Стук в унисон

      Я не могу назвать себя достойной всего этого; всю жизнь я жила в мире, который всем кажется неправильным. Правда в том, что меня сломали, сломали магией, болью, ложью. Все эти люди забывают, кто такие морд-сит. Маленькие девочки, которые и позабыли, что жизнь может быть милой, без боли. Она мой верный спутник, мое оружие, моя сила. Боль — я сама и все вокруг. Отец, мать и даже я сама умерли для того, чтобы я заняла свое место в кольчуге господина. Всем кроме нас такой образ жизни кажется неправильным. Я ничего другого не знаю, но и истинной сестрой назвать себя не могу. Локи изменил всю мою жизнь, именно этот жалкий бог смог открыть мне глаза.       Вот сейчас больше на меня похоже, думаю он бы улыбался этой своей ухмылкой, услышь, как я стала его называть. Не знал и не узнает. Ведь так? Всего несколько часов, и моя душа навсегда перенесется в подземный мир.       Всю жизнь мы — алая броня, со страхом живем, не имея права подумать иначе, пытаясь заслужить гордую смерть, пытаясь угодить, даже если это значит умереть. Нет ничего хуже ослушаться Лорда, я не заслуживаю жить и знаю это. Я не умру как гордая морд-сит, мое имя забудут, больше не будет воспитанников. Я могла пережить Локи, его уход из жизни, мои теплые чувства, которые были так несвойственны мне, но я предательница и карается это только одним.       Все, о чем прошу Создателя, который обрек меня на такую жизнь, жизнь которую никто не заслуживает, — иметь сил защищать моего властелина, бога. В каком мире мы бы не были. Пусть я не умру по кодексу морд-сит, но умру как гордая женщина, которая не сломалась спустя столько лет. Которая смогла проснуться и встать с колен.       Как бы не была трудна моя жизнь, я всегда знала свое место. Так было проще. Я морд-сит, была высшим звеном в Д’харианской армии, одно то, что я ею была, открывало любые двери, дорогу и даже самые гнусные секреты. Не было нужды думать, где взять еду или чем себя занять, всегда находилась веселая зверушка, которую следовало обучить. Ходить в алых доспехах было честью, будь у меня выбор — не знаю, решила бы я изменить тот роковой день или нет.       Правда в том, что мы не знаем другой жизни и не сможем ею жить, даже с открытыми на весь мир глазами. Пытки ломают, и я не видела, чтобы после этого кто-то возвращался к прежней жизни; они уничтожают и меняют ту суть человека, от которой зависит его поведение, мышление, мнение — все составляющие. Я наслаждаюсь болью, которую причиняю и той которую получаю сама. Это не изменится само собой — ни долгие годы трудов это не поменяют, ни даже Локи.       Я не знаю другой жизни и не хочу другой, как бы ужасна не была эта. Лафейсон это прекрасно понимал, я не смогу быть ни жалкой крестьянкой, которая не знает, где найти хлеб и во что одеться, не буду королевной, царицей небесного царства. Могу быть только той, кто я есть — ни больше, ни меньше. Ужасно и величественно в морд-сит то, что если дать нам полную свободу, все равно мы будем в коже, с эйджилом и нашей болью, но уже в честь той свободы, того выбора, что нам дали. Именно поэтому я буду следовать за этим божком.       Он самая большая катастрофа моей жизни, из-за него все мои беды. Я была предводителем морд-сит, негласным конечно, но мое мнение имело вес, а он испоганил весь устой, мои мысли, чувства и даже заставил некоторых взбунтоваться. Он самодовольный, нахальный божочек. Иной раз казалось, что он готов весь мир захватить, чтобы устраивать театры в свою честь и возводить статуи, чтобы все поклонялись, боготворили, угождали, а в другой казалось, что он готов жизнь отдать во благо. Я никогда не пойму — безумный он или просто делает вид, но никогда не забуду наше знакомство. ***       Громкий крик мальчишки разнесся по деревне, вздымая вверх стаю птиц, которые, кажется, всполошили даже деревья, и те завыли, возмущаясь столь раннему пробуждению. Ветер пошатнул тонкую ткань плаща странника. Он не был похож на местных, да и на нормального тоже не сходил. Его одеяние было темно-зеленого цвета, с вставками из чистого золота и лучшей кожи. Локи мог бы напомнить знатного вельможу, но являлся куда более влиятельным и особенным. Мужчина был богом хитрости и обмана, он шагал с улыбкой на лице, наслаждаясь прекрасным сентябрьским днем. Трикстер выделялся не только внешне, но что-то было не так в его глазах, в небольшой улыбке без причины, в легкой и даже беззаботной походке.       