Indomable

Утро началось совсем не так, как было запланировано. Оно ворвалось в пропахшую потом и сыростью камеру с пугающей стремительностью. Шаги тяжёлых ботинок прошли не мимо двери, а остановились прямо перед ней, после чего щёлкнул замок. Этот проклятый замок всегда предвещал что-то плохое. Хвануны тут же подскочили, настороженно осматривая вошедших охранников и пытаясь понять, к чему готовиться. - Патлатый, на выход. - Что? – помятое ото сна лицо Джонхана вытягивается и за доли секунд белеет, руки в бинтах неосознанно прячутся под кофту. – Сегодня не наша смена, наша камера была вчера. - Ты вчера и так отлично отдохнул в своём пятизвёздочном отеле. Пора отрабатывать или думаешь ты особенный? Джонхан рвано вдыхает через нос, сжимая челюсти. Его впалые щёки кажутся огромными оврагами, потрескавшиеся губы теряют цвет, волосы липнут к влажной коже. Ещё один круг ада, когда свобода так близка. Он планировал лично расправиться с толпой местных ублюдков, но после генераторной он не сможет даже стоять без помощи. Если он вообще сохранит разум, что каждый раз было безвыигрышной лотереей. Проносится мысль о бунте. Может получится потянуть время до начала нападения? Хотя обычно бунт здесь заканчивался одним путём – тебя вырубали дубинкой по голове и тащили в генераторную уже без сознания, а это прямой билет к безумию. - Я пойду, - пока Джонхан усиленно пытался придумать выход, в полусогнутом состоянии пятясь к стене, на ноги поднялся Минхёк, вызывая удивление у всех присутствующих. - Паренёк-то, я смотрю, мазохист, - присвистывает с усмешкой один из охранников. - Какого чёрта ты творишь? – Джонхан дергает его за локоть, заставляя повернуться к себе и смотрит настолько широко распахнутыми глазами, что они буквально вываливались из глазниц. – С ума сошёл? - Ты достаточно натерпелся, - он отдергивает руку и уверенно направляется к охранникам с решительным заявлением. – Он истощён, а во мне ещё полно сил. Сегодня вместо него иду я. Вам же без разницы кого тащить, так? - Меня не нужно защищать, я не позволю, - Джонхан с неожиданной мощью кидается вперёд, но его перехватывают поперёк груди и швыряют на матрас. - Заткнись и сиди, патлатый, - грозит ему пальцем охранник с похожими на грязь усами. – Мы любим амбициозных ребят, пусть наслаждается, пока может. Старший Хванун приходит в себя после жёсткого приземления и вскакивает снова, только когда за Минхёком закрывается дверь. Он оглушительно ударяет по ней ладонями, забывая про боль, и сталкивается с непоколебимым взглядом меж решёток оконной прорези. - Нахрена ты это делаешь?! - Я не хочу, чтобы ты проходил через ад ещё раз, ты уже и так настрадался больше, чем все мы, - он делает паузу. – И… спасибо за всё. - Нет, тупорылая ты мелочь, нет, я тебя об этом не просил! – Джонхан от бессилия и злости снова ударяет дверь, понимая, что тот заранее прощается на всякий случай. - Очень романтично, я сейчас расплачусь, - усмехается охранник, отпихивает Минхёка в коридор и ударяет в дверь кулаком со своей стороны. – А теперь заткни пасть, пока я тебе её не заклеил. - Да пошёл ты, - взвинченный Джонхан вскидывает средние пальцы и даёт по двери теперь уже ногой. – Я мозги твои поджарю и в жопу тебе запихну, ёбаный ты ублюдок. - Кто-то явно хочет получить по роже, фрик, - брови охранника сходятся на переносице, голос сквозит раздражением, не предвещающим ничего хорошего. Ключ снова возвращается в замок и раздается щелчок. Джонхан понимает, что он хоть и успел за несколько дней набраться сил, но все ещё слаб для рукопашного боя. Однако ему слишком осточертело быть бесхребетным куском мяса, он никогда таким и не являлся. Если подвернулся шанс поднять шумиху и устроить драку, он его не упустит. Возможно даже получится стащить из чужой кобуры Беретту и вынести чьи-нибудь мозги, пока не вынесли его собственные. - Отставить! – рявкает кто-то с дальнего конца коридора, вызывая в коридоре эхо, и вынимавшийся из петли замок замирает. – Травмирование Хванунов снижает концентрацию Энергии, идиот. Тронешь кого-то вне опасной ситуации – можешь готовить документы для перевода в канцелярию, будешь до гроба работать писарем и марки лизать. Какое-то время по ту сторону двери стоит напряжённая тишина. Слышно, как в одной из камер протекает труба. Затем в очередной раз щёлкает замок и ударяется о железную поверхность. - Так точно, мои извинения. В разрез с пристыженным голосом в окне тускло горят злые прищуренные глаза. Задетая гордость охранника грозилась перерасти в ответную месть, когда за ним не будут наблюдать старшие по званию. Но Джонхану на последствия было глубоко наплевать, он знал, что сегодня был его последний день в заключении. - Правильно, иди сначала начальству анусы пооблизывай, потом приходи сюда, поболтаем, говноед. - Юн Джонхан, до конца недели ты сидишь без еды и выходишь на смену каждый день, - вместо предыдущего охранника среди решёток появляется худое длинное лицо начальника блока, лишённое эмоций и практически неподвижное. - Да срать я хотел. Джонхан демонстрирует пальцы и ему, после чего разворачивается и падает обратно на матрас, переводя сбившееся от ярости дыхание. Давно у него не было таких ярких эмоций. Какое-то время у двери продолжают толпиться люди. Поняв, что больше выступлений не намечается, начальник блока отходит и Джонхан слышит, как он негромко, но чётко обращается к охране: - Никого к нему не пускать. Заходить только по трое. «Боитесь, суки, - хмыкает про себя Хванун не без доли гордости. – Ничего, вы сегодня своё ещё получите». Джонхан разматывает пожелтевшие от грязи бинты, пропитанные изнутри кровью. После попадания сюда ему было противно смотреть на свои ладони. Кожа стала багровая, с фиолетовыми пятнами и сотней не заживающих ран, часть из которых была покрыта засохшей коркой, а остальные же постоянно были влажные и с желтоватыми выделениями. Пальцы распухли и тряслись, спускающиеся по запястью вены напоминали дохлых червей. Джонхан не удивится, если после пары ударов кожа просто слезет с плоти. Впрочем, его это не остановит. Он будет выдавливать из себя Энергию, пока она не исчезнет до капли, даже если руки начнут плавиться и разлетаться на куски. Или пока его не пристрелят. Поступок Минхёка он считает максимально тупым и дурацким геройством. Джонхан не любит, когда его защищают, самолюбию это не нравится, остаётся отпечаток неотплаченного долга. К своему стыду, внутри всё равно осторожно выдыхает маленькое облегчение напополам с благодарностью. Мысль о генераторной вызывала тошноту, заставляя желудок неприятно скручиваться. По соседству с облегчением скребёт грудную клетку едкая вина. В конце концов, Минхёку придётся страдать за него и это с учётом того, что с прошлого сеанса прошли всего сутки. Когда коридор пустеет, смирившийся с тем, что изменить ничего уже нельзя, Джонхан встает с места, чтобы привести себя в порядок. Умываться водой из унитаза было мерзко, но чувствовать себя свиньей было намного хуже. Хванун всегда придерживался чистоты и ухоженности, по крайней мере, до того, как попал в Цитадель. Здесь обычно последние силы уходили на то, чтобы хотя бы доползти до замызганного матраса. Джонхану стало на себя наплевать, особенно когда разум начал покидать его измождённое тело. Однако этот день был исключением. Небольшой отдых и надежда на спасение постепенно раскапывали внутри того самого Джонхана, который ни за что бы не вышел из дома в мятой рубашке. Грязь сходит с лица, шеи и рук комками. Очень не хватало мыла, но приходилось довольствоваться тем, что есть. Холодная вода значительно освежает голову, дрожь как реакция на резкую смену температуры, а не как обычно на угрозу заставляет чувствовать себя живым. Мокрые волосы липнут к шее и уходит почти полчаса на то, чтобы высушить их сорванной с матраса тканью. Джонхан одевается, затягивает потуже шнурки на потрёпанных кроссовках, в которых его сюда привезли, и использует оторванную от штанины полоску в качестве ленты для волос. Зачесав отросшие пряди назад, он фиксирует их на затылке так, чтобы ничего не падало на глаза и не отвлекало. Разогнавшаяся по венам кровь пьянит и он решает размяться, напоминая телу о том, каким оно раньше было сильным. Цитадель учит терпению. Время здесь как густое тягучее болото. Джонхан приспособился отгораживаться от реальности, выходить за рамки таких понятий как часы и минуты. Он сохраняет восстановленное спокойствие, чётко понимая, что больше ничего не остаётся. Но тишина коридора давила на сознание, заставляла вставать и ходить по крошечному участку комнаты в попытке почувствовать хоть какое-то изменение обстановки. Нападение должно было состояться около десяти утра, именно в этот период обычно приезжали грузовики. Время шло и на злость самому себе в голову начали закрадываться сомнения. Что если дату пришлось перенести? Что если не получилось захватить машины? Что если их поймали на нижнем уровне и последний шанс на спасение уже был утрачен, а битва проиграна? Внутренности окаменели от нервов. Больше всего угнетало собственное бессилие. Даже если Кланы ворвутся в этот блок, окажутся прямо за стеной, он не сможет сделать равным счётом ничего, пока висит замок. Полная свобода будет получена только после того, как с рук слетят сдерживающие наручники. Участь беспомощного зрителя пугала намного сильнее ранений и смерти. Тишина на полном серьёзе начинала сводить с ума. Ему слышались звуки, которых на самом деле не было. Джонхан слышит шаги, бросается к двери и, прислушавшись, понимает, что ему показалось. Так происходит четыре, пять, шесть раз. Даже круглосуточно стонавший у стены мужчина внезапно затих, лишь изредка со свистом втягивая сырой воздух. Когда в ушах в очередной раз начинают шелестеть непонятные звуки, Хванун даёт себе хлёсткую пощёчину, чтобы собраться. Однако звуки становятся громче и