Подмена

Арсений готов идти к гадалке, чтобы проклясть Позова. Черта в очках. Бестию в теле невинного паренька. Видите ли, город он посмотреть хочет. Видите ли, «Арс, ну ты все равно не хочешь со мной, давай квартиру ты снимешь». И умотал же. Хлопнул по плечу, взял пальто, сунув сигарету за ухо, и умотал. Турист недоделанный. А Арсений теперь вынужден это терпеть. — Вот ваши ключи, документы и мой номер телефона, на всякий случай, — в сотый раз повторяет девушка, которая, может, и является идеальной хозяйкой квартиры, но явно слишком сильно хочет выйти замуж. По крайней мере, он, Арсений, уже сто раз успел пожалеть, что послал приставучего парня — брата этой девушки — предполагая, что с кем-то другим они быстрее найдут общий язык, обойдясь без лишнего флирта. Однако паренек хотя бы замуж не рвался, ограничиваясь взглядами и зазывными, как ему наверняка казалось, улыбочками. Конечно, может быть, у Арсения слишком завышенное самомнение и уверенность в том, что он — невероятный красавчик. Но факт есть факт — эта мадам несколько раз рассказала Арсению, как ей бывает одиноко, как она хочет найти достойного человека, и да, конечно же: «какой же вы, Арсений, прекрасный молодой человек, я смотрела абсолютно все ролики на вашем канале!» Арсений добросовестно пытается улыбаться, таскаться в квартиру и обратно вверх-вниз на ебучий тринадцатый этаж при неработающем лифте; он уже чуть ли не молится, чтобы эта красотка поскорее уже отдала все документы, выметалась из квартиры и наконец оставила его одного. — Спасибо, Анастасия, — Арсений улыбается, стараясь, чтобы его голос звучал ровно. — Ой, чуть не забыла вас предупредить по поводу электропроводки, — поспешно говорит Анастасия, сверившись с планшетом. Арсений закатывает глаза, уже не пытаясь скрывать своего раздражения. Конечно, куда же без небольших «но», которые всегда возникают уже после того, как ты заплатил бабки. — Проводка была проложена неправильно, еще когда мой брат покупал эту квартиру, поэтому на нижних этажах будет проводиться корректировка. Она закончится примерно через недели две. Класс. Учитывая, что Арсений не собирается тут оставаться дольше, чем на неделю. — Чем это мне грозит? — вздыхает Попов, понимая, что ему некуда деваться — искать что-то новое и снова проходить все этапы бухгалтерии ему элементарно лень. — Отключением света, — Анастасия виновато смотрит на Попова. — Мы попросили рабочих делать это днем, когда все будут вне дома, но я не могу дать гарантий… — Понятно, короче, — не слишком вежливо перебивает Анастасию Попов, — меня ждет спонтанное отключение света на протяжении всего моего периода проживания здесь. Отлично просто, — он хмуро смотрит куда-то на стену. — Хорошо хоть предупредили. Пойду свечек и фонариков куплю, что ли, — ехидно добавляет он и видит, как Анастасия расстроилась, опустив плечи. — Это всё? — Да, всё, — она выключает планшет и быстро убирает его в сумочку. — Извините еще раз, если что — звоните, мой номер у вас есть. Это точно. За все то время, пока ты мне его повторяла, удивительно, если я его еще не запомнил наизусть. Анастасия наконец выходит, и Арсений погружает своё тело в пуфик — настолько мягкий, что Попов не сдерживается и блаженно вздыхает. От шеи к спине катится волна умиротворения, позволяя уставшим после лестницы мышцам наконец-то расслабиться. Делать ничего не хочется, но и ничего не делать не хочется еще больше. Проблема, постоянно настигающая Арсения — сколь бы богемно ты ни лежал, убедить себя в том, что ты тратишь время не впустую, нет ни единой возможности. Голова сразу наполняется меланхоличными мыслями, сетованием на себя как на филонщика и… воспоминаниями. Воспоминаниями слишком болезненно теплыми, которые вызывают сгибающую пополам тоску и разочарование, чтобы позволять им хотя бы делать один шаг во входную дверь мысленного пространства. Арсений никогда не позволяет им пробраться в свою голову. Именно поэтому буквально через минут пять Арсений вскакивает с твердым намерением сделать что-нибудь полезное. Мельком глядит в окно, выходящее на Тверскую. Еле заметно морщится. Москва раздражает его — каждая буква в этом слове, начиная от «м» и заканчивая «а», разливает обжигающую ненависть в его крови. Берет свою сумку — мало того, что он в Москве, так если он еще и время проведет впустую, Арсений себя возненавидит. Попов вытаскивает ноутбук из сумки и теперь погружается в пуфик уже с ним. Пора обшерстить свои заметки и контакты — может, найдется какая-нибудь быстрая работа, которую можно отснять в Москве за время его пребывания здесь. Когда ты поранился, подуть на ранку — универсальное лекарство от всех видов увечий. Так и с работой — погрузишься в нее с головой, и никаких тебе лишних мыслей. Работа всегда отвлекает. На стене в комнате появляется слабый белый отблеск от экрана компьютера.

