Подглядывающий

Прежде чем выбрать музыку, я всегда сперва разминалась. В этом деле мне не нужен был помощник, своим ритмом только сбивающий настрой. Чтобы получить максимальное удовольствие, сначала нужно было хорошенько подготовиться, ведь превращение красивой куклы в живого человека не могло произойти просто по нажатию кнопки. Не идеально гладкая пластмасса, а кожа — дышащая, жаркая. Не искусственные шарниры, а суставы — с болью щелкающие, словно отвыкшие за две недели от движения. Не пустота в грудной клетке, а стук — там, там, там… Я прошлась по периметру, неразрывным касанием проводя по стенам черту — будто заключая себя в защитный прямоугольник. Только открытого проема, за которым чернел пустой зал, не тронула. Подойдя к самой его границе, можно было почувствовать легкое дуновение ночной прохлады, прорывающееся сквозь приоткрытое окно. Это первое, о чем я позаботилась, как пришла… Теперь можно и танцевать. Заснула я гораздо счастливее, чем проснулась накануне — мой загадочный сталкер снова был рядом, стерев неосязаемым присутствием не только тоскливое ожидание ночи, но и все те безумные и глупые поступки, которыми я наполняла долгое существование вне зала. Если он призрак, которого я вызывала каждый раз, исполняя ритуальный танец, значит, так тому и быть. В моей жизни находилось место неправильному, незаконному любовнику, так почему бы в ней не мог поселиться и любовник бесплотный. То, как он следил за мной, не требуя ничего взамен, возбуждало гораздо сильнее требовательного желания, оставлявшего после себя только камни. Утром я позвонила Чинсу и поблагодарила за то, что теперь действительно чувствовала себя в ее зале безопасно. — Вот и хорошо, — засмеялась она. — Иногда танец — это почти также хорошо, как и секс. Нет, подумала я. Он намного лучше. На выходных меня так и подмывало позвонить Ким Тэхену и испортить настроение. Наверняка они с женой до обеда валялись в постели, а после вместе готовили ужин, или собирались, чтобы отправиться в один из тех ресторанов, куда он не водил меня. Я послушала бы, как его ровный голос чуть меняется, переходя на излишне деловой тон. — Звонят по работе, — сказал бы он, оборачиваясь к улыбающейся, а может, наоборот, картинно обижающейся жене. Еще бы, в выходной-то день. — Это всего на минуту. Минута на то, чтобы вылить на его идеально белую распрекрасную жизнь баночку чернил. И слушать приглушенное: — Я сейчас не могу, поговорим потом. Постыдное, оправдывающееся, сдержанно-злое. Я никогда так не поступала и не собиралась. Думать об этом было сродни очищению — выпустить из себя накопившуюся желчь, которой он заразил меня, впервые прикоснувшись. Но я не позвонила, поэтому яд по-прежнему таился внутри, отравляя дюйм за дюймом пока незапятнанную территорию. Я пробежала еще пару миль перед сном, а потом утром, в воскресенье, но так и не почувствовала себя лучше. Лучше мне стало только в понедельник, когда на обеде мне позвонили из танцзала и сказали, что для меня оставили цветы. — Нет, карточки нет… Нет, больше ничего не передали… Нет, цветы привез курьер… Я готова была отколошматить девушку с ресепшена телефоном. Наверняка, отвечая мне однообразное «нет», она, как обычно, вежливо улыбалась. Я сорвалась бы сию же минуту, чтобы посмотреть своими глазами на этот букет, но впереди еще было собрание, а после меня ждали написанные студентами еще пару дней назад тесты. Цветы мог прислать Ким Тэхен — он знал, что я хожу танцевать к Чинсу. Но что-то мне подсказывало, что он не посмеет. Он уже подарил мне кулон, которым в очередной раз доказал, что я принадлежу ему, какой бы ответ не дала на предложение встретиться снова. После наших недолгих часов он обычно не появлялся какое-то время, будто пресытился. И ждать еще какого-то знака внимания значило только тратить мысли впустую. На собрании я с трудом слушала декана. Своей патетичной речью он пытался донести до нас правильность мотивации студентов к серьезной научной работе, а также очередные тонкости в оформлении документов, которые я уже заполнила неправильно. Придется вкалывать сверхурочно… Уложив на коленях под столом — так, чтобы декан не заметил, — стопку тестов, я оставила на поверхности только малую часть своего внимания. Снова чувствуя себя студенткой, прячущей от преподавателя занятие не по предмету, я принялась вычеркивать одну за другой ошибки, чтобы как можно скорее расправиться с работой, к которой именно сегодня не лежала душа. «Мое сердце бьется, как сумасшедшее, когда я вижу вас. Я хотел бы