Раскаяние

      Пожалуйста, помогите мне. Хотя, знаете, не стоит. Я не нуждаюсь в чьей-либо помощи, от всеобщего сожаления мне становится еще хуже. Я заперта в клетке. К сожалению, не одна. — Здравствуй, человек. — И вам не сдохнуть, мерзкие вы твари. — Как грубо. Мы же являемся частью тебя. Неужели ты считаешь себя мерзкой? — удивилось Уныние. — Нет, она хочет умереть, — подал голос Пессимизм, — Гляди, как руки свои изгрызла. За что ты так с ногтями, они ни в чем не виноваты.       В ответ я лишь скрипнула зубами и отвернулась к стене. Иронично, но мне больше некуда было отворачиваться, выбор-то неширокий — всего четыре стены. Даже двери нет. — Она есть, просто ты ее в упор не замечаешь, — как бы невзначай сказало Уныние, — Но тебе, как мы понимаем, она и не нужна. — Зачем вы снова пришли? Без вас было намного лучше. — Мы сами и не приходили. Это ты нас позвала. — В двадцатый раз за сегодняшний день, — констатировал Пессимизм.       Как же мне все это надоело. Я не понимаю, как очутилась здесь, но больше всего меня печалит то, что я не могу ничего с собой сделать. Я не могу избавиться от этих двух незваных гостей, я не могу покинуть эту своеобразную клетку, я не могу причинить себе боль, потому что ничего не чувствую. Даже кровь из обкусанных пальцев утратила свой привычный металлический привкус. Какого черта… — Ты сама заперла себя здесь, дура, — взбесился Пессимизм, — А мы — плод твоего больного воображения. — Я не знаю, что вам ответить. — Естественно, не знаешь. На правду очень сложно подобрать в ответ ложь, — прошелестело Уныние, — И ты прекрасно это понимаешь.       К горлу подступил неприятный комок, но слёз из себя выдавить мне не удалось. Он просто душил меня. Возможно, оно к лучшему.