***

Арсений не знает, сколько проходит времени на момент, когда в квартиру заходит что-то болтающий Позов: — Арс, вот ты знаешь, как правильно ответить на вопрос таксиста «как поедем?», — с порога спрашивает он, скидывая ботинки. — Я просто регулярно теряюсь. Мне казалось, что самое логичное — отвечать «как быстрее». Ну согласись — это логично и безальтернативно, да? — Дима смотрит на Арса, сидящего за ноутбуком почему-то в темноте, и кивает сам себе. — Но раз они спрашивают, значит, не совсем? Иначе зачем спрашивать? Значит, есть те, кто выбирает маршрут по каким-то иным критериям? — снимает пальто, стягивает с носа очки и начинает их протирать. — Какие критерии могут быть? Архитектурная привлекательность летящих мимо домов, определенное количество поворотов на маршруте, желание подольше посидеть в элантре или солярисе… Какие у кого критерии? — Надевает очки и хлопает ладонями по бокам. — Я вот снова ответил «как быстрее» и чувствую, что слегка разочаровал таксиста. Наверняка он подумал, что везёт банального и скучного пассажира, — заканчивает свой монолог Дима и проходит в гостиную. — Может, — подаёт голос Арсений, не сводя взгляда от экрана, — кому-то хочется через центр проехать. Или вдоль реки — чтобы посмотреть на этот стрёмный памятник Петру, — Попов усмехается. Стрёмный памятник Петру он ненавидит в этом городе особенно сильно. — Чем тебе Пётр не угодил? — Тем, что это даже не Пётр, — фыркает. — Это памятник Колумбу. Но американцы отказались ставить у себя этот ужас, поэтому голову Колумба открутили, прикрутили Петра и поставили тут. — А со светом что? — спрашивает Дима, упорно щёлкая по выключателю. — Проблемы с проводкой. — А найти квартиру без проблем с проводкой не вариант был? — спрашивает Дима. — Посмотрел бы я на тебя! Что-то не нравится — нашёл бы квартиру сам, — бурчит Арс и продолжает что-то щёлкать на экране. Дима решает не спорить — кажется, Арсений всё ещё не в настроении. Ну и хрен с ним, даже это не испортит его впечатлений от прогулки по Москве. Дима садится на резной стул, залезая в телефон. Вообще-то, квартира и дом в целом просто прекрасны — дом явно дореволюционный, с высокими потолками. От стен так и веет историей. Заходя внутрь, он, игнорируя одышку, с упоением поднимался с этажа на этаж, рассматривая двери квартир — высокие, деревянные. Встретил местных жителей — показательную пожилую пару, явно москвичей в колене так пятом, которые, наверное, получили свою квартиру здесь ещё от своих дедов. Не повезло Арсению с его включённым режимом «ворчуна» — от таких впечатлений отказывается. — Чем занимаешься хоть? — снова обращается Дима к Арсению, чья макушка выглядывает из-за горящего яблока «Эпла». — Пытаешься игнорировать свою ненависть к Москве? — Ещё чего, я ею упиваюсь, — усмехается Арсений и откладывает ноутбук. Не с первого раза встаёт из зыбучего пуфика, который за всё то время, что Арсений в нем сидел, поглотил его пятую точку так, что не хочет теперь отпускать. Шагает к прихожей, скрипя половицей, роется в каком-то пакете на дверной ручке, и достаёт пакет свечек. — Интерактивненько, — комментирует Дима, замечая это. — Осталось только полевых цветов достать, и можем гадать на ряженую. — Лучше Кровавую Мэри позовём — у неё в арсенале наверняка поинтереснее игры будут, чем у