***
«УАЗик-буханка» мчался по трассе в область, к стоявшей на берегу реки деревне Аксёново. Валентин хорошо знал дорогу: в конце восьмидесятых, когда впервые подготавливали ложе Тайгинского водохранилища, он вместе с другими зоологами излазил окрестности затопления вдоль и поперёк. Правда, все дороги неизменно вели либо в винную лавку, либо в дом пасечника Вити Корнева, где тогдашние студенты, аспиранты и преподаватели веселились до утра. Сейчас Валентин вёл «УАЗик» в Аксёново, договорившись с Корневым, что они остановятся у него. Валентин украдкой поглядывал на Сашу, сосредоточенно вязавшую: для этого ей даже не всегда нужно было смотреть на петли. На её безымянном пальце блестело обручальное кольцо. Валентин вздохнул. Тогда они с Сашей расстались, потому что она выходила замуж. Сейчас, четыре года спустя, этот брак трещал по швам. ― Ноги подмерзают, ― неожиданно произнесла Саша и повернулась к Валентину. Из-под её вязаной шапки торчали чёрные завитки волос, а порозовевшие от мороза щёки навевали мысль о славянских красавицах. Валентин вдруг представил, как Саша смотрелась бы в антураже деревни. Получалось в воображении на удивление занятно. ― У меня тоже, ― признался Валентин. ― Машинами заведует Шурик. ― А ему ― уроженцу Камчатки, ― холод нипочём! ― засмеялась Саша, пошарила в сумке и плюхнула на пузатый бардачок толстые носки. ― Вот. Носки вам, Валентин Андреевич, связала бессонными ночами. Чтобы ноги ваши были в тепле. ― Спасибо, Саша. ― Валентин смутился, показалось, что щёки порозовели, но он решил, что печка, наконец, прогрела салон. ― Надену их, когда спать лягу. А сейчас ты что вяжешь? ― Свитер, ― охотно отозвалась Саша, щёлкая спицами. Пряжа мелькала в её ловких пальцах, а сухой перестук спиц напоминал ритм бубна. ― Вам. ― Она перевернула вязание и показала, как на тёмно-синем свитере появляется зелёная щука. ― Вы же рыбак. Я помню. Да и, когда я вяжу, мне как-то спокойнее. ― Саша поправила выбившуюся прядь и вернулась к вязанию. Валентин тоже много чего помнил. Как Саша уходила после их последней встречи, наполненной бурным сексом и разговорами о любви и браке. Валентин тогда считал, что брак не для неё, судил по себе, но понимал, что Саше мальчик Женя из медицинского университета особо не нужен. На научно-исследовательском стационаре «Тайга» Валентин видел Женю, на кафедре тот тоже появлялся. Стоматолог из Жени был хорошим, а муж явно не очень. И Валентин понимал, почему. Такой, как Саша, всегда хотелось на волю. Она с удовольствием ездила на летнюю практику, по грантам с Шуриком и близнецами Максимовнами, а курировать студентов в «Тайге» почитала за счастье. С ней можно и выпить, и поговорить, и в поле выехать. А Женя, как понял Валентин из долгих разговоров Саши и Анны Максимовны, ревновал жену, когда та ездила в командировки, а когда отправлялась в «Тайгу» ― особенно. И можно было бы сказать, что у Жени есть основания. Валентин сам думал, что Саша, зная её лёгкий нрав, будет наставлять мужу рога, ― но она оказалась верной женой. Саша нравилась студентам, аспирантам, на неё пускал слюни Шурик, но после свадьбы её как отрезало ― никаких похождений. К своему стыду, в начале Валентин на что-то надеялся, но потом понял, что если он свёл на нет свою семейную жизнь, то уничтожать брак любимой женщины не в праве. За ностальгией Валентин почти забыл, как сильно хочет курить. Но стоило об этом вспомнить, как дыхание перехватило, а в горле запершило так, что он не сдержал кашель. Сердце забилось неровно, и на миг он испугался, что