ближе. Пальцы цепляются за прутья решётки на окне. Джонхан вытягивает шею, напряжённо замирая. Это абсолютно точно были шаги, причём не принадлежащие охране. Те никогда не пытались передвигаться тихо, топот их тяжёлых ботинок был слышен ещё с основного коридора. Шаги на мгновение замирают и слышится хруст резко смятой одежды и лёгкий удар о стену. Он не столько слышится, сколько чувствуется, дрожью отдаваясь по железной двери. Позвоночник леденеет в предвкушении, когда по полу в коридоре расползаются длинные тени и шаги звучат практически напротив. Если это окажется игрой воображения, то падать в реальность будет слишком противно. - Джонхан! - взъерошенный и непривычно серьёзный, Сунён едва не подпрыгивает на месте, когда поворачивает голову и видит в прорези окна знакомое измученное лицо. – Он здесь, он здесь! Яростные голоса шикают на него, прося притихнуть и не выдавать себя, но они перебиваются топотом Клана Каратов, которые кучей бросаются к двери, наваливаясь друг на друга и полностью наплевав на меры предосторожности. Они давно уже не дети, но сейчас радовались так, будто наткнулись на кучу подарков под ёлкой. Всё же внутри их души вымерли ещё не до конца. - Вы пришли, - Джонхан выдыхает, бешено водя взглядом по родным лицам и не веря в происходящее. - Тише, здесь может быть ещё охрана, - раздается где-то позади. - Нет, дальше по коридору всё пусто, - говорит Джонхан, впрочем, проглатывая последний слог, когда в поле зрения возникает один конкретный человек. Столпившиеся у двери люди расталкиваются и грубо оттягиваются буквально за шиворот. Часть из них тут же понимающе отходит, принимаясь за осмотр других камер. В окне ярче любого огня горят угольные глаза Сынчоля. - Ты живой, - голос лидера глухо отдаётся от стен, когда он припадает лбом к решётке и крепко сжимает дрожащие пальцы Хвануна, мир которого мгновенно сузился до одной точки в пространстве. – Господи, ты живой, я боялся, что…. - Знаю, - Джонхан сглатывает ком, качая головой. – Прости меня, я идиот, я поступил как полный придурок и подставил всех, особенно тебя. Я должен был тебя послушать. - Это уже неважно. Главное, что ты жив, сейчас мы тебя вытащим. Сынчоль, почувствовавший колоссальное облегчение, решительно распрямляет плечи, его лицо светлеет, подбородок воинственно поднимается. Он осматривает замок и даже не успевает отдать команду, как в его руку вкладываются ключи. - У вас три минуты. Наговоритесь, когда всё закончится, - Кихён, обыскавший вырубленного ранее охранника, пока все толпились у камеры, хлопает его по плечу и обращается к Джонхану. – С возвращением в строй. Последний щелчок замка, в этот раз несущий свободу. Жёсткий материал бронежилета царапает Хвануну щёку, когда он прижимается к крепкому плечу, обхватывая Сынчоля так сильно, что мышцы тут же сводит. Он практически потерял надежду на то, что когда-нибудь сможет сделать это снова. Каждую ночь он мысленно представлял себе дом, своих ребят и тепло Сынчоля. Вся боль тут же отходит на второй план, сменяясь радостью и ощущением уюта. Лидер кладёт одну ладонь ему на затылок, вторую на лопатки. Когда его горячий шёпот касается уха, Джонхан понимает, что его голос дрожит. Впервые за все года, что они знакомы, Сынчоль не смог сдержаться. Он нёс груз в себе, даже когда убил Чана, но сейчас дал себе слабину, позволив если не заплакать, то хотя бы показать свои человеческие эмоции. - Прости меня. Прости, что не пришёл раньше, прости. - Всё хорошо, не извиняйся. Я сам виноват, а Клан превыше всего. Ты сделал то, что должен был. Джонхан действительно не злился. Поначалу он может и испытывал эгоистичное желание быть спасённым, но затем осознал, что это была бы глупая смерть. Если ради его спасения Сынчоль должен отдать жизнь, то он тогда лучше сгниёт здесь, на старых матрасах. Сейчас ему уже наплевать на то, что было. От запаха сигарет и пороха приятно щиплет нос. В какой-то момент из головы совершенно вылетает то, где они находились и зачем. Гул за пределами камеры исчезает, размывается и в реальный мир их возвращает только напряженный голос, доносящийся из дверного прохода. - Ты не видел Минхёка? Заострившиеся черты лица Шону оттенялись светом, просачивающимся через проём и растворяющимся во тьме. Мускулы неподвижны, глаза сосредоточены, челюсти сжаты. На первый взгляд он казался спокойным, но после пары секунд становилось понятно, что всё его естество сочилось готовностью руками разрывать железо и пока он не достигнет своей цели, остановить его не сможет равным счётом ничего. - Он был со мной в камере, - глаза Джонхана широко распахиваются на середине предложения, когда он вспоминает, с чего начался их день, наполняются отпустившим было ужасом и он дёргается вперёд. – Они забрали его в генераторную, чёрт подери, этот идиот вызвался идти вместо меня, его срочно нужно доставать оттуда. Слышно, как хрустят сжавшиеся кулаки Шону. В поисках Минхёка он пробежал по всем камерам и то, что он там увидел, вызвало небывалую злость. Мысль о том, что с ним сейчас делают, буквально вызывала перед глазами красную пелену. - Аврора, остаётесь охранять блок и освобождать людей, Караты, за мной. Шону не был всеобщим лидером, в данный момент в блоке находилось ещё два и каждый командовал своим Кланом, но спорить с приказным тоном не стал никто. Оставив позади Джонхана, с которого снимали наручники, он быстрыми широкими шагами вёл группу обратно в длинный коридор. Системы оповещения были отключены, нижний этаж успешно зачищен, признаков паники ещё не наблюдалось. Рано или поздно вторжение обнаружат и тогда поднимется шум, здание начнёт шевелиться как подожжённый муравейник, а снаружи придёт в действие осада. Кланы разделились по блокам и приступили к зачистке. В длинном коридоре встречались лежащие на полу трупы тех, от кого они уже избавились по пути в блок Содержания, так что смысла прятаться в этой части этажа больше не было. Чем ближе была генераторная, тем сильнее мигали на потолке режущие глаза лампы. Металл под ногами вибрировал, свидетельствуя о работе чего-то очень мощного. Шону двигается стремительно и уверенно, подгоняемый адреналином. Его сознание было максимально сосредоточено на первостепенной цели. - Не теряй контроль, слышишь? – чеканит нагнавший его Кихён. – Будь осторожен. Если тебя сейчас пристрелят, всё будет без толку. Лидер молча кивает. Жар внутри разгорается сильнее с каждой секундой, наполняя тело силой и желанием поскорее её выпустить. Заставить обитающих здесь мразей ответить за всё то, что они натворили. Зона сможет вздохнуть спокойно и отпустить свою боль только после того, как все они сдохнут. У тонированной стеклянной двери генераторной приходится остановиться. Карта показывала, что там внутри был небольшой отрезок коридора, заканчивающийся последней дверью перед входом в основную часть. - Там сидит охрана, - выходит в начало колонны явно бежавший, чтобы успеть передать информацию, Сокмин. – Джонхан сказал три человека. Потом обычно подходит еще человек двадцать, не меньше. Подошли они уже или ещё нет неизвестно. - Можно запустить дымовую шашку. Начнётся кипишь – значит народу полно, устроим кровавую баню и будем стрелять, пока всё не затихнет, - предлагает Хёнвон, последний из отправившихся в этот блок членов Клана Экс. За те несколько секунд, что уходит на обсуждение позиций, происходит то, что трудно было предсказать. Карта прикладывается к сканнеру и дверь с щелчком открывается, вызывая у присутствующих удивление, а затем волну негодования и протестов. Управлял этой картой Шону, который явно не желал тратить время на разговоры о безопасности. Его встречает темноватое помещение и три пары озадаченных глаз. - Кто… Охранник не успевает договорить. Пуля пробивает его голову чуть выше правой брови. Буквально с секундной задержкой то же самое происходит и со вторым мужчиной. В каждой руке у Шону было по пистолету, однако смена положения давала последнему охраннику фору и шанс на ответный удар. Впрочем, ему удается лишь наполовину вытащить из-за пазухи Беретту – его висок точным выстрелом насквозь пробивает раздражённый Кихён. - Какого чёрта ты творишь? – он толкает Шону ладонями в грудь. – Что бы ты делал, если бы их здесь было двадцать? Я не смогу прикрыть тебя от толпы, ещё и без предупреждения, псих. - Мы не встретили наряд по пути сюда, а пройти по коридору, не заметив тела, не смог бы никто. Я не собираюсь тратить время на болтовню. Лидер отстраняется и решительно идёт ко входу в генераторную. Кихён раздражённо рычит под нос, позади раздаются недовольные вздохи. То, что с их мнением особо не считались, начинало давить на натянутые нервы. Большинство предпочитало придерживаться тактики обсуждение-шаг-обсуждение, а не вперёд-вперёд. Пока что приходилось придерживаться сумасшедшего темпа Шону и следовать за ним. Стоит последней двери открыться, как на несколько долгих секунд все недовольства и переживания отходят на второй план. Заставленное креслами помещение и нечеловеческие крики, которые до этого подавлялись специальным материалом, вызывают шок даже у тех, кто за свою жизнь не раз успел побывать под пулями. Кожа непроизвольно съёживается, позвоночник простреливает холодом. Фрески о кругах ада со стен церкви неподалеку внезапно получили звуковое сопровождение. Шону прикладывает нечеловеческие усилия, чтобы сразу не ринуться к ландышевым волосам, выделяющимся на фоне тёмных стен. Они не знали, как работают эти устройства, и без помощи оператора могли навредить как Хванунам, так и себе. Шону перескакивает через толстые провода и подходит к двери комнаты управления, с разбега выбивая её ногой. - Живо отключайте это дерьмо, - пистолеты направлены на застывшие лица оторопевших учёных, которые на мгновение теряют способность мыслить. – Я повторять не буду. - Вы не имеете права… Выстрел обрывает бессмысленную