Локи как раз проходил мимо, когда деревня всполошилась. Родители с ужасом уводили детей по домам, чтобы те из любопытства не увидели ужасную картину. Кого-то из селян, осмелившихся заглянуть, рвало; кто-то оживленно обсуждал произошедшее, а некоторые успели начать тыкать пальцами друг в друга, обвиняя и сыпля проклятиями.       — «Неугомонные люди, слишком агрессивные и глупые» — подумалось Лафейсону когда тот начал понимать суть произошедшего, но вмешиваться было совсем не интересно, куда более захватывающей для бога стала небольшая драка. Трикстер даже стул сотворил чтобы было удобнее за всем наблюдать. Люди его забавляли, он не понимал такой искреннего обожания со стороны Тора или Одина — люди глупые, взвинченные и кровожадные. Эта раса не делает ничего полезного, но за ней и вправду весело наблюдать и относительно легко подчинить, повернуть на свой путь, сделать эти народы своими. Вот это было заманчивым, а не все обильное оберегание и сюсюканье.       Казалось, трикстера никто не замечал, все слишком были взволнованы, перепуганы чтобы мыслить здраво. Селяне и не догадывались, что зверское убийство не вершина их потрепанным нервам. Конечно были и те, кто не ужаснулся увиденного, однако никто и ожидать не мог, чтобы кого-то убили во время празднества, да и труп был незнакомым. Поэтому даже не напуганным до смерти было чем занять умы.       Сначала послышался топот, клубы пыли взлетали из-под копыт, мелкие камешки летели во все стороны, конь едва ли не пену извергал, желая просто свалиться и лечь, но наездница, казалось, даже если конь испустит дух, поднимет за гриву и заставит доскакать до места назначения. Светлые волосы Кары отдавали кровавыми прядями, даже ее красный наряд, предназначение которого скрывать кровь, не справлялся с этой задачей.       Девушка спрыгнула с лошади, ее рука покоилась на эйджиле, а хищный взор пробегал по взъерошенной толпе. Некоторые были столь увлечены мордобоем, что решили не воспринимать слова морд-сит, которая «ласково» попросила прекратить балаган. Однако крестьяне как были зачастую глупым сбродом, так и оставались им. Кара даже не удосужилась достать свое оружие, лишь ударила шипованными перчатками так, что у одного затрещали зубы, а во второго вписался каблук сапога. Остальные к их неизмеримому счастью решили, что лучше дать даме дорогу и тишину. Детишки, норовившие раньше пойти поглазеть, сами позабивались в углы, желая стать как можно незаметнее, особенно девочки. Мало ли, что взбредет в голову сумасшедшей.       Морд-сит устрашали в любом случае, даже если на них были коричневые доспехи, которые говорили о их миролюбии на этот момент, конечно же оно было в стиле гордых обладательниц эйджила, а уж стоило появиться в алом — ничего хорошего это не сулило. Вот и сейчас, ничего хорошего в появлении Кары не было.       — Воды и припасов, — жители деревушки, околдованные всем происходящим, наполненные страхом, не двинулись с места, ровно до того как женщина не подняла взор ясных зеленых глаз, к тому же губы изогнулись в усмешке, которая «кричала» о том, что сейчас прольется кровь. О том, насколько Кара хотела этого; все ее естество вопило о жажде упиваться болью и страданиями этих несчастных. О том, какую честь она им окажет, лишив жизни, как избавит от ничтожного существования. Она и сделала бы это с парочкой, если бы взгляд не привлек мужчина, выходящий из ряда вон своей неуместностью.       