Твоя любовь это так красиво...

      Гром среди ясного неба. Вот чем были эти слова. Признаться честно, Леви не хотел детей. Не любил их и иметь, не хотел из-за опасной работы, но вот сейчас рвал и метал внутри себя от внезапного чувства утраты. Вышел. На автомате дошёл до нужной двери. Тихо открыл: Микаса спала вся в бинтах на самом краю так, что её голова почти уже свисала с кровати. Подойдя ближе, капрал разглядел на расслабленном лице девушки влажные дорожки от закрытых глаз, по щекам к подбородку. Осторожно положил её голову на подушку, стараясь не разбудить, а сам сел у изголовья, дожидаясь, пока та проснётся.       Конечно же, вся избитая Микаса спала долго, но это время было даже на руку для того, чтобы не только подумать, но и просто любоваться девушкой. Мужчина держал её за руку, гладил по щеке, не отрывал глаз от лица. Сожалел о том, что не помог ей, ругал Аккерман за то, что не сказала ему и ещё много чего успел за это время. Вот наконец-то она проснулась. Открыла свои серые глаза с заметным усилием, осмотрела ими комнату, не двигая головой, вздохнула и попыталась встать. Попытка оказалась неудачной, но Леви поймал брюнетку, когда та падала назад и усадил её так, чтобы девичьи плечи упирались в его грудь. Почувствовав знакомое качание, Микаса расплакалась. Азиатка стала говорить что-то вроде «прости, я не хотела», «нужно было сказать об этом раньше» и ещё много уже бесполезных слов. — Успокойся, — мягко попросил он, немного дернув ту за плечи, — всё в порядке. — Но как же?.. — девушка не стала договаривать, а только посмотрела на него своими большими печальными глазами. — И что ты сделаешь теперь? Только расстроишь меня ещё больше. Не нужно, я прошу, — голос, как и всегда, был спокойным, но в нём уже не было холода, а было смирение. Смирение с необратимым, — но всё-таки почему я узнаю об этом от Ханжи, а не от тебя? Девушка вздыхает. — Я испугалась. Испугалась, что тебе не нужен этот ребёнок и предстоящей экспедиции за Стену. Никто не знает, как всё будет в этот раз. Скажи я, что беременна, ты бы отпустил меня? Нет. А сидеть и ждать. Просто ждать — не моё. Если и умирать — то вместе. Леви слушал. Внимательно и понимающе слушал её, прижимая крепче на последних словах и тут же отпуская, вспомнив про переломы. Заботливо поглаживая пальцы и соединяя с ними свои собственные, невесомо касаясь губами чёрных волос. — Дурочка. Мы же с тобой не лебеди. — Лебеди? — Это такие птицы. Я видел их и читал, что если умирает одна птица — вторая разбивается за ней. Это красиво, но очень глупо, я думаю, что один тоже может жить. Это тяжело, но возможно, Микаса. На это Аккерман улыбнулась. — Из нас двоих я — такая птица, Леви. Я разобьюсь за тобой, будь уверен. — Почему же? — это звучало задумчиво, с каплей обиды и разочарования. Почему она всегда всё делает наоборот? Упрямо. — Я так люблю. — Тогда твоя любовь - это так красиво,но так глупо и по-детски наивно. Люди живы, пока их помнят и я, по правде, не хочу жить в воспоминаниях людей бессердечным чистюлей, а из всех только ты можешь меня запомнить другим, да и жить я хочу в твоей памяти, поэтому не смей умирать, ясно? На это Микаса кивнула. Только тихо кивнула. — Леви, я хочу спать. Устала. — Спи.       Так прошло ни много ни мало два месяца. Два месяца Аккерман была хрустальной вазой и капрал ходил к ней, желая быть единственным, кто будет «сдувать с неё пыль». Бережно и трепетно, только с девушкой рядом, он заботливо перевязывал её тело, не будем скрывать, с желанием, но не смевший его касаться.       Спустя месяц брюнетку выпустили, но она решила пока не напрягаться. Только после полного восстановления, на свой собственный взгляд, Микаса уверенно могла ходить по его кабинету и не искать повода уйти, так как бывали довольно волнующие взгляды со стороны Леви, каких она старалась всячески избегать. Это было, наверное, самое привычное для их отношений: все эти «уходы» к Жану, мужчина на торжествах и всё тому подобное очень сильно раздражало мужчину, но при этом — привлекало. Терпение вознаграждалось девушкой с полна.       Это была зима. Аккерман осталась в кабинете капрала. Это была ночь. Последние из всех они заканчивали с работой. Положив последний документ в стол, Леви стал просто наблюдать за Микасой. Зима — это самый важный праздник — Новый Год, упускать повод одеться красиво глупо. Девушка была одета в красную шёлковую блузку, зашнурованную такими же красными шнурками на груди, а снизу была одета юбка по щиколотки. Обворожительно.       Леви встал и подошёл к ней, начиная с самого низа распускать шнурочки. Забавно было наблюдать сосредоточенное мужское лицо, когда такая процедура стала очень даже привычной для них двоих. Он подходит к ней, почти вплотную, почему-то с самого низа расстёгивает одежду, а Микаса наоборот — сверху. После нескольких пуговиц живот и поясница девушки чувствуют прикосновения холодных рук, а женские губы покрывают поцелуями шею. Вот и сейчас — тоже.       В касаниях мужчины чувствуется нежность и осторожность напополам с чувственностью и желанием прикосновений. Не только своих, но и её. Сегодня Микаса буквально не отрывает взгляда от него, пусть и раньше так было, но сегодня всё как-то особенно. Поцелуй за поцелуем, вздох за вздохом и все больше с каждой минутой. Не отрываясь девушка всё делает одна, самостоятельно, и тут Леви наконец-то догадывается о причине её действий. — Откуда знаешь? Я не говорил, — он и правда не любит отмечать свой день рождения настолько, что забывает о его наступлении. Очередной зимний день. Не больше. На это девушка отстраняется, хотя продолжает водить пальцем по его ключице. — Не важно. Прости, я не подумала. Если не нравится, то…- её оборвали. — Почему же? Нравится, — ха, да он смотрит на неё не самым невинным взглядом, — но всё-таки, кто? — Ханжи. — от чего-то покраснев отвечает девушка, виновато поднимая свои глаза на него. — Доиграется ведь. — констатирует Леви, возвращаясь к губам девушки.