— Ты целовался когда-нибудь, Мидория? — с лёгкой усмешкой и самым нетерпеливым тоном спросил Каминари, легко толкая своего засмущавшегося друга в бок.
— Прекрати-прекрати! Конечно же он уже целованный, как же, наш геройчик номер один, — разрываясь от смеха подхватил Серо, поднимая стакан с пивом вверх, приглашая весь «А» класс к сплетению и опустошению их напитков.
Послышался громкий смех и счастливые крики, только Бакуго хмурил брови и недовольно шептал Киришиме, что ему пора прекращать смешивать напитки. Да, он никогда не бросит своего друга, но тащить его безжизненное тело в собственных извержениях не входило в его планы. Не сегодня.
— А если честно, это же Урарака? — совсем не к месту решил продолжить Денки. Казалось, этого паренька невозможно было заставить заткнуться, словно эмоции и чувства других людей его не волновали, только вечные грязные шутки и стёб. — Вы встречались же, наверное, не только поцелов…
— Ну, всё, дружок, отбой. — сильно шлёпнув блондина по голове, решил ворваться в эту нелепую ситуацию Иида, с сочувствием наблюдая за красным Мидорией, который не думая прерваться, заливал в себя какой-то сильноалкогольный коктлейль прямо с горлышка бутылки. — ты тоже, Изуку! — возмутился староста.
Сегодняшний день был особенно важным для каждого ученика и никто не остался равнодушным к идее отметить свой выпускной, ведь, возможно, ребята больше никогда не смогут встретиться и также весело провести время вместе. Это было так невыносимо странно и неожиданно — отпускать людей, с которыми ты три года делил одно общежитие, один класс, учителей и бесчисленное количество сложных заданий. Всё это уходит в запылившуюся папочку в голове под названием «школьные годы». Ваши пути в момент расходятся, больше не будет новых совместных историй, которые ты будешь вспоминать в старости, с печальной улыбкой листая потёртый и потрёпанный временем школьный альбом.
Сегодня все прощались с учителями, с академией, со своими школьными друзьями, со своей первой любовью и странными, мерзкими чувствами к своему однокласснику. Бакуго планировал сегодня не пить совсем, но прежде чем Красноволосая-заноса-в-жопе нахерачилась сама, она успела влить в своего друга приличное количество вина с водкой. Блондина везло не по-детски, хотя он старательно скрывал это за маленькой ямочкой над бровями и самым ненавистным взглядом к своим друзьям.
Везло пиздецки, ведь из всех девятнадцати одноклассников, взгляд останавливался не на прекрасной и обворожительной Яойрозу, не на милашке-бывшей Изуку и даже не на очаровательной Мине, а на этой кучерявой зелёной ботанской голове. Бакуго захотелось сплюнуть. Алкоголь так подействовал на него или Мидория всегда был таким милым и симпатичным? Хорошо, теперь блондин понял, что именно нашла в нём Очако, но найдёт ли Деку что-то в Бакуго, что смог найти в своей бывшей девушке?
Нет, Кацуки никогда не сталкивался с низкой самооценкой и не уходил в ебанутые мысли, просто сейчас захотелось подраматизировать, подойти к другу детства, сказать какую-нибудь сопливую хуйню, типа «Бля, знаешь, я ебать тебя люблю три года… Смешно, да? Мне тоже пиздецки, ведь я такой еблан, на которого ты теперь даже не посмотришь.»
— Знал бы ты только, как я хочу тебя поцеловать… — прошептал Бакуго, разглядывая красную жидкость на дне стакана.
— Братааан, — взмолил Кири, укладываясь на плечо своего верного друга. — Я ссать хочу. — ни капли не смущаясь, завопил он.
