Часть 6
13 ноября 2018 г. в 16:31
Сан-Педро-Сула, резанувшая названием по мозгам с самого начала, оказалась всего лишь вторым по величине городом Гондураса. Правда, Википедия уже вторым абзацем сообщала, что по уровню опасности он тоже гордо считается одним из самых-самых… впрочем, ей, киллеру-пламеннице, пусть и несчастной неудачнице, но каким-то боком ведь всё ещё Вонголе, на это можно было даже посмеяться. Чего она делать всё же не стала — подозревала, что попадёт в подобие копии родного Намимори, только в разы более жирное, очень грязное и гораздо более открытое взглядам испуганных непосвящённых. Ещё в Википедии было десять строчек об истории города и две — об антропологическом музее. Ни о чём, в общем. Ну и дыра. Отмотайте мысли на две секунды назад, что называется.
Когда позвонил этот уже почти любимый Тсуной Мочида, девушка уже купила билет и сняла самый дешёвых из возможных номер на две ночи, совершено не будучи уверенной, что заплатит не за попытку себя убить и ограбить. Но её, всё же пламенницу, волновали в данном случае только деньги. Пламенная элита редко разменивается на мелочи… нет, не надо специально гасить экран телефона, чтобы использовать его как зеркало для напоминания обо всех, кто так же лжёт себе и даже не краснеет.
С заказчиком они договорились быстро и для Тсуны… приемлемо. Не наркотики, нет, слава всем возможным богам, по крайней мере, Мочида клялся и божился, что ни с какими наркотиками это не связано, просто его партию оружия там полиция нашла, и вот почти все там сговорчивые, только два человека вот мешают, вот их уговорить бы до любой степени молчания, и тогда всё будет в шоколаде. А то он, бедный, из-за этой несчастной партии сейчас на мели настолько, что даже на неё, киллера, у друга одолжил, так что пусть уж не подведёт…
Тсунаёши покивала мысленно, посоглашалась, повздыхала, посочувствовала, поуверяла в своей компетентности, хотя вряд ли ему это надо было — всё он про неё знал и так, обрюзгший отец её широкоплечего одноклассника, в которого она когда-то, лет в двенадцать, глупая и слишком большеглазая курица, была безответно влюблена. Звезда школы, спортсмен, хороший мальчик, что ему, впрочем, не мешало издеваться над самыми непопулярными из поклонниц, теперь же он тихо спивался да грабил старушек ночами в компании таких же, и даже не желал наследовать грязный и нестабильный отцовский бизнес. История про партию оружия казалось нормальной, приемлемой, пусть и казалось немного, что что-то не так, но мало ли что там ей на нервах уже кажется — вонгольская интуиция, она, конечно, вещь важная и надёжная, но только не тогда, когда выбора нет, а заказ кажется приемлемым. Пусть. Если всю жизнь проживать в ожидании мрачных падений на дно, то это не жизнь уже, а медленный полёт, в котором падения только кажутся чем-то страшным, а на самом деле их даже и нет — ведь как может упасть то, что упало уже и летит вниз? Поэтому лучше о перспективах не думать вообще.
А тем временем ей оставались сутки.
Могло быть и хуже, гораздо хуже, рейсы туда напрямую случались раз в неделю, и ей ужасно повезло (как и всем дуракам), ведь неизвестно, что пришлось бы ей делать при гораздо более долгом ожидании. Скрываться от людей Арии-Гаммы довольно сложно примерно везде, но если в преступном раю Гондураса каждый день убивают двоих-троих-четверых-скольких-нибудь, и это настолько привычно, что у неё совершенно нет никаких шансов, то здесь, в Барселоне, где Европа, жизнь, закон, туристы, море, небо, солнце и всё так спокойно, можно же… наверное. Ведь что такое толпа? Это самозанятое море, которое не почувствует даже тени неладного при работе иллюзиониста. Особенно опытного. Особенно Аркобалено. Что такое полиция? Это обычные люди, которые хотят если даже в идеале не заработать больше положенного, то просто жить и видеть живыми семью и друзей. Что такое местные пламенники, если их где-нибудь откопать и добиться встречи? Это люди, которые ей ничего не должны и которым от неё ничего не нужно. И которые, также как полицейские, хотят жить, желательно не в одиночку. И которые достаточно слабы, чтобы, как и толпа, даже не вспомнить после о какой-то там Тсунаёши, у которой были и не решились какие-то там проблемы с Аркобалено. Что такое сама Тсунаёши, если уж на то пошло…
Нет. Об этом лучше даже не думать. Хотя бы потому, что неустойку уже должна выплатить она, и все долги тоже должна выплатить она, и уж потом только умереть в латиноамериканских трущобах. Просто для того, чтобы за её ошибки потом не расплачивалась мать, теми способами, которыми её кто угодно может заставить.