каких-то ряженок. — Дима прыскает со смеху, поднимая большой палец. — Дашь зажигалку, пожалуйста? — просит в итоге Арсений и получает тяжеленькую газовую зажигалку в руку. Попов одну за другой зажигает свечки, расставляя их по углам комнаты, по полкам и подоконникам. Квартира наполняется мягким, слабым светом — но даже с таким сидеть лучше, чем в темноте, освещённой лишь одиноким уличным фонарем из окна. — Ну, а реально, что делаешь? — снова спрашивает Дима, когда Арсений, закончив, снова садится за ноутбук. — Упиваться чисто питерской ненавистью к Москве, это, конечно, дело благородное, но… — Да что-что, работу вот себе нашёл. Отсниму короткий материал, пока мы тут. Арсений, как ему кажется, нашёл — как и всегда — просто офигеннейший сюжет для исследования. Погрузившись в работу, он определённо сможет абстрагироваться от мерзости незаслуженной столицы. От всех этих бордюров. Подъездов. Церителей. Он твердо уверен, что его резко вспыхнувшая ненависть обусловлена сугубо необходимостью оставаться в этом городе дольше, чем на один день. Это нисколько не из-за Шастуна, нет. Это праведная ненависить бушевала в его горячем сердце еще когда он находился много лет назад в утробе матери. Еще даже Москву не основали, еще даже Долгорукий пешком под стол ходил, а Арсений уже ненавидел Москву. При чем тут вообще Шастун. Он вообще про него почти забыл. — О, а что за работа? — пробуждает Арсения своим вопросом Дима. — Я нужен? Оператором, каскадером, «пьяным посетителем»? — Только трезвым, Дим, только трезвым, — Арсений маневрирует ногами, подползая на пуфике ближе к Диме, и разворачивает макбук экраном к Позову. Дима наклоняется и заглядывает в экран, на котором высвечивается качественно сделанный сайт. С минуту пытается разобраться, куда Арсений хочет, чтобы Дима посмотрел. Арсений, в свою очередь, ожидающе пялится, сдерживая улыбку. Дима видит фотографии, плавно сменяющиеся в центре титульной страницы: на них везде изображено много людей, либо стоящих и позирующих, либо в процессе чего-то, похожего на мастер-классы. — Ага, и что это? — спрашивает Дима, глядя на Арсения. Горящий экран подсвечивает его лицо, подчеркивая уже проявившиеся мимические морщинки. — «Антон Тут Рядом», — отвечает Арсений почти восхищенно. Дима непонимающе смотрит на Арсения, сдерживая желание оглянуться по сторонам. — Шастун который?.. — осторожно спрашивает он. — Чего? Нет! — вскрикивает Попов, мотая головой. — Это название центра, блин, не видишь что ли? Для социальной адаптации людей с РАС. — «РАС»? — первую секунду Дима продолжает не понимать. — Ты что ли о «расстройстве аутистического спектра»? — предполагает и чешет за ухом. — Ага. — Ты хочешь про жизнь аутистов снять сюжет? — О да. Арсений откладывает ноутбук и откидывается поудобнее на пуфик. И рассказывает. Когда он был на втором курсе журналистики и пока не знал, что непосредственно журналистом он не будет, он ездил в выездную летнюю школу «Русского репортера» — кучка студентов и преподавателей выезжают в лес, живут там, параллельно учась. Преподаватели и студенты готовят сет из нескольких лекций по своей специальности, и лагерь разделяется на несколько тематических зон. И там он обзавелся очень многими полезными знакомствами, из которых часто черпает вдохновение для своих сюжетов.