это конец, снизил скорость и задышал глубоко, стараясь прийти в норму. Кашель прошёл, но комок в горле никуда не делся. Варвара положила ему с собой шалфей, и Валентин подумал, что придётся заварить траву и пополоскать горло. Начал переживать, забоялся и бросил курить Валентин тогда, когда по утрам стал откашливать многовато мокроты с подозрительными розоватыми прожилками. Врач сказал, что Валентин ничем не болен, но вот сорокалетний стаж курильщика давал о себе знать. И поэтому пришлось мужественно бросить курить. Хотелось пожить дольше нынешних пятидесяти шести лет. Первые дни было тяжело. Всю первую неделю Валентин ходил злой, как чёрт, с опухшим от леденцов и семечек языком. А на вторую неделю стал чувствовать запах табачины из курилки-препараторской. Он даже проникся страданиями студентов, к которым приходил на лекции и семинары после перекуров. Сейчас ему было стыдно, но тогда причины покурить были вескими. За размышлениями и дорогой, Валентин не заметил, что они въехали в Аксёново, порадовавшее по-настоящему новогодней атмосферой. Дома украшены, на площади перед административным зданием построен снежный городок с ледяными горками, фигурами Деда Мороза, Снегурочки и других сказочных героев вокруг наряженной общими усилиями деревенской детворы огромной ёлки. Валентин узнал Емелю из сказки «По щучьему велению», монструозную, но симпатичную щуку, а Саша ― Медведицу и Умку. Витя Корнев жил в центре деревни, и когда «УАЗик» вырулил на нужную улочку, уже ждал за воротами. Коренастый, с выбеленными годами волосами и удивительно светлыми глазами, Корнев стоял в овчинной жилетке и зорко следил, как парковался Валентин. ― Здорово, Валентин Андреич! ― произнёс Корнев, пожимая Валентину руку и крепко обнимая. ― Здравствуй, Сашенька! ― Здравствуйте, Виктор Николаевич! ― Саша была почти на голову выше Корнева, но он всё равно обнял её, чмокнув в щёку. Обычно Саша с мученическим лицом терпела приветствия-ухаживания Вити, но сегодня, кажется, была ему искренне рада. ― Как вы здесь? ― Хорошо, спасибо. ― Корнев поманил гостей в добротный двухэтажный дом. ― Я сегодня один ― дети поехали в город, а Марфушка у матери в соседней деревне. Сколько куниц и соболей расплодилось, Валентин Андреич, ты не поверишь!.. Гостеприимный Корнев болтал, показывая гостям комнаты. А пока Валентин и Саша располагались в просторном доме, на Аксёново упали густые синие сумерки. Небо было пасмурным, на завтра передавали десять градусов мороза ― лучшая погода для работы в поле. На столе по мановению руки Корнева возникли ужин, закуски и самогонка. Валентин и Саша выложили привезённую снедь, и встреча давних товарищей по «Тайге» перетекла в застолье. По кабельному передали метель на послезавтра, и Саша забеспокоилась, воскликнув: ― Мы же здесь застрянем! ― Саша, ты только представь, ― громко и пьяно отозвался Валентин. Голова слегка кружилась, но меру он знал. ― Новогодняя ночь, хороводы и бом-бом, бом-бом! Что это, а? ― Вы пьяный, ― хихикнула она, попивая медовуху и собирая бутерброд. ― Это куранты, Саша. ― Тепло разливалось по телу, а носки отлично грели. Валентин пил самогонку и чувствовал себя самым счастливым на свете. ― Ёлка, подарки всякие. Как Новый год встретишь, так его и проведёшь. Загадаем желание настоящему деревенскому Деду Морозу! ― Вот вы вроде взрослый человек, Валентин Андреевич, а в такие сказки верите. Саша улыбалась беззлобно и тепло. Подперев рукой щёку, она смотрела на Валентина. Её распущенные волосы чёрными мамбами струились по спине, спускаясь ниже