Часть 1.
7 февраля 2018 г. в 18:18
***
Олег с детства усвоил одну простую истину: не стоит ждать от людей чего бы то ни было – надежды все равно не оправдаются. Это стало его маленьким кредо цивилизованного дикаря, свойственным многим из тех, кого судьба обделила отеческой и материнской заботой, одним махом зашвырнув в мир, где всем, по большому счету, на тебя плевать.
– Это не повод для сочувствия, – сказал он однажды новому соседу по детдомовской комнате, взъерошенному рыжему мальчишке с печальными глазами, который казался совсем домашним и чуждым местной обстановке.
Мальчишка несколько дней с ним не говорил. Вероятно, пытался переварить услышанное. Но Олег невольно начал присматриваться к соседу, отмечая, что тот вовсе не собирается становиться избалованным нытиком, у которого забрали мамочку. Скорее уж наоборот: рыжий как мог тянулся к самостоятельности, поддерживал у себя порядок и дисциплину – хотя мог прийти на занятия с вороньим гнездом на голове, что моментально стало поводом для насмешек прочих детдомовцев. Как ни странно, в ответ на это новенький, подобно большинству, не лез в драку, не отсиживался по углам, не обзывался в ответ – будто вовсе не замечал нападок.
Как оказалось, замечал. Как-то утром Олег застал его в коридоре еще до подъема: сонный рыжий возил тряпкой по стене, стирая очередные обидные надписи, оставленные кем-то накануне.
– Сереж, ты чего тут? – в первый момент Олег даже подумал, что ему все мерещится спросонья: слишком уж тихо мальчик вышел из комнаты, даже плеска воды, набранной в ведро, стоящее у его ног, не было слышно.
– Не хочу, чтобы от преподов досталось нам обоим. – Сергей повел плечами с таким видом, словно вся эта покорность судьбе изначально была каким-то хитрым планом.
Олег вернулся в комнату, чтобы через минуту выйти со старой затертой майкой в руках и присоединиться к соседу, который с этого момента как-то совершенно незаметно стал другом.
Тихий и на первый взгляд запуганный Сережа на деле оказался очень интересным собеседником, хотя не все его идеи Олег мог оценить по достоинству: рыжий мечтал об идеальной жизни, которая вряд ли светит выходцам из сиротского приюта, рассказывал о каких-то выставках и художниках, об имена которых язык сломать можно, строил гениальные планы, в результате выполнения которых мог бы стать чуть ли не королем… И Олег кивал с мальчишеской надеждой, что так оно и будет, хотя не очень-то в это верил:
– Если захочешь, я буду рыцарем в этом королевстве, – шутил он без капли сарказма, чувствуя, как засыпает, валяясь на траве на заднем дворе и слушая красивую сказку о том, как Сергей станет известным художником, откроет собственную галерею, сравнимую с Тейт или даже Уффици, и утрет нос всем вандалам, способным разве что на пару слов, криво намалеванных напротив двери их комнаты.
– Что ты! – неподдельно возмущался рыжий, отвлекаясь от набросков очередной группы диких фиалок, пробившихся среди травы. – Мы будем на равных!
Всякий раз в ответ на такие заявления Олег пожимал плечами, не зная, что бы такого он мог предложить миру, что сделало бы его равным по-настоящему одаренному творцу. Сравнивать себя с другом ему не хотелось, но получалось само собой, несмотря на то, что они были слишком разными, чтобы в чем-то соревноваться, да к тому же еще и слишком близкими для того, чтобы все эти непохожести положили конец их дружбе. Олег не знал, кем он стал для Сережи, но сам относился к нему, как к брату, которого у него никогда не было.
В конце концов он даже поступил в тот же университет и на тот же факультет, что и рыжий, хотя особой страсти к информационным технологиям не питал. Зато Сергей как будто даже забыл о своих прежних фантазиях и художествах, полностью сосредоточившись на программировании и посвящая учебе все время – стоило отметить, весьма результативно. Олег даже немного завидовал такой целеустремленности: вот если бы и у него появилось любимое дело, которому он мог бы отдаваться столь же самозабвенно!
Но строки компьютерного кода были пустыми и скучными. Если Сережа погружался в них, как в творчество, то для Олега они оставались последовательностью строгих алгоритмов, которые сводились к одному решению: нужно срочно что-то менять. И дело было не только в заинтересованности, но и в изменившемся поведении Сергея – он не то чтобы отстранился, но Олегу его стало слишком мало. Снова общая комната – на этот раз в общежитии, снова увлеченные беседы – но теперь раз в неделю, снова взлохмаченные рыжие волосы и сосредоточенный взгляд – постоянно куда-то сквозь друга.