попытку переговоров. Бордовая жижа с серыми ошмётками отлетает к стене, тут же стекая вниз, к упавшему телу мужчины в некогда белом халате. - У вас секунда. Учёные вскрикивают от неожиданности и понимают, что смысла тянуть время нет. Девушка с длинным хвостом торопливо опускает рычаг вниз и оглушающее гудение затихает. - Вытаскивайте их. - Я открою перчатки, но остальное крепление нужно снимать вручную, - она задеревеневшими пальцами нажимает несколько кнопок, после чего из зала доносятся щелчки. – Пожалуйста, одумайтесь, это ради науки… Тем временем мужчина, стоящий позади неё, отчаянно нажимал на кнопку тревоги, не понимая, почему она не срабатывает. Шону замечает его действия и прожигает его полными ненависти глазами. - Приятно чувствовать себя беспомощным? – ответа не последовало, только затравленный взгляд, и Шону продолжает. – Покажи мне свои ладони. Ради науки. Учёный сопротивляется, осознавая, что просто так его не отпустят. По заострённому лицу скатывается пот, путаясь в курчавых бакенбардах. Чем дольше он оттягивает неизбежное, тем хуже будут последствия. Он вытягивает вспотевшие ладони, которые тряслись от животного страха, и только открывает рот, чтобы попросить пощады, как две пули с хрустом пробивают костяшки средних пальцев. Девушка дергается в сторону, закрывая лицо, мужчина начинает кричать и падает вниз, прижимая к животу руки. Кровь стремительно заливает пол. - Эту оставь мне, - в дверях стоит Кихён, молча наблюдавший за происходящим. – Мы с ней поговорим. Выпустивший пар Шону возвращает пистолеты в кобуру и тут же срывается с места. Он минует воющих людей, расталкивает остальных нападающих и на ходу снимает с себя кожаные перчатки. - Минхёк, - максимально осторожно он приподнимает болезненно сморщившееся лицо, обхватывая мокрые от слёз щёки. – Минхёк, ты слышишь меня? Вместо ответа раздается душераздирающий стон, перерастающий во всхлип, а затем кашель. Шону вытирает с его лица кровь, осматривает кресло и приступает к снятию креплений. Металлические перчатки на ладонях остаются последними и самыми болезненными. - Прости, прости, - приговаривает он, когда снимает руку с иголок и Минхёк надрывно скулит. – Ещё одна и всё. Испещрённые проколами ладони кровоточат, обессиленные руки обвисают плетьми. Шону поднимает с кресла изнурённое тело и аккуратно кладёт на пол, устраивая верхнюю часть туловища на своих коленях и прижимая его голову к себе. Им нужно срочно двигаться дальше, пока их не обнаружили, но лидер Клана Экс позволяет себе минутную слабость, упиваясь осознанием того, что Минхёк жив. Хотя то, в каком он был состоянии, драло изнутри и вызывало садистское желание вернуться в комнату управления и сломать оставшимся там уродам каждую кость по одной. - Вот бинты, - Хёнвон тихо подходит сбоку и опускается на колени, начиная вытирать и обматывать ладони. – Что нам делать дальше? - Узнайте у неё, когда придёт охрана. Встретим их в малом коридоре и двинемся на следующий уровень, к рабочим офисам. Ты останешься здесь, проследи за Хванунами, окажи необходимую помощь. Потом… - Шону, - слабо хрипит Минхёк, видимо среагировав на голос. – Шону… - Я здесь, - тут же отвечает лидер, снова приподнимая его лицо. – Минхёк, я с тобой, слышишь? Больше они тебя не тронут. Минхёк шумно всхлипывает, морщась. Он пытается открыть глаза, но когда с энной попытки ему это, наконец, удаётся, он видит только тёмное пятно, расплывающееся на фоне ламп. Сосредоточить не получается ни взгляд, ни мысли. Он снова под водой, снова тонет и захлебывается, как когда его столкнули с пирса, только теперь как будто с полностью содранной живьём кожей. Не ясно где начинаются и где заканчиваются собственные конечности. Болит всё. Всё, что существует в этом мире, пропитывается болью до самой последней молекулы. Голос Шону доносится отрывками и Хванун цепляется за него, пытается удержать, но он постоянно выскальзывает. Минхёк то выныривает на пару секунд, то в очередной раз уходит в густую душащую воду, заставляющую тело гореть. - Сейчас… мы должны… и когда… обещаю… - вырванные из потока лихорадки слова скользят по сознанию, становясь то громче, то тише. - …вернусь к тебе. Последнее, что помнит Минхёк из серии бессвязных кадров, это холод под спиной и приглушённые тяжёлым одеялом, сотканным из бреда, звуки выстрелов. Свет беспощадно жжёт веки, вырисовывая ядерного оттенка жёлтые круги прямо на зрачках. Глаза как будто плавятся, гудят, текут по вискам. Кожа разжижается, липнет к огромной сковороде, а мозг шипит на манер подгоревшего мяса, уже практически чёрного с одной стороны. Минхёк резко втягивает в себя воздух, когда сознание включается как по щелчку кнопки, и давится собственным сиплым дыханием. Кашель дерёт горло, изодранные губы покрываются кровью, которая неровными струйками стекает по подбородку. Он дышит неровно, с усилиями отвоёвывая каждый вдох. Внутренности горят, как будто даже лопаются, когда он с болезненным стоном переворачивается набок. Жёсткие от подсохшей крови бинты на руках тянутся вместе с прилипшей кожей. Минхёк опирается ладонью о пол и хватается второй рукой за железное кресло, пытаясь встать. Ногти скребут по поверхности, цепляясь за жёсткие ремни. Тело тут же отзывается жгучей волной, подкашивающей локти, и он едва не падает лицом обратно на пол. Спустя какое-то время получается сесть через свои глухие крики и похожие на дробление костей ощущения, но убери из-за спины опору – он рухнет. Приходится дать себе возможность перевести дыхание, исчезнувшее так критично, словно он пробежал по лестнице с десяток этажей. Мысли по-прежнему мутные, он не совсем понимает, где находится. Движения руководствовались инстинктом подняться, но никак не адекватным восприятием реальности. Глаза скользят по помещению и видят ряды кресел, между которых лежали неестественно выгнутые тела. Генераторная. Слишком тихо. Слишком мёртво. - Шону! – от внезапной вспышки воспоминаний тело подскакивает и Минхёк вскрикивает, быстро приходя в себя от эмоциональной реакции. – Шону здесь. В мозгу короткими отрезками мелькают слова. Хванун старается разогнать туман и вспомнить, что произошло, но ничего не выходит. Единственное, что он сейчас понимает, - нападение началось. Сказать хотя бы примерно сколько оно уже идёт невозможно. Минхёк чувствует прилив паники и адреналина. Куда ушёл Шону? Где вообще все? Тут он вспоминает про тела вокруг. - Вставай, - командует он себе, через боль заставляя себя опереться на колени. – Вставай, им нужна помощь. Некогда отдыхать, дерьма ты кусок. Вставай! Крик выходит свистящим, но в то же время достаточно сильным, чтобы отрезвить сознание ещё немного. Сжав зубы, Минхёк крепко цепляется руками за кресло, игнорируя бьющиеся в агонии мышцы, перемещается с коленей на корточки и затем через глухой скулёж встает, заставляя ноги выпрямиться. Он коротко переводит дыхание, после чего выпрямляет спину. Его шатает, причём шатает сильно, но он теперь хотя бы стоит. Мир вокруг кружится, трещит, ослепляет искрами, пытается свалить обратно. Колени трясутся в унисон позвонкам. - Твою мать. Минхёк матерился редко, практически не матерился совсем. В этот раз слова сами сорвались с губ, потому что увиденная картина вызвала у него шок вперемешку с ужасом. Такое он видел только в кошмарах. Позвоночник затрясло сильнее, горящие внутренности сжались в противный твёрдый ком. На полу лежали Хвануны, те самые, с которыми его привели утром. Их глаза бессмысленно смотрели перед собой, а одежда вся насквозь пропиталась кровью. Некоторые остались в креслах – красные капли стекали по железному корпусу вниз. Воздух пах сладким металлом. Рвотный позыв подавить не удалось, Минхёка стошнило в лужу крови, натёкшую от Хвануна слева. Он трясущейся рукой вытирает рот грязным рукавом, закрывая глаза и собираясь с духом. Он молится, чтобы среди этих тел не нашлось знакомых лиц. Вся его удача, кажется, ушла на то, что его не заметили, видимо посчитав уже мёртвым из-за залившей лицо крови из носа. Отпустив спинку кресла, Минхёк медленно шагает, прикладывая все усилия на то, чтобы держаться на ногах. Осторожно переступая через трупы и нелепо махая руками для поддержания баланса, он внимательно всматривается в каждого, чувствуя, как сердце испуганно долбит по рёбрам. Шаг, ещё один шаг и ещё. Ходить было сложно и больно, но адреналин неплохо справлялся со своей задачей. Походка выравнивается, подгоняемая нежеланием наступить на раскиданные конечности и волосы. Когда лицо последнего человека с застывшей гримасой смерти оказывается чужим, он рвано выдыхает от накатившего облегчения. Нижняя губа начинает трястись. Столько убитых ни за что людей. Он в ужасе впивается пальцами в волосы, но возвращает самообладание спустя несколько секунд. Нужно найти Шону. В комнате управления лежат тела трёх учёных. Хванун обыскивает шкафы в поисках оружия, однако не находит ничего полезного, даже обычного ножа. По крайней мере, на приборной панели находится ключ-карта для дверей. Когда он собирается уходить, лодыжку резко хватают горячие пальцы. Минхёк вздрагивает от неожиданности. Он думал, что здесь тоже все мертвы. Мужчина с простреленными ладонями и располосованной шеей, с которой свисали куски кожи, цепляется за его штанину и хрипит, видимо, прося помощи. Минхёк искренне поражается такой наглости. Помочь ему после всего, что он сделал? После такой немыслимой боли, через которую он заставил пройти сотни людей, включая его самого? Хванун без зазрения совести и не без доли жестокого удовольствия с максимального размаха, на который был способен в таком состоянии, пинает его ногой по лицу, заваливаясь на шкафы и роняя полки от силы, с которой его мотнуло вперёд. Голова мужчины дёргается, раздаётся треск и больше он не двигается. Не теряя времени, Минхёк ковыляет к двери. Карта срабатывает без задержки, раздаётся