я не пройду
сразу же споткнусь и упаду...
А встать я не смогу.
***
Обследование местности проведено успешно. Тело Бён Бэкхёна не обнаружено. Сехун едва как разлепил веки, пытаясь сфокусировать взгляд на происходящем вокруг. Вспоминая свой ночной кошмар, ему стало страшно, он соскочил с подушек, игнорируя головную боль, чтобы как можно скорее найти Бэкхёна, крепко-крепко обнять его, прижать к себе и больше никогда в жизни не отпускать. Вот это кошмары, думал Сехун, протирая сонные глаза, и по мере того, как он просыпался, начинал понимать, что это был... Не сон. Судорожно оглядываясь вокруг, рыща глазами по кроватям, Сехун невольно задрожал, понимая, что любимой блондинистой макушки нигде не видно. Сердце болезненно сжалось, а тело пробила крупная дрожь от осознания реальности и того, что всё произошедшее и правда было никаким не сном — всё случилось на самом деле. Бэкхён погиб. Сехун не помнил себя от отчаяния в тот момент, потому что чувствовал себя настолько ничтожно бессильным, настолько беспомощным и слабым, не способным даже на то, чтобы уберечь до горечи любимого человека. Не уберёг, не смог защищитить, не смог сделать так, чтобы ему не пришлось приносить себя в жертву. Не смог ничего придумать, не смог найти другой выход, не смог сделать ничего, и просто позволил ему поступить по велению его до бесконечности светлого сердца и отдать свою жизнь ради спасения человечества. Он лишь помнил свои крики, свои слёзы, друзей, цепляющих его за рукава одежды и останавливающих его от попыток броситься к Бэкхёну. Сехун был бы и рад попасть тогда под взрыв огромной энергии и умереть вместе со своим любимым, но потом его ослепило вспышкой света, после которой наступила темнота. И Сехун ненавидел себя за то, что проснулся. Неважно, сколько прошло дней с момента его отключки, он ненавидел себя за то, что он имел возможность открыть глаза, а у Бэкхёна этой возможности уже больше никогда не будет. И это не было больно. Это было невыносимо, словно кривой осколок стекла медленно, но верно рассекал твоё сердце на мельчайшие частицы. За окном светило солнце. Настоящее, живое, не больное и не затухающее — солнце. Согревающее всю успевшую настрадаться природу, дарящее всей планете новую жизнь, вдыхающее кислород во всех живых существ. Солнце такое, будто ничего и не происходило, снова горячее и готовое снова сопровождать ещё миллиарды судеб и жизней. Уставшая от катаклизмов природа вся так и тянулась навстречу солнечным лучам, навстречу новой жизни. Мир понемногу приходил в норму. Все люди, пережившие столь страшные события, неверяще смотрели на «новое» солнце и чуть ли не плакали от мысли, что они сумели выжить. Что планета спасена, и солнце действительно смогло возродиться, чтобы и дальше согревать Землю и её обитателей. Для всего человечества недавние события казались кромешным концом, обрывом существования всего живого на Земле, но произошло чудо и вся жизнь оказалась спасена. Многие даже не знали, какой ценой достался мир и как дорого пришлось заплатить спасителям за мир во всём мире. Бэкхён — герой всего человечества. Перед своей смертью он доказал, что не просто стал настоящим человеком, он стал намного выше, его сердце и душа стали в миллиарды чище, Бэкхёна только и оставалось окрестить бесконечным светом. Бесконечным светом, освещающим путь каждого, отныне ступающего по Земле. Вот только Сехун чувствовал, что он этого источника света лишился. Краски природы померкли для него, счастья в жизни не осталось совсем. Всем смыслом его существования последние несколько лет являлся Бэкхён, его голубые сияющие глаза, ослепительная улыбка, нежный взгляд и милые привычки. Перед глазами Сехуна постоянно мелькали картинки из прошлого, где они были счастливы, пусть и недолго, но были, и это настолько сильно разбивало сердце, заставляло ронять слёзы на подоконник, прижимаясь лбом к стеклу. А ведь ещё совсем недавно Бэкхён стоял так же, там, в библиотеке, прижимался лбом к окошку, рисовал на стекле незаурядные узоры и говорил какие-то только ему одному понятные вещи. А сейчас его нет. Бэкхён всегда был на ступень выше всех остальных. Он пожертвовал собой ради жизни на всей планете, он принёс свет этому миру и дал ему второй шанс. Вот только Сехун не знал, что ему с этим шансом делать, если каждое