Ассоциации

Последнее, что Хёкдже видит перед тем, как ответить на важный входящий звонок – то, как Донхэ складывает кружевную ленту, запачканную белым, и небрежно убирает ее в карман брюк. Он смотрит на стрелки своих часов, а потом на закрытую дверь, и Хёкдже сглатывает. Вздохнув, отворачивается, потому что Донхэ и его яркие губы выбрасывают из реальности, а Хёкдже сейчас нельзя отвлекаться. Он старается сосредоточиться на разговоре и верно согласовать график, но слышит, как за его спиной Донхэ вспарывает ножницами скотч на коробках, которыми перегружен стол. Донхэ скучно, поэтому любопытство в нем плещется через край. Он заглядывает внутрь коробок, проверяет их содержимое, переносит на пол. Он хрустит картонными крышками, шелестит бумагой, роняет витые вешалки, и Хёкдже все-таки приходится обернуться, ведь нужно следить, чтобы Донхэ не устроил хаос. А тот увлечен, и особенно сильно его почему-то интересует коробка, подписанная именем Хёкдже. Он вытаскивает из нее будущие костюмы – рубашки и свитера, к которым еще не успели притронуться ассистенты. Он оценивающе рассматривает их, а затем разворачивается и вопросительно смотрит на Хёкдже, когда очередь доходит до скучной жилетки в бежево-синий ромбик. Донхэ приподнимает ее за плечи, комично встряхивает и, кажется, сдерживает смешок. – Серьезно? – он одними губами спрашивает у Хёкдже, и тот понимает удивление Донхэ – этот правильный, длинный и несуразный жилет отлично подошел бы любому студенту закрытого британского колледжа, но никак не Хёкдже и уж точно не на концерт. Хёкдже пожимает плечами, легко улыбнувшись, и начинает ходить по комнате, стараясь удержать нить разговора и как можно скорее закончить звонок. К тому моменту, как он прощается с менеджером, Донхэ успевает почти полностью освободить от коробок стол. Хёкдже убирает телефон в карман брюк, а Донхэ смеряет его долгим взглядом, присаживается на край стола и кидает ему жилетку. – Примерь, – говорит он, и по его тону Хёкдже понимает, что это не просьба, это приказ. И дверь в подсобку по-прежнему заперта. Хёкдже сдерживает улыбку и, одернув рукав рубашки, начинает надевать на себя жилетку. Он уже просовывает в вырез голову, когда Донхэ отсекает его уточнением – важным и в принципе ожидаемым. – На голое тело, Хёкдже. Хёкдже чувствует, как стягивает в животе. Вот и последствия вольностей. Ты этого ведь хотел? Он расстегивает на себе рубашку. Делает это медленно, глядя в глаза Донхэ, пока он не приказал ему ничего другого. Опускает руки, позволяя струящейся ткани скользнуть по плечам, нарочно вешает рубашку на спинку стула, чтобы проверить терпение Донхэ, и только потом натягивает жилет, расправляет завернувшийся край у пояса. Брюки пока снимать вроде бы не велели. Донхэ, облизнув губы, подзывает его к себе многозначительным взмахом пальцев. Хёкдже подходит, не говоря ни слова. Сглатывает, когда Донхэ легко спрыгивает со стола, уступая место. – И как ты представлял себя в этом, когда выбирал костюм? – спрашивает Донхэ, внимательно рассматривая голые плечи и руки Хёкдже. – Хотел показаться всем скромным парнем? Обманывать других – плохо, знаешь ведь. За это можно получить наказание. Хёкдже видит, как потемнели глаза Донхэ. Он знает, отлично помнит, что когда он такой – лучше слушаться. Иначе все тело будет болеть, и болеть будет очень долго. – Проверим твое послушание? Донхэ подходит совсем вплотную, и Хёкдже опускает глаза. Послушные мальчики не смеют без разрешения смотреть на своих Хозяев. А сейчас ему хочется быть послушным, хочется получить вознаграждение следом за наказанием, хочется угодить Донхэ. Хёкдже чувствует, как его охватывает волнение. Почти забытый страх и азарт разгораются с новой силой. – Не дергайся, если считаешь себя примерным. Донхэ наклоняется к самому уху Хёкдже, проводит пальцами по его бедру, опускает ладонь на стол. Хёкдже не успевает понять, к чему это сказано. Он вздрагивает и невольно вжимается в стол, когда его кожи вдруг касаются холодные лезвия – Донхэ отодвигает нижний край жилетки и делает ножницами