Лекарство из крест-травы

Звонок Грома запустил цепь последующих событий, столь необходимых Разумовскому для осуществления плана. Дубина вот-вот доставят в больницу, и об этом станет известно Киру. Тогда его мальчики, притворяющиеся агентами ФСБ возьмутся за дело. С крючка Игорь уже не сорвется – понял, насколько высоки ставки. Он будет волей-неволей играть по правилам, установленным Сережей, пока не увидит своих похищенных друзей живыми и здоровыми. Олег остановился и закурил, затягиваясь медленно и с наслаждением. С этого момента и до отмашки псевдо-Стрелкова он несколько часов будет предоставлен самому себе. Ситуация не самая привычная, но Волку и впрямь не помешало бы отдохнуть и привести мысли в порядок. Он сорвался и отдавал себе в этом полный отчет. Убивать для него давно вошло в норму, но бездумно избивать полицейского – уже слишком. Нет, совесть не мучила – мучил давший слабину профессионализм. Стоило только бросить окурок в ближайшую урну, завибрировал собственный телефон Олега. Звонил Сережа. Волков полагал, что в этот момент заказчик должен бы проводить Грому дистанционную экскурсию по питерским достопримечательностям, а не докапываться до наемника. Что-то пошло не по плану? – Слушаю, – подобравшись, ответил Волк. На том конце повисло секундное молчание, послышалась какая-то возня, затем наконец раздался голос Разумовского: – Олег, ты ведь не убил Дмитрия? – прозвучало наигранно-невинно и вместе с тем угрожающе. Волков глубоко вздохнул, отгоняя приступ раздражения. Он терпеть не мог, когда его пытались контролировать даже там, где это не требовалось. – Не убил. Но он нам больше не помешает. Все как ты и хотел. – Ммм… Хорошо. Он мне еще пригодится. – Вряд ли он в скором времени сможет хотя бы подняться. – Это не столь важно, – парировал Сергей. – Пока он жив, он будет мне полезен даже овощем. – Мне выяснить, в какой он больнице? – предложил Олег. – Не глупи. У тебя есть дела поважнее, – отмахнулся Разумовский, и наемник вздохнул с облегчением. Ему не хотелось снова пересекаться с Дубиным и вспоминать о минутной слабости, которую он позволил себе, рассвирепев от мысли о текущем состоянии Сережи. Тем более, для Разума проверить базу данных скорой помощи и питерских госпиталей – плевое дело. Использовать для этого наемника было бы просто-напросто бесполезной тратой ресурса