Что оставалось Тсуне? Ничего. Разве что чёрная дешёвая краска для волос, автозагар, солнечные очки, сэкондхэндовская одежда, общественный туалет, в котором можно сменить образ за полчаса, камешек в туфельку и полный вперёд. Пройти два квартала нормальным естественным шагом, стараясь не морщиться от боли, потом захромать по-человечески, снять в толпе жакет, оставшись в мужской длинной майке без рукавов, и шапочку, являя миру чёрный куцый хвостик. Она не Тсунаёши. Она одна из стада весёлых туристов, уже стёршая ноги на постоянных прогулках, она смотрит на соборы, дома, сувениры и флаги, она живёт вместе с этим городом и знать ничего не знает ни о какой мафии, ни о каком пламени, ни о какой Арии.
А лучше было всё-таки хиджаб на себя напялить. Или паранджу. Только вот спутника у неё для этого нет, подозрительно было бы… но лица ведь совсем не было бы видно. Ладно. Неважно.
Самолёт завтра в три, спать этой ночью она снова не будет.
В Барселоне она раньше если и была, то недолго и совершенно не за тем, чтобы шляться по улицам, музеям, соборам и всему такому прочему, да и сейчас не собиралась ничего подобного делать, справедливо опасаясь, что посланный за ней человек будет иметь совершенно иную систему ценностей и несколько нежелательные представления о том, что нужно не сломать, а что — даже не подвинуть. Да и тратить последние деньги (действительно последние, тридцать евро, а ведь ей ещё домой возвращаться, если она провалит и этот заказ… если у неё будет возможность возвратиться — стоит думать об этом так, а поэтому — вообще не думать) Тсуна просто не могла себе позволить. Она лишь ходила кругами по городу и делала вид. Потому что даже смотреть ни на что не получалось — мысли всё шли, шли, шли, голова не хотела не думать.
Только почему-то в кои-то веки не о смерти, не о смысле её никчёмной жизни, не о мрачных перспективах и клане Сасагава, где старый маразматик-кумитё относится ко всем как к инструментам огромной машины и при любой поломке её, Тсунаёши, винтик-убийцу, кнопку delete для вредоносных программ отправит в утиль, использует вторично не по назначению (или, может, он её до этого не по назначению использовал?). А думалось о Бьякуране и Шоичи. Как обычная хорошая девочка в этом возрасте, Тсуна думала о парнях и любовных отношениях… ах, если бы. Как корабли в океане — встретились, разошлись и хватит, и так довольно неприятно, и так больно, и так пришлось и приходится до сих пор делать вид, что они друг друга совсем-совсем не поцарапали, и это совсем не авария, а так, моряки друг друга поприветствовали и поплыли дальше. А теперь она сама направила свой поцарапанный кораблик чуть ли не на таран. Эх.
А ещё Бьякуран этот. Встал перед глазами белым ангелом, и из головы не выходит. И ладно бы не выходил, красивый же, светлый, так ведь напоминает постоянно о её мимолётной глупости, сломавшей её карточный домик дуновением ветерка, о том, что она наивная неудачница. Вот зачем он ей нужен? Вот кто она на самом деле — всё ещё глупый ребёнок, оторванный от реальности, до сих пор верящий в сказки, которые взрослые дяди рассказывают ей только для того, чтобы она заснула спокойным сном и не путалась под ногами. На самом деле, всё это даже понятно, и для этого даже не надо быть психологом — она до сих пор не хочет верить в такую реальность. Глупая маленькая девочка. А пора бы.