утро приносило только новую порцию тоски и боли, и не радовало совершенно ничего. Друзья старались его поддержать, делали всё, чтобы его успокоить, хотя разве им самим было легко? Потеря Бэкхёна стала ударом для всех. Вот уж кого они точно не ожидали когда-либо потерять, так это именно его. Всегда улыбчивого, искреннего, светящегося Бёна. Это было больно? Невыносимо больно. Сложно представить сравнение, но стоило об этом неосторожно вспомнить или подумать — сердце словно клинком рассекали, так нарочито медленно, чтобы принести как можно больше страданий. Смешанное состояние. Когда вроде нужно радоваться долгожданной победе над взбесившейся стихией, наступлению мира, но ты потерял своего близкого человека и совершенно не можешь разобраться в своих чувствах. Сехун знал только одно: новый мир ему не нужен. Пусть они бы с Бэкхёном погибли в том, старом, умирающем, но хранившем множество воспоминаний, мире, зато вместе, зато рядом. А сейчас Сехун остался совсем один в этом новом мире, с кем ему его делить? Мысль о том, что в будущем он мог бы кого-то встретить, не допускалась от слова совсем. Вряд ли у него когда-то получилось бы отпустить Бэкхёна и забыть. Как вообще можно забыть такого, как Бэкхён? Чем больше проходило дней, тем глубже Сехун погружался в свой собственный беспросветный ад, в пучину депрессии и предистерического состояния, потому что любовь к погибшему избраннику почти в буквальном смысле ломала ему рёбра. Он перестал есть, перестал пить, почти не общался с остальными ЕХО, постоянно отмахиваясь от вопросов и разговоров. Отправлял Исина и Лухана подальше со своими врачебными визитами, потому что знал, что они захотят напоить его психотропными веществами, чтобы он забылся. Но Сехун не хотел забываться. Ему настолько привычной стала эта боль утраты, что стало казаться, будто потеряй её — он потерял бы связь с Бэкхёном навсегда. И одной лунной ночью отчаяние его достигло пика. Он набрал полную ванну холодной воды и, не раздеваясь, погрузился в неё, принимая сидячее положение. Ему не нужен этот новый мир, в котором нет Бэкхёна, ему не нужна эта жизнь без возлюбленного, ему уже не нужно ничего. Он держал в руках осколок стекла, даже не чувствуя ни капли дрожи или страха — он намеревался как можно быстрее всё это прекратить. И Сехун уже почти сделал надрез, как дверь в ванную комнату распахнулась, и внутрь влетел Чондэ. — Ты чё делаешь, идиот? — нужно было определённо сильно постараться, чтобы заставить Кима так ругаться на друзей. — Совсем больной? У Сехуна не было сил даже отвечать, он лишь покорно повиновался рукам Чондэ и вылез из ванной, бросая туда же злосчастный осколок, а потом посмотрел на друга и сказал: — Я не могу жить без него в этом мире. Чондэ посмотрел на него крайне неопределённым взглядом, вздохнул и начал говорить: — Ты хоть понимаешь, что только чуть не сделал? Ты же жертву Бэкхёна, своего, заметь, Бэкхёна, в унитаз чуть не спустил! Он что, зря погиб? Зря спасал тебя, придурка? Да он этот мир тебе одному подарил, сказал: живи! Живи и найди своё счастье! Так почему ты так просто отказываешься от него? Отказываешься от его жертвы? Он каждый день наблюдает сверху за тем, как ты страдаешь, как ты ненавидишь этот мир и он, наверное, сто раз уже пожалел о том, что сделал ради тебя. Как ты можешь, будучи влюблённым в него, настолько этого всего не ценить? Настолько, чтобы допустить мысль о том, чтобы оборвать жизнь, которую тебе Бэкхён и подарил? — Найти своё счастье? Где я должен его найти?! Моё счастье погибло, Чонде, понимаешь, погибло! — Но ты должен жить. Жить ради Бэкхёна и не обесценивать его жертву, не пытаться убить себя, ты должен быть благодарным. Сехун не знал, что ответить, ему было слишком больно от этого всего, слишком тоскливо. Он так устал, что упал на колени и начал рыдать, как ребёнок. Протяжно, душераздирающе, так горько-горько. Чондэ лишь обнял его за плечи и позволил ему выплакаться в надежде на то, что ему станет хоть немного легче. Хоть бы самую малость.***
