Через тернии

      Первым делом Тсунаёши оглядела окружающее пространство — раз поезд ехал, возможно, опасность только что вошла. В окружающем пространстве люди оказались на вид нормальные, не похожие на тех, кто мог бы на неё напасть… впрочем, как обычно и те, кто мог бы на неё напасть. На часах было полодиннадцатого — проспала она, оказывается, мало совсем, хоть и чувствовала себя сейчас благодаря поддержке пламенной воли довольно бодрой. Вроде всё было спокойно.       Через стекло только девушка увидела какое-то шевеление в соседнем вагоне, что показалось бы, наверное, даже нормальным, но она алогично поняла, что это оно — то, ради чего она проснулась. Поезд остановился. Может быть, стоило пойти туда, посмотреть, что там? Если это направлено против неё, не стоит допустить гибели…       Хлопнула дверь. Пока она думала (пора бы уже избавляться от этой вредной привычки, а то она только то и делает, что думает, когда надо и когда не надо, и это даже ни к чему хорошему не приводит, только, растекаясь в рассуждениях, она постоянно что-то странное и противоестественное делает), в вагон из соседнего вбежал человек, что-то на ходу крича то ли по-испански, то ли вообще по-каталански. Тсунаёши с трудом вслушалась и разобрала только что-то про бомбу, что-то про первый (возможно, вагон) и что-то про поезд — испанского (и тем более каталанского) она не знала, надеялась только на то, что его сходство с итальянским достаточно для приемлемого понимания отдельных слов, да ещё в такой быстрой речи.       Значит, если она правильно поняла на уровне расплывчатых догадок, впереди, в первом вагоне, произошёл взрыв, и поэтому что-то случилось с поездом, что он не может ехать дальше. Или с машинистом, вполне возможно.       Значит, взрыв.       Значит, не за ней.       Значит, хуже.       Тогда действительно стоит туда пойти. Она же пламенница, она же может летать, чтобы не путаться под ногами у нормальных людей, и, возможно, сможет кому-нибудь чем-нибудь помочь. А что она пламенница… мало ли какие галлюцинации у людей в подобных ситуациях бывают. Неважно.       На самом деле, даже если она не поняла, что там случилось, и там какая-то другая экстренная ситуация, но ведь есть она там, а не здесь, где сама Тсунаёши, значит, это не её и не за ней. Тогда она действительно может позволить себе вмешаться, а не сидеть в сторонке в страхе за свою никчёмную жизнь.       Ладно, хватит уже думать. Тсуна подумала, что даже конец света наступить может, пока она думает, и тут же обругала себя за то, что теперь задумывается об этом. Встала и пошла в соседний вагон, краем глаза замечая, что какой-то парень, которого она сначала, если честно, приняла вообще за девушку, оторвался от стены и пошёл за ней. Мало ли, зачем, но девушке показалось, что хотя бы мимолётно обратить на это внимание стоит.       Шла целеустремлённо. Ехала она в четвёртом или пятом вагоне, точно не помнила, да и, на самом деле, не знала — кто будет обращать на это внимание, входя в поезд? Парень шёл за ней, не оглядываясь, впрочем, всё пыталась то ли понять, то ли вспомнить, что в нём есть такого, что заставило её беспокоиться. Раньше она его не встречала, это точно.       Да… она внезапно поняла, что куда-то исчезла тревога на грани паники, преследовавшая её весь день, и иррациональная попытка видеть в каждом прохожем угрозу начала казаться даже немного смешной. Хотя, может, следовало бы?       Удушающий запах дыма начал явственно ощущаться уже тогда, когда перед Тсуной предстала матово-серая стеклянная дверь первого вагона, почему-то не вылетевшая и таким образом защитившая пассажиров от задыхания. Девушка даже сначала не поняла, почему дверь серая, а не стеклянная, как все предыдущие, потом до дурного беспорядочного сознания дошло, что это там дым.       Что в таком случае надо делать? Что в таком случае вообще можно сделать, она никогда не сталкивалась со взрывами в метро, в таком замкнутом и совершенно безвыходном пространстве… Впрочем, плевать. Школьная неуверенность скромной забитой девочки — не лучший способ добиться неважно чего. Делай, что хочешь, Савада Тсунаёши, всё равно тебя потом никто не осудит, всё равно тебе потом уже не будет важно, что ты сделала и чего не сделала, всё равно ты убийца, преступница, уничтожившая так-то больше народу, чем этот взрыв и те, кто за ним стоит, всё равно ты не можешь и не хочешь питать никаких иллюзий относительно того, кто ты есть и что ты делаешь, тебе-то уж точно в этот вечер никакой разницы не должно быть, что ты можешь сделать, а чего не можешь, чего ты хочешь, а чего не хочешь.       