По субботам Сережа не без труда отрывался от учебы, чтобы поделиться с Олегом впечатлениями, накопившимися за предыдущие шесть дней, а тот ждал этого и всякий раз опасался: что, если усталость возьмет свое? что, если в жизни Сергея появится кто-то еще? что, если Олег просто не дотягивает до того уровня, которого ждет от него блестящий студент и пример для подражания стипендиат Разумовский?
От подобных мыслей начинала болеть голова, а в последнее время еще и противно ныло в груди, стоило представить, как Сережа смотрит на него сверху вниз и усмехается, смакуя свое превосходство. А в детстве, помнится, его ужасно забавлял этот взгляд, небрежно брошенный на недалеких соседей по спальному крылу.
– О чем задумался? – Олег вздрогнул и обернулся. Рыжий подошел сзади и наклонился почти к самому его уху, задевая щеку длинными волосами, обычно собранными в хвост, но сейчас спадающими на плечи.
– Да так, – отмахнулся Олег, едва не поперхнувшись словами: в груди словно ком встал, затрудняя дыхание. Он глубоко вздохнул, и легкие скрутило до черноты в глазах.
– Тебе нехорошо? – Кажется, разочарования в голосе прозвучало больше, чем беспокойства. – Может, тебе стоит сегодня отдохнуть?
Такое предложение нравилось Олегу меньше всего: и без того времени, проведенного вместе, катастрофически не хватало, что порождало приступы совершенно неуместной ностальгии. К тому же, близка была сессия, на время которой придется отложить субботние посиделки. Сессия, которую он сознательно хотел завалить. После которой он решил в корне изменить свою жизнь, но пока не решался заговорить об этом с другом. Тем более, что Олег, волевой во многих других вопросах, не был до конца уверен, что сможет так запросто уехать и бросить рыжего, которого старался оберегать и которым восхищался вот уже более десяти лет. Стоило только подумать об этом, и начинало душить ощущение собственного предательства. Однако он не хотел так всю жизнь и протаскаться за Сережей мертвым грузом, вечно находясь в его тени и каждый день просыпаясь со страхом того, что вот сегодня – наверняка сегодня! – пропасть между ними станет непреодолимой.
– И правда, ты какой-то горячий, – протянул Сергей, не дожидаясь ответа и развернув Олега к себе, чтобы прижаться к его лбу подбородком. – Лучше тебе отлежаться. Я поработаю в библиотеке, чтобы не мешать.
Олег успел лишь ухватить друга за запястье, когда тот выпрямился и почти уже развернулся, чтобы уйти. Хотелось попросить его остаться, и неважно, о чем они будут говорить или мечтать. Олег действительно чувствовал себя неважно, но не настолько, чтобы валяться в постели с полотенцем на голове, тем более, что этот вечер мог стать для них едва ли не последним.
Но вместо этого закашлялся и разжал пальцы, согнувшись и судорожно выплевывая воздух.
– Олег? – Сергей склонился к нему: теперь он действительно выглядел взволнованным – или все дело в том, что в глазах рябило от подступивших слез и тряслось от приступов кашля, рвущего грудь до тошноты.
– Иди, – выговорил Олег на выдохе. Он не мог понять, что с ним происходит, не знал, заразно ли это, и – самое неприятное, – чувствовал, что Сереже только и нужен был повод дополнительно подготовиться к экзаменам, из-за чего традиционные встречи «как в старые-добрые времена» стали для него обузой. И внезапная болезнь Олега послужила бы скорее причиной побыстрее сбежать из комнаты, чем стимулом остаться.
Сергей не заставил долго ждать: сложив вещи в рюкзак, он метнулся к двери, остановился, снова посмотрел на друга отстраненно-сочувствующим взглядом, в сомнении закусил губу – и все же ушел. А Олег зашелся в новом приступе кашля, неприятно саднящим изнутри.
Он достаточно редко болел, да и не настолько серьезно, но теперь казалось, что необходимо срочно вызвать скорую: если попытается просто отлежаться, то к чертям выплюнет легкие. Олег даже взялся за телефон, но номер набрать не успел – на экране засветилось сообщение: «Захвачу чего-нибудь в аптеке на обратном пути. Постараюсь не задерживаться».
