Ты - моя!

Элайджа и сам не знает, зачем отправляется в Мистик Фоллс, да еще и совсем один, но субботним утром, когда Майклсон вспоминает о визите к Оливии, уехать из города, подальше от ее соблазнительного тела, кажется ему единственным правильным решением. Вот только вкус ее губ преследует его на протяжении всех последующих дней, и поездка проходит из рук вон плохо. Элайджу раздражает абсолютно все, а в особенности тот факт, что маленькая синеглазка, которая раз за разом отталкивала его, ударяя по мужскому самолюбию, занимает все его мысли. Он никак не может понять, что есть такого особенного в этой строптивой стервочке, пытаясь сравнить ее с другими, и делает только хуже. Потому что в какой-то момент Майклсон понимает, что остальных женщин он просто перестает воспринимать. Пройдя все стадии отрицания увлечения собственным архитектором, Элайджа приходит к неутешительному выводу. Оливия Картер ему нравится. Очень. И если он в ближайшее время не сделает ее своей, то просто сойдет с ума. Вот только как подступится к этой маленькой недотроге, на месте которой любая другая уже давно бросилась бы ему на шею, предлагая себя. Среда следующей недели, на которую намечена корпоративная вечеринка по поводу завершения первичного проекта, наступает незаметно, и поломка вертолета, который должен был доставить Элайджу в Ричмонд к полудню, предсказуемо не улучшает его и без того скверное настроение. Поэтому, когда Майклсон, после утомительной гонки, выжавшей все соки из его новенького Ауди, появляется в баре, он едва сдерживает вызванное усталостью раздражение, пряча его под ледяной улыбкой, но через мгновение все его чувства превращаются лишь в ярость. Потому что Элайджа видит ее. Оливия смеется над шутками его братьев, прикладывая к губам тонкий бокал с шампанским, пока он жадно изучает каждый дюйм столь желанного тела. Бордовая ткань ее наряда оттеняет бледность гладкой кожи, подчеркивает красоту заплетенных волос, но Элайджа думает совершенно о другом. Например о том, что открытые плечи, наверняка признак того, что Лив обошлась без бюстгальтера, и все ее белье состоит лишь из тонких трусиков, очертания которых едва заметны на округлой попке. Или о том, сколько времени ему потребуется для того, чтобы стянуть верх ее комбинезона до талии, обнажая налитые груди, которые (Майклсон в этом не сомневается) идеально поместятся в его ладонях. Или о том, что… Но закончить мысль Элайджа не успевает, потому что в следующий миг, Клаус ведет его маленькую синеглазку на танцпол, и руки брата невесомо скользят по ее нежному телу, замирая на тонкой талии. И он сам не понимает, как оказывается рядом с ними, а с губ срываются злые слова: — Не позволишь мне украсть на мгновение твою партнершу? Лицо Клауса недоуменно вытягивается от тона старшего брата, но Элайдже на это совершенно плевать. Он с силой сжимает тонкое запястье Оливии, которая, не говоря ни слова, совершенно онемев от неожиданности, не сопротивляясь, идет за ним, прежде чем они оказываются в маленьком кабинете, для особых гостей, где Майклсон толкает ее к стене, нависая сверху. — Я вижу, ты не скучаешь, Лив, — щурится он, склоняясь к девичьему лицу, — мне ты не позволяешь даже прикоснуться к себе, но для других такого запрета, по всей видимости, нет? — Что ты себе позволяешь?! — выдыхает девушка, наконец, придя в себя, и ее глаза начинают искриться от гнева, — я не твоя собственность! — О, нет, Лив, — холодно отзывается Элайджа, сжимая сильнее запястья, пытающейся вырваться из его рук Оливии, — как раз в том-то все и дело, что моя. Ты — моя! И с этими словами, он сминает ее алые губки в грубом поцелуе, властно притягивая к себе нежное девичье тело. От ее сладкого, до боли знакомого вкуса его мгновенно ведет, и Майклсон, подавляя сопротивление Оливии, проникает языком в ее рот, делая ласку еще более смелой. Элайджа чувствует, как Лив дрожит в его руках, постепенно смиряясь со своим поражением, и в какой-то миг ее губы подаются ему