электронный писк. Он входит в полутёмный коридор и почти сразу же спотыкается. Пол был усеян людьми в форме, теми самыми, что отводили Хванунов в камеры после сеансов. Под ботинками хлюпало, чавкало, летели в стороны багровые капли. Если трупы в генераторной вызывали жалость, то эти не заслужили даже презрения, как и горстка учёных. Минхёк забирает себе Беретту и хладнокровно шарится по карманам, собирая патроны. Повернув голову, он вдруг замечает знакомое лицо на другом конце. - Хёнвон! Среди синей униформы охраны несильно выделялась чёрная одежда их Клана. Патроны летят в багровые лужи. Минхёк бросается вперёд, падает на колени, зацепившись за что-то, и, не обращая внимания на вспыхнувшую новой волной боль, отчаянно ползёт к нему, перелезая через тела, вдавливаясь ладонями в животы, носы, запястья. Сердце бьётся как сумасшедшее, от страха леденеют горящие огнём руки, оставляющие после себя красные следы на редких местах, где крови ещё не было. Он ведь не мог умереть? Он ведь не мог погибнуть прямо под боком Минхёка, пока тот валялся без сознания? Желудок испуганно скручивается прямо как в детстве, когда он свернул на свою улицу и увидел около дома скорую, в которую завозили накрытые белой тканью носилки. - Хёнвон, очнись, Хёнвон! – Минхёк подползает к нему и дрожащими руками переворачивает на спину, начиная хлопать по щекам. – Пожалуйста, ты не можешь так со мной… По правой стороне его лица стекает густая кровь, измазавшая волосы и теперь пропитывающая бинты Хвануна. Минхёк закусывает губу в попытке сдержать накатившую истерику, нужно включить трезвый ум. Он аккуратно раздвигает волосы, ища рану, уже не понимая действительно ли голова такая холодная или ему кажется. Наконец, пальцы нащупывают склизкую рассечённую кожу. Минхёк всматривается, одновременно ощупывая поверхность, и понимает, что это не пулевое ранение. Изо рта вырывается напряжённый выдох. Больше похоже на след от удара обо что-то тупое, значит голова не повреждена летально. Пальцы скользят вниз, к прикрытой воротом водолазки шее. Доверять своим чувствам в таком состоянии Хванун не хотел, боясь узнать правду, поэтому нащупывание сонной артерии и проверка пульса занимает время. Проходят секунды, затем минута и Минхёк практически не верит своим ощущениям. Под безымянным пальцем, единственным, чья фаланга не была пробита иглой, чувствуется слабое трепыхание. - Слава Богу, - срывающимся голосом шепчет Хванун, нервно смеясь. Он обращает внимание на одежду. Под полами куртки виднелся прочный бронежилет, надёжно обхватывающий худое тело. Чуть выше середины находилось небольшое отверстие и, как выяснилось, не сквозное, но весьма ощутимое. Достаточное, чтобы выбить из равновесия, особенно в потасовке. Минхёк расслабляет крепление, снимает передний отсек бронежилета и слышит едва различимый хрипящий вдох. Грудная клетка Хёнвона неравномерно поднималась и опускалась. Натянутые до звона нити внутри расслабляются. Живой, действительно живой. - Что мне с тобой делать? Минхёк спешно осматривается, не понимая, как лучше поступить. Он не может остаться, нужно срочно бежать к остальным, но и просто так оставить его тоже нельзя, это слишком опасно. Глаза лихорадочно бегают по сторонам, цепляются за стены, двери, трупы, провода. Скамья. У стены находилась широкая длинная скамья из чёрного металла, практически незаметная в царящем полумраке, с огромной выемкой для ящиков с инструментами внизу. Хванун берёт Хёнвона за подмышки, приподнимает и начинает тащить, приглушённо вскрикивая от боли, стрельнувшей по мышцам. Тело ещё не отошло до конца. Однако времени ждать нет, так что Минхёк секунду собирается с силами и, воя через сжатые зубы, волочет его по кровавым лужам, расталкивая ногой тела. Только начиная заталкивать Хёнвона под скамейку, он замечает предмет, висящий у него на спине и всё это время царапавший пол. Спортивный рекурсивный лук, тот самый, из которого он тренировался стрелять и который Чжухон модернизировал под него. Минхёк нахмуривает брови, не понимая откуда он тут взялся. Шону специально отдал его оставшемуся здесь Хёнвону, чтобы тот передал лук ему, если он вдруг будет в состоянии стрелять? Почему не арбалет? Ответ находится минутой позднее. На месте, где лежал Хёнвон, валяется опустошённый арбалет с раздробленной рукоятью. Лидер предусмотрел такую ситуацию и потому захватил ещё и лук, чтобы у Минхёка было хоть какое-то преимущество. Хванун слабо дёргает уголком губ. Шону действительно думает наперёд. Там же, у арбалета, находится и наушник, по которому Кланы держали друг с другом связь. Из треснувшего корпуса торчал оборванный провод. В кармане Хёнвона находится ещё один, видимо, предназначенный для Минхёка. Он вставляет его в ухо и включает, но не слышит ничего, кроме шипения и писка. Похоже, повредился при падении. Возможность связаться со своими людьми исчезает окончательно. - Мы придём за тобой, - обещает Минхёк, удостоверяясь в том, что со стороны под скамейкой ничего не видно и напоследок легко проходясь ладонью по ореховым волосам. Оружие прибавляет немного уверенности. Тот самый длинный коридор за дверью генераторной представляет собой достаточно авангардную выставку современного искусства. Через каждые несколько метров лежит очередной мёртвый охранник с маленькой лужей под собой. Пол усеян цепочками красных подошв. Тишина и обнадеживала, и нервировала одновременно. Минхёк намертво вцепился в пистолет, то осторожно идя и прислушиваясь, то переходя на бег. Коридор заканчивается. Широкая дверь, ведущая в переходный остров между блоками, была изрешечена пулями. Переступив через очередную мёртвую охрану, Минхёк прикладывает ключ-карту и готовится в случае чего стрелять без промедления. Переходный остров состоял из отделанного полированным металлом прямоугольника, от которого отходили два коридора: блок лабораторий категории высшего доступа, из которого вышел Хванун, и блок с хранилищем продовольствия. В правой стене находились два лифта, соединяющие отсеки Цитадели. Минхёк осторожно выглядывает и, убедившись, что никого нет, проходит вперёд. Через мгновение мир снова окрашивается звуками. За прочными стенами чеканили выстрелы, гремели взрывы, чей-то голос неразборчиво вещал в мегафон. Осада шла полным ходом и, судя по всему, оставшиеся в защите Кланы хорошо справлялись со своей задачей. По крайней мере пока что. Минхёк перебегает переходный остров и открывает дверь второго блока, тут же убирая карту обратно в карман и беря оружие наизготовку. Не услышав никакой ответной реакции, он заглядывает внутрь и видит картину, практически не отличающуюся от того, что было раньше: мёртвая охрана и кровавые следы. Значит, эту часть здания тоже зачистили. Возможно, кто-то оставался в помещениях в конце коридора, но тратить время на проверку не хотелось. Так или иначе, этот блок был закреплен за Кланом Кассиопея и Кланом ЭсДжей, а для Минхёка сейчас вопреки остаткам моральной ценности были в приоритете только свои друзья. Кнопка вызова лифта загорается синим. Минхёк постукивает ботинком по плинтусу, пока ждёт кабину. Когда двери открываются, на него в упор смотрят карие глаза. Рот широко распахнут, пшеничные волосы разметались по плечам, руки усыпаны бумагами. В переносице зияет дыра, от которой уходили вниз две тонкие красные дорожки. Девушка с заляпанным кровью бейджиком «Ким Суджин, исполнительный директор Блока Содержания» лежала у дальней стены лифта. Её ноги были неестественно повёрнуты и перекинуты в сторону, параллельно стене, чтобы не занимала много места. Минхёк смотрит на застывшую картину смерти практически безразлично. Несколько часов в генераторной выжали из него до капли мысли о том, что те, кто работает здесь, тоже люди и к ним надо относиться с пониманием. Люди так поступать не могут. То, что делали с ними, Хванунами, оправдать было нельзя. Он заходит внутрь и нажимает на кнопку «Отсек Управления». Приемная комната являла собой настоящее побоище. Явно дорогая плитка из чёрно-белого мрамора виднелась только в нескольких местах: пол был устлан ковром из тел и багровых рек. За стойками регистрации посетителей друг на друге лежали администраторы в строгих официальных костюмах. В свете массивной люстры блестели осколки ваз, телевизоров и стоек информации. Валялись сломанные стулья, выпавшее из мёртвых рук оружие, сброшенные со столов буклеты о красивой жизни в Зоне Корея. На стене пестрели огромные буквы, в нескольких местах пробитые пулями: «Во благо народа». Тревожно закусив изнутри щёку, Минхёк бегло осматривает новую порцию трупов. Среди них была всё та же охрана в синей форме, несколько Охотников, рабочий персонал данного Отсека и, к сожалению, знакомые лица. Два человека из Клана Аврора и один из Клана Шести. Минхёк не был хорошо с ними знаком, но внутри всё равно болезненно ёкает. На их месте мог оказаться любой из дорогих ему людей. Да и видеть остекленевшие глаза тех, с кем сидел за одним столом на Совете Кланов, слишком печально. Они все хотели лучшей жизни. От приемной, как и этажом ниже, отходили в стороны два коридора. Один вёл в Блок Управления Общественностью, другой в Блок Центрального Управления. В первом Блоке находились отделы, занимающиеся контролем транспортной системы, образования, трудоустройства, жилищных вопросов и всего, что касалось жизни в Зоне как таковой. Второй же отвечал за контроль исполнения этих процессов и, что самое главное, за правовую основополагающую функционирования Зоны и работы самой Цитадели, в частности. Именно второй Блок был их основной и конечной целью, так что Минхёк, немного поколебавшись, решает направиться туда. Он слишком долго отсиживался в стороне, пора окунуться в самую гущу событий. Все двери в коридоре были распахнуты настежь, некоторые криво свисали с петель. Значительная часть работников была убита на месте, в своих удобных