надрез сбоку. Пока короткий, на пробу, чтобы проверить реакцию Хёкдже и остроту ножниц. Хёкдже втягивает носом воздух. Он слышит смешок Донхэ и слышит, как ножницы разрезают нитки с сочным, волшебным хрустом. Он не дергается. Он примерный. И Донхэ продолжает резать, теперь уже не на пробу, вполне серьезно. У него даже выходит ровно, хотя он и делает все, не глядя – придвигается к Хёкдже ближе, целует его шею и, дойдя до середины жилетки по вертикали, начинает резать влево – уничтожает геометрию ромбов, загадочно улыбаясь. И хлопает Хёкдже по талии, заставляя развернуться, чтобы распороть мягкую ткань по кругу. – Так лучше. Тебе подходит, – говорит Донхэ, положив на стол ножницы. Нижняя половина жилетки падает в ноги Хёкдже, и он, стоя спиной к Донхэ, машинально касается грубо обрезанного края, мысленно отмечая контраст температур. Его плечам жарко, а животу холодно. И Хёкдже не жаль свитера, но Донхэ понимает его движение по-своему, сразу же проявляет жесткость – перехватывает запястья Хёкдже, когда тот удивленно теребит торчащие нитки пальцами, и тянет, заламывает ему руки за спину и вынуждает согнуть в локтях. Хёкдже, опустив голову, подчиняется. Донхэ прижимается к нему сзади и, одной рукой удерживая запястья, другой расстегивает ремень, резко выдергивает его из брюк Хёкдже. Ремень свистит в воздухе, и от того, как он захлестывается на запястьях, стягивая их и прижимая друг к другу, у Хёкдже болезненно ноет член. Донхэ касается его языком за ухом, оставляет влажный след, спускается к шее и прихватывает кожу зубами. Тут же отпускает и, надавив на поясницу Хёкдже, заставляет его прогнуться, лечь грудью на стол. Хёкдже дергает руками, и пряжка ремня впивается в ладонь, значит, ему не вырваться. Он не успевает понять, хорошо это или плохо, как Донхэ стягивает с него брюки и небрежно шлепает по ягодице ладонью, тут же стискивает до боли, как будто бы примеряется. И точно ведь примеряется, потому что уже через секунду он ударяет еще раз – уже сильнее и размашистее, – и еще раз. Звуки шлепков получаются звонкие и свистящие. Хёкдже неудобно. Плечи и руки сводит. Жилетка, точнее оставшаяся половина, колется, и жжет кожу. Член упирается в край стола. Донхэ давит ладонью ему между лопаток, и Хёкдже чувствует себя слабым. На удивление ему нравится. И голова идет кругом, когда Донхэ, ударив в очередной раз, проводит по пылающей коже вверх и тут же соскальзывает вниз, раздвигая ягодицы. Он надавливает большим пальцем, пытаясь протолкнуться в тело, и Хёкдже вжимается в стол, задерживает дыхание, но Донхэ уже убирает руку и снова опускает всей пятерней наотмашь – позорно и горячо. Тело Хёкдже вздрагивает. Донхэ еще не разделся. Его брюки холодят кожу, когда он прижимается со спины. А он прижимается, почти полностью ложится сверху, оглаживает рукой плечо Хёкдже, соскальзывает на шею, а затем подносит свои пальцы к его губам. Хёкдже даже не нужно гадать, что от него требуется. Он обводит пальцы Донхэ языком, втягивает в рот, посасывает. Донхэ тяжело дышит у него над ухом, слегка сдвигается, чтобы расстегнуть свои брюки, а потом полностью отстраняется и, выпрямившись, влажными пальцами проводит по члену несколько раз, перед тем как толкнуться головкой в Хёкдже. Получается слишком резко и смазки мало, поэтому Хёкдже больно, и он не в силах сдержать шипящий стон. Донхэ сразу же наказывает за слабость – ударяет ладонью по ягодице, и когда Хёкдже зажмуривает глаза, проталкивается в него глубже. Начинает двигаться – плавно, медленно. Хёкдже чувствует дрожь в ногах. Он не может сдвинуться. Донхэ держит его за бедра, раскачивается ритмично, а потом замирает, когда кто-то дергает ручку двери в подсобку и сильно стучит, потому что закрытая дверь не поддается. Хёкдже оглядывается на Донхэ, взволнованно пытается на него взглянуть, но ничего не видит. Донхэ тут же дергает за ремень, которым связаны руки Хёкдже, заставляет его быстро выпрямиться и тут же завязывает ему чем-то рот. Проходит пара секунд, прежде чем Хёкдже успевает понять, что это – та самая