— Господин До, неужели вы ничего не можете сделать? — в который раз спросил Исин, следуя хвостом за новым начальником. — Что?! Что я могу сделать? Вот объясни мне, как легендарный химик, что я могу в этом случае сделать? — нервно ответил ему Кёнсу, продолжая наворачивать круги по небольшому помещению, выполненному в белых тонах. — Если мы хотя бы не попытаемся, Сехун будет следующим, кого мы потеряем, — с серьёзным лицом заявил Чжан. — Чондэ рассказал мне, что вчерашней ночью тот чуть не покончил с собой. Его стихия держится в норме только благодаря моим блокаторам, которые я подсыпал в воду всем ребятам, потому что все они в тяжёлом состоянии и могут легко потерять контроль. Сехун наотрез отказывается принимать попытки лечения, он отказался от еды, благо только, что хотя бы воду пьёт. Поэтому, если хоть малейший шанс есть... Оба синхронно остановились и перевели взгляд в центр помещения, где на большом ложе покоилось бездыханное тело блондинистого парня. — Исин, твою мать, я не бог, ясно? Он мёртв, понимаешь, мёртв! Я не могу взять и достать его с того света. — Вы не менее легендарный человек, чем погибший Ли Суман. Я понимаю, что эксперимент такого рода ещё никто не совершал, но, в конце концов, сам Суман когда-то и создал эту жизнь! — Знаешь, раньше я воспринимал ЕХО как роботов, что ли, как неживых каких-то. Но сейчас я понял, как сильно ошибался. Бэкхён не какая-то кукла или сломанная игрушка, ему нельзя отремонтировать запчасти или поменять сгоревшие батарейки, он человек! Его организм почти ничем не отличается от нашего, я не могу взять и вдохнуть в него жизнь. — Но у вас ведь есть я, есть Лу, в конце концов, если для Бэкхёна важная жизненная составляющая это стихийная энергия, то её можно понемногу позаимствовать у других ребят. Почему вы не хотите даже попытаться? — Я не хочу терять его дважды! — До крикнул, но не на Исина, больше на себя. Он злился, он нервничал, он считал себя виноватым в том, что не уберёг одно из легендарных созданий своего покойного коллеги, и что сейчас боялся что-либо делать. Боялся сделать еще хуже, навлечь беду, ведь вообще неизвестно, как может повести себя организм Бэкхёна и даже если каким-то чудом его удастся вернуть к жизни — кто у них в итоге получится? Прежний Бэкхён или всего лишь физическая оболочка без эмоций и души? — Хорошо, если это возможно, возьми у всех понемногу крови под видом анализов и ни в коем случае о наших планах никому не говори. Твоя кровь и непосредственная помощь мне понадобится в первых рядах. Скажи об этом только Лу и пригласи сюда, больше знать не должен никто. Не стоит давать им ложную надежду, особенно Сехуну, — До тяжело и шумно выдохнул, — у того точно бошка поедет. Исин, следуя примеру начальника, тоже делает глубой нервный выдох, понимая, что то, что они хотят сделать, крайне опасно и против природы, но ведь Бэкхён спас эту самую природу, быть может она даст ему шанс? Я солдат, но Ранен не рази прекрати борьбу
Оставьте здесь меня
Тот не боец,
...в ком больше нет огня.
Новой порцией стресса для Сехуна стало то, что он нашёл личный дневник Бэкхёна и прочитал всё, что там было записано. О том, что Бён считал себя хуже всех, неполноценным, обделённым, и это снова окатило Сехуна ледяной водой с ног до головы. Он ложился спать, обнимая этот дневник, он просыпался с этим дневником, он носил его с собой везде и всюду, будто пытаясь загладить вину перед Бэкхёном. Вся эта боль, тоска, обида и печаль, смешавшаяся в одно душераздирающее чувство, постепенно уже сводила с ума. Он старался чаще общаться с ребятами и начал замечать, что так и правда становилось немного легче. Снова начал кушать, хоть и потихоньку, но начал и, в общем и целом, стал пытаться жить. Жить той жизнью, которую ему подарил Бэкхён. Принять её было невыносимо сложно, но ради своей любви он должен это сделать, и однажды у Сехуна даже получилось улыбнуться, когда он сидел на подоконнике и солнце немного сильнее пригрело его, словно бы Бэкхён приласкал и сказал слова благодарности за попытки жить. Сехун безразлично позволил Исину взять кровь на анализ, потому что ему было наплевать на своё здоровье и состояние внутренней стихии, будь она проклята. Чжан в своей излюбленной манере провёл небольшую беседу, успокаивал, просил принять это как факт и постараться прийти в себя. Выглядел он при этом черезчур оптимистичным, что Сехун даже на секунду нахмурился, мол, с чего бы? Но значения этому придавать не стал, мало ли, какие у них там заморочки.***
Но зазвучал вдруг голос с темноты, Не теряй надежд и помни, кто есть ты.