Блондин спокойно поднялся со стула, хотя в любом другом удобном случае он бы навтыкал этому дебилу и ушёл куда подальше, но сейчас просто невозможно было пилить взглядом свою мечту влажных снов и проеб всей своей жизни номер один. Красноволосый качнулся в его сторону, подхватить его за талию, перекинув руку через плечо оказалось труднее, чем отпиздить Всемогущего в самый рассвет его сил. Закачавшись вперёд, парни удалились в уборную.
— Бакуго, помоги вытащить, братан, — ныл Киришима, оттягивая трусы, пока Бакуго вжимаясь в стенку, пытался удержать своего горе друга над писсуаром, чтобы тот не зассал всё вокруг.
— Слушай, держи свои семь с половиной ровно или будешь ссать под себя на полу, когда я тебе пропишу. — огрызался Бакуго.
— Да у меня все семнадцать и девяносто, — возмутился красноволосый, словно угроза его жизни была обычным делом в дружбе с Бакуго.
— Прошу прощения. — раздалось тихо сзади и Бакуго захотелось сдохнуть, ведь он прекрасно знал, кто так по-тупому всегда и везде извиняется. — Каччан, тебе помочь? — спросил он.
Кацуки был уверен, что эта обычная фраза, которая произносится чисто из-за уважения, ответ на которую должен быть «Нет, спасибо», а после «Ну, отлично, я тогда отолью, а ты и дальше мучайся со своим другом.» И от осознания, насколько это правдоподобно, насколько невозможно было вставить в ситуацию различные «но», захотелось взвыть.
— Иди нахуй. — фирменное «Нет, спасибо. Я сам справлюсь» от Бакуго.
— Да, прекрати, Каччан — уже совсем над ухом — совсем обычный тон, но блондина шатнуло так, словно ему въебали с кулака в макушку.
Крепкая рука в миг оказалась на талии, прижимая к себе. Деку стал немного выше, может, на сантиметр или два, но это был тот самый сантиметр или два, об которые разбивалась гордость Кацуки. Тело Деку стало сильным, даже очень. Это, типа, то привычное дополнение «идёт в комплетке» вместе с охуенной причудой или как? Ладно, тело его было пиздецки сексуальным, отпустим сколько раз Бакуго представлял его, пока дергал у себя в комнате.
— Блять, я сам могу стоять, тупой ботан.
— Ну, так, стой сам. — отрезал Мидория и Бакуго был готов поклясться, что, в любой другой момент, он, не раздумывая ни секунду, въебал бы этому выскочке, но сейчас этот спокойный тон, эта серьёзность в голосе, мускулистые руки в шрамах, сильно сжимающие талию, едва уловимый запах крепкого алкоголя с одеколоном — самое сексуальное, что мог себе представить блондин. Самое удачное сочетание, которое заставило его закрыть свой рот.
Пока Кацуки залипал на белую потрескавшуюся плитку в туалете, тепло Деку успело пропасть, как и надоедливые рассказы пьяного друга о возможностях его члена. Отвиснуть удалось не сразу, тело грузом повалилось в бок, и он упёрся спиной о холодную стенку, выставляя ноги вперёд, чтобы пьяным не расстелиться на зассанном полу. И только спустя несколько секунд удалось сфокусироваться на равнодушном Изуку, спокойном и обычном. На таком, блять, обычном, словно ты не ссышь перед до безобразия накидавшемся блондином на расстоянии вытянутой руки, вот только дёрни ты её вправо — всё, мечта твоей бесконечной дрочки в твоём кулаке. Затуманенный взгляд Кацуки успел проводить зеленоволосого до раковины, в зеркале которого отражалось самое-сука-спокойное лицо. Давай. Ну, давай. Хоть на секунду, пока стоишь спиной, покрасней. Почему упоминание поцелуя с Ураракой в миг превратило твое тупое лицо в красное безобразие, а Бакуго даже лёгкого румянца не заслужит?
— Тебя отвести обратно или ты останешься? — сухо. Стандартно. Автоматом. Так надо, так мама учила.
