White holes

Когда Уджин впервые увидел Чана в коридоре университета, он подумал, что такого парня можно ждать бесконечно. Если бы он только знал тогда, что через два, долгих, нескончаемых два года он будет сидеть в баре, переводя вот так взгляд с бокала виски на свой мобильник, он бы с радостью хорошенько ударил себя прошлого в лицо и заставил его развернуться и бежать, бежать подальше от этого грёбанного Чана, чтобы потом не хотелось выпилиться из этой не менее грёбанной жизни. Или его вечность продержалась только два года. Они познакомились как-то быстро, не то чтобы Уджин был не рад, он сам хотел, а Чан особо и не парился, у него знакомых навалом, и младшекурсники путаются под ногами, тот ещё любитель понянчиться. Вот только с Уджином было не надо – сам себе взрослый паренёк, жизнь контролировать умеет. Наверное, поэтому они и стали друзьями. Если так называют людей, которые сидят около двух ночи в репетиционных залах, потому что Чан изобретает что-то на синтезаторе и просит Уджина подпевать. Помощь в пении ему не нужна была точно, потому Уджин довольно быстро спросил, зачем он Чану. А тот плечами пожимал, что-то вроде «у тебя вокал хороший, да и мне компания нужна». Поцеловать его Уджину захотелось тогда же. Так они стали парой, если, конечно, именно так называются люди, которые целуются в два часа ночи в репетиционном зале, пока из колонок льётся неоконченный шедевр. Чан талантлив, этого Уджин не мог отрицать. Он хороший друг, он готов помочь всем, начиная от бабушки с тяжёлой сумкой и заканчивая домашкой по физике для очередного прилепившегося мелкого – Уджин всегда удивлялся, откуда они вообще берутся вокруг Чана, да ещё в таком количестве. Однако невозможно было заставить Чана вовремя поесть и нормально поспать, если уж он работал. Потому что за работой Чан не видел никого. И пусть хоть бомба разорвётся в двух метрах от парня, хоть все бабушки мира столпятся рядом со своими сумками – Чан от синтезатора не оторвётся, пока не будет хотя бы немного удовлетворён получившимся. Уджину понять это сложно, он не из ленивых точно, но положение «трудоголик» тоже где-то далеко. А вот Чан рядом. И он, кажется, именно это самое. Уджин закатывать истерики не любитель, самому противно, ведь взрослые люди, только когда за 1,5 года ни одного свидания – это слишком, и само как-то просится. Чан тогда от синтезатора оторвался, взглянул серьёзно, и сказал только, что Уджин знал, на что идёт. Он его любит, иначе бы не связался и не жили бы они сейчас вместе, но от этой его работы многое на кону, и бросить нельзя. Уджин понимал, конечно, и обещал ждать. Не понимал тогда только, что после этой важной работы будут другие, и Чан их не упустит, а вот Уджин…он же будет рядом всегда, так? Ведь обещал ждать вечность. Вчера им два года стукнуло, но до Чана ни дозвониться, ни докричаться – тот уже два дня корпит над новой песней, и Уджин ему понадобился лишь однажды, когда слова больше не шли. Я ждал тебя 8 бокалов виски Уджин сам сказал ему оставить пока, отвлечься немного, но у Чана отвлечься – это над мелодией поработать или что-то ещё. На Уджина он так и не взглянул. Тогда парень достал мобильник и набрал номер. Хёнджин появился в их жизни как-то спонтанно. Не напрягал никого, в чужие проблемы не лез, свои не выставлял тоже. С Хёнджином было удобно. У них с Чаном одна лекция в неделю на двоих, а с Уджином…с Уджином просто Чан, вокруг которого много народу, Уджин привык. А потом понял, что с Хёнджином удобно. И номер взял на всякий случай, когда однажды забыл ключи, а Чан в себя ушёл и дверь