакты. Несмотря на то, что они расстались, Очако не прекращала оставаться частью жизни Бакуго. Пусть уже и в совершенно ином смысле. И то, что она пыталась наладить жизнь Кацуки без его на то согласия, его вдруг начало бесить. Боже, она даже привела этих придурков к нему домой, и теперь с одним из них Бакуго общался. Он протянул руку Киришиме. — Телефон свой дай, я номер забью. — Отлично! — Но если будешь доебывать меня, в игнор полетишь. — Без проблем. * Через два часа, выйдя из душа, Кацуки обнаружил на своем смартфоне сообщение «А ты классный, когда не так много ругаешься» с подмигивающим смайликом и отчаянно захотел бросить телефон в стену. Но денег на новый не было, поэтому пришлось в спешке набирать «Пошел нахер».