***
— ХОТЛЕНД, ПОЖАЛУЙСТА, — сказал он монотонным голосом, протягивая золотую монету фигуре в балахоне. Лодочник принял плату и указал скелету садиться в судно. Папирус аккуратно вытянул руки над водой и сел на колени, пытаясь поместиться в маленькую лодочку. Он посмотрел за борт и вздрогнул, столкнувшись с мрачным отражением, смотрящим на него в ответ. Глубокие, вздувшиеся ожоги украшали его щёки, придавая лицу растерзанный вид. От копья Андайн его старый шрам стал длиннее, из раны свободно капала кровь. Вид этих увечий вызывал ужас. Лодочник толкнул лодку, и рябь воды милосердно размыла отвратительное отражение. Папирус пытался игнорировать боль. Он знал, что ожогам необходимо лечение, но если он собирался успеть собрать налоги до вечера, с травмами придётся подождать. К тому же он не был уверен, позволит ли капитан излечить раны. По негласному правилу Гвардии стражи всегда должны были принимать свои увечья как ценные уроки. Если страж получал травму, в этом была только его вина. Ему нужно было научиться на своих ошибках и не допустить их в будущем. Скелет поднял дрожащую руку к шраму и аккуратно потрогал его. Резкая боль прошла через глаз, заставив Папируса зашипеть. На мгновение взгляд скелета затуманился. Непроизвольные слёзы потекли по его щекам, обжигая раны. Каждая кость в теле напряглась, пытаясь унять новый прилив страшной боли. От тяжёлых удушливых вдохов у него закружилась голова. Нужно было успокоиться. Слёзы сделали только больнее, а он не умел терпеть боль. Никогда не умел. Это всегда было прерогативой Санса. Душа Папируса яростно запульсировала. Он приложил ладонь ко рту, чтобы заглушить громкий всхлип, вырвавшийся из груди. Свежие слёзы пронзили раны, но резкая боль была ничем по сравнению с невыносимой тоской, охватившей всё его существо. Санс был мёртв. И с этим ничего уже нельзя было поделать. Когда пару недель назад Папирус покинул сарай, он ушёл в свою комнату и лёг спать. Он знал, что Санс не посмеет войти к нему в тот вечер. Не после того, как Папирус ясно показал ему, что его атака была абсолютно недопустимой. Так что той ночью он уснул в одиночестве. На следующий день он не увидел брата за завтраком и решил, что тот провёл всю ночь в своём отвратительном баре. Тогда возможность провести какое-то время одному в доме показалась ему заманчивой. И когда Санс не появился к вечеру, Папирус опять оставил это без внимания. Было ясно, что брат просто обижался, как это обычно бывало. Он вёл себя так каждый раз после особенно неприятного наказания. Но на третий день Папирус больше не мог игнорировать пропажу. Он знал, что облажался, что пересёк невидимую грань. И теперь ему нужно было разыскать его и всё исправить. Поэтому он забросил обязанности стража и отправился на поиски. Он проверил все привычные для брата места: пост часового, его стенд продажи хот-догов и, чёрт возьми, даже грёбаный Гриллбиз. Но Санса никто не видел. И тогда он отправился искать дальше. В конце концов он прочесал все, даже самые опасные уголки Подземелья. Следов его брата не было нигде. Спустя неделю поисков Папирус знал, что Санс был мёртв. Кто угодно, кто пропал бы на такой срок, был бы мёртв. В этом не было никаких сомнений. Вот только нигде не было его праха. Папирус обыскал всё. Всё. Успехом не увенчались даже многодневные поиски в полуразрушенных Руинах. Сидя в лодке, Папирус всхлипнул в ладонь, вспоминая сейчас то ощущение абсолютной беспомощности. Он всего лишь хотел похоронить своего брата достойно. Но казалось, что Санс просто исчез с лица Земли. Или… спрыгнул с водопада. Папирус согнулся, обняв себя руками. Ему не хотелось признавать это, но Санс... выглядел подавленным, когда он оставил его в сарае в тот вечер. И Папирус наговорил ему слова, которые он хотел бы забрать назад. Праха не было нигде, и на это могли быть только две причины: либо другой монстр забрал его в качестве трофея, либо Санс спрыгнул с Последнего Водопада. Вряд ли кто-то мог забрать себе его прах и при этом не растрезвонить об этом на всё Подземелье, так что оставался лишь один вариант. Санс сделал это. Он