* * *

      Раз, два. Три, четыре. Через могилку скачем шире. О чем это я? Ах, да, я же на кладбище, точно. Только оно выглядит как-то… Непривычно, что ли? Все вокруг серое — небо, земля, могилы, деревья. Даже я стала серой. Удивительно. Безликие серые могильные плиты торчат из почвы кривыми зубами, а ветви умирающих деревьев образуют замысловатые тени на такой скучной земле. Откуда они взялись, если на небе нет никакого намека на солнце? Странно. Хотя, какая разница. Ничто в этом месте не вписывается в рамки нормы.       Я миную ряды могил один за другим. Ничего интересного — просто куски гранита, на которых даже никаких имен не написано. Кажется, что данное место не кладбище вовсе, а просто примитивная декорация для какого-то дешевого ужастика, в котором, наверняка, будут одни сплошные клише. Плевать.       Вдруг мне захотелось сесть под одним из деревьев. Не знаю, откуда у меня взялось это желание, но я решила ему повиноваться. Усталости я не чувствовала. Я вообще ничего не чувствовала. Опустившись на землю и опершись спиной о ствол дерева, я прикрыла глаза. Не помню, сколько времени я так просидела, но ко мне внезапно на колени запрыгнул кот. Кошка, вернее. Такая же серая, как и вся окружающая среда.       Животное умостилось у меня на коленях и замерло. Только я хотела погладить кошку по мягкой шерстке, как она со всей силы впилась зубами в мою руку. Я попыталась отцепить озверевшее создание, но моя попытка увенчалась провалом — кошка вгрызалась мне в руку с еще большим остервенением. Брызнула кровь, и я почувствовала некие отголоски боли. К счастью, или к сожалению, она была настолько незначительной, что я решила пустить все на самотек — авось животному надоест грызть мою руку и оно само отцепится. Но ничего такого не происходило. Этот пушистый комок злости отцапал мне кусок кожи, кажется, я даже вижу кость.       Рукой оно не ограничилось. Облизываясь, кошка переместилась мне на живот и начала превращать его в кровавое месиво. Никогда бы не подумала, что у котов могут быть такие острые когти и зубы. Опять-таки, смертельной боли я не почувствовала, только неприятное жжение и хлюпанье. Я отстраненно наблюдала за происходящим, попутно отметив то, что земля вокруг меня приобрела грязновато-красный оттенок. Неужели я истекаю кровью? Да бред какой-то. А киса тем временем начала играть с моими кишками. Ну и есть заодно. Из горла вырвался странный хрип, который со временем перешел на истерический смех. Меня ест кот, подумать только! Такое сложно представить даже в фильмах экспериментального жанра, не то, что в реальной жизни. Хотя, в реальной ли жизни я сейчас нахожусь? Что-то мне подсказывает, что нет.       Из любопытства, я опустила руку туда, где раньше был мой живот. Тепло. И мокро. Руку полоснуло огнем — видимо, ей не понравилось мое вторжение. Я схватила непослушное животное за шкирку и посмотрела в горящие безумными угольками глаза. Она дернулась, пытаясь освободиться, а потом просто растворилась в воздухе. Я даже удивилась.       Оглядев сложившуюся картину, меня что-то насторожило, но я сразу не поняла, что именно. Но когда из земли показались десятки рук, я поняла, в чем дело. Небо почернело, подул неприятный колкий ветер. Скрежет веток деревьев дополнил эту какофонию. Количество рук, кажется, увеличилось в два раза. А может и в три, я никогда не была сильна в математике. Вслед за ними, кое-где, показались обезображенные головы покойников. Все они выглядели одинаково отвратительно. Хотя, я сейчас тоже не лучшим образом выгляжу, с распоротым-то животом. Я прикрыла глаза, мне не очень хотелось лицезреть их появление на свет во второй раз. Вот это я шутница, где мой приз?       Внезапно раздался ужасный оглушающий грохот, и все погрузилось во тьму. Открыв глаза, я обнаружила, что снова нахожусь в своей камере. Неизменные скучные стены и присутствие двух нежеланных гостей. — Ну как тебе путешествие? — с издевкой спросил Пессимизм, — Почему-то мне кажется, что ты не впечатлена. — Вы слишком перестарались с декорациями. — Я, между прочим, хотело создать атмосферу безысходности, — ответило Уныние. — У тебя получилось. Будь на моем месте кто-нибудь другой, раскаялся во всех грехах мгновенно. — Нам не нужно твое раскаяние. Мы просто хотим, чтобы ты перестала фигней маяться, — сказал Пессимизм, подойдя ко мне. — Ну… — начала, было, я. — Но ты так ничего и не поняла.       Я многозначительно кивнула. Пессимизм скептически хмыкнул, а Уныние о чем-то задумалось. — Я думаю, что нам следует ее наказать, — сказало оно. — Каким образом? — спросил Пессимизм.       Уныние подозвал к себе собеседника и зашептал ему что-то на ухо. Я не стала вслушиваться в их шушуканья, но, кажется, зря. — Мы придумали для тебя наказание, — подало голос Уныние, — Отныне, мы перестаем быть твоими соседями. — Не радуйся раньше времени, — присоединился Пессимизм, — Мы нашли себе замену. Думаем, тебе она понравится.       На моем лице отчетливо читалось недоумение. Вмиг, моя прежняя обитель поменялась — темные бетонные стены сменил красный атлас, который струился с потолка до самого пола. Свет был приглушенным, складывалось впечатление, что в помещении горело множество свечей, хотя я ни одной так и не заметила. — Хотим познакомить тебя с новым спутником твоей жизни, — вдруг зашептал мне на ухо Пессимизм, — Любовью. Неразделенной. — Мы поняли, что тебе очень даже приятно страдать из-за самой же себя. Что ж, теперь ты пострадаешь из-за другого человека, надеемся, это послужит тебе хорошим уроком, — сказало Уныние, — Мы бессильны перед тобой, но вот она… Ей удастся подчинить тебя, несомненно.       С этими словами Уныние и Пессимизм исчезли, а вместе с ними и моя безэмоциональность. В груди разлилось такое приятное и болезненное тепло, а в горле снова стал ком. Но на этот раз слёзы не заставили себя ждать и полились ручьем.       Я опустилась на пол и уставилась в одну точку. Слёзы не переставали течь, глаза заволокло пеленой. Боль в груди становилась все сильнее и отчетливей. В какой-то момент мне показалось, что мне воткнули туда кинжал, настолько было ужасно. — Ох, ну что ты, использовать кинжал может только Предательство, — кто-то пропел мне прямо над ухом, — Я же, использую более гуманные и красивые методы.       Я хотела обернуться на голос, но не смогла, мое тело сковала тяжесть. Собрав последние силы в кулак, я посмотрела вниз, и просто потеряла дар речи: из моей груди росли розы. Красивые, темно-красные, с острыми длинными шипами. — Тебе нравится? — задала свой вопрос Любовь.       Ответить мне не удалось, ком в горле мешал вымолвить хоть слово. Или же мне так мешала скопившаяся во рту кровь? Кто знает. Я закрыла глаза и попыталась хоть как-то абстрагироваться от нахлынувших чувств. Было больно, но, в то же время, я чувствовала что-то такое необходимое и родное.       На секунду я почувствовала себя свободной, словно с плеч моих спал тяжкий груз. — Вот и славно, моя хорошая, — теплые руки обняли меня сзади, — Ты раскаялась намного быстрее, чем я ожидала. Но это даже хорошо. Я вынуждена отпустить тебя, так как я не просто Любовь, а неразделенное чувство. Тебе больно, я знаю. Так и должно быть.       Издав булькающий звук и пустив струйку крови себе на подбородок, я кивнула. — Умница, — довольно проговорила Любовь, — Пусть из твоего тела распустится еще больше этих прекрасных роз.       Меня отпустили, и я безвольной куклой распласталась на полу. Какое-то время я провела в приятном забытьи, пока мое тело не озарила вспышка боли. В этот раз все ощущалось намного острее. Я чувствовала, как мою плоть изнутри раздирают шипы, а лепестки роз неприятно задевают края ран. Послышались отдаляющиеся шаги, стало темно. Повисла угнетающая тишина, которую изредка разбавлял звук капающей крови.       Вот мой конец и настал.