Прошлявшись часа три и даже не заметив от волнения, сколько времени она ходила кругами (и очень удивившись, достав завибрировавший телефон и увидев время), Тсуна вновь сменила имидж. На этот раз она всего лишь надела найденное неожиданно в рюкзаке очень короткое красное платье и бутафорские круглые очки, которые делали её лицо визуально более худым и детским в отличие от бывших на ней в Италии узких прямоугольных очков. Волосы распустила и растрепала, только заплела у висков две тоненькие незаметные косички туго-туго, чтобы растягивали её совершенно не японские большие глаза, и переложила камешек в другую туфельку. Ту ногу она, правда, уже действительно стёрла, и теперь хромала на обе — работа требует жертв… хорошо хоть уже не красота.
На город медленно спускался вечер, что девушка даже не сразу заметила — визуально почти не становилось темнее из-за многочисленных огней, а шума вокруг стало даже больше, как всегда в начале лета в больших туристических центрах. Странно было то, что за это время она не почувствовала ни тени слежки и ни одной попытки её убрать. То есть, быть может, конечно, она этого не заметила, а её уже убрали, и она сдохнет где-нибудь даже не в этом городе очень тихо, так, как и должна выглядеть смерть маленькой никчёмной девочки из гордого класса отбросов общества. Всё может быть, как с Бьякураном, она же всё-таки не абы с кем связалась, с Аркобалено… до этого самыми крупными её проблемами были токийские кланы, но от них она просто скрылась, её не нашли для мгновенной мести, да и забыли — ничего она такого не сделала, чтобы разыскивать её по всей Японии и окрестностям. А тут — ни шанса. Но это только один вариант из бесконечности. Может быть, у них нет в доступе ни одного иллюзиониста, и они хотят дождаться ночи, чтобы уничтожить её тихо и незаметно? Может быть, если Реборн так жутко кричал в её пламени, он ещё немного полежал без сознания? Хотелось бы надеяться, что он её не запомнил, но на это было ещё меньше шансов, чем на доживание до выполнения заказа, ведь он опытный киллер с идеальной памятью, тем более опытный, что бессмертный — по крайней мере, так ей говорил Шоичи. Может быть, самолёт и так должен завтра упасть, и им ни к чему лишние траты? Впрочем, это уже слишком завёрнутая конструкция, да, это легче представить и это даже в чём-то красиво, но нет. Больше Тсуна ничего представить не могла, и поэтому решила обозначить самым вероятным вариант с иллюзионистом. От него было легче создать подобие безопасности — девушка спустилась в метро.
В принципе, тут можно было даже поспать — она и не спала почти ночью, и много ходила, хотя могла этого не делать, но приходилось компенсировать физической активностью душевные терзания. Да и если много нервничать, тоже энергия быстро кончается… а она ведь киллер. Ей нельзя на работе шататься из стороны в сторону и постоянно пытаться открыть глаза.
А она устала. Имеет, в конце концов, хотя бы моральное право. А физически надо быть бдительной. Девушка села примерно в середине вагона, так, чтобы по обеим сторонам были люди, надела наушники, но ничего не включила. Может, поспать с перерывами каждые полчаса, чтобы хоть что-то было — неизвестно ещё, кто и в каком количестве будет ждать её в самолёте. А в поезде… неизвестно ещё тоже, кто из окружающих в этом поезде может представлять опасность. Впрочем, у неё ведь никогда не девался её вонгольский дар, тот, который менее всего заметен по сути своей. Интуиция, по свойствам на грани провидения, заставит же её проснуться… Умереть во сне, впрочем, по-любому приятнее, чем облажаться на работе.
И только режет сознание полное непонимание того, смерть каким из этих двух способов будет нести меньше проблем всем окружающим. Тогда, может, не спать? Или спать? Или не спать? Или спать? Или не спать? Шоичи, впрочем… а что Шоичи? Что он ей, должен что-то? Кто он ей вообще, этот Шоичи, и кто она ему? Видимо, всё же не спать, потому что интуиции доверять всё же не очень надёжно. Например, про то, что прибудет Реборн, она не знала. И всякое бывало, и всякое ещё будет. А вот из самолёта деваться ей будет некуда, и вот тогда она уже безвыходно чуть-чуть поспит. А пока можно просто посмотреть по сторонам, или в потолок, он, оказывается, такой красивый, и это так спокойно — в него смотреть, а ещё неожиданно в поезде теплее, а она только что это заметила.
Проснулась в панике. Во-первых, совершенно не знала, сколько времени прошло и куда она уже опоздала. Во-вторых, проснулась она неожиданно, очень резко и очень ярко, и абсолютно точно знала, что что-то скоро должно произойти.