спрыгнул. Папирус проверял Последний Шёпот каждый день, просто чтобы удостовериться, что Санс не говорил с ним перед смертью. Каждое утро и вечер приходя к цветку, он наполнялся какой-то отвратительной смесью облегчения и разочарования, когда голос его брата не отвечал ему. Он проверял его каждый день, кроме тех трёх первых суток. Тогда он просто не думал об этом. А сейчас у него не осталось сомнений, что это произошло именно тогда, за те короткие три дня. Последний Водопад стал популярным местом, и эхо-цветок не мог удержать все голоса. — Тра-ла-ла… Будь осторожен. Папирус поднял взгляд — они уже прибыли в Хотленд. Он быстро стёр слёзы шарфом, игнорируя боль от прикосновения ткани. Никто не должен был узнать, что он плакал. Если кто-то узнает, скелет сейчас же станет их добычей. Но пульсирующая боль в его груди никак не хотела утихать.***
Папирус приготовил в руке кость, прежде чем подойти ближе к зелёному монстру в одном из уединённых мест Хотленда. Он по-прежнему надеялся, что оружие не понадобится и монстр заплатит свой долг мирно, но в Подземелье едва ли осталось хоть одно существо без излишней склонности к насилию. Он проглотил ком в горле и морально приготовился к неизбежному нападению. — УКАЗОМ КОРОЛЯ АЗГОРА И КОРОЛЕВЫ ТОРИЭЛЬ ВЫ ОБЯЗУЕТЕСЬ ВЫПЛАТИТЬ ДВЕСТИ ЗОЛОТЫХ МОНЕТ ДОЛГА ЗА ПРОПУЩЕННЫЕ НАЛОГОВЫЕ СБОРЫ, ИЛИ ВАМ ПРИДЁТСЯ ПРЕДСТАТЬ ПЕРЕД КОРОЛЕВСКОЙ СЕМЬЁЙ ДЛЯ ВЫНЕСЕНИЯ ПРИГОВОРА, — прокричал он специально завышенным тоном. Ящерица моментально обернулась, принимая боевую стойку, и свирепо зашипела. Папирус согнул колени и приготовился к встречной атаке, но ничего не произошло. Ящеромонстр наклонил голову, и на его лице появилась любопытная ухмылка. Ящерица оценивала его силы. — ДАЖЕ НЕ СМЕЙ. ЗАПЛАТИ И РАЗОЙДЁМСЯ МИРНО. Ну давай же. Не вздумай нападать. Просто оплати свой блядский долг. В воздухе послышался разряд энергии, и Папирус почувствовал что-то, сформировавшееся над его головой. Он кинулся вперёд, уклоняясь, и услышал, как магический объект с шумом упал на землю. Обернувшись, он увидел огромное яйцо, окрашенное светящейся зелёной магией. Оно разбилось там, где Папирус только что стоял. Сзади послышался скрежет когтей о металл, и Папирус снова повернулся к монстру. Ящерица оттолкнулась ногами от земли и бросилась на него. Папирус окрасил душу противника в синий, чтобы задержать, но было уже поздно. Монстр прыгнул на него сверху, и они оба упали назад, приземлившись в липкую массу магического яйца. Ящерица в ярости начала размахивать когтями, разрывая руки и шею скелета. Папирус пытался унять противника, несколько раз ударив его по голове своим оружием, но монстр не отступал. Внезапный всплеск боли пронзил череп скелета, когда он понял, что ящерица вцепилась в его свежую воспалённую рану на щеке. Он пронзительно закричал и изо всех сил оттолкнул монстра. Ящер отлетел назад и приземлился в нескольких шагах от него. Скелет попытался подняться на ноги, но поскользнулся и упал лицом вниз. Папирус снова почувствовал магию в воздухе, но никак не мог найти равновесие, чтобы встать. Он сел и запустил волну костей с сторону монстра, когда сверху на него обрушилось ещё одно магическое яйцо. Он взвизгнул, почувствовав оглушающую боль в верхней половине черепа. Сила удара заставила яйцо расколоться надвое, и магическая жидкость вылилась на него. Раскалённая магия просачивалась в раны. Скелет упал назад в лужу зелёной жидкости, охваченный судорогами ослепляющей боли. Он не мог думать. Не мог двигаться. Он мог лишь чувствовать обжигающую боль, режущую его череп на живую. Он сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь собраться с мыслями. Если он не встанет сейчас, монстр убьёт его. Ему нужно было преодолеть боль. Нужно было напасть. СЕЙЧАС. Папирус заставил себя подняться. Держа оружие в руке, он был готов принять следующий удар. Но ящерица не нападала. Она была прибита в стене костями, небрежно брошенными в её направлении. Её конечности бились в судорогах, из ран хлестала кровь, а влажные глаза были широко распахнуты в застывшем страхе. Нет. НЕТ. Папирус заставил