Бело. Всё вокруг было настолько белым, что тяжело было раскрыть глаза, потому что их нещадно слепило от обилия этого оттенка. — Бог ты мой, получилось, — ахнул Лухан и уронил на пол папки, которые держал в руках. На кровати лежал Бэкхён, с открытыми глазами, смешно щурился, пытался понять, что происходит, и вспомнить на самом деле что произошло. Кёнсу, Исин и Лухан замерли в ожидании, глядя на Бэкхёна, который жив. Он осторожно приподнялся с подушек и сфокусировал взгляд на стоящих перед собой людях, долго смотрел, думал о чём-то, а потом перевёл взгляд на свои руки и хрипловатым, не успевшим окрепнуть голосом, спросил: — Как? — Что такое? — Исин тут же подсел к нему, крайне беспокоясь. — Разве я не должен был... — Фактически так и есть, но мы постарались сделать всё, чтобы сохранить тебе жизнь, — к разговору подключился Кёнсу. — Пока что о тебе никто ничего не знает. — О нет, Сехун, он с ума сойдёт же, я должен с ним увидеться, — голос Бэкхёна резко взволнованно задрожал, а сам он попытался выпутаться из одеяла и соскочить с кровати. — Не торопись так сильно, т-ш-ш, стой, помедленнее. Ты достаточно времени лежал без движения, нельзя так дёргаться! А то все наши труды напрасны будут. — Но как это получилось? Как я выжил? — Мы смешали энергию всех твоих друзей и в результате, как мы и предполагали, получилась та, что по силе почти равна солнечной. Потом Исин потратил несколько дней и бессонных ночей на бесконечное восстановление и, в конце концов, эта энергия, скажем так, воскресила тебя, — ответил на вопрос Кёнсу, так же присаживаясь на край кровати. — Где Сехун? Я должен его увидеть, — чуть не слёзно спросил Бэкхён, оглядываясь. — Я умоляю, отпустите меня к нему. Бён выглядел в этот момент таким несчастным, всем своим видом показывая, что эта встреча сейчас требовалась ему больше, чем кислород. Наверняка, Бэкхён всё помнил. И свои слова, и размытые крики, и слёзы, и сейчас ему требовалась поддержка и присутствие более близкого человека, чем все находящиеся в этой комнате вместе взятые. Исин и Кёнсу переглянулись между собой, пытаясь принять тяжёлое решение. — Я провожу, — серьёзно сказал Лухан, откладывая поднятые с пола папки. — Лу, нельзя же... — но Хань был непреклонен, он видел эту мольбу в голубых глазах и не мог остаться безразличным. — Я проконтролирую, сказал же. — Спасибо, огромное спасибо, — начал улыбаться Бэкхён, кланяясь Лухану. Наверное, впервые за долгое время, Сехун решил выбраться наружу и посидеть на свежем воздухе. Прямой контакт со стихией, как бы того не хотелось, приносил умиротворение и спокойствие. Солнце ласково грело сидящего на лавочке парня и он подставлял своё лицо тёплым лучам. На коленях Сехуна покоился дневник Бэкхёна, уже слегка потрёпанный от беспрерывного перелистывания, но без него уже не представлялось возможным куда-то выйти. Сехун сидел, смотрел вдаль, может быть о чём-то думал, а может и не думал вовсе ни о чём — он и сам не понимал. Весь мир для него остановился и ему перестало быть интересным оценивать его, оценивать себя, свои поступки и окружающий мир. Всё, казалось бы, потеряло краски. Сехун затылком почувствовал какое-то движение за спиной, однако то, что произошло в следующую секунду, заставило его ошарашенно соскочить с лавочки, уронить на траву дневник, запнуться обо что-то и чуть не упасть. Его кто-то окликнул голосом Бэкхёна. Сехун подумал, что он окончательно сошёл с ума, что у него на фоне его бесконечной тоски поехала крыша и он начал видеть галлюцинации, потому что ничем иным он не мог сейчас объяснить выбегающего из здания Бэкхёна. Его такого до боли любимого Бэкхёна, во всём белом, словно ангела. Сехун понимал, что это никакая не галлюцинация, но всё ещё не мог поверить в происходящее, однако ноги сами понесли его навстречу бегущему Бэкхёну. Нет, это не сон, и не галлюцинация, потому что Сехун крепко обнимал сейчас рыдающего Бэкхёна, прижимал