Стук в унисон

      Никогда не думала, что возьму перо в руки и начну писать, а уж тем более историю из своей жизни. Я даже не знаю зачем. Через несколько часов для меня все окончательно изменится.       Я пообещала, что изменю его жизнь и я изменила, он обещал тоже самое и ведь не соврал. Мои сестры, мой Лорд и все остальные не были способны сделать то, что сделал этот бог. Меня научили врать, играть, убивать и воспитывать. Сделали кольцом в кольчуге господина, уверили, что только такая жизнь и существует. Заверяли, что именно они дали мне верную семью, жизнь которая будет стоять чего-то, а смерть будет принята с гордостью и не от старости. Что мое оружие — мой единственный друг.       Сделали мне стальной, но знаете ли как из стекла, такого тонкого, чистого, делают что-то поистине страшное? Разбивают, раз за разом, собирают, переплавляют, добавляют металлов, грязи, пыли, пока от прежнего тебя ничего не остается.       Но ты живешь, не замечаешь, что что-то не так и не видишь другой жизни, не можешь себе представить, что для тебя это доступно, ведь есть только Магистр. Мой долг — его защита, мои желания — его желания, так было, и все мои сестры думают, что я сошла с ума.       Они думают, а я знаю. Я лишилась себя и после ломок, и после встречи с богом. Дважды в жизни мне была дана свобода — дважды она была мнимой. Через несколько часов судьба даст мне ее в третий раз, последний.       Стоял приятный сентябрьский день, листья летали куда им хочется под властью теплого ветра. Это был один из тех дней, когда люди выходили радоваться жизни. Улицы жужжали, как переполненный рой мух, а солнце так и норовило сесть в районе последнего домика на окраине деревушки. Воздух наполнялся ароматами горелых свечей, факелов, костров, а также яблок и хвои. Вот и ветру надоело играть, и листья беззаботно упали жителям под ноги, переливаясь палитрой теплых красок, но не на долго; несколько секунд, и те взмыли вверх из-за пробегающей своры детей, которые без умолка трещали о правилах новой игры. Взрослые тем временем занимались последними приготовлениями к празднику урожая: женщины украшали подносы, заставленные блюдами, множеством цветов, а мужчины сооружали небольшие костры и устанавливали чучело, которое предстояло сжечь.       Неумолимо деревню затягивали в свои владения сумерки, но в лучший день осени, на улицах было также светло, как в покоях вельмож. Жители начинали ходить с кружками, наполненными фруктовым вином или элем, а детвора стаскивала яблоки в карамели.       «Как ее зовут? Я должен вспомнить, я должен помнить» — было последней мыслью, после которой он попытался ударить ногой палача, однако оказался не в состоянии больше шевелиться. Мужчина больше не замечал ударов, которые все обрушивались на него с неисчерпаемой жестокостью. Не чувствовал боли от раздробленных костей, вывернутых суставов, не ощущал, как меч рассек мышцы и позвонки. Как голова покатилась по полу под старый стол, на котором скопом лежали книги, старые свитки и несколько плащей полных потертостей. Один глаз был полностью заплывшим, вторая глазница зияла пустотой, изуродованное тело, покачиваясь, висело на веревке, которая обхватывала искалеченные запястья. Стены, пол и даже поток были заляпаны кровью. В помещении царил полумрак. Небольшая свеча, стоявшая на самом верху башенки из барахла на столе, освещала изуродованное лицо, на котором была едва заметная улыбка. Он вспомнил. В последнюю секунду родное имя всплыло — «Кара». Спустя все мучения этого теплого сентябрьского дня, его душа ушла в загробный мир с улыбкой.       Он знал ее не так давно, но женщина успела стать самым дорогим сокровищем. Успела наполнить его самыми истинными чувствами, что были в его жизни. Страшнее смерти для него было только уйти с мыслями не о ней. Кара обещала изменить его жизнь и сделала это.       Тихий стук каблуков наполнил старый дом, послышался плеск воды, затем шипение затушенной свечи и тихий скрип входной двери. Его палач вышел на улицу, которая жила своей жизнью, она была наполнена празднеством. Искренний смех, веселые слышался то тут, то там.       Жители и не думали, что завтра они проснутся от топота д’харианских солдат, будут под пристальным взглядом женщины в красном, что детвора будет в последствии иметь занимательную историю, которую сможет рассказать своим внукам.