Великое начинается с малого.
Первая зима далась им нелегко. Точнее, не им, а Элизабет, состояние которой так и не сдвинулось с мертвой точки. Подобно свечке она угасала каждый день, и наспех приготовленных питательных смесей, подаваемых через самодельный зонд, ей едва хватало. Организм умирал изнутри, и остановить этот процесс было практически невозможно. Гипотетических причин «состояния овоща» Дэвид успел придумать целое множество, но приоритетной оставалась теория о патогене: ни один другой паразит не смог бы поддерживать жизнь своего носителя настолько долго. Из оружия он мутировал в своеобразный кордицепс, который цеплялся за понравившуюся бабочку и медленно, но уверенно рос внутри неё. Дэвид отчасти нервничал, что «гость» разовьется и прорастет сквозь тело носителя быстрее ожидаемого, что будет поздно, что хрупкая Элли умрет. Пусть синтету и не терпелось узнать новую природу патогена, он как мог оттягивал серьезное хирургическое вмешательство до прихода весны. Начни он раньше, Шоу погибла бы не от ножа, а от обычного холода — хоть купол иноземного храма спасал от низких температур, он был бессилен против жутких сквозняков. Весна принесла с собой ливни: свежие, чистые; такие смоют всю кровь и гниль. Дэвид не терял времени зря и готовился к предстоящей операции: разбирался с внутривенной анестезией и антибиотиками. В почти диких условиях это оказалось интересным опытом. Внезапные заморозки, правда, чуть не разрушили все предстоящие (и грандиозные) планы. Ему сильно повезло — температура выровнялась достаточно быстро. Он очень хорошо помнит, насколько волнительным было его состояние в тот день. Это ни в коем случае не был страх, напротив — исследовательский азарт, огонь науки, полыхающий в самом сердце. Дэвид осторожно и даже трепетно прильнул к её худому телу, прежде чем вогнать в него скальпель, так, словно убеждал себя, что ему ничего не кажется и все действительно происходит в эту секунду в этом мёртвом мире. Под ребрами у Шоу устало билась птичка. Её клетка оказалась слишком прочной, ей не осталось надежды на спасение. Дэвид на всю свою жизнь запомнил этот обречённый стук. Он продезинфицировал кожу и начал мягко прощупывать живот, чтобы найти наиболее подходящее место для надреза и ненароком не задеть возможные новообразования. «Интересно» После беглого осмотра уже напрашивались выводы, поразительные, и не самые приятные — для Элизабет, естественно. После последней пальпации прошло не больше шести часов, но патоген стремительно изменял её тело. Матка однозначно деформирована, наружный покров огрубел; Дэвид обнаружил крупное уплотнение: с большой вероятностью оно сдавливало внутренние органы, с меньшей — ломало кости в поясничном и крестцовом отделах. Что-то чужое и сильное росло в её чреве, уверенно развиваясь за счёт жизни своего носителя. Ненавистная человеческая часть Дэвида хотела спасти Элизабет, а исследовательская была готова бросить все на самотёк и остаться сторонним наблюдателем. Доли секунды заминки прошли и вернулась былая уверенность в своих действиях — скальпель наконец оказался на нужном месте. Секунду спустя его лезвие сломалось в руках с тихим щелчком. Так же трещат ветки, когда ими пытаешься разбить валун. Дэвид не был глупым — потому и не стал пытаться разрезать кожу Элизабет ещё раз и заглянуть внутрь, как любопытный студент. Плод пока не созрел, однако это было совсем не проблемой — когда придёт время, Дэвид в любом случае всё увидит самым первым. Дни пролетали незаметно: если тебе не нужен сон, твоя жизнь превращается в бесконечный диафильм. В перерывах между наблюдением за Элизабет и прогулками по Некрополю Дэвид исполнял свои обязанности творца. Это было не работой, а сплошным удовольствием. При его атаке на город остались выжившие — горстка гуманоидов, чудом успевших спрятаться — они послужили чудесным, пусть и расходным материалом для первичных исследований. Патоген раскрывал свои возможности в прямой зависимости от своего носителя: чем сильнее он, тем сильнее влияние на его клетки. Сведения о патогене росли с каждой стопкой исписанных бумаг, но андроид не совсем понимал собственные мотивы документировать ход событий. Идеальная память позволяла не забывать необходимые сведения и тратить время должным образом, но в самом процессе написания Дэвид отчего-то видел острую необходимость. Ждал гостей.***
Летом начались серьёзные изменения. Дэвид тогда ненадолго покинул Некрополь, а по возвращению его ждал сюрприз: Элизабет начала мутировать. Она словно пыталась врасти в стол, на котором лежала; её кожа изменила структуру и корневидными отростками начала расползаться в стороны. Живот раскрылся, а примерно из пуповины начала расти трубка — чудовищный аналог яйцеклада насекомого. Сама Элизабет еле дышала, сил её организма не хватало на дальнейшее развитие. Дэвид видел эти метаморфозы и впервые не верил своим глазам. Он был прав. Все это время он был прав, зная, что Элизабет станет прекрасной матерью для его первых чудовищных детей. Для новых Богов в сожженном Рае. У него получилось. Последующие несколько недель пронеслись мимо синтета вспышкой калейдоскопа: Дэвид