кожаных креслах, с чашкой крепкого кофе в руках. В офисах попросторнее и, соответственно, с большим числом персонала картина немного отличалась. Вместо прямых попаданий в лоб и сердце пули пробили затылки, бока, спины, руки, которыми пытались прикрыться во время попытки побега. Запах документов в шуршащих файлах смешивался с терпким запахом стреляного пороха. И, конечно, с кровью, везде была разбрызгана кровь, иногда с кашей из частиц мозга. Вскользь проносится мысль о том, что на отмывание всего этого у них уйдёт несколько дней и пара литров моющего средства. Сердце резко набирает темп, когда издали начинают доноситься короткие выстрелы. Первые звуки внутри Цитадели за долгие минуты тишины, которая нервировала Хвануна намного сильнее. Абсолютная тишина, парившая над залежами трупов, заставляла думать о том, что всё вокруг вымерло и он остался совсем один в огромной братской могиле. Иронично, но выстрелы означали жизнь. Ноги сами переходят на бег. Стрельба становится громче, слышатся грозные голоса, требующие бросить оружие. Минхёку кажется, что он бежит по длинному трамплину, под которым плещется в нескольких сотнях метров ледяная вода. Она бурлит и пенится, готовая в любой момент укусить его острыми зубами за голые пятки. Разбег, прыжок. Яркий свет и вспышки летающих пуль встречают его на входе в круглое помещение, отделяющее всю остальную Цитадель от её сердца, ядра, за которое шла истошная борьба. Он видит синюю форму охраны, которая за колоннами перестреливалась с несколькими членами клана Каратов, и затем его взгляд натыкается на человека, ради которого он так торопился сюда. Шону стоял за высоким стендом и перезаряжал свой пистолет. Глаза Минхёка засекают движение и он видит Охотника, подбирающегося к лидеру с незащищённой стороны. Пистолеты никогда не были его оружием. Особенно учитывая то, что противники наверняка были в бронежилетах и, чтобы нанести им достаточный вред, нужно было очень тщательно прицеливаться, а это занимает время. Минхёк вытягивает перед собой лук и кладёт вторую руку на полку, предназначенную для стрелы, которой у него не было. Она и не была нужна. Короткий вдох-выдох, как подготовка к надвигающейся боли. Рука стремительно уходит назад, как будто вставляя невидимую стрелу, но вместо бессмысленного скольжения по воздуху появляется полоса Энергии. Устойчивая, сдерживаемая, напоминающая искрящуюся стрелу. Она утыкается в тетиву и вместо разрушения натягивает её, набирая силу удара. Результат ежедневных изнуряющих тренировок. Рука начинает хаотично дрожать и дробиться на составные частицы изнутри, но Минхёк стискивает зубы плотнее, заставляет её замереть на пару секунд и расслабляет пальцы, пока контроль над материей не испарился. Стрела проходит точно меж рёбер, вызывая нечеловеческий крик. Туловище Охотника искрится и через пару мгновений поражённая часть разлетается на куски, обнажая почерневшие лёгкие и сжавшееся в один горелый мешок сердце. Рука отлетает в сторону, глаза вылезают из орбит, челюсть криво застывает, после чего безжизненное тело летит вниз. Шону, не сразу осознавший, что произошло, выглядывает из-за укрытия, смотрит сначала на Охотника и только потом замечает Минхёка. Быстро оценив обстановку, он пользуется ступором явно шокированных противников, бросаясь к Хвануну. Минхёк хочет позвать его, но вместо этого обессиленно падает на колени, используя лук, как трость, не дающую упасть полностью. Остановившаяся было кровь начинает течь из ладони, тут же пропитывая бинты насквозь. Он находился у входа, на самом открытом пространстве, чем незамедлительно решила воспользоваться пришедшая в себя охрана. Наведённая на него Беретта делает выстрел, целясь если не в голову, то точно куда-то в плечо. За секунды до этого выскочивший вперёд Шону успевает дёрнуть Минхёка в сторону и оттащить за относительно безопасную колонну. - Ты ранен? – лидер обеспокоенно осматривает его и замечает ползущие по правой руке алые ручьи. – Так не пойдёт. Тебе нужно вернуться в… Минхёк обнимает его за шею, зарываясь лицом в мягкий ворот. Пальцы цепляются за одежду, пачкая её кровью. Рука горит, ладонь как будто опустили в чан с расплавленным металлом, но он сжимает её сильнее и пытается прижаться ближе. Это то, чего он хотел, бесформенным мешком валяясь на грязном матрасе. То, чего он хотел, переступая через трупы. Никогда не знаешь, что прикасаешься к кому-то в последний раз. Шону без слов понимает ход его мыслей. Они должны быть благодарны за то, что всё ещё живы. Исход у этого дня может быть любой. Шону обнимает его осторожно, боясь сделать больнее, чем уже было. Он слегка поворачивает голову и на несколько секунд прижимается губами к ландышевым волосам, прикрывая глаза, запоминая момент. Вокруг гремят выстрелы, кричат люди, падают вещи, но на одно короткое мгновение мир выключается. Хотя бы на одно мгновение. - Ты не можешь сражаться в таком состоянии, - в конце концов, лидер отстраняется и смотрит на него серьёзно. – Я приказал Хёнвону не спускать с тебя глаз. - Он без сознания, все оставшиеся в генераторной Хвануны убиты. Понимаешь? Они просто перестреляли их всех, когда они даже встать не могли. Я никуда не уйду. Эти сволочи должны ответить за всё, что сделали. - Минхёк, твои руки… - Плевать на мои руки. Члены Кланов мертвы, Шону, они мертвы, а мы здесь и боль – это самое меньшее, чем я могу отплатить им за их жертву. Я хочу помочь, я могу помочь. Напряжённое лицо Шону мрачнеет с каждым словом. Он пытался уберечь самое дорогое, пусть даже шёл против правила о том, что все члены Клана равны, и поставил одну жизнь выше всех остальных. И сделал бы это ещё раз. Но Минхёк был слишком упрямым, слишком правым. Он мог расчистить им путь, избавив от дальнейших жертв. Вопрос был лишь в том какой ценой и готов ли Шону её заплатить. - Круглый зал, всем отойти ко входу и занять оборонительные позиции, - палец лидера включает наушник, они с Минхёком не разрывают зрительного контакта. – Повторяю, всем отойти ко входу. Волна Энергии на подходе. - Спасибо, - Хванун кивает и быстро целует его, пока есть возможность. – Я буду в порядке. Он лжёт и они оба это знают. Минхёк разматывает бинты, срывая их с запёкшейся и прилипшей коркой, но не ведёт и бровью. Левая ладонь выглядела относительно сносно, по крайней мере, с неё ничего не текло. Правая ладонь распухла и напоминала багровое месиво. Кожа в некоторых местах отслаивалась. Шону яростно ведёт челюстью и отворачивается. Он осматривается, следя за тем, чтобы все люди покинули зону удара. Если он будет смотреть на то, как кривится от боли лицо Хвануна, то передумает и просто вырубит его чётким ударом рукояти. - Кто-то ещё остался? – ответом на вопрос Шону служит тишина и он решает, что пора действовать. – Всем держаться за колоннами. Минхёк засучивает рукава и встает. Слева он видит Вонхо и Кихёна, справа – Чжухона и Чангюна. Они озабоченно смотрели на него, с немым вопросом показывая пальцами на размазанное красное пятно под его ботинками. Хванун качает головой и губами шепчет, что всё нормально, затем напоследок улыбается каждому по очереди. Приятно снова быть со своей семьёй рядом. - Я готов. Подстрахуете? Он делает уверенные шаги вперёд и просит Шону передать команду, а затем отойти. Тот нехотя слушается и берёт пистолет наизготовку. «Всем занять позиции. Держаться на расстоянии, прикрываем с тыла». Нападающие показывают знак «окей», подтверждая принятие информации. Минхёк слышит на той стороне зала шаги и перешёптывание. Их противники пытались вычислить что происходит. Они явно не верили в то, что у него остались силы на что-то серьёзное, но обстановка им не нравилась. Хотя вероятность отступления маячила желанной надеждой, военные ресурсы были на исходе. Сил у Минхёка было, может, и не много, однако он нашёл отличный способ восполнять их в троекратном размере. Боль, горькая и жгучая. Боль, которой было пропитано его тело. Боль, которой была пропитана его душа. Боль за всех ни в чём неповинных людей, над которыми издевались, которых убили, даже не поморщившись. Он становился сильнее от того, что делало его слабым. Один решительный скачок в центральный проход, ставки сделаны. Минхёк поднимает руки и выпускает абсолютно бесконтрольный выброс Энергии в тех, кто среагировал на его появление. Снова начинают звучать выстрелы – падают тела. Кто-то из охраны пытается стрелять, вытянув из-за колонны один только пистолет. Движение ладони и оружие взрывается, осколками дробя руку, раздаётся крик. Через пару секунд Минхёк сам начинает кричать. Он чувствует, как кожа плавится, но продолжает идти вперёд, подбираясь ближе и заставляя вскакивать со своих мест тех, кто хорошо прятался. Брызгает из носа кровь. Руки трясутся, тело горит, как будто расходясь по швам, как будто он вернулся на кресло в генераторную, только теперь по своей воле. Понимая, что перестает чувствовать конечности, Минхёк решает сделать финальный рывок, вложившись в него полностью и без остатка. Пальцы скрючиваются, крик становится громче. Два потока Энергии разрастаются, сливаясь, наконец, в одну огромную искрящуюся бирюзой волну, которая пульсировала и билась так громко, что у всех присутствующих закладывает уши. Столы, использовавшиеся как баррикады, разлетаются в щепки. Всё, чего касается движущаяся вперёд волна, рушится, взрывается, превращается в пыль. Стенды, стулья, железные ящики, тела. Когда волна задевает одну из колонн, раздается грохот и разбившийся на тысячи осколков камень вонзается в стены, пробивая их практически насквозь. Оставшиеся Охотники срываются с места и бегут к выходу, за что тут же получают пули в спину. Вся вторая половина зала превратилась в развалины. Снеси волна ещё хотя бы две колонны - здание начало бы обваливаться прямо на них. Однако подобравшись к колоннам вплотную, Энергия себя исчерпала. Волна