Бакуго сжал кулак и шатнулся вперёд, прежняя ненависть и раздражение взяло контроль над всем его телом, но забыло учесть количество алкоголя в крови. Он уже покатился в самый жаркий поцелуй с холодной, как этот ебучий взгляд Изуку, плиткой туалета, как перед глазами заискрились зелёно-голубые вспышки. Мидория прекрасно овладел своей причудой и умело использовал её как и в бою, так и в повседневности. Бакуго, позабыв о бывалом желании размазать чужую морду — ведь вот она, со вздёрнутыми бровями вверх и слегка приоткрывшимися глазами, зрачки которых горели не пустотой, а ярким зелёным, но всё еще бледной кожей и ровной полоской губ, словно чёртов Задротище специально дразнил его, шифруя все свои эмоции.
— Алло, Каччан. — показалось или в дело пошёл негатив, вроде раздражения или… разочарования?
— Я бы попросил тебя помочь мне, но ты не сможешь, тупой Деку, как тебя вообще поставили на первое место, пиздец, сочувствую. — со злобной ухмылкой и самым едким тоном Кацуки выплевывал слова, в момент чувствуя, как чужая рука расслабляет хватку и тепло тела отдаляется, словно пытаясь убежать от бессмысленного разговора. Блондин как намагниченный потянулся за другом и на секунду подавшись всем своим ебучим слабостям, схватил зеленоволосого за рубашку, с силой дёрнув на себя. Они больно столкнулись лбами, следом Бакуго смачно чмокнул холодную стенку затылком и слегка пощурился.
— Я не договорил, сука, не торопись трусливо съёбывать.
— Мне не о чем с тобой говорить. — сказал, но не стал отдаляться… Неужели?
— Ты сам предложил мне помочь, а теперь заочковал от своих же слов?
— Если ты опять планируешь доебать меня и испортить весь праздник, так, на прощание перед отъездом в Америку, то уволь. — Деку говорил тихо, дышал спокойно, но Бакуго чувствовал, как его размазывает по стеночке тонким слоем остатками его самообладания.
В Америку? Пиздец он вовремя решил сознаться, Бакуго даже уверен, что именно он слышит это последним. Наверное, этому ушлёпку уже делают прекрасную вечеринку… или сделали, со слезами попрощавшись с любимым одноклассником. 10873 километров прощаний, 10873 километров несказанных слов.
— Очень рад услышать это. — натянув самую очаровательную ухмылку, процедил Бакуго. — Последним.
— Я не говорил ещё никому, даже Всемогущему.
Что? Нет. Нет, нет, нет. Прекрати дарить ебучую надежду.
— Ну, так что, я свободен? — выдохнул он в губы как-то разочаровано, но Бакуго, обоженный этим горячим теплом, моментально потянулся за новой дозой, с силой вжимаясь в чужие губы. Руки затряслись и парень на мгновение почувствовал, как подкатывают от стыда и ненависти слёзы. Он упал так низко, прогнувшись под этим безразличием, под этими противными чувствами, которые не удалось стереть из своей головы. Поддаться всем своим слабостям, хотя бы сейчас, хотя бы сегодня, как прощальные слова, ведь все равно они больше не увидятся.
У них никогда не могло быть ничего общего, никакой дружбы, точно никакой любви, только рождённое не без помощи Всемогущего бесконечное соперничество. Столько лет он пытался выдолбить из себя эту путаницу мыслей, всплески гормонов, кто знает, может быть, если бы Деку не получил причуду, всё бы закончилось удачно и Бакуго не сходил бы с ума от безысходности и невзаимности уже третий год. Кто знает, может быть, он бы не ненавидел себя за мысль о том, как больно было целовать любимые губы, которые отдавали горечью и нежеланием отвечать. Бакуго на пробу впился зубами в нижнюю губу, чтобы получить хоть какую-то отдачу и сразу же дёрнулся от силы, с которой его вжали в стену. В груди заболело и блондин расплылся в удовлетворённой улыбке. Да, получить кулаком в морду и завершить это неумелое комкание губ, названное обществом первым поцелуем — лучшее, что могло произойти сейчас с Бакуго. Но чужой горячий язык с неизвестным ему ранее желанием начал вылизывать его губы, словно они были единственной сладостью, которую пробовали первый раз в жизни. Горячая и сильная рука сильно сжимала талию, а вторая контрастно мягко держала шею, отрывая её от стены к себе, вовлекая в более глубокий и ненасытный поцелуй.