едва поспевал кормить Элли, дни и ночи напролет рассчитывая дозу патогена, необходимую ей для дальнейшей мутации. Спустя месяц после первых необратимых изменений его старания увенчались успехом. Андроид был на взводе в день икс, но игла не дрожала в искусственных пальцах. Он твёрдым, уверенным движением ввёл через капельницу реагент и остался возле Элизабет, чтобы держать ситуацию под контролем. Патоген словно ждал этого момента. Кожа у Элли зашевелилась, вернулась к своей собственной жизни, корнями обхватывая стол. Яйцеклад продолжил расти, желто-коричневой трубкой сползая по её ногам вниз, на пол. Глазные яблоки под веками пришли в движение, забились в лихорадочном приступе — Элизабет было больно, все тело буквально горело изнутри, умирая и раз за разом выворачиваясь наизнанку — и Дэвид поспешно обхватил её холодную ладонь своими пальцами, словно говоря, что он все это время был рядом, что никогда не бросал её. Но дальнейшее заставило замереть искусственное сердце. Элизабет едва ощутимо сжала его в ответ.***
Он перенёс её в одну из подземных комнат, заранее оборудовав ту всем необходимым. Под зданием было намного теплее; хоть сырость и плесень лезли изо всех углов, они совершенно не мешали. Дэвид осторожно прижал её к новой, каменной постели — стол пришлось сломать, чтобы вызволить тело женщины из собственного кокона. Отростки за ее спиной зашевелились, благодарно обрастая вокруг своего нового пристанища. Трубка стала намного больше, змеей вилась по полу, расширяясь к центру и снова сужаясь к концу. Андроиду пришлось поломать голову, чтобы удобно закрепить её над полом. Теперь Элизабет полулежала-полусидела на огромном каменном троне, и Дэвид был уверен, что это самое подходящее для нее место. Она создаст свой собственный род, сильный и беспощадный, в этом не было и капли сомнений. Даже если ей перестанет хватать сил, Дэвид поможет. Он не бросит свою Королеву. Но в каждой бочке меда должна быть своя ложка дегтя: первое поколение умерло, едва попав на воздух. При вскрытии Дэвид едва не лишился пальцев — их кровь стала приятной неожиданностью, но вот строение внутренних органов оставляло желать лучшего. Синтет не остановился на достигнутом и ломал голову над селекцией, учитывая все оплошности. Какой из него будет Творец, если он сразу опустит руки? Второе поколение получилось сильнее, но оно все равно не выжило. У них оказалась прекрасная приспособляемость к окружающей среде и отвратительно короткая жизнь. Дэвида не устроил такой результат, и он снова принялся за анализ. Элли оставалась жива, но дышала тяжело, с присвистом. Деформация затронула её легкие и гортань, зубы начали гнить. Она больше не подавала признаков присутствия, но Дэвид каждый раз, приходя к ней, держал ее за руку, мягко рассказывал о своих — и её — достижениях. Иногда он позволял себе коснуться губами её холодного лба или легко расчесывать блеклые рыжие волосы костяным гребешком. Ей все еще было больно, но он всегда повторял Элли одну фразу, зная, что она его услышит: «Не бойтесь, Королева, кровь давно ушла в землю, и там, где она пролилась, уже растут виноградные гроздья»* Элли ничего не говорила в ответ, выдыхая чуть тише обычного.***
Дэвид часто зарисовывал её. Ему нравилось всматриваться в кожистую паутину на посиневшем лице, ниточками перерастающую на хрупкую шею и плечи, кружевом оплетающую грудь — глубоко и не часто вздымающуюся, глотающую кислород по старой привычке. Синтет мог любоваться её телом часами, а после детально переносил на бумагу, найденную им в одной из комнат. Готовые рисунки Дэвид педантично складывал на стол в углу, под которым спрятал ненужный более зонд. Через него синтет кормил Элли, пока её желудок не соединился с яйцекладом и не стал частью его стенки. Тело Элизабет само решило проблему питания: она буквально пустила корни, вросла в землю под своим троном, получая из неё необходимые питательные вещества. Дэвид едва успевал восхищаться. Иногда он уходил далеко за Некрополь, если был уверен, что Элли не отложит за его отсутствие новое яйцо: процесс был долгий, трудоемкий, но нельзя было исключать спонтанные мутации, которые всё ещё происходили в её теле. Тогда Дэвид добирался до полей и ледяных берегов огромного райского озера, мог зайти в воду и неподвижно стоять в ней несколько часов. Он не знал, зачем это делает, но раз за разом возвращался и смотрел вдаль. Только в один из осенних дней, когда он вновь выбрался за черту города, по привычной тропе пробираясь сквозь вековой хвойный лес, он резко замер, останавливаясь на половине пути. До его ушей донесся низкочастотный чудовищный гул, своей громкостью пробивающий тело до самых костей. Дэвид в ужасе вскинул голову, сразу стараясь различить сквозь грозовые облака тень, а когда увидел — не разбирая дороги метнулся обратно, тщетно пытаясь успеть возвратиться в Некрополь до посадки инопланетного корабля в форме дуги. Элизабет была беззащитна против них, хоть он и спрятал её глубоко под землей, а проход к ней каждый раз закрывал огромной каменной плитой. Чудовища, возомнившие себя Создателями, вернулись проверить одно из своих уродливых детищ.