разрывается и трещит, мелькают световые вспышки, пока она с громким хлопком не исчезает совсем. Минхёка несильно отбрасывает назад, но он не в состоянии подставить ногу для опоры. Он летит вниз, прямо в груду осколков. У самого пола его успевает подхватить Шону, не давая голове коснуться разбившейся плитки. - Минхёк? Минхёк! Глаза Хвануна закрыты, дыхание рваное, грудь неритмично поднимается, тело дрожит. Хуже всего выглядели руки. Кожа с ладоней просто слезла, вся поверхность до локтей струилась кровью. Открытая плоть тоже была повреждена и висела маленькими кусками. - Ёбаный же пиздец, - подбежавший Чангюн приземляется рядом на колени и смотрит на Минхёка с несвойственным себе переживанием. – Он же не умрёт, да? - Не умрёт, - жёстко чеканит Шону больше для себя, чем для кого-то ещё. - Туда не должна попасть пыль, - с другой стороны опускается Кихён. – У кого-нибудь есть бинты? Несколько отрицательных качков головой. Все обступили их кругом и поражённо смотрели то на Минхёка, то на разрушенный зал. Эта сила пугала и очаровывала одновременно. В увиденное было сложно поверить. Если он смог нанести такой колоссальный урон в ослабленном состоянии, то на что он был способен в своей здоровой форме? Однако размышления должны были подождать. - Нам нужно двигаться дальше, - напоминает Минхао. – Мы даём им время подготовиться. - Я остаюсь здесь, - Шону поднимает голову. – Кто-то из оставшихся Охотников может появиться. - Ими занимаются остальные. Ты нам нужен, мы не знаем сколько там людей. - Больше я его не оставлю. - Здесь он в безопасности. - Я сказал… - Иди, - тихий хрип Минхёка заставляет остальных замолчать. – Я в норме. - Ты истекаешь кровью. - Я в норме, - упрямо повторяет Хванун, смотря на него из-под прикрытых век. – Ты должен быть там. Я догоню, когда отдохну. Пожалуйста. Шону тяжело выдыхает, стараясь сохранить самообладание. Этот парень его убивает. Упёртый, как осел, даже когда загибается от боли, и отказать ему просто невозможно. Лидер должен вести себя как лидер, но у Шону появилось слабое место, из-за которого его разрывало на две части. Так или иначе, Минхёк снова прав. Он обязан довести дело до конца и привести доверившихся ему людей к победе. Сначала ответственность, потом эмоции. Цель была уже близка. - Хорошо, - Шону касается бледной щеки. – Но ты больше ни при каких обстоятельствах не будешь использовать Энергию, только пистолет. Ты меня понял? - Да. Только пистолет. - Чжухон, отдай ему свой наушник. Будешь держаться меня. Всем приготовиться. Голос Шону возвращает жёсткий командный тон, лицо грубеет, мозг переключается в боевой режим. Чжухон садится на корточки, надевает на Минхёка наушник и аккуратно похлопывает его по плечу. - Борись, слышишь? Ты нам живым нужен, без тебя домой не пойдём. - Мы решили нажраться в тло, когда всё это закончится, как тебе такая идея? – кривит губами Вонхо, многозначительно щёлкая себя по шее. - Потрясно, - сипит Хванун, слабо улыбаясь. – Хочу соджу с яблоком и кихёнову кукурузу в сыре. - За твоей кукурузой ещё до магазина ехать надо, - Кихён подыгрывает каламбуру, после чего заглядывает в его глаза уже серьёзно. – Я рад, что ты с нами. И буду рад сильнее, если это так и останется. Если бы мог, Минхёк наверняка бы заплакал. Слишком много всего произошло за последние три дня. Он вспоминает с каким презрением Кихён смотрел на него первые недели и с каким беспокойством смотрел сейчас. С каким беспокойством смотрели на него все остальные. Он пришёл в Клан заложником, обречённым на смерть, а в итоге нашёл семью, которой у него никогда не было. Он даже не думал о том, что его жизнь чего-то стоит и он может быть кому-то нужным. Минхёк готов умирать за них сотни раз. И бороться до победного. - Выдвигаемся. Шону отдает команду и группа приходит в движение. Пора закончить начатое. Только Чангюн задерживается на пару лишних секунд перед тем, как их нагнать. - Я тебе таких пиздюлей вставлю, если ты сдохнешь, белобрысый, я найду тебя в аду и буду бить башкой об котёл, пока меня сам Сатана вилами не оттащит. Его спина исчезает в темноте коридора и Минхёк устало закрывает глаза. Только убедившись в том, что все отошли на достаточное расстояние, он позволяет себе протяжно заскулить, отчаянно хватая спёртый воздух. Вой эхом отдается от нашпигованных битым камнем стен. Руки лежали на холодном полу бесформенными мешками и жглись, как будто их положили под огромными факелами. Жутко хотелось пить, даже больше залить раскалённые внутренности, засыпать льдом, хоть как-то успокоить. Хотелось поддаться плавающей в сознании дымке и отключиться, но он бы себе не простил. В наушнике время от времени раздаются команды и короткие ответы. Минхёк открывает глаза и смотрит на идеально белый потолок, находящийся, кажется, на высоте двух, если даже не трёх полноценных этажей. В воздухе кружит пыль, мелькая в свете громоздкой люстры, больше подошедшей бы фойе театра, чем проходному пункту к правительственной палате Цитадели. Он вспоминает, как лежал так на грязном бетонном полу мебельного завода, когда его отпинали ногами по животу и бросили, отобрав крошечную зарплату за месяц. Тогда тоже по лицу текла кровь. По рукам бегали разряды Энергии, желающей выплеснуться и дать сдачи. Это был бы прямой и бесславный путь к Охотникам, поэтому он терпел. Всю жизнь только и делал, что терпел. «Враг слева, занять позиции», - наушник резко оживает и Хванун дергается, морщась. Началось. Последнее препятствие на пути к долгожданной свободе. Сейчас они все писали историю, творили судьбу, сражались за народ, который не подозревал об их существовании. А Минхёк опять отлёживается в стороне, отдыхает, купается в родной агонии. Подгоняемая раздражением обида жжётся практически так же, как превратившиеся в фарш ладони. - Вставай, - в тысячный раз за день шепчет себе Минхёк. – Нужно встать. Двадцать пять лет терпел и ещё потерпишь. Корпус кажется неподъёмным. Несколько тщетных попыток подняться заставляют капли пота скатиться по виску. Хванун рычит от боли и досады, но сдаваться не собирается. Если не получается что-то сделать, значит надо сменить тактику. Минхёк пытается повторить то, что провернул в генераторной. Он с трудом переворачивается набок, берёт короткую передышку и использует свой локоть как опору. Не сразу, но тело реагирует на мышечную тягу и, наконец, поднимается, заваливаясь в сторону. Минхёк мычит, стискивая зубы. Он шумно дышит через нос, стараясь перевернуться и не дать ладоням инстинктивно упереться в пол внутренней стороной, иначе от такого болевого разряда он мгновенно потеряет сознание. На это уходит несколько мучительных минут, но он встаёт на колени. Со лба падает несколько солёных капель. Минхёк упирается запястьями в пол и поднимает корпус. Отдышавшись, он медленно двигается к ближайшей колонне, которая должна помочь ему встать. Достигнув цели, Хванун обхватывает её и использует как опору, пока переставляет ноги с коленей на ступни. Минута уходит на то, чтобы собраться с силами и заставить себя выпрямиться. Минхёк давится стоном, когда по телу проходит недовольный его активностью разряд. Голова кружится и гудит, тело кажется невероятно тяжёлым и невероятно лёгким в то же время. Минхёк делает неуверенный шаг, проверяя свою устойчивость. Ненадёжно и шатко, но вроде стоять получается. Он промаргивается, стараясь восстановить адекватное восприятие окружающего мира, затем приступает к долгой дороге вперёд. Сколько ещё раз ему придётся заново учиться ходить? Переходы от колонны к колонне оказываются ужасно выматывающими. Наушник молчит, пугая неизвестностью, но Минхёк не хочет никого отвлекать, понимая, что это может стоить кому-то жизни. Он нетвердо, но целеустремлённо шагает, оставляя после себя капли стекающей по рукам крови. Миновав колонны и дойдя до входа в коридор, он ненадолго прижимается плечом к стене, чтобы передохнуть. Он уже точно не сможет встать, если упадёт. Спустя пару метров, Минхёк начинает слышать выстрелы. Относительно близко. Ещё немного и он будет там. Адреналин от переживания за происходящее на другом конце коридора придаёт сил, самую малость притупляя боль. Возможно, он просто к ней привык. Шаркающими шагами он продвигается вперёд, касаясь локтем стены, чтобы в случае резкого головокружения было обо что опереться. Наконец, на полу мелькают верхушки длинных теней. Дальняя сторона просторного помещения оканчивалась стеной из пуленепробиваемого стекла. За ней находился отделанный в кремовых тонах конференц-зал с огромным выключенным экраном, под которым находился пульт управления с чёрным микрофоном, величественно стоящим на специальной подставке. Минхёк видел этот кабинет по телевизору. Там главы Зоны в этот самый микрофон объявляли о праздниках, надвигающихся тайфунах, новых законах и увеличенных наградах за Хванунов. Сердце Цитадели. Её управленцы испуганно жались в стулья и долбили по кнопкам тревоги. Перед входом в кабинет были наскоро сооружены баррикады из притащенных сейфов, комодов и железных этажерок с документами. Что-то успели дотащить, что-то нет. За разбросанными по всему залу предметами прятались члены Кланов, выглядывая каждые несколько секунд и пытаясь выловить делающих то же самое охранников. Минхёк осматривается, после чего прижимается спиной к стене и ждёт. Это всё что ему оставалось. Собственное бессилие казалось унизительным. Как будто он намеренно пришёл на готовое, палец о палец не ударив. Эта мысль гнетёт так сильно, что он сосредотачивается на своём теле, пытаясь выцепить хотя бы намёк на восстановившуюся Энергию, но всё, что в нём было, это дымящиеся на углях мышцы и реагирующие на любое дуновение ветра распоротые ладони. Томительное ожидание наталкивает на новые сумасшедшие мысли. Минхёк изо всех сил прислушивается, воссоздавая в голове картину происходящего. Если он услышит крик знакомого