Кацуки не успевал отвечать, перед глазами плыло и было тяжело дышать. Он схватился за белую рубашку и слека влажную шею, как за спасательный круг, словно отпусти его — и ты утонешь. Утонешь, блять, в своих слабостях, в своей любви и всё: «Прости, мам, нахуй карьеру в Японии, я съёбываю с ним в Америку и плевать на мою геройскую организацию, на которую я пашу уже третий год.»
Возвращаться в себя стало привычным делом, ведь Деку без разрешения пробирался под футболку своего одноклассника (лучшего друга, любовника — кого, блять, можно так жадно вылизывать?), как некогда ранее так же без разрешения пробрался в его сердце. Его разгоряченное тело сильнее вжималась в тело Бакуго, словно пытаясь слиться с ним воедино и, на секунду подавшись этому напору, блондин слегка раздвинул ноги, позволяя Мидории устроиться между ними, поднимая его за ягодицы вверх. Изуку на секунду оторвался от распухших и мягких губ, удивляясь тому, с какой силой он целовал их, чтобы сцепить свои руки на чужих бёдрах, пока ноги Бакуго послушно обвивали его тело. Зеленоволосый начал жадно целовать чужую шею, едва сдерживаясь от желания оставить кучу укусов и засосов, казалось, словно у него на двоих осталась самая малая доля рассудка, в то время, как второй откровенно и по-блядски стонал, позабыв обо всех. Стонал так пошло, извиваясь от наслаждения, словно ждал этих прикосновений всю свою жизнь.
— Бакуго, — Мидория прикрыл его рот рукой, расцеловывая чужие щёки. — Здесь не получи…
— Поехали ко мне, две остановки. — прервав своего друга, ляпнул Кацуки, с надеждой цепляясь за каждый неровный выдох, который может стать решающим «Да».
Доехать до дома не составляло проблемы, всё самое трудное и напряжённое осталось ещё в главном зале ресторана, где Бакуго пришлось сыграть безжизненно расплывшееся на полу тело, подбитое не лучшим смешиванием напитков, да оторваться от объятий Киришимы, который в свою очередь не играл алкогольное опьянение, бодро заявляя, что обязательно поможет своему другу. Никто и глазом не повёл на то, что именно Мидория оказался самым трезвым, проявив инициативу отвезти его домой. Никто и не заметит, что они вряд ли вернутся обратно этой ночью.
***
Бакуго не вспомнит ничего, что могло принести ему такое неистовое наслаждение, как пылающие губы Деку на его груди, талии и сосках. Не вспомнит ничего, что могло хоть рядом стоять с его влажными и медленными поцелуями вперемешку с грубыми и бешеными толчками. И уж тем более никогда не припомнит места лучше, чем его перевёрнутая прихожая, с кучей одежды и обуви на них.
***
Мидория всю жизнь будет помнить сорванный голос Бакуго, его нежные объятья и бесконечное желание кусать чужую нижнюю губу. Он никогда не забудет выражение лица, когда Бакуго настолько хорошо, что он плачет, прикрываясь чужой рубашкой, увереный в том, что отлично скрылся от чужих глаз. Мидория будет молиться на сорвавшееся в порыве их обоюдного безумия «Я люблю тебя, тупой ботан, не бросай меня».
Потому что «Я тоже люблю тебя и всегда буду рядом с тобой».
