Взгляд предгрозового пасмурного неба

      В каждом человеке есть деталь, которую ты узнаешь при одном взгляде, спустя тысячи лет, на расстоянии нескольких метров. А вы когда-нибудь задумывались об этих деталях — деталях, которые дарует нам сам бог? Пусть наше тело всего лишь оболочка, обертка — твердая и недосягаемая, как грецкий орех. Но стоит нам размолоть эту оболочку, и мы находим лакомство, покрытое тоненьким, безобидным слоем корочки, а после наслаждаемся ее вкусом. Все это происходит до того момента, пока вам не попадется гнилой орех с изящной скорлупой, которая чуть ли не блестит, напичканная всякими химикатами. Тогда и начинаешь задумываться, что орех сам по себе слишком красив, чтобы снимать с него оболочку, кладешь на полочку и любуешься. Но даже самая красивая скорлупа способна изливаться гнилью, не вскрывая ее внутренности.       Белая пена еле проскальзывает через трубочку, издавая неприятный звук. Я отодвигаю остатки молочного коктейля и откидываюсь на спинку кресла. Перечитанная несколько раз тетрадь по лекциям в открытом виде покоится на столе. Элисон так и не пришла, а значит, по дороге ее ненароком сбил очередной «грецкий орех» с позолоченной скорлупой.       Невероятно, как мы повторяем один и тот же сценарий днями напролет, даже не задумываясь об этом. Я обвожу взглядом небольшое помещение этого уютного и малоизвестного заведения. В чем кроется причина времяпровождения людей здесь? Важная встреча, просто набить свое брюхо чем-нибудь аппетитным или, может, просто спрятаться от унылого дождя, который не прекращался все утро и, вероятно, даже не собирается.       Я останавливаюсь на каждом из них. Я люблю подолгу рассматривать чужие лица. Линия носа, силуэт губ, форма глаз, скулы, челюсть и брови. Иногда я забываю о времени, и, поймав озадаченный взгляд наблюдаемого, отвожу глаза. Неловко. Общество не позволяет смотреть на человека дольше, чем положено. Пару секунд — это норма, превышаешь её и становишься странным. Почему ты смотришь так долго? Во мне что-то не так? Рефлекторно поправляешь чёлку, проводишь пальцами в уголках губ. Я отворачиваюсь, сдерживая улыбку. «Глупец, всё в порядке, я просто хочу рассмотреть твое лицо». Должна же быть причина, поэтому каждый считает, что с ним что-то не так, или того хуже, что он тебе понравился. И тогда наблюдаемый изучает тебя. И того глупее.       Поэтому я научилась смотреть небольшими порциями через определённый промежуток времени. Глаза, широкий лоб, рыхлые брови. Один. Два. Три. Отвернись, она заметит. Немного погодя, снова взгляд. Спокойное лицо девушки по-прежнему беззаботно. Расслабленные полуоткрытые губы, задумчивый взгляд в окно, тонкая шея и прямые волосы спускаются золотистым водопадом на плечи. Один. Два. Три. Взгляд в ноги. Успела. Этого времени всегда мало, катастрофически мало, чтобы изучить лицо, которое видишь впервые. Ты подумаешь, я странная. Но разве это не интересно? Это — то же самое, что рассматривать произведение искусства, неповторимое и новое. Нереальное сплетение генов, и, что самое главное, ни одной копии или подделки. Каждое новое лицо — стопроцентный оригинал.       Самая неповторимая часть лица — это глаза. Форма губ или носа ещё может быть похожа у двоих, троих или сотни, но глаза… Глаза — это оболочка, это сосуд, в котором находится вся сущность человека, его прошлое и настоящее, его эмоции, его душа.       Каждого из них я узнаю по тем, немногочисленным деталям, которые заложены в нем, которые настолько уникальны, что с ума сойти можно. Вот девушка, вчера она сидела в обнимку с каким-то парнишей, кажется, они не могли остановиться от болтовни. У нее очень красивые, выразительные глаза, настолько яркие, как цвет изумруда. Даже отсюда мне было видно, как они поблескивают, стоит ей устремить взгляд на него. Сегодня она сидела одна, уголки пухлых губ опущены вниз, она явно была чем-то очень расстроена. Она даже не замечает, как за противоположным столиком я буквально сжигаю ее своим взглядом. Я перевожу его в другой конец помещения. Мужчина, лет тридцати, подолгу сидит в своем ноутбуке, попивая кружку горячего кофе. Его я тоже узнала, слишком заметны были его покрашенные кудри, торчащие во все стороны. Это местечко служило ему, чуть ли не собственным кабинетом, а секретарша то и дело бегала, подавая ему новые порции освежающего кофеина. Губы были сжаты в тонкую линию и ни разу не меняли своего положения, разве что только одна сторона ползла вверх, стоило «секретарше» развернуться и зашагать к барной стойке, повиливая бедрами. А я старалась делать вид, что не замечаю, как она нарочно натягивает юбку, чуть ли не до пупка. Он резко поворачивается, а я успеваю перескочить глазами на другую «жертву» моей любознательности и...       И тот миг, когда встречаешь человека, который походит на лучшую картину в галерее, мимо которой нельзя пройти, наступает ступор. Форма лица, изгиб шеи, линия скул, чувственный подбородок, слегка приоткрытые губы. Один… Два… Три. Считаешь на одном дыхании. Пять. Шесть. Отвернись! Сонные глаза, взъерошенные светлые волосы, аккуратные уши. Десять… Пятнадцать. Ты смотришь слишком долго! Он заметит. Плевать…       Я встречаюсь с ним взглядами, и мое сердце скачет, отплясывая сумасшедший танец в грудной клетке.