На пару минут кашель как будто усилился, и Олег поспешил положить мобильник на стол, чтобы не выронить его при очередном приступе. Но теперь боль была не такой обжигающей, хотя все еще тугой и тяжелой, комом поднимающейся по горлу и разлетающейся брызгами по прижатым ко рту ладоням. С трудом подавив рвотный спазм, Олег в последний раз вытравил из себя воспаленный воздух и с удивлением уставился на руки. Он ожидал увидеть там бледный ком мокроты, россыпь кровавых брызг, но никак не пучок диких, бледно-сиреневых, почти даже голубых фиалок.
Желание звонить в скорую моментально отпало. Олег бросился из комнаты по коридору до уборной на этаже, швырнул цветы на выступ раковины и как следует растер лицо холодной водой. Какое-то время смотрел на побледневшее отражение в зеркале, затем опустил взгляд туда, где уже не должно было ничего мерещиться. Фиалки были там, куда он их бросил: вполне четко различимые, осязаемые, источающие приторно-сладкий дурманящий аромат. Пять штук. Пять похожих на бабочек цветков на тонких проводках стеблей. Точь-в-точь как те, что росли на заднем дворе детдома, о котором так хотелось забыть последние полгода. Того же оттенка, что и глаза, понять истинное выражение которых удавалось далеко не всегда…
– Ты здесь? – Олег резко развернулся на знакомый голос, чуть хриплый и запыхавшийся.
Сережа, раскрасневшийся с ранне-декабрьского мороза, в расстегнутом пальто, стоял на пороге, сжимая небольшой аптечный пакет.
– Уже? – Появление рыжего застало Олега врасплох, и он – на собственный взгляд, – слишком поспешно загородил собой вырванные из легких цветы. Сложно было представить, при каких вообще обстоятельствах существовала возможность логично объяснить их появление в студенческом общежитии в начале зимы. Олег всегда был откровенен с другом, но в этот раз предпочел бы избежать вопросов: что угодно показалось бы более правдоподобным, чем фиалки, проросшие внутри человеческого организма.
– Я передумал идти в библиотеку. – Сережа привалился к дверному косяку, переводя дыхание: как пить дать – бежал. Оставалось только надеяться, что сейчас ему не до подозрений и он не собирается заглядывать другу за спину.
– Сейчас вернусь в комнату. – Олег натянуто улыбнулся, развернулся к раковине и посильнее включил воду, наблюдая за отражением запыхавшегося рыжего в зеркале. Тот смотрел ему в спину, но подойти не решался и вряд ли замечал бледно-голубые пятна рядом с чьими-то мыльницами.
Стараясь, чтобы движение вышло непринужденным и не привлекло лишнего внимания, Олег смахнул цветы в сток и еще раз умылся. Сергей ждал его, не двигаясь с места и теребя в руках шуршащий пакет. Растрепанные и намокшие от снега волосы липли к лицу ничуть не меньше, чем забрызганная водой челка Олега.
– Идем, – позвал Волков, поняв, что без него друг никуда не собирается. Стало даже немного стыдно за ту невысказанную обиду, которая зародилась в результате ухода Разумовского, хотя Олег наверняка знал, что тот передумал уже по дороге: неясно по какой причине.
Уже войдя в комнату и привычно заперев замок, Сережа молча протянул пакет и стащил с себя пальто. Олег бегло посмотрел на медикаменты и пристроил их на столе между стопкой книг и чашкой с остывшим чаем.
– Спасибо, - он порывисто обнял Сергея со спины, не зная, что еще можно сделать в подобной ситуации: на весь этот набор от гриппа-бронхита-астмы наверняка была спущена половина стипендии, только вот вряд ли он был полезен Олегу в нынешней ситуации. То, что он подхватил, не поддавалось классификации докторов.
Как ожидалось, Сережа слегка напрягся, сжавшись или ссутулившись под напором более высокого друга, и сделал шаг – назад, еще теснее в объятия. Олег сквозь вязь свитера ощутил осторожные прикосновения холодных пальцев к рукам. Вдохнул запах волос, вместо привычного шампуня ощущая сладкий дурман раннего мая, и судорожно сглотнул – в груди еще горело, но фиалки уже не рвались наружу.