не открыл. Уджин и не помнит, сколько просидел на лавке возле подъезда. И как Хёнджин рядом оказался, думать не хочется. Ночевать тогда пришлось у него, а в шесть утра вломился Чан, перебудив, наверное, весь подъезд своими извинениями. Хёнджин и тогда не жаловался. А у Уджина сил на скандал не осталось. Их вообще ни на что не осталось. И номер, который Хёнджин написал на каком-то клочке чуть желтоватой бумаги, он взял. С Хёнджином они встречались временами. Иногда, если Уджину становилось слишком тошно. Иногда просто так. Хёнджин оказался неплохим таким парнем. У него хороший вкус в фильмах, они любят одни и те же места, а ещё он никогда не лезет с советами. Только однажды сказал: «Чан, он…с ним сложно. И с таким мало кто справиться может. Он знает, потому особо близко и не подпускает никого». А между строк читалось «не вини себя, если что». Но тогда Уджин, хотя и устал, ещё не знал, что его вечность продержится два года. И что он нравится Хёнджину, тоже не знал. Уджин просидел в баре уже около четырёх часов, и это его восьмой бокал с виски. Записка для Чана болталась на двери в их комнаты. Рано или поздно увидит и придёт. Спохватится снова, что Уджина нет, и тогда прибежит обязательно. Наверняка растрёпанный, в домашних штанах и футболке, только куртку накинет сверху. Потому что таков Чан. Уджин улыбнулся, беря в руки мобильник, чтобы сделать звонок. Хёнджин приходит через 15 минут. У Уджина было много опыта, чтобы считать время. Он заказывает себе виски и сидит молча рядом. Больше Уджину и не надо. Хёнджин всегда понимал. А Уджин умеет читать между строк. - Есть листок и ручка? Хёнджин голову наклоняет, но вопросов, как обычно, не задаёт, только в карманах куртки роется. Уджин две строчки аккуратно на листке выводит, после сообщение Чану набирает (бесполезно, конечно, но вдруг, там ведь «есть кое-что для твоей песни»), и, доставая бумажник, обращается к бармену, выкладывая щедро чаевые и фотку Чана показывая: - Если сюда придёт этот парень, передайте ему от меня бокал виски вот с этой запиской. А после Хёнджина за собой тянет, уводя из бара. И от Чана заодно. Чан и правда приходит. Прибегает, если точнее. В домашних штанах и футболке, растрёпанный, в распахнутой куртке. Уджина там, конечно, уже нет, но бармен ему бокал с виски («уже оплачено») и записку, в которой две строчки всего. Я ждал тебя восемь бокалов виски, Девятый оставь себе И Чан, не дурак, конечно, понимает, что слова для песни – прощание Уджина. Знает, что проебался. Уджин появляется на следующий день. Смотрит виновато и говорит: «Прости, что не дождался». Оба знают: это не про бар вовсе, это про их вечность. «Дурак, - думает Чан. – Это я извиняться должен», но вслух не говорит. И когда Уджин вещи собирать начинает, не удивляется тоже. И скандалов не закатывает. Даже когда появляется Хёнджин. Тот здоровается спокойно и с сумками Уджину помогает, как будто старый друг. У них теперь «Я от Чана ухожу. Но тобой пользоваться не собираюсь». Хёнджин знает, что Уджину время нужно, чтобы затянуть свои чёрные дыры, и он не против совсем. Даже помогать готов. Даже если не срастётся - обещать Уджин больше не хочет. У Чана песня готовая и дыра в душе. Не чёрная – белая, и он знает давно – ему когда-то сказал так Хёнджин. У Чана работы много всё так же, и больно где-то под рёбрами, когда понимает. Вот только Уджин ушёл, с ним рядом Хёнджин теперь. Им всем троим тяжело, но Чан знает, эти двое будут в порядке. Да и сам он, наверное, тоже. Только всё равно боится, что проебался слишком сильно. Вечности ломаются с болью.