*6 лет назад. Выездная летняя школа*

— Это, конечно, всё очень здорово, но неделя в лесу — слишком долго для такого изнеженного городом человека как я, — убедительно сообщил в неофициальной курилке Арсений своему новому приятелю Витале, вежливо отказавшись от предложенной сигареты. — Я останусь на дня три, — увидев поражённый взгляд Виталия, Арсений махнул рукой, — ну ладно, четыре. Но не больше! — Ладно, хер с тобой, — зажмурился Виталя. За пять часов в электричке они уже успели побрататься, перейти на ты и обсудить политику — что является особым показателем сближения между двумя людьми. Виталий бодро бросил бычок в урну, отряхнул руки от пепла и поднял голову: — Что ж, пойдём, покажу тебе что тут у нас, да как. Виталя — парень чуть ниже Арсения с канонической еврейской внешностью, которую он всячески пытается замаскировать за короткой стрижкой и одеждой из секондов. Как оказалось — он вообще не журналист. С факультета философии, кажется. А еще он фанат проводить вечера в танцевальной студии. Арсений еле сдержался, чтобы не спросить, а не живет ли Виталя с мамой — что является покрывающим большинство философов проклятием. Арсений, идя за философом и осматриваясь по сторонам, понимает, что ожидал худшего. То есть, в лагере все оказалось гораздо лучше. Палатки тут, конечно, есть — но, помимо этого, есть ещё и корпус, где находятся нормальный санузел, столовая и душ — а это было самым важным для «такого изнеженного городом человека, как Арсений». Дни шли медленно, но не нудно. В первый же день Арсений познакомился с кучей интересных и разнонаправленных людей, побывал на двух очень крутых лекциях, и на других двух, которые были так себе — сначала он пришел на что-то, связанное с программированием, а потом — с криптовалютами. Ну, зато поспал. Так совпало, что в последний для Арсения день, здесь организовали вечернюю «хип-хоп пати». Арсений стоял с краю оборудованной опушки, где будут танцы. С умилением посмотрел на толпящихся студентов и молодых преподавателей, неловко толкающихся в незнании, что делать до начала танцев. В какой-то момент стало скучновато. Посчитав, что провести время у зеркала будет более полезным, Арсений ретировался в корпус. Когда он закончил зачёсывать тогда-ещё-длинные волосы в хвост, в кармане почувствовалась вибрация, оповещающая о пришедшей смс. Характерный звонок, после которого сердце пропустило удар. Марина. Когда Арсений заглянул в экран, он увидел сообщение:

Марина: «Сень, я снова…»

От лица отлила кровь. Подрагивающими пальцами Арсений набирает ответ:

«Марин, спокойно. Я надеюсь, только думаешь?»

И через пять секунд досылает:

«…или уже? Если что, давай я позвоню, поговорим. Только, родная, пожалуйста, не делай резких движений. Я с тобой, все хорошо»

Арсений тупо смотрел на экран все то время, что Марина писала ответ.

Марина: «я уже»

Ноги подкосились, отчего Арсению пришлось облокотиться о стену.

Марина: «но ничего фатального. Прости меня пожалуйста. Поговорим завтра, как приедешь» Марина: «сейчас спать пойду. Больше ничего с собой делать не буду, не бойся. Прости ещё раз» Марина: «я люблю тебя»