талии. В печке гудело пламя, и едва слышно потрескивали поленья. В эти мгновения Валентину казалось, что он подглядывает в приоткрывшуюся дверь новогодней сказки, и его вот-вот пригласят войти. ― Это, Саша, не сказки, а приметы, а приметы сбываются! ― наставительно произнёс Корнев, обнося гостей медовухой. ― У меня есть стихи про зиму. Где-то здесь лежал изданный сборник… ― Витя пошёл копаться в шкафу, а Валентин допил оставшуюся в стопке самогонку. Дальнейший вечер, плавно перетекший в тихую ночь, нарушаемую лишь лаем собак, Валентин помнил смутно. Корнев хотел впечатлить Сашу, декламируя неплохие стихи собственного сочинения, но она только хвалила сюжет и рифму. Валентин же просто слушал, а когда догорели свечи, пошёл докинуть угля в печку, пока Саша помогала Корневу убрать со стола. Стараясь не держаться за стену, Валентин завалился на просевшую под ним кровать и уткнулся лицом в жёсткий ворс ковра. Он слышал, как за шторкой переодевалась Саша, а Корнев устраивался в своей комнате. Мелькнула мысль, что Саша подойдёт к нему, положит горячую ладонь на плечо и поцелует, но Валентин провалился в сон. Ему снилась река. Темноводная и широкая, скованная сейчас льдом, но такая знакомая. Валентин уверенно шёл по льду, точно зная цель. С собой у него не было никаких снастей для ловли рыбы, но они и не были нужны. Валентин чувствовал, слышал, как зубастая, звала его. Я здесь, говорила она. Здесь. И он шёл на зов, буквально видя сквозь лёд, что вот здесь, близи уютного коряжника, обитала та самая огромная щука. Ещё не наступило глухозимье, когда зубастая обленится, но в канун Нового года, она плавала в коряжнике и ждала того, кто её поймает. И этот кто-то он, Валентин Емельянов. Просверленная лунка ждала его. Валентин увидел рядом с полыньёй деревянное ведро, самодельный удильник со старой катушкой и толстой леской, кивком и одна-единственная блесна. Валентин хотел возмутиться, что блесна всего одна и на ней далеко не уедешь, но мягкая уверенность, пришедшая извне, толкнула его в грудь, говоря, что это та самая блесна. Он присел на возникший из ниоткуда складной стул и протянул руку к удильнику. На миг показалось, что в тёмной воде лунки мелькнул зеленоватый щучий бок. Вот сейчас Валентин как поймает зубастую, да как нажарит для Саши котлет… ― Валентин Андреевич! ― Занавеска со скрежетом отодвинулась, и в полутьме возникла лохматая, уже с вязанием в руках, Саша. ― Утро уже! За день надо успеть всё! ― Саша! ― простонал Валентин, загораживаясь от света. ― Я почти поймал щуку!.. ― Однако хорошая самогонка у Виктора Николаевича. До рыбалки допились. ― С этими словами Саша исчезла, а Валентину оставалось дойти до сортира. Со вздохом он провёл рукой по лбу, отводя растрёпанные, начавшие седеть каштановые волосы. Надо бы спросить у Корнева, есть ли на реке такой коряжник. Отчего-то Валентин был твёрдо уверен, что да. И зов из сна, хоть и приглушился явью, донимал, а Валентин не считал нужным не откликаться. Он давно не рыбачил, а тут выпала редкая удача заполучить щуку!***