голоса, то может броситься вперёд и отвлечь на себя внимание противников. Возможно, получится предотвратить чью-то смерть. Спустя пару минут к звукам боя примешивается что-то ещё. Минхёк не сразу понимает, что это раздается со стороны коридора. Как будто шаги, но только очень сильно шаркающие, волочащиеся по полу. Он резко поворачивает голову и чувствует, как внутри всё поджимается. Пытаться достать пистолет бессмысленно. Одно прикосновение к ладоням и его скрутит от боли. Единственный выход – на поле боя. Тень начинает показываться из-за угла. Оставалось буквально несколько шагов. Минхёк с трудом отталкивается от стены, готовясь бежать. Он уже дергает ногой в сторону, как человек попадает в его поле зрения. - Джонхан! – тихо вскрикивает он, узнавая растрепавшиеся волосы. - И ты здесь? Живучий ты сукин сын. Старший Хванун криво улыбается. Его лицо было измазано кровавой грязью, на щеке появилась ссадина, глаза стали красные и опухшие. Плетьми мотающиеся руки выглядели почти так же убито. - Как будто через мясорубку пропустили, да? – Минхёк кивает на них головой, понимающе щурясь. - Лучше бы их пропустили через мясорубку и отрезали к хренам, - глухо стонет Джонхан, подходя к нему и измученно откидываясь на стену. – Как обстановка? - Их осталось мало, но они хорошо держат оборону. Главное, чтобы хватило патронов. - Должно хватить. Наши бы не пришли пустыми, а эти идиоты не были готовы к нападению. Стоит ему договорить, как стабильные серии выстрелов меняются. Начавшаяся было очередь прерывается одним выстрелом, за которым следует звук падения оружия, а затем и тела. Хвануны напряжённо замирают, не зная кто это был. «Остался один», - раздаётся в наушнике голос Вонхо и Минхёк облегченно выдыхает. - Не наш? - Нет. Остался последний. «Окружаем, - командует Шону. – Сунён, Хансоль, Джису, обходите справа, через коробки. Экс, мы идём слева, за сейфами, остальные прикрывают. Никому не вылезать». Минхёк передает то, что услышал, и нервно закусывает бледную губу, вслушиваясь. Они не могут никого потерять, когда победа так близко. Они должны выбраться отсюда все вместе, как и планировали. Новая череда выстрелов, стремительный топот, шум падающих предметов и снова выстрелы, за которыми следует тишина. Горло сковывает паника, воздух спотыкается где-то в лёгких. - Ну что, ебланы, сейчас вам настанет пизда, - едва ли не хохочет на весь зал Чангюн и Минхёк с Джонханом недоверчиво переглядываются. - Мы… мы победили? – растерянно шепчет Джонхан. К чёрту, Минхёк был на грани того, чтобы сойти с ума. Он выскакивает в зал и видит, что все нападающие стоят перед стеклянной стеной и готовятся открывать последнюю на их пути к цели дверь. - Мы победили, - изумленно подтвердил младший Хванун, привлекая внимание остальных и видя на их лицах слабые улыбки, после чего оборачивается к Джонхану. – Мы побе… Всё случается так быстро, что он не сразу понимает, что произошло. Они были настолько поглощены действием в зале, что слишком поздно услышали шаги. Минхёк их не услышал совсем. Когда он оборачивается, то успевает увидеть спину Джонхана, его руки, раскинутые в попытке загородить собой Минхёка, а чуть поодаль Охотника. Выстрел раздается всего на долю секунды позднее. Тело Джонхана дёргается, когда его пронзает пуля, застревая в груди. Он делает надрывный вдох, но яростно бросается вперёд, выставляя ладони. Разряд Энергии молниеносно бороздит плитку и ярко взрывается, сталкиваясь с телом, разрывая его на части. Джонхана отбрасывает назад и он падает на Минхёка, снося того на пол. - Джонхан? – Минхёк тут же испуганно подскакивает и хватает его за плечи, не обращая внимания на вспыхнувшие адским пламенем ладони. – Джонхан, ты… На груди старшего Хвануна растёт алое пятно, растекаясь по животу. Изо рта вырывается всхлип, бульканье, брызгает кровь. - Нет, ты не можешь умереть, слышишь? Нет, – трясущимися губами тараторит Минхёк, бешено водя по нему руками и не понимая что делать. - Ты не можешь, Джонхан, мы же победили! - Побе… дили… - Да, мы победили. Не смей сдаваться, понял? А как же Сынчоль, как же Клан, как же… - Сынчоля больше нет, - прерывисто хрипит Джонхан, делает надрывный вдох и отчаянно хватает его за запястье. – Сынчоля нет, так что присмотрите за нашими ребятами. Ладно? Они хорошие, они правда очень… - Джонхан? Джонхан! Он хватает ртом воздух и кашляет, давясь кровью. Из груди начинает течь с новой силой. Глаза закатываются, тело напрягается, выгибаясь как от сильной судороги. Громкий всхлип, спина падает обратно, грудь опускается вниз и больше не двигается. - Джонхан! – Минхёк трясёт его за плечи, размазывая по кофте свою кровь. – Нет, нет! Минхёк воет в голос, даже не замечая, как их окружают остальные. Его оттаскивают в сторону, поднимая за талию, но Минхёк вырывается и падает на колени. Всё его тело дрожит от рыданий, руки пылают, как никогда раньше, горячие слёзы жгут щёки, голос пропадает. Он шатается, практически падая, и его снова ловят, крепко обхватывая. - Нет, нет, этого не может быть, - надрывно шепчет он, снова обретая способность говорить. – Он не должен был меня защищать, он… - Он сделал то, что посчитал нужным, - голос Шону (Минхёк только сейчас смог краем сознания понять, что его держит Шону) немного приводит в себя. – Мне жаль, Минхёк. Внутри раскатисто ноет огромная дыра. Горло сжато спазмом, воздух вырывается кусками. Как когда его не пустили в машину скорой помощи к уже остывшей бабушке. Как когда он один сидел на прощальной церемонии. Как когда держал в руках урну с её прахом. Над Джонханом склонились члены Клана Каратов, цепляясь за плечи друг друга. Они в один миг потеряли тех, кто подарил им дом и семью. А Минхёк всего лишь потерял наставника, без которого так бы и не смог стать тем, кем является сейчас. Потерял духовного брата. Хванун заставляет Шону отпустить его и ползёт к ним, игнорируя боль. Он встает на колени, делая глубокий поклон, упираясь лбом в раздробленную плитку. - Простите меня. Мне так жаль, что он погиб из-за меня. Мне правда так сильно жаль… Слёзы стекают по носу, падая в пыль, слова застревают. Хванун ненавидит себя. Он даже плакать права не имеет. По его вине умер человек, который, как и он, всего лишь хотел помочь другим. И если его сейчас закидают камнями, он будет не против. Вместо камней, он чувствует на своей спине руки. Эти руки поднимают его с пола и обхватывают, обнимая. Затем кто-то обнимает его со спины. Караты собираются вокруг, поддерживая друг друга в самый тяжёлый для них момент. Даже вопреки удушающей дымке собственного горя, они понимают, как чувствует себя Минхёк, и вместо осуждения принимают его к себе. В убийцах тоже осталась своя святость. - Он бы всё равно пошёл за Сынчолем, - тихо говорит Мингю подрагивающим голосом, но все слышат. – Ты не виноват, этот ублюдок просто нашёл способ уйти эффектно. По залу проносится грустный смех через колющую скорбь. Возможно так она немного притупится. В конце концов, ничего ещё не окончено. Пора сделать финальный шаг. - Ты можешь идти? – рядом опускается Шону, когда Караты начинают уходить в сторону конференц-зала, прикрыв Джонхана курткой. - Помоги встать. Ходить, держась за плечи лидера, становится намного проще. Хотя бы не было страха упасть, потому что его надежно держали. Минхёк утирает слёзы, размазывая по лицу кровь с руки, и решительно поднимает голову. Он дойдёт до конца за них обоих. Нужно собраться с силами в последний раз, окунуться в свою личную трагедию он сможет потом. Ради всех, кто сегодня погиб. Расшвыриваются с дороги баррикады. Щёлкает ключ-карта. Поворачивается ключ в увесистом замке. Стеклянная дверь открывается, уничтожая последнее препятствие к сердцу Цитадели. Четыре главы Зоны тут же начинают наперебой торговаться. - Пожалуйста, опустите оружие! Давайте договоримся. У нас есть деньги, много денег. - Вы получите всё, о чём попросите, мы можем сотрудничать, так ведь? Взаимовыгодное партнёрство. - Вот тут есть все данные, всё, что вам может понадобиться. - Мы работаем только ради вас, во благо народа, наши исследования – это ключ к величию нации. - Во благо народа? – Вонхо усмехается, с презрением смотря на суетящуюся кучу. – Вы людей как собак отстреливаете во благо народа, поганые вы куски дерьма? - Это было необходимо для поддержания порядка. Ничто не должно препятствовать развитию науки. - Привяжем вас к столбам и оставим в центре города, как вам такая наука? – выходит вперёд Вону, сжимая кулаки. - Подожди, - тормозит его Кихён и обращается к главам. – Вы сказали, что можете дать нам всё, о чём попросим. - Всё что угодно, конечно, - они энергично кивают головами. – Только попросите. - Верните нам наши семьи. В конференц-зале резко воцаряется тишина. Твёрдые, но такие до безумия измученные взгляды прожигают четырёх оторопевших мужчин насквозь. Самое дорогое сердцу желание здесь у всех было одно – вернуть тех, кого они потеряли. Самое дорогое и самое неисполнимое. Слова, которые так давно хотелось произнести вслух. - Оживите всех, кто умер по вашей вине. Отмотайте время назад и предотвратите эту массовую резню, - голос Кихёна отражается от выхолощенных стен. – Пока вы отдаёте указания, сидя в своих сраных креслах, людей убивают ни за что. Их расстреливали сотнями в день. Детей, взрослых, стариков. Убивали всех, кто хоть чем-то не устраивал вас или Охотников. Нам не нужны ваши деньги из крови. Нам нужна ваша кровь. Переговоры на этом заканчиваются. Пистолеты тоже убираются в кобуру. Чжухон, Чангюн и Вонхо вместе с Кланом Каратов забирают глав и выводят их обратно в зал. Для таких беспринципных мразей расстрел был слишком великодушным. Они любили мучить людей, а значит заслужили такого же отношения. Достаются ножи и начинается игра в то, кто быстрее сдохнет от болевого шока. Кто-то говорит, что месть не может успокоить душу, но они были с этим