навстречу, отвечая. Мягкое движение ее маленького язычка едва ощутимо, но действует оно сильнее самой искусной ласки, и Майклсон сходя с ума от вожделения, исполняет свое желание — тянет вниз верхнюю часть ее наряда, обнажая часто вздымающуюся грудь. Элайджа оказывается прав, на Оливии, действительно, нет белья, и на миг, он отрывается от ее губ, жадно изучая налитые округлости. — Прошу, не нужно, — едва слышно выдыхает девушка, пытаясь вернуть на место бордовую ткань, но Майклсон, стискивает ее дрожащие пальцы, не позволяя этого сделать. Не говоря ни слова, он склоняется к маленькому розовому соску и очерчивает его контур языком, наблюдая за тем, как чувствительная вершинка твердеет от его ласки, наливаясь желанием. Элайджа поднимает взгляд на лицо Оливии, которая тяжело дышит, кусая алые губки, и улыбается. Лив вновь и вновь предпринимает попытки вырваться из мужских рук, но он мягко подавляет их одну за другой, пока она не сдается, обессиленно подчиняясь его напору. Девушка тихо стонет, когда он накрывает ладонями ее груди, лаская их нежными движениями, и возвращается к ее губам, ловя глухие стоны и заглушая их жарким поцелуем. Оливия все еще вяло сопротивляется, крутя головой, но Майклсон властно сжимает ее подбородок, заглядывая в синие глаза. — Ты — моя, Лив, — твердо произвносит он, не сводя с нее пристального взора, — я хочу тебя. И знаю, что ты хочешь меня. Никто, кроме меня, не имеет права к тебе прикасаться. Договорив, он резким движением разворачивает девушку лицом к стене, и Оливия ошеломленно распахивает глаза, когда чувствует, как к ее ягодицам, прижимается мужской пах, демонстрирующий ей всю силу и мощь желания Элайджи. Она начинает биться в стальных объятьях, что-то бормоча, но Майклсон не предпринимает больше никаких действий, лишь немного ведет бедрами, теснее прижимаясь к ее попке, и в следующий миг Лив слышит его хриплый от возбуждения шепот, который льется ей прямо в ухо: — Я бы трахнул тебя прямо здесь, моя непослушная синеглазка. Стянул бы с тебя эти чертовы тряпки и взял, так, как хочу. И тебе бы это понравилось. — Отпусти меня, — выдавливает из себя Оливия, сильнее вжимаясь в стену, в попытке отстранится от мужского тела, — я буду кричать. — О, даже не сомневаюсь, что будешь, — со смешком отвечает ей Элайджа, резко двигая бедрами, вызывая у Лив глухой стон, — но не сейчас. Договорив, он ослабляет объятья, и разворачивает девушку к себе, совершенно невозмутимо поправляя на ней одежду.  — Мы поняли друг друга, Оливия? — Ты — псих, Майклсон, — цедит в ответ та, отодвигаясь как можно дальше, — ты знаешь, что то, что ты сейчас делал, называется изнасилование? — Уверена? — вскидывает бровь Элайджа и, не дожидаясь ее ответа, просовывает ладонь между округлых девичьих бедер, накрывая промежность, — кажется, твое тело считает иначе… Он делает несколько точных движений, и Лив прикусывает губу, чтобы сдержать стоны от того, насколько она близка к пику. Ее лицо становится алым, и глаза пылают лютой ненавистью, но все же она не может сдержать вздох разочарования, когда Элайджа прекращает свои ласки, отводя ладонь. — Я могу продолжить, если ты попросишь, — он смотрит на нее с мягкой улыбкой, которая окончательно выводит Оливию из себя. — Не смей больше меня трогать, — шипит она, толкая Майклсона в грудь, — ты мне противен. А если так неймется, сними шлюху. — Дело в том, Лив, — совершенно спокойно отвечает ей Элайджа, — что мне не нужна шлюха. Я хочу тебя. И не сомневаюсь в том, что мои желания абсолютно взаимны. Оливия стискивает зубы, пораженная его наглостью, и только качает головой, не находя слов для достойного ответа. Она пятится к двери, и стоит ей только нащупать ручку, быстрым движением распахивает ее, скрываясь за порогом. Девушка почти ожидает, что Майклсон последует за ней, но он не двигается с места, и уже в темном коридоре до нее доносятся его слова. — Ты — моя, Лив. Помни об этом. Оливия кусает губу, отчаянно мотая головой, и бежит прочь.