Арсений совершил огромную ошибку. Он ей поверил. Это были последние сообщения от Марины в его жизни, которые потом он будет перечитывать не один раз, утапливая свою душу в самобичевании под воздействием чувства вины. Но в тот момент Арсений поверил ей. Кивнул, сглатывая горький страх и переживания, и умылся холодной водой, чтобы прийти в норму. На танцах он все же не смог долго находиться. Хотелось сорваться, уехать и обнять свою девочку, чувствуя ее дыхание у себя на шее. Приехать к ней, чтобы все стало хорошо. Но Арсений понимал, что ближайший автобус до вокзала только завтра в пять утра, так что надо как-то скоротать остаток времени здесь. Арсений вышел из зоны танцпола, где Виталя уже зажигал народ, и направился к реке, слыша, как звуки музыки становились все тише и тише. Ночью стало прохладнее, а у воды так вообще морозно от влажного ветра. Арсений сел на камень и начал вглядываться в небо — в городе никогда нельзя увидеть столько звезд, сколько было тут. Если смотреть достаточно долго, то можно начать видеть Млечный Путь. Очуметь. Звуки дискотеки были тут практически не слышны, но в какой-то момент Арсений услышал тихие, осторожные звуки гитары. Повернул голову и увидел вдалеке группку ребят, сидящих у костра. Лицо Арсения задела улыбка. Его настигли меланхоличные мысли о том, что он мог бы подойти, тоже послушать играющих, но делать этого не будет. Он останется простым наблюдателем, следящим, чтобы их ничего не побеспокоило, будто лесной дух, оберегающих путников от различных напастей. Именно в момент задумчивого вздоха Арсений услышал звук зажигающейся сигареты позади себя. Повернулся и увидел забавного на вид молодого человека с чуток горбатым носом. Закурив, он поднял голову и кивнул Арсению: — Ну что, мы товарищи по сидению в сторонке, когда где-то проходит громкая тусовка?

***

— В общем, в том лагере я встретил одного крутого человека — Пашу Добровольского. Он работает лингвистом и остаток ночи мы проговорили о всякой научной всячине. Я тогда себе чуть воспаление легких не заработал, мы вплоть до утра у реки сидели. Дима, подперев голову кулаком, нарочито многозначно кивает, всем своим видом показывая, что рассказ все ещё не затронул ответ на его вопрос: собственно, при чем тут аутисты? — Так, а аутисты-то в конечном итоге тут при чем? — все-таки спрашивает Дима, предполагая, что в рассказе Арсений просто забылся — такое с ним иногда случается. — Да погоди ты, — мотнув головой, отрезает Попов. — В общем, Добровольский как лингвист изучает грамматику ошибок. В частности — грамматику ошибок нестандартных носителей. Дима на секунду задумчиво хмурится. — То есть, он изучает ошибки аутистов? — Да! — наконец может воскликнуть Арсений с восхищением. Дима щелкает челюстью. Чуть наклоняется вперед, говоря почти шепотом: — И… нахера?.. — с искренним непониманием и щепоткой осуждения спрашивает он. — Блин, Дим, ну ты серьезно? Во-первых, это наука, у теоретической науки нет вопросов «нахера» — это поиск знания ради самого знания, практик ты хренов. А во-вторых, даже несмотря на это, смысл есть — когда знаешь ошибки аутистов, легче выявить их причины. Это может помочь в их адаптации, а в перспективе так вообще поможет их лечить, может быть. Ой, да это и не важно, господи. Дима поднимает ладони в жесте, а ля «сдаюсь». Конечно, Арсений рассуждает слишком уж опитимистично с медицинской точки зрения, но, благо, Арсений не собирается заниматься конкретно научной деятельностью. Но, в таком случае — чем он собирается там заниматься? — Окей. И ты чего там забыл? — А я хочу снять ролик про их жизнь — собственно, история про Пашу была о том, что именно через него у меня есть выход на аутистов. Как они адаптируются к жизни в этом мире, как их семьи адаптируются под них, всё такое, — на лице Арсения играет азарт. Ему явно очень нравится то, чем он в скором времени займётся. — У этого центра, с которым Паша работает, два кампуса — один тут, второй — в Питере. Сегодня свяжусь с Добровольским, спрошу, не хочет ли он совершить марш-бросок по центрам адаптации его любимых аутистов. На вскочившем Арсении, набирающим номер — судя по всему, лингвиста-Добровольского — разговор заканчивается. За окном приглушенно светит луна, скрытая за грязными тучами. Где-то на окраине города из другого окна не видно даже этого приглушенного света. Из того окна слышен лишь шум редких машин, паркуемых вернувшимися с поздней смены хозяевами. По другую сторону окна — в квартире, — в тот самый момент, когда Арсений набирает номер Паши, точно так же набирает номер Антон Шастун. Набирает номер частного врача.