Трикстер молча наблюдал за происходящим с легкой улыбкой, закинув ногу на ногу, при этом попивая вино. Он не ошибся, когда решил, что будет только интереснее с появлением морд-сит, что-то было в самом ее появлении, в том как держалась эта девушка, как скользила сила на ровне с безумием, с болью которая была ее спутником. Кара на несколько секунд опешила от такого вида, казалось бы, знатного человека. Эта надменность и отреченность вызвала желание поставить сорванца на место. Девушка пнула ногой стул, выбивая из равновесия Локи, который ко всеобщему удивлению лишь спокойно привстал за пару секунд до пинка. Стул с грохотом покатился; казалось, все затаили дыхание, ведь он просто разразился подобно грому.       — Самый умный? Я знаю, как быстро заставить таких как ты молить о пощаде и проявлять уважение, — ох, как же Кара желала, чтобы ей дали повод воспользоваться эйджилами сейчас, выпустить пар, упиваться криками. Кто остановит морд-сит? Никто. Никто из этих «смельчаков» не посмеет и слова сказать, а даже если и рискнет, лишь удовлетворит ускорение разрядки.       — Нет, ты что — продолжай, так захватывающе, только есть, конечно, одно замечание, — Локи приложил указательный палец к губам и поднял глаза вверх, делая вид, что размышляет, — все слишком быстро развивается, ничего не понятно, давай еще раз — все с самого начала, но живее, а то ну серьезно суховатое представление. А в остальном, да — все чудесно. Кара с каждым словом все больше закипала и сильнее сжимала оружие, зубы скрипели от напряжения, а брови поползли вверх. Просто неописуемое словами нахальство! Над ней вздумали глумиться? Кажется, духи на ее стороне.       — Ну-ну и не такие смельчаки истекали кровью у моих ног, — девушка как молния подскочила к трикстеру, с силой замахиваясь для удара, который должен был сломать челюсть нахальному созданию. Легкой смерти он не заслужил. Какой, все же, чудесный день. Выдержит он еще хоть немного больше обычного плаксы и будет хорошая замена старого воспитанника. Локи же не уклонялся от удара, а, казалось, принимал его, правда кости оказались у бога лжи крепче человеческих. Локи перехватил запястье девушки лишь для того, чтобы отбросить от себя и поднять грохнувшийся стул. Морд-сит не долго хлопала глазами, доставая второй эйджил. Кажется, ей послали весьма интересный экземпляр. Неужели наконец-то будет достойный воспитанник?       — А кто давал позволение садиться? — Лафейсон хлопнул ладонями, прижимая кончики пальцев к подбородку. — Уже намного лучше, еще бы несколько дней поработать и сможешь выступать.   Кара зарычала, она заставит его кричать, но пока решила сделать вид, что согласна играть в его игру, ведь сейчас нужно закончить с делами.       — Где труп? — сквозь зубы процедила свой вопрос женщина, возвращая к реальности селян. После краткого указания, морд-сит приказала народу разойтись по домам и приготовить ей припасы, а еще дать факел, с которым и зашла в дом, чтобы лучше осмотреть. Кара хладнокровно смотрела на ужасающую картину и недовольно достала за волосы из-под стола головешку. Пять минут назад ее бы очень сильно волновало, кто умудрился своровать и убить ее воспитанника, с которым она вышла на прогулку, но теперь… Полностью свободное расписание давало волю действиям. Девушка, выходя из домика заметила, как трикстер наколдовал себе еще один бокал вина, так как предыдущий разбился.       — Я изменю твою жизнь, — на лице была улыбка, самодовольная, подходящая к той, что напялила на себя новая обезьянка. Теперь-то она знала, как покорить этого недоумка. А как он выдержал первый удар, она спросит позже.       — Ну-ну, с нетерпение буду ждать, милочка. Так и быть — подыграю. — Локи поправил свой зеленый плащ, вставая со стула. — Я не останусь в долгу и также изменю твою, — каждое слово он говорил, подходя на шаг ближе к Каре, которая задумала хорошенько раззадорить самого Бога.       — Госпожа, — поправила та мужчину сделав шаг вперед, теперь они были всего в метре друг от друга, глаза обоих горели интересом и предстоящей игрой, испытанием. Они оба сделали шаг навстречу другой жизни, сделали шаг, который изменит их обоих.