Учёт куньих был делом неблагодарным. Юркие хищники хорошо прятались, поэтому приходилось довольствоваться их относительной численностью. Валентин и Саша провели в лесу целый день и возвращались на лыжах по берегу замёрзшей Темноводной. На льду то тут, то там встречались нахохлившиеся, точно воробьи, рыбаки, часто попадались подёрнутые льдом полыньи. Валентин жалел, что не взял снастей, но надеялся, что Корнев одолжит ему свои снасти. ― Здесь, Валентин Андреич, здесь твой коряжник! ― замахал руками вышедший из-за поворота Корнев. Он лучился энтузиазмом и уверенно направлялся на лёд. ― Сейчас, вот, снежком лёд закидаем, чтоб зубастая нас не увидела, и как половим!.. ― Мы ещё и рыбачить будем? ― Саша во все глаза смотрела на Валентина. ― Я ж не умею… Только в детстве с самодельной удочкой из речки-переплюйки пескарей таскала… ― Посмотришь и научишься, ― бросил, улыбаясь, Валентин. Азарт разбирал его. Хотелось сбросить лыжи и бегом ринуться к полыньям, которые активно бурил Корнев. Пока Витя возился с полыньями, Саша забрасывала полупрозрачный лёд снегом, а Валентин готовил удильники. Корнев был запасливым и взял с собой несколько, а когда Валентин увидел особенно старый, местами вытертый и засаленный удильник, у него предательски дрогнуло сердце: узнал снасть из сна. Даже кивок с облупленной красной краской тот же. ― По щучьему велению, по моему хотению, ― произнёс Валентин, усаживаясь возле лунки, ― ловись, рыбка, большая и маленькая! ― И опустил искрящуюся на заходящем солнце блесну в воду, давая приманке коснуться дна. ― Мёрзни, мёрзни, волчий хвост… ― пробормотала Саша. ― Так, мы что там, издеваемся надо мной? ― Мельком глянув на неё, Валентин, прислушиваясь к ощущениям и играя блесной в воде, подумал, что на природе румяная, чуть запыхавшаяся Саша ещё красивее, чем на кафедре. А насколько хорошо с Сашей работать в поле… Он в последние годы выезжал редко и ощутил эйфорию, когда напарник понимает тебя без слов. Рывком подняв блесну, всколыхнувшую муть, Валентин снова опустил снасть на дно. Он не надеялся поймать щуку быстро, но едва не заорал дурниной от радости, когда в следующий миг, стоило ему начать поднимать блесну, почувствовал удар через рукоятку удильника, а красный кивок резко ушёл вниз ― поклёвка. Это какая-то мистика, но щука попалась сразу и, судя по напряжению удильника и силе, с которой зубастая вырывалась, экземпляр поймался впечатляющий. Валентин уверенно, но не спеша выуживал рыбу. Не успел он отвести руку, как Саша подала ему багорик. Валентин крутанул катушку, леска натянулась, и из полыньи показалась, обдав всех ледяными брызгами, огромная тёмно-зелёная щука. Зубастая дёргалась, билась об лёд, но Валентин со всей силой приложил её багориком. Щука смотрела на него злыми круглыми глазами, а её плавники подрагивали. ― Вот это улов! ― Саша склонилась над щукой. ― Да вы настоящий добытчик! ― Поможешь мне пожарить котлеты? ― Валентин коснулся руки Саши и на миг сжал её ладонь. В следующую секунду её прохладные пальцы сомкнулись в ответ. По разгорячённому азартом телу прошла сладкая дрожь возбуждения. Не будь рядом Корнева, Валентин поцеловал бы Сашу прямо здесь, но сдержался. Будет время, он чувствовал. ― Куда ты столько специй кладёшь?! ― Валентин перемешивал очередную порцию рыбьего фарша, когда Саша от души сыпанула в уже готовую порцию перца. ― В «Тайге» я всегда так сыпала, и никто не жаловался! ― окрысилась явно больше для вида Саша, формуя котлеты. ― Даже наш сторож дядя Паша Горский говорил, что я отлично готовлю рыбные котлеты. ― Отойдите-ка! ― Она отвела со лба прядь волос, выпавшую из-под косынки, и оставила на коже след муки. Затем подхватила блюдо с полуфабрикатами котлет и легонько толкнула бедром Валентина, чтобы он освободил ей место у раскалённой плиты. Прикосновение Саши отозвалось в груди жгучим желанием, сердце застучало быстрее, а кровь закипела. Не переставая перекручивать куски щуки, Валентин подался вбок, прижимаясь бёдрами к бёдрам Саши. Так близко и тесно они давно не находились. Саша