Мой дом Азкабан

Гермиона отчаянно билась в дверь, которую плечом подпирала слизеринка. — Хочешь выйти? Иди! — угрожающе прошипела Эльза и медленно отошла в сторону. — Я помогу тебе быстро спуститься вниз. Ты умеешь летать? — Я расскажу директору о ваших выходках! — дрожащим от обиды голосом воскликнула недоведьма. — Конечно, дорогая, — в темноте было слышно, как Тавингтон улыбается. — Но, видишь ли, мой отец и опекун Арлена состоят в попечительском совете и поддерживают жизнь в этом хлеву, который остальные почему-то зовут школой магии. Нам просто погрозят пальчиком и пожурят за баловство. Так как? Помочь тебе выйти? Брум безразлично наблюдал за травлей грязнокровки. Он отметил для себя сходство Грейнджер с полевой мышью. Тавингтон, определённо, гадюка – маленькая, но от того не менее опасная. Вдруг что-то придавило под сердцем. Стало тяжело дышать. «Ты жалеешь грязнокровку?! – обвиняюще завизжал голос в голове. — Ты ничтожество! Где твоя злость?! Это просто свиной навоз под ногами!» Брума чуть не стошнило от собственных мыслей. — Хватит! — настойчиво прервал Брум свой внутренний голос и потоки яда из уст третьекурсницы. — Мы здесь не для этого. Мальчик зажег свет на конце своей палочки, и его примеру последовали обе спутницы. Грейнджер ещё потряхивало от пережитого стресса и унижения, но девочка, на удивление, прекратила истерику и взяла себя в руки. Где-то сзади чиркнула спичка, воздух наполнился терпким запахом табака. — Что это? — спросил Брум у Эльзы. — Маггловские сигареты, — Эльза пожала плечами, — словно говорила что-то совершенно очевидное. — Моя мать курит такие. Я раньше таскала у неё, а потом стала покупать их на каникулах впрок. — Курение вызывает рак! — воскликнула Гермиона, усиленно размахивая руками в попытках отогнать от себя густой дым. — А ты своим занудством вызываешь у меня мигрень, — в тон гриффиндорке ответила Тавингтон. — Ты хоть раз делала что-то не по правилам? Хоть раз в жизни ты была свободна? — Я свободна от пагубной зависимости! — фыркнула Грейнджер и демонстративно сложила руки на груди. — Ты самая зашоренная ханжа и моралистка, которую мне приходилось встречать, — покачала головой Эльза, делая очередную затяжку. — А уж на приёмах своей матери я повидала немало подобных тебе кошёлок! И знаешь, что? Они все несчастны и одиноки! Даже если они замужем, с кучей детей, собак и кошек, они все равно, пиздец, как одиноки! Их мужья бегут без оглядки от этих зануд, их не уважают собственные дети, и даже их породистые питомцы беззастенчиво гадят им в дорогущие туфли! Потому что такие, как ты, заебут кого-угодно своими нравоучениями и проповедями! Избавь нас от своих замечаний. Давайте уже развлечемся! Эльза обогнула Брума и, толкнув плечом Грейнджер, пошла во главе маленькой экспедиции. Ее палочка с голубым огоньком на конце рассеивала мрак, выхватывая из темноты пыльные портреты и стены, затянутые паутиной. Грейнджер не оставалось ничего другого, как последовать за своими мучителями. От неё не ускользнул тот факт, что Лестрейндж на ходу сменил волшебную палочку. Новая была такой чёрной, что почти сливалась с окружающей темнотой. Как назло, нос чесался от летающей в воздухе пыли, хотелось чихать и отфыркиваться. Портреты в рамах стали шевелиться и щуриться от яркого света. —Здесь ничего нет, — разочарованно протянула Тавингтон и затушила сигарету о стену. Окурок она бросила в прорезь забрала древних доспехов, чем вызвала возмущённый вздох Гермионы. — Может, крыло в аварийном состоянии и просто закрыто на реконструкцию? — себе под нос пробубнила обиженная Грейнджер. — Смерть от куска штукатурки или обвалившейся балясины не кажется мне столь страшной и пугающей, как говорил директор, — ответил Брум, сам не заметив, что обращается к грязнокровке. Длинный коридор заканчивался тупиком с маленькой дверью. Из-за двери раздавался странный гул. — Будто холодильник работает... — озвучила свои мысли Гермиона, прикладывая ухо к двери. Эльза повторила ее действие и утвердительно кивнула, соглашаясь с недавней жертвой. Брум непонимающе уставился на спутниц. — Ты слишком чистокровный, чтобы понять, — отмахнулась Тавингтон. Гермиона, подавив победную улыбку, вдохнула побольше воздуха и затараторила: — Видишь ли, простым смертным недоступны чары продления свежести или заморозки, и они изобрели агрегат, способный поддерживать необходимую температуру для сохранения продуктов, а также для их глубокой заморозки. Отличительной особенностью данного приспособления является довольно шумный мотор, звук работы которого имеет нечто схожее с этим шумом из-за двери, — Гермиона выдохнула, а Эльза очень старательно закатила глаза. — Мама тебе не говорила, что если закатывать глаза, то они могут так и остаться? — язвительно осведомилась всезнайка, и Брум мысленно поставил ей очко на меловой доске. Тавингтон только покривлялась в ответ, изображая, как ей казалось, умничающую гриффиндорку. Брум с трудом сдерживал улыбку, наблюдая это несерьёзное противостояние. Вновь «Алохомора» помогло справиться с замком. «Как-то не очень руководство школы беспокоится о безопасности учеников, если сюда можно так легко попасть», – подумал Брум и распахнул дверь. Дети ввалились в узкий проем. То, что предстало перед троицей нарушителей, повергло ребят в шок. В небольшом помещении на полу спал огромный трёхглавый пёс, занимая собой почти все пространство. Его-то дыхание и напомнило девочкам звук работающего холодильника. Когда дверь отворилась и стукнулась о стену, животное приоткрыло желтый глаз на одной из голов и утробно зарычало. Сдерживая крик, дети начали отступать, но пёс резво вскочил на лапы и бросился на пришельцев с трёхголосым рёвом. Эльза завизжала и первая выскочила за дверь, почти одновременно с ней опомнился и Брум. Только Гермиона замешкалась, не в силах справиться с оцепенением. Когда девочка закричала и бросилась бежать, дверь перед ней захлопнулась. Гермиона отчаянно завопила и застучала кулаками по старым дубовым доскам. Сзади рвался с цепи ужасный Цербер, он драл свою глотку шипастым ошейником в попытке дотянуться до жертвы. Оглушительный лай и рык, слюна, стекающая по стенам, в перемешку с кровью животного. Гермиона зажала ладонями уши и сползла по закрытой двери на пол. Она вжала голову в плечи и, пытаясь перекричать животное, звала на помощь. С другой стороны двери в темноте коридора Эльза настойчиво доказывала свою правоту: — Эта тварь щас пожрет и подобреет. А если кинутся искать пропавшую ученицу, то и костей ее не найдут. А если даже найдут их в собачьем дерьме, то и здесь мы в плюсе – пёс сожрал ученика, а значит, нехрен держать таких питомцев в стенах школы! — Что ты несёшь?! Там за дверью живой человек! — закричал Брум. Его трясло, ладони похолодели. Он хотел помешать Эльзе закрыть дверь, но эта дрянь так приложила его локтем поддых, что он согнулся пополам, пытаясь справиться с болью и глотнуть воздуха. — Лучше один труп, чем три! Эта тупица сама виновата! — Эльза ткнула пальцем на дверь, из-за которой раздавались все более отчаянные крики. — Уйди с дороги! — Брум наставил чёрную палочку на девушку. «В благородство решил поиграть? Это ее судьба! Быть собачьим кормом! Расходный материал – вот участь подобным ей!» — голос в голове был взбешён, но Брум не обратил на него внимания. Он отбросил Эльзу заклинанием и ворвался в комнату с чудовищем. Перед его глазами развернулась страшная картина. Пёс все же достал Гермиону и, придавив ее лапой, подтаскивал к себе. Девочка лежала на животе и, отчаянно крича, скребла пол ногтями, пытаясь зацепиться за выступы в каменном полу. Ее усилия были тщетны, а до голодных пастей оставались считанные секунды. Не давая себе время на раздумья, Брум взмахнул волшебной палочкой и выкрикнул: — Авада Кедавра! Зелёная вспышка метнулась под потолком и ударила зверя в мощную грудь. Огромная туша пошатнулась и с грохотом повалилась на пол, придавив своим весом захлебывающуюся в рыданиях Гермиону. Брум неспешно подошёл к девочке и, с трудом приподняв лапу мертвого пса, дал возможность освободиться из смертельной хватки. Грейнджер на четвереньках отползла в сторону и, прислонившись к стене, закрыла голову руками. Она содрогалась в истеричных рыданиях. Мальчик поморщился от неприятного зрелища. Грейнджер была в крови, изодранная мантия лохмотьями свисала с худых плеч, обнажая глубокие порезы. Брум отвернулся, сдерживая тошноту: — Пойдём, — бросил он девочке, разворачиваясь к выходу.