дотронуться, чтобы убедиться, что вы не сон. Любить вас — все равно, что гнаться за мечтой». Это из Остин? Гаскелл? Не припомню такого фрагмента. На работе стояло имя «Пак Чимин», и перед глазами мгновенно вырос поколебавший недавно мое самолюбие студент. Он делал неплохие успехи в английском, хотя с произношением оставалась просто беда. Для этого он, наверное, и выбрал курс повторно — я точно видела его в прошлом семестре. Я попыталась сообразить, с какого именно задания был сделан такой перевод, но не нашла ничего похожего. Частенько включая в тесты куски корейских вариантов английской классики без указания авторства, я ждала, что студенты смогут вернуть им оригинальный вид. Но этот оказался слишком уж оригинальным. Я перечеркнула его целиком, ставя минус. Диккенс, над которым Пак Чимин должен был подумать лучше, снова его подвел. После собрания собрались поужинать, и я не смогла отказать, потому что уже отказывалась несколько раз до этого. Внезапный приступ мигрени, срочный разговор с родителями, забытый на работе портфель — все это уже использовалось неоднократно и в прошлом семестре, так что избежать участи быть накормленной до отвала доброжелательными и искреннее обеспокоенными моим весом корейскими коллегами не осталось никакой возможности. — Как вам удается сохранять такую тонкую талию? — спрашивали они, восхищенно охая, и мгновенно подкладывали мне пару кусочков мяса сверху подложенного ранее. Я чувствовала себя еще более неудобно, пытаясь получать удовольствие от сидения в юбке в коленопреклоненной позе. Не могла же я объяснить, что на такую жертву готова пойти только ради особенного мужчины, а в заведения с привычными столами и стульями, мы почему-то никогда не ходили. Думая о собственном комфорте больше, чем о поддержании вежливой беседы, я казалась себе эгоистичной до мозга костей: холодная английская сука — так, должно быть, подумали бы обо мне, всплывай мои мысли над головой в открытую. Но они сказали: — Вы приятный собеседник, нам нужно чаще встречаться вне работы. И мне пришлось дать отказ в максимально согласной форме: — Да. Жаль только, что с этими новшествами в документообороте, мне придется до конца месяца корпеть над ошибками. Добравшись до дома, я первым делом скинула все, включая нижнее белье. Я чувствовала себя как после долгого и нелегкого ублажения сразу нескольких мужчин — моими ногами можно было резать овощи, как свежезаточенными ножами. Душ и постель — обрадовалась другая я, предполагая, что на этот раз победила, но стоило подумать о цветах, как в ступнях разлилось приятное нетерпеливое покалывание. Если не пойду, придется ведь ждать до завтра… Решившись, я набросила первую попавшуюся футболку, куртку, а настрадавшиеся ноги спрятала под мягкой тканью спортивных штанов и выскочила из дома. Зал находился в получасе езды, а Гринго домчал меня по полупустым дорогам всего минут за двадцать. Не красные, а шафраново-желтые. Мои розы. Крупные бутоны, чуть тронутые по краю бахромой, со стеблями, запаянными во флористическую колбу. Упаковочная бумага сберегла пальцы от острых шипов, но сердце мое невозможно было спасти. Оно дрогнуло, получая укол, как будто я в духе Уайльда сама насадилась грудью на шип. Подсознательно я ждала чего-то такого, но чтобы по венам разлилось сладкое, будоражащее всего лишь от банального знака мужского внимания — нет. Сталкер словно не просто наблюдал за мной, а вел игру, делая ход за ходом, чтобы однажды я раскусила его, добираясь до тайной сути. Он благодарил меня за открытое окно, не иначе, и в то же время давал намек на нечто большее. Как будто знал обо мне такое, что я сама пока боялась признать. С этого момента в странных бесконтактных отношениях нас действительно было двое. Я немного постояла, вдыхая легкий аромат, а потом, не снимая кроссовок и не включая света, прошла до самой черты, разделявшей наши залы. Он ждал по другую сторону окна, но я не могла разглядеть ни фигуры, ни, тем более, лица. Всего пара десятков футов — и ни капли страха, только желание однажды заглянуть ему в душу, чтобы увидеть себя его глазами. Я почти осмелела, чтобы сделать шаг навстречу, но в тишине со стороны входа внезапно послышался гул мотора. Приехал кто-то еще… Серьезно? Часы показывали половину двенадцатого. Вернувшись на ресепшен, я придвинулась к окну и выставила козырьком ладонь над глазами. Закрывая желтый бок Гринго, на стоянку заезжал показавшийся знакомым темно-красный автомобиль. Я пару раз моргнула, но сомнений быть не могло — это машина Ким Тэхена.