не согласны. Кихён закрывает дверь, чтобы заблокировать истеричные вопли. Шону осторожно сажает Минхёка на стул, на пару секунд признательно прижимаясь к нему лбом. Остаётся только микрофон, ради которого они так долго сюда добирались. Кусок железа, окрашенный в чёрный и контролирующий целую Зону. Всё, что в него говорилось, априори становилось непреложной истиной. Шону замирает, понимая, что его слова изменят всё. Он переглядывается с Минхёком и Кихёном. Два самых близких ему человека уверенно кивают. - Говорит представитель альянса Кланов, борющихся с несправедливой системой, которая двадцать шесть лет назад взяла контроль над нашей Зоной, а тогда ещё государством Корея. Цитадель официально пала. Старая власть уничтожена, помещение зачищено сверху-донизу. Все, кто пытается прорваться через оборону, будут убиты. Ваших лидеров больше нет. Наше подкрепление уже зажимает вас с обратной стороны. Сложите оружие и сдайтесь, тогда вас пощадят. Голос Шону доносится из каждой существующей в Зоне колонки, ветром разносясь по холодному зимнему воздуху. Люди застывают, удивлённо озираясь по сторонам. Находящиеся в обороне Кланы поворачивают голову к высшему отсеку Цитадели, не веря тому, что всё закончилось. Машины Охотников нерешительно останавливаются у ворот. - Начинается новая эра. Вместо прежней власти Зоной будет управлять ЮНИТ, состоящий из лидеров Кланов, которые боролись сегодня за нашу с вами свободу. Больше не нужно бояться. Больше не нужно прятаться. Хвануны – не враги народа. Любое гонение на них будет наказываться по новым Законам. Через неделю работа Цитадели будет преобразована полностью. Те, чьи родные и знакомые попали за эти стены, но так и не выбрались, смогут обратиться сюда за информацией. Выживших здесь Хванунов мало, но они есть. Они получат надлежащий уход и смогут покинуть Цитадель, когда им позволит здоровье. Все датчики будут уничтожены. Объявляется свобода взглядов, мнений и полная гласность. Охотников, не сдавших оружие, ждёт смертная казнь. Мы будем готовы услышать ваши предложения по поводу улучшения жизни в Зоне. Мы будем вести переговоры с остальным миром по поводу уничтожения барьеров. Мы построим государство, в котором все люди имеют равные права и в котором не страшно озвучить свой голос.

ЭПИЛОГ

Среди жарких летних дней наконец-то выдался прохладный спокойный вечер, когда можно было выключить кондиционеры и открыть настежь окна, проветривая пропахший древесиной дом. Минхёк закидывает в рюкзак покрытую каплями бутылку домашнего лимонада, устраивает сверху сэндвичи и кладёт печенье. Надев рюкзак на спину, он берёт со стола свои перчатки без пальцев и выходит. Гостиная вызывает вопросы своим нетипичным видом, заставляя остановиться в проходе. На диване лежала большая красная спортивная сумка, в которую Вонхо с усердием заталкивал украденную из серванта бутылку вина. Стол был аккуратно убран, раскиданные обычно книги лежали стопкой. Вместо тренировочных штанов на Вонхо были джинсы и летящая мятная рубашка. - Ты куда-то собрался? - Чёрт, тихо уйти не получилось, - парень смеётся, наигранно хлопая ладонью о ладонь. - Так в итоге? - Уезжаю в Кёнджу. Решил, что пора уже навестить мою милую невесту. Надо убраться в её полке в колумбарии, протереть урну, принести её любимые цветы. Мне много чего нужно ей рассказать, - Вонхо, наконец, заталкивает бутылку в сумку и удовлетворённо закрывает замок. – Потом поеду к морю. Я присмотрел хорошую лачугу в Ульсане, прямо на берегу. Там недалеко есть кузница, думаю поучиться ковать свои собственные ножи. - Подожди. Ты прямо уезжаешь-УЕЗЖАЕШЬ? – Минхёк оторопело вскидывает брови. - Да, уезжаю. Я хочу отдохнуть от всего этого дерьма, которое было. Отвлечься на что-то другое. - Но ты вернешься обратно? Вонхо замечает его погрустневшее лицо и хмыкает, шумно выдыхая через нос. Он подходит к Минхёку в серьёзной тишине, как обычно подходят к пациенту, чтобы сообщить плохую новость, но только чтобы затем отвесить лёгкий подзатыльник. - Дубина, ну что за тупой вопрос? Куда же вы от меня денетесь, кучка унылых монашек? Конечно, я вернусь, у меня кроме вас никого и нет. Имею я право на отпуск, в конце концов, или что? Минхёк обиженно потирает голову и толкает его локтем. Нельзя людей такими новостями пугать, он же искренне переживает. - Ты к Шону? Тебя подвезти? Красная как кайенский перец Ауди Вонхо несётся по шоссе, обгоняя все остальные машины. Лёгкая и быстрая, она буквально летела по дороге, в три раза быстрее преодолевая расстояние до въезда в город. Маленькая детская мечта Минхёка была исполнена. Правда он окаменевшими ногами упирался в пол, молясь о том, чтобы они не впечатались в какой-нибудь грузовик. Вонхо крепко хлопает его по спине, когда они прощаются у Цитадели. Минхёк провожает рванувшую с места машину взглядом и затем разворачивается, ступая на каменную дорожку. Вокруг цвели ярко-зелёные кусты, доходившие ему до колен. Пахло скошенной травой и чем-то сладким из булочной на другой стороне дороги. На газоне сверкали капли, ещё не высохшие после автоматической вечерней поливки. У фонтана толпились дети, тыкавшие пальцами в плавающих там рыб. Их родители сидели на скамейках неподалёку, что-то увлечённо обсуждая. Парк перед входом в Цитадель как обычно был оживлённый, но не настолько, чтобы это нарушало общую атмосферу покоя. Лиловое небо постепенно оборачивалось оттенком персиков. Воздух стал заметно свежее. Минхёк проходит вглубь парка и останавливается у огромного мемориала, испещрённого именами. Глаза быстро находят две нужные надписи: «Юн Джонхан», «Чхве Сынчоль». Он прикладывает большой палец поочередно к двум выемкам, находившимся справа от имён, и позволяет выйти крошечному потоку Энергии. Выемки тут же загораются мягким лазурным цветом. Здесь Хвануны могли отдать дань памяти тем, кого уже нет. Заряженный Энергией огонёк будет гореть всю ночь. - Ты сегодня рано, - тихо подошедший сзади Шону ерошит ландышевые волосы, вызывая на губах улыбку. - Ты тоже рано освободился. Всё нормально? - Да, есть хорошие новости. Шону берёт его за руку и они неспешно шагают к скамейке на другой стороне парка, откуда открывался вид на традиционную часть города. После пересадки кожи прошло полтора года, но чувствительность на ладонях была очень слабая. Врачи не давали по этому поводу обнадёживающих прогнозов, а Минхёк был рад уже тому, что в принципе остался с рабочими руками, пусть даже пальцы уже не слушались его так хорошо, как прежде. В конце концов, могло быть хуже. Жизнь научила его радоваться тому, что есть, и ценить каждый момент. - Так что за новости? – спрашивает Хванун, когда они раскладывают на скамейке продукты из его рюкзака и разливают лимонад. - Представители остальных Зон согласились запустить пробный проект открытия барьеров. Не более пятисот человек на каждое государство. Время пребывания будет ограничено месяцем, но если всё пройдёт без проблем, то постепенно квота лиц и времени будет увеличена. Возможно, через несколько лет получится восстановить систему виз или придумать ей альтернативу. - Это же здорово, - глаза Минхёка смешно расширяются, когда он радостно взмахивает сэндвичем. – Получается, что Чангюн сможет поехать в Америку и попробовать найти родителей, да? - Да, для него я место точно выделю. Я пытался запросить данные обо всех корейских иностранцах, которые не смогли вернуться на родину, но пока что они дают отрицательные ответы. Кихён вроде бы смог уговорить одного представителя на то, чтобы данные родителей Чангюна пробили по местной базе, когда он лично подаст там заявку. - Он будет скакать до потолка, когда вы ему скажете. Все мозги нам выел этим. - Его можно понять. - Да я в этом плане ничего и не говорю, - Минхёк пожимает плечами и после длительной тишины продолжает. – В общем, жизнь как будто наладилась, а? - Да, - после небольшой паузы отвечает Шону. – Как только прекратились восстания, стало намного проще. Клановая полиция работает хорошо. - И ты начал возвращаться домой. - Теперь можно не торчать в Цитадели сутками, всё под контролем. А ты до сих пор по привычке привозишь мне еду. - Эй, это хорошая традиция, - Минхёк шлепает его тыльной стороной ладони по бедру. – Мы как будто на свидании. - Обещаю, я свожу тебя на Чеджу, когда стану посвободнее, - Шону мягко сжимает его запястье чуть выше края перчатки, скрывающей шрамы. - Мне и тут неплохо. Я люблю гулять с тобой и заезжать по дороге в супермаркет. - И закупать тарами гранатовый сок. - И закупать тарами гранатовый сок, - соглашается Минхёк, тихо смеясь себе под нос. – Ну что, пойдём? Прошедшие полтора года были непростыми. Ломать что-то и отстраивать заново – процесс трудоёмкий, энергозатратный и требующий идти на компромиссы. Договариваться в ЮНИТе поначалу было непросто, затем было очень тяжело, они фактически шатались на грани раскола, но в итоге смогли прийти к общему мнению. Люди долго не верили в произошедшее, отказывались его принимать, боясь, что уровень жизни опустится ещё ниже. Время шло и, увидев, что Охотники исчезли с улиц, а Цитадель начала преобразовываться, тревога крохотными шагами приступила к отступлению. В людских сердцах снова начали гореть яркие краски. Минхёк целый год то возвращался в больницу, то выписывался. Заживление шло медленно, с осложнениями, отсутствие рядом Шону, который разрывался между Цитаделью и Логовом, подливало масла в огонь. Члены Клана тоже ходили на взводе. Кто-то должен был помогать Минхёку дома, кто-то должен был помогать Шону, кто-то должен был участвовать в патрулях и проводить зачистки лагерей оппозиции. Однако они справились. Поддерживая друг друга и проявляя понимание, они смогли сохранить свою маленькую семью, свой надёжный Клан Экс. Семь человек с разбитым прошлым и одной мечтой стали краеугольным камнем огромной истории. И эта история только начиналась.