к себе, как самую главную драгоценность в своей жизни, утыкался носом в блондинистую макушку и тоже ронял счастливые слёзы. Ему не хотелось выяснять, как и почему, как так вышло, что произошло — всё неважно. Самое важное для Сехуна сейчас то, что Бэкхён в его объятиях, живой и настоящий. Младший слегка отстранился, глядя Бёну в глаза, а потом начал стирать ладонями слёзы с его глаз. Какой же бесконечно красивый, ангельский и просто невозможный Бён Бэкхён, у Сехуна сердце от этого колотилось, словно бешеное, он никогда не устанет влюбляться каждый раз и с каждым этим разом всё сильнее и сильнее. — Я чуть не умер без тебя, — сказал Сехун и прижался своим лбом ко лбу хёна. — Я представляю, — Бэкхён ответил ему, ещё больше сжимая кольцо рук на шее. — Я люблю тебя, Бэкхён. Я буду говорить тебе это постоянно, каждый день, каждое утро, каждый вечер, — младший гладил Бёна по лицу, по-прежнему прижимаясь к нему. — Я сойду с ума, если что-то подобное случится ещё хоть раз. — Не случится, Сехуни. Больше ничего и никогда не сможет нас разлучить. Я сделаю для этого всё, раз мне дали второй шанс. Бэкхён привстал на носочки и оставил на губах младшего мягкий поцелуй, чего пока достаточно — насладиться обществом друг друга ещё успеют, когда Бён полностью восстановится и придёт в форму, а пока хватит и тактильного контакта. К ним подбежали остальные ЕХО, счастливо кричали что-то, обнимали Бэкхёна, кто и как способен дотянуться, заключили парочку в своих огромные объятия, кто-то смеялся, кто-то счастливо улыбался, кто-то плакал, все что-то говорили, что в конечном итоге смешивалось в общий неразборчивый гомон, но зато все были счастливы. Впервые за столько времени улица наполнилась искренним смехом и улыбками. — Знаешь, Бэкхён, — начал говорить Чунмён, прерывая всеобщий шум. — Ты сказал нам найти своё счастье, когда возрождал солнце. Но нам не нужно его искать и ходить куда-то далеко, ведь оно было всегда рядом с нами. Наше персональное счастье. И это ты, Бэкхён. Бэкхён смущённо опустил взгляд, после чего снова попал в объятия Сехуна. Его взгляд зацепился за стоящих немного позади четверых «наставников» во главе с До Кёнсу, который и спас ему жизнь. — За то, что я здесь, нужно выразить благодарность нашему новому директору, — Бэкхён указал рукой в сторону До, засталяя всех остальных тоже обернуться. — Если бы не он, меня бы здесь не было. Спасибо огромное вам. Бён низко склонил голову перед Кёнсу, его примеру последовали и остальные, кланяясь тому, кто спас жизнь их товарища. — Вы в последнее время так много сделали для нас. Раз уж вы теперь наш непосредственный директор и так много участия приняли во всей нашей общей деятельности, не хотите ли присоединиться к нашему имени? — сказал Чунмён, подходя ближе к Кёнсу. — А что, неплохая идея! — поддержал кто-то из толпы. — Вы мне сейчас частью ЕХО стать предлагаете? — занервничал До, что ему было крайне несвойственно. — Вы тоже гениальный человек, вы как отражение покойного Ли Сумана, которого мы, конечно же, никогда не забудем. Но теперь с нами рядом вы, и разве нам есть, о чём беспокоиться? — Я считаю, что вы просто обязаны к нам присоединиться. Это будет нерушимый союз, крепкий, навсегда! Ребята вразнобой начали выкрикивать свою точку зрения, смущая директора До ещё больше. — Соглашайтесь, — улыбнулся Бэкхён, глядя на директора. — Да разве ж тут можно отказаться? — ответил ему До и тоже по-доброму улыбнулся. Чунмён бросился пересчитывать их команду, а потом выкрикнул: — Нас двенадцать! — Вот и будет нас двенадцать великих защитников и спасителей этой планеты. Нужно всему миру рассказать о нас, и о Бэкхёне, чтобы все знали, благодаря кому светит солнце над их головами! — Ну, что, ребята? — заговорил снова лидер, вытягивая руку вперёд. — Двенадцать навсегда? Сверху на его руку все остальные начали опускать свои и, в конце концов, прозвучал ответ: — Двенадцать навсегда!