кости исчезнуть, но было уже поздно. Как только кости растворились в воздухе, монстр рассыпался пылью. Душа Папируса отозвалась болью. Он не мог… не хотел… ОН НЕ СОБИРАЛСЯ УБИВАТЬ ЕГО! Его грудь разрывалась от тяжёлых вздохов, и он, наконец, ясно осознал, что натворил. Прошло так много времени, с тех пор как Папирус в последний раз убивал. Он потратил годы, чтобы отточить свою магию, посвятил всего себя практике, чтобы в конце концов научиться полностью контролировать её форму и силу. Контроль означал всё. Он должен был контролировать её, ДОЛЖЕН БЫЛ. И должен был сделать всё, чтобы предотвратить свои прошлые ошибки. Папирус уставился на кучку пыли перед ним. Он не мог выкинуть из головы вид умирающего монстра. То, как его тело съёжилось под неестественными углами. Лужу горячей красной крови на земле. Выражение лица ящерицы. Это так напоминало его первое убийство. Оно было слишком мерзким, слишком жестоким. Он едва смог вынести это. Папирус попытался успокоиться, восстанавливая ритм дыхания. Нужно было взять себя в руки. Капитан будет ждать его возвращения вечером с деньгами. Он больше не мог позволить себе промедлений. Вставай. ВСТАВАЙ ЖЕ, ЧЁРТ ВОЗЬМИ. Но вместо этого его ноги подкосились, и он упал на землю не в силах справиться с удушьем. Какой в этом всём был смысл? Куда он мог вернуться? В тёмный пустой дом. Без единой души. Без идиотских шуток. Без перепалок. Без «наказаний». Без Санса. Горе поглотило его душу целиком, затмевая боль от физических травм. Санс был мёртв, и это была его вина. САНС БЫЛ МЁРТВ. И ЭТО БЫЛА ЕГО ВИНА. Осознание накрыло его, словно волной. Внезапно его душа замерла в груди. Он никогда не испытывал ничего подобного. Обычно она пылала постоянной энергией, непрерывно разнося волны эмоций по его телу. Сейчас же… Сейчас он не чувствовал ничего. Ничего, кроме ужасного истощения. Каждая кость в его теле умоляла его закрыть глаза и провалиться в сон. И несмотря на то, что он был на улице, несмотря на то, что был уязвим и не было никого, кто мог бы его защитить, несмотря на то, что ему нужно было возвращаться к работе прямо сейчас, он закрыл глаза. И в тот момент вся боль от ран полностью испарилась. Он чувствовал лишь неестественно безжизненную душу, парящую в его грудной клетке. Папирус понимал, что такие странные ощущения должны были насторожить его, но он просто не мог найти на это сил. Просто он. Так. Устал. За всю свою жизнь Папирус никогда ещё не чувствовал такую усталость. Она просочилась в каждую его кость. Он хотел дотронуться до груди, чтобы проверить, сможет ли он почувствовать свою душу, но рука не хотела подниматься. Кости были слишком тяжелы. Его дыхание стало таким медленным, и его окутала странная безмятежность. Лежать было так тепло и приятно. Обычно жара Хотленда была невыносимой, но сейчас она казалась Папирусу идеальной для хорошего, долгого сна. Он не знал, что засыпать можно так легко. Его всегда переполняла энергия, и часто ему требовалось несколько часов, чтобы заснуть. Вот как, наверное, засыпали другие монстры. Они просто закрывали глаза и отключались. Теперь было ясно, почему Санс спал так часто. Это было приятно. Папирус смутно осознавал, что не чувствует больше свои кости. Как если бы он слился с землёй. Он чувствовал лишь приятную теплоту в неподвижной душе. Когда последний раз он чувствовал себя так хорошо? Его не волновало ничего в мире. Никакой ответственности. Просто сладкий, блаженный сон. В полудрёме в его голове возник вопрос. Так ли умирали монстры? Тепло внутри усилилось. Ему понравилась идея. Он надеялся, что да. Возможно, и его брат чувствовал то же самое, когда умирал. Хорошо, если так. Он даже не мог винить Санса за смерть, если она была столь приятной. Мир был слишком жесток, а это чувство — таким спокойным. Он расслабленно выдохнул. Просто небольшой перерыв. Капитан Андайн не сможет обвинить его в этом. Может быть, когда он проснётся, он разыщет всех должников до последнего. А может, ему стоит просто скрыться в Руинах на какое-то время. А может быть, всего лишь может быть, проснувшись, он снова увидит своего брата.