– Мне лучше, – сказал он успокаивающе, хотя подумал, что, напротив, с этого момента будет только хуже. Еще никогда его так не тянуло прикоснуться к Сергею, прижать его к себе, поцеловать рыжую макушку и слизнуть с губ талую воду.
– Я заметил, – проворчал Сережа, выворачиваясь из объятий и отступая, чтобы повернуться к Олегу лицом с горящими глазами, цвет которых заставил того вздрогнуть.
Рыжий стоял так близко, все еще нерешительно удерживая руки на уровне груди, что хотелось отшатнуться, убежать куда подальше от этого наваждения, чтобы не краснеть всякий раз, вспоминая это как будто оценивающее неуверенное выражение, с которым сейчас смотрел Сергей. Но Олег остался стоять, выдерживая этот озадаченный и вместе с тем испытующий взгляд. Сережа первым опустил глаза и шагнул вперед, упираясь в Олега и толкая его к кровати.
– Тебе нужно отдохнуть и… – Он замялся, но Олег понял, что после всех детдомовских ссадин, наказаний и выговоров рыжий никогда так просто не скажет вслух «сходить к врачу». – Выпить лекарство.
Убедившись, что Волков опускается на кровать и даже начинает стягивать свитер, Сережа потянулся к пакету, порылся в нем и наугад извлек какой-то порошок в цветной упаковке, тут же принявшись за изучение инструкции.
– Не стоит, – прервал его Олег, выворачивая майку, в которой обычно ходил «дома». – Я не простудился, просто что-то в горло попало.
– А как же жар? – Сережа отложил упаковку, но продолжал смотреть недоверчиво и обеспокоенно. И как только можно было в нем сомневаться?
– Тебе показалось, – улыбнулся Олег, трогая лоб с самым беззаботным видом, на какой был сейчас способен. Температуры действительно не было, но Разумовский не был бы Разумовским, если бы не решил убедиться лично. Впрочем, даже если Сережа и выдумал этот жар, он все равно вернулся, чтобы привычно провести вечер вместе.
Он наклонился к другу, и тот невольно вскинул руку, чтобы погладить бледную щеку. Сергей потерся о нее, как кот, фыркнул и замотал головой, затем опустился еще ниже, встав на колени и заглядывая Олегу в глаза с легкой усталой улыбкой. Что-то в этом было совсем детское, неимоверно ласковое и теплое, непривычное, но вместе с тем хорошо знакомое.
Олег подался вперед, и Сережа придвинулся навстречу, неловко поймав его губы. В момент прикосновения глаза-фиалки удивленно распахнулись, и Волков пальцами зарылся в волосы рыжего, не позволяя ему отстраниться. Тот, впрочем, и не пытался, осторожно целуя друга и пряча смущенный взгляд за ресницами. Олег готов был зарычать от подавляемого желания впиться в его губы более жадно, более страстно, так, как в свое время описывали ребята постарше, но сдерживал себя: сердце и так колотилось как бешеное, а стоило поддаться искушению – и вовсе выскочило бы.
Он сам первым прервал поцелуй, но снова на миг приник к губам Сергея в ответ на его растерянный взгляд.
– Не боишься заразиться? – подшутил Олег, чувствуя, что молчание может стать неловким.
– У нас же теперь гора лекарств. – Сережа поднялся и подмигнул, указав на оказавшийся бесполезным аптечный пакет. – А теперь – ложись и постарайся отдохнуть как следует. Если что, я рядом.
Спорить Олег не стал, хотя не был уверен, что ему удастся заснуть. Да что там – твердо знал, что не удастся, да и время было еще детское, стемнело совсем недавно. Однако послушно разделся и закутался в одеяло, пока Сергей доставал ноутбук из рюкзака и устраивался за столом, обложившись конспектами: Волков уже давно заметил за ним привычку набирать интересные ему лекции на клавиатуре, а что-то не столь полезное – писать по старинке, на листах, наполовину разрисованных всякими набросками. Перед сессией рукописный вариант наравне со всеми важными материалами заносился в компьютерную память и в память Сережи.
Но чего в этот момент Олег понять не мог, так это того, как рыжий сумел так просто переключиться на учебу после всего, что произошло между ними. Может, это просто способ отвлечься от непривычных и даже неправильных ощущений? Но ведь они взаимно тянулись друг к другу, а значит, влечение не было таким уж непозволительным: двое, вышедших за рамки, – это ведь уже больше похоже на норму, чем один.