Тсуна вдохнула поглубже, рывком открыла эту матово-серую дверь, вошла и тупо, каким-то почти пошлым, как ей почему-то показалось, движением выбила пламенем все окна вагона. Те, которые ещё не были выбиты, конечно. И побежала-полетела на пламени вперёд, пытаясь одновременно не зажмурить и при этом не повредить слезящиеся слепые глаза. То есть, побежала, а потом, после жуткого скрежещущего толчка, споткнувшись, полетела в серой мути на какой-то багрово-чёрный предмет на полу, весьма понятно, на самом деле, какой, и тогда выпустила пламя и полетела вперёд, чтобы не упасть. Видимо, слишком поздно она вспомнила, что под этим городом в этом тоннеле ходит не только этот поезд.       И слишком поздно вспомнила также, что за ней три минуты назад оторвался от стены какой-то подозрительный парень и что её вообще-то ищут и хотят как-нибудь обезвредить — по спине как будто плетью хлестнуло что-то острое, а в каких-то осколках на полу, давая понять, что они там есть, отразился красный сполох — пламя Урагана.       На самом деле, вряд ли это Ария или Гамма (действительно, скорее стоит думать о них в рамках слова «или») весь этот ужас организовали… только почему тогда этот розовый парень пошёл за ней только сейчас? И почему он… нет, в принципе, это логично — идти за жертвой туда, где у неё и без тебя шансы выжить были бы невысоки, но откуда он тогда мог знать, что случится такая катастрофа? Ведь уничтожать столько народу не просто отвратительно, но и довольно бессмысленно и неэкономно, просто так убить какую-то не очень умную девчонку же гораздо проще и менее энергозатратно. Может, он тогда тоже только что вошёл в поезд? Потом увидел, что она пошла куда-то, и пошёл за ней, и для него это оказалось удобным местом…       Так, стоп.       Хватит думать.       Надо что-то делать…       Кто знает, сколько там ещё поездов этих ходит и смог ли машинист врезавшегося сообщить о произошедшем. И уже понятно, в принципе, что делать, и всё равно потом Вендиче или кто там этим занимается переправят всё так, чтобы люди думали, будто поезд доехал сам, надо бы только разобраться с этим розовым придурком и самой в процессе тут не задохнуться, а то ведь плохо уже…       Тсуна.       Хватит.       Думать.       Она вылетела на пламени из окна, порвав подол об осколок стекла и больно ударившись локтем об стену, полетела вперёд. Парень же, тоже, оказывается, умевший летать, умудрился каким-то образом ни за что не зацепиться своей роскошной розовой шевелюрой и предстал перед ней во всей красе тёмного силуэта на фоне раздавшихся в стороны огней из окон поезда, навевая своей пылающей алым косой весьма понятные и подходящие ассоциации.       И вот что она может с ним сделать сейчас так, чтобы не разнести тоннель?       — Если вы пришли меня убить, то, может, мы разберёмся с этим как-нибудь попозже, на поверхности? — спросила девушка. Дипломатия — кошмар неспособных воевать… — Вы ведь можете проследить, чтобы я никуда не сбежала. Просто я хотела сейчас зацепиться за этот поезд и протащить его на пламени до станции…       — Как же это, интересно? — хмыкнул он. — Здесь и зацепиться-то не за что.       — Разбить окно и за подоконник, например. Кстати, если вы всё же решите убивать меня сейчас, но закончится эта схватка в мою пользу, я смогу сделать это вашей косой. Но вы также можете просто помочь мне сейчас и сделать это самостоятельно.       Ну не плевать же ему, в самом деле, на такое количество ни в чём не повинных людей? Он ведь тоже пламенник и понимает свои возможности. Или он…       — Вы многого не знаете, Савада, а может, просто не понимаете. Все погибшие, не только эти, но и вообще все мёртвые этого мира за всю его историю очень скоро смогут воссоединиться с живыми и друг с другом. Но вы этому мешаете сейчас, и поэтому моя первоочерёдная задача — заставить вас перестать этому противиться и мешать, а не дать людям, которые всё равно потом перестанут быть мёртвыми, пожить ещё немного в том смысле, в котором мы с вами это понимаем. Между прочим, у нас с вами есть то же самое отличие. Если я сейчас убью вас, вы точно так же вскоре воссоединитесь с живыми и мёртвыми. А если вы убьёте меня, если вы сможете противопоставить Арии что-то такое, что она не выполнит своего замысла, хотя я в этом сомневаюсь, то это будет самое настоящее безвозвратное убийство.       — Самых настоящих безвозвратных убийств на моей памяти сорок семь, — качнула головой Тсунаёши, — а вы там, по-моему, всей семьёй аниме пересмотрелись.       — Если вы о «Коде Гиасс», то все, кто имеет к нему идейно-смысловое отношение и знает долю правды в описании устройства мира в нём, уже обезврежены. Почти все, мы работаем над этим. Так вот, Савада, я почитал вашу биографию, и у меня есть вопрос: почему вы не хотите стать по-настоящему счастливым человеком?       Так значит, всё действительно так, как в аниме… что за бред в этом мире происходит? А может, в таком случае и какие-то другие миры, о которых говорили Реборн с Бьякураном, существуют? А может, такое на самом деле происходило? И Бьякуран тоже причастен, к созданию этого аниме?       А может, там у Арии случилась шизофрения, а все остальные слишком её любят и старательно подыгрывают, чтобы не беспокоить и не обидеть?       — Потому что я не думаю, что в таком состоянии мира ко мне будет применимо слово «человек», слово «счастливый» и слово «я». А также я не думаю, что все остальные люди этого хотят.       — Все остальные люди потом поймут коллективным разумом, что так лучше для них же самих.       — А может, вы проведёте какой-нибудь социальный опрос «а если бы у вас была возможность существовать в мире с такими-то параметрами в качестве коллективного бессознательного непонятно чего вместе со всеми остальными, в том числе и уже умершими людьми или, на выбор, в нашем сегодняшнем мире, то что бы вы выбрали» на большой выборке, и дадите людям выразить вам, как они к этому относятся?       — Да разве люди могут понять, что так им будет лучше?! — парень, похоже, начинал злиться. Тсуна, впрочем, тоже.       — Мой биологический отец, например, считает, что женщинам будет лучше, если они будут слушаться мужчин, рожать детей и не иметь своего мнения. Женщины же, глупые существа, почему-то никак не могут этого понять. Ужас какой, правда? А некоторые религиозные люди, например, считают, что все должны истово верить в бога, причём в какого-то конкретного. А бедные несчастные глупые атеисты или представители других конфессий никак не могут этого понять. Отвратительно, какие глупые несчастные, правда? А в некоторых неразвитых странах люди считают, что гомосексуалистам лучше лечиться и подавлять свои отвратительные наклонности, а они, идиоты, страдают и этого не понимают… мне продолжать?       — Мы говорим сейчас о совершенно разных вещах. Это бессмысленно.       Значит, он не из тех, кого можно убедить разговором. Тем более, что время тоже участвует в разговоре как минимум с одной стороны.       А тоннель… скажут потом, что он повредился при взрыве, и ни у кого не будет возможности это на самом деле проверить.       Только.       Одна.       Проблема, о которой Тсунаёши думала с нарастающей тревогой и лёгким стыдом: она ведь тоже точно также решила судьбы других людей, не спросив никого ни о чём и, что не менее, насколько она помнила и понимала своим привыкшим к кровавой серости, но, как ни странно, не привыкшим к утратам сознанием, ни о ком. Не решила, может быть, да, но решала, отбивая пламенем косу, делала не своё и ничьё, пожалуй, дело, швыряя парня спиной на раскалённые осколки стекла, лезла не в свои проблемы, вставая с оплавленных рельс и стараясь не думать об ожогах и ссадинах, чтобы не поддаваться слабости, называемой жалостью к себе, шила кривыми стежками историю, хватая его за волосы и впечатывая в стену головой. И вздыхала, таща потухшей косой на своём пламени поезд и всё поглядывая на разметавшиеся по полу кабины розовые волосы.       В конце концов, другого выхода не было. Это давало право делать всё, что угодно, лишь бы выйти в этот… да, честно говоря, не было выхода вообще никакого, и нужно было его себе создать, прокопать, как подземный тоннель, выбить кулаками, проломать, потому что человек не может никуда не идти.       Правда, Тсунаёши?