кружевная лента, которой Донхэ чуть раньше завязывал себе глаза. Та самая, которую Хёкдже забрызгал спермой. Он тихо стонет, когда до него доходит, а кто-то – вероятнее всего, ассистенты – снова стучатся в дверь. Донхэ смеется над ухом Хёкдже и снова укладывает его грудью на стол, начинает двигаться в нем с новой ожесточенностью. Хёкдже, задыхаясь, распахивает рот, повязка закручивается, прижимается к языку так, что становится ощутимой рельефность кружева. Люди за дверью не спешат уходить. Хёкдже слышит их голоса. Ассистенты не могут понять, почему дверь закрыта. У Донхэ вибрирует от звонка телефон. Донхэ нет до этого никакого дела. Он натягивает на себя тело Хёкдже, гладит его взмокшую поясницу, стискивает бока. И Хёкдже закрывает глаза, окунаясь в это безумие, стараясь не издавать лишних звуков. Черная повязка на нем уже мокрая от слюны. Хёкдже ждет, что Донхэ ускорится, но тот и не думает никуда спешить. Наоборот, он делает пару шагов назад, заставив Хёкдже жалобно застонать в момент, когда из него выходит горячий и твердый член. Хёкдже слышит, что Донхэ отдаляется. Он не догадывается – зачем, поэтому нервничает и оборачивается, упирается плечом в стол и отталкивается, чтобы получить небольшой обзор. Ему не велели вставать, он совершенно не понимает, что пришло Донхэ в голову. А Донхэ спокойно присаживается на стул и кивком указывает Хёкдже себе на колени. Немой приказ, которого тоже нельзя ослушаться. Выпрямившись, Хёкдже испуганно оглядывается на дверь, за которой по-прежнему суетятся люди. Он выпутывается из одной штанины – немного неловко из-за связанных рук, – и, выждав, чтобы прошла боль в коленях, подходит к Донхэ и опускается на него верхом. Донхэ поддерживает его, направляет, с улыбкой оглаживает ягодицы, разводит их, пристраивает к входу член. Хёкдже пробует представить, как они выглядят в этот момент, какая картинка откроется ассистентам, если они чудом все же откроют дверь. У него за спиной связаны ремнем руки, брюки болтаются на одной ноге, рот завязан перепачканной спермой лентой, жилетка в скучнейший ромбик разрезана пополам и колет соски при каждом движении. Дыхание Хёкдже сбивается, моментально зашкаливает сердечный ритм. Он готов кончить, ему не хватает лишь небольшого толчка. Донхэ понимает это, помогает Хёкдже двигаться, насаживает его на себя, и сам толкается вверх бедрами, обхватывает член Хёкдже, ласкает пальцами. Кто-то снова стучится в дверь, а Хёкдже запрокидывает голову и кончает, глотая стон. Донхэ дергается и кончает секундой позже. Они оба тяжело дышат. Донхэ проводит языком по кадыку Хёкдже, обнимает его поперек спины, вжимает в себя, заставляя опуститься на свой член до самого основания. У Хёкдже сводит ноги, внутренности скручиваются узлом. Он роняет голову на плечо Донхэ. Пытается отдышаться, пока Донхэ гладит его тело и, осторожно сняв с затекших запястий ремень, растирает кожу. Хёкдже тут же выворачивает руки, воспользовавшись свободой, и обнимает Донхэ за шею. Ему не разрешали, но он догадывается, что Донхэ смягчился. Он ведь доказал свое послушание, значит, можно. Донхэ гладит его бедра, гладит его бока, проскальзывает ладонями под остатки жилетки, сжимает и растирает болезненно ноющие соски. Хёкдже всхлипывает. С благодарностью ерзает и тут же чувствует, как из него вытекает сперма. Донхэ чувствует это тоже и, выругавшись, втягивает носом воздух. Он откидывается на спинку стула, смотрит на Хёкдже сытым, довольным взглядом, а потом снимает с него жилетку и развязывает влажную кружевную ленту. Хёкдже с трудом сдерживает улыбку, когда Донхэ проводит большим пальцем по его подбородку, стирая слюну. Он не может поверить в то, что они тут устроили, и качает головой, бездумно поглаживая кончики волос на затылке Донхэ. Донхэ улыбку не сдерживает. Зачем? Он тянется вперед и целует Хёкдже, снова обнимает его, крепко прижав к себе. Им нужна всего пара минут тишины и нежности. Потом придется одеться, прибрать устроенный беспорядок и, придумав для других нелепое оправдание, открыть эту чертову дверь в подсобку.