пахла перцем и солью, а её оголённая воротником свитера шея казалась беззащитной под лямкой пёстрого фартука Марфы Корневой. Не в силах сдержаться, Валентин склонил голову и мазнул губами по горячей Сашиной шее, задержавшись на миг на бьющейся кровью сонной артерии. Саша шумно вдохнула и склонила голову на бок так, что Валентин уткнулся носом в завитки её чёрных волос на затылке. ― Отстаньте, ― хрипло буркнула Саша. ― У дяди Вити язык без костей. ― Марфа Кирилловна приглашает нас на праздник вечером, ― едва нашёл в себе силы ответить что-то связное Валентин. ― Говорит, сначала утренник будет у детей, а потом у взрослых. ― Тусовка в деревенском клубе ― заманчиво. Не думала, что они ещё работают.***
Деревенский клуб оказался вовсе не клубом, а актовым залом школы. Детворы разного возраста здесь набиралось прилично, поэтому, когда крики и беготня стихли, начался праздник у взрослого населения Аксёново. Угощения приносили все, и Валентин в очередной раз порадовался, что так ловко поймал щуку. Два эмалированных таза котлет разошлись в мгновение ока, и начались танцы, но Валентин мало что запомнил. Потому что в центр зала вышла Саша. В смазанных ярких цветах светомузыки она казалась таинственной восточной красавицей. Она одолжила у Марфы Корневой, заведовавшей местной музейной комнатой, пёстрые пышные юбки, в облаке которых теперь танцевала. Саша двигалась грациозно, словно пантера. Её распущенные волосы спадали по спине и взлетали, когда Саша кружилась. Не чувствуя ног, Валентин вышел к ней. По толпе прошёлся шёпот, а звуковик приглушил мелодию. Играло что-то полународное, полусовременное. Валентин не различал слова, а видел только Сашу перед собой. Он помнил элементы народных танцев, которым учила его Варвара, но уверенность ему придавал взгляд полуприкрытых глаз Саши, с полыхавшими в них огнями. Его левая рука легла Саше на талию, а правой он сжал её ладонь. Биение сердца в Сашиной груди отдавалось ему в руку, собственное же сердце неугомонно колотилось о рёбра. В актовом зале было душно, по ногам дул сквозняк, а Валентин и Саша танцевали. В облаке волос, музыки и пышных юбок потонул мир. Валентин вёл Сашу, а она отдавалась, порой увлекая его сама. На её щеках играл румянец, чёрные глаза блестели, а губы призывно приоткрылись. Валентин не мог отвести взгляда от кончика Сашиного языка, когда она рассеянно и быстро облизывала губы и шумно втягивала воздух. Когда музыка закончилась, Валентин склонился в поклоне, Саша присела в реверансе, а гости зааплодировали и заулюлюкали. Музыка сменилась на что-то современно-танцевальное, а Саша увлекла Валентина куда-то за разряженную ёлку. Они оказались за кулисами. В каморке за актовым залом пахло пылью, немного плесенью, а сценические костюмы разнообразных сказочных героев создавали в полутьме и отблесках электрических огней мистическо-сказочную атмосферу. Валентин запыхался, а когда тёплые, чуть влажные пальцы Саши коснулись его лица, лишился последней возможности думать. Они стояли так близко, что не могли восстановить сбившееся дыхание, точно вырывали друг у друга крохи воздуха. Вдруг оказалось, что одно неловкое движение заставило Валентина заключить Сашу в объятия, а её ― не отстраниться. Она смотрела ему в глаза, а с её губ слетело тихое и порывистое: ― Я сейчас с ума сойду!.. Саша прижималась к нему, смотрела в глаза, опаляла его лицо дыханием, а он держал её ладони в своих, прижимая к груди. Часто билось сердце, горло саднило, хотелось курить, а ещё больше ― целоваться. Саша на миг опустила голову, а затем подалась вперёд. Их губы встретились. Сначала в лёгком, почти невесомом поцелуе, в котором Валентину почудился хруст тонкого льда, по которому он всё время ходил. А потом где-то далеко в сознании прозвучал приглушённый доносившейся из зала музыкой зов, точно такой же, каким его во сне звала щука. Валентин закрыл глаза и крепко поцеловал Сашу. Она дрожала в его руках, он чувствовал, как билось её сердце. Они целовались неистово и страстно, точно в последний раз. Валентин перебирал волосы Саши на затылке, придерживал её шею, зарываясь пальцами в густые локоны. Её свободная ладонь шарила по его плечам и спине, выпростала свитер из-за ремня и скользнула под одежду. Валентин задохнулся, когда пальцы Саши коснулись его разгорячённой груди, прошлись по животу, спустились ниже, сжав через ткань штанов напряжённую плоть, снова поднялись к груди, очертив соски. Валентин целовал Сашу, шумно дыша и чувствуя, как его раздирают желания. Он мог бы взять её здесь и сейчас, да и она была не против, отвечая на ласки, и сама дарила их. Оторвавшись от его губ, Саша целовала его щёки и лоб, проводила пальцами по растрёпанным волосам. ― Меня постоянно подозревают в изменах. Так пусть хотя бы будет, за что! ― порывисто прошептала Саша, отстраняясь от Валентина, не выпуская его руку. ― Твой муж знает про то, что между нами было? ― Мысли мешались от духоты, желания покурить и полюбить. Щучий зов, как окрестил его Валентин, становится нестерпимым, но в тот момент, когда отголоски раздались снова, происходящее вдруг стало возможно контролировать. ― Нет. ― Саша замотала головой, и густой травяной аромат её волос заполнил темноту. Тонкие прядки мазнули по лицу Валентина. ― Я ему не сказала. Меньше знает, крепче спит. Если разведусь, то уеду к чёрту на рога жить! В «Тайгу» к Горскому! ― Казалось, Саша давно хотела поговорить с Валентином. И сейчас, в каморке, было самое время. ― Так, может, стоит рассказать? ― Валентин перевёл дыхание. ― Женя тоже не идиот, чувствует напряжение между нами, вот и додумывает то, что было, а не что есть. Ты же, Александра, до сих пор как ласка в живоловке яришься, когда со мной пересекаешься. А я не слепой, всё вижу. И люди тоже. ― Моя дурацкая привычка никого не отпускать, ― усмехнулась Саша. ― Я пыталась от неё избавиться, и всё без толку. Я, как росомаха, беру всё и не отдаю ничего. И, по правде, никого, кроме вас, к себе в сердце не пустила. ― Она перевела дыхание и продолжила: ― Я хочу с вами нормально работать. А не вспоминать постоянно то, что было. Потому что если во второй заход мне не понравится, отделаться от этих мыслей я не смогу. А если понравится, то будет ещё хуже. Вы не уйдёте из семьи, а я всё же люблю Женю. Порой ненавижу, но... Я не для того выходила замуж, чтобы развестись! Я ж ничего не терплю, если мне не нравится!.. Но иду до конца. ― Ты работаешь на нашей кафедре, ― улыбнулся Валентин. ― Это о многом говорит. ― Вы мне все родные, ― Саша улыбнулась в ответ. ― Чёрта с два я вас брошу. И кафедру, и вас, Валентин Андреевич ― отчётливо слышалось в её словах. ― Тогда давай попробуем без подтекста. ― Валентин взял себя в руки и, коснувшись губами пальцев Саши, отпустил её ладонь. ― Давайте. Валентин не помнил, как вернулся в зал, как танцевал, пил самогонку и как вместе с Сашей вернулся домой к Корневу. Кажется, она заварила ему шалфей, но он быстро привёл себя в порядок и лёг спать. Вопрос решился, но было тошно и хотелось курить. Сердце билось неровно, мысли путались, и, проваливаясь в сон, Валентин не хотел ничего видеть. Но он снова оказался у полыньи, из которой днём вытащил щуку. Только теперь зубастая сама ждала его, наполовину высунувшись из воды. Да не простая щука, а… золотая! Огромная, раза в три больше пущенной на котлеты, эта щука сверкала изумрудной чешуёй с золотыми прожилками. Глаза щуки горели разумом, а зубы напоминали заточенные алмазы. ― Ты кто? ― Даже во сне Валентин чувствовал, что пьян, и ляпнул, не подумав. ― Я ― обыкновенная золотая речная щука, ― ответила зубастая. ― Что хочешь исполню! Хочешь гранты, там? Славу научную? «Range Rover Sport»? Али студенток кафедру целую? Валентин вспомнил рассказы Варвары ― певицы народного ансамбля, которая рассказывала ему легенды славян. Стоять на своём, не вестись на провокации или сказать «чур меня!» В мистику Валентин не верил, но происходящее сейчас не напоминало ему ни один сон. Самые яркие сновидения приходили к нему в «Тайге». Он вдруг понял, что стационар находился всего-то в двадцати километрах выше по течению Темноводной. Быть может, не так уж и не правы были те, кто уверял, будто в «Тайге» потусторонний мир становится ближе, и можно проникнуть за грань привычного?.. ― Так чего ты хочешь? ― поторопила его щука. ― Ты поймал меня, теперь загадывай! «Не отвяжется ведь, ― подумал Валентин. ― Или вообще сейчас скажет, что ей придётся меня убить, если не возьму желание…» Что делать в такой ситуации он не знал. Всё происходящее, с логической точки зрения, казалось диким сюрреализмом, дурной мистикой и отголоском выпитого алкоголя, но какая-то часть сознания, обращаясь к памяти предков, твердила, что всё взаправду. «Говорят, под Новый год, что ни загадается, всё произойдёт, всё, так сказать, сбывается», ― неточно процитировал известное стихотворение Валентин. Быть может, мелькнула шальная мысль, эта щука ― посланница не злых сил, и ему повезёт… ― Хочу избавиться от вредных привычек! ― воскликнул Валентин. ― И чтобы Саша Субботина была счастлива! ― Ты загадал целых два желания. ― Показалось, что зубастая улыбается, насколько вообще может улыбаться рыба. ― Но я их выполнила. А теперь спи! ― Щука выпрыгнула из полыньи, поймала золотом и изумрудами чешуи лучи солнца, ослепившие Валентина, и с плеском нырнула в воду. А Валентин провалился в долгожданный сон без сновидений… ― Варвара, мне сон тревожный приснился. ― Едва проснувшись, Валентин, отплевавшись и откашлявшись, позвонил Варваре и вкратце пересказал жене сон. ― Страшно. ― Не думаю, что за тобой пришли демоны, потому что ты не был в храме с прошлого тысячелетия, когда крестили дочу. ― Судя по звукам на заднем фоне, Варвара вышла погулять с корги Василисы. ― Одна из версий сказки «Сказка о рыбаке и рыбке», говорит, что в образе золотой рыбки к старику явился Иисус. Наверное, тебе тоже дали возможность загадать адекватное желание. Что загадал-то, Валюша? ― От вредных привычек избавиться. ― О второй части желания Валентин решил умолчать. ― Молодец, ― похвалила Варвара. ― А мы гуляем целыми днями. Погода отличная. ― Я, наверное, ведомости закрою и к вам приеду. ― Валентин понял, что не хочет встречать Новый год один. ― Василиса всё переживала, что папа не приезжает, ― пожурила его жена. ― И внуки изнылись ― деда, деда, когда приедет, да какие истории рассказывает!.. Ждём тебя! Полоща настойкой шалфея горло, Валентин подумал, что, наконец, смог избавиться от вредной привычки. Даже от нескольких. И, глядя на безмятежно довязывающую свитер Сашу, понял, что и второе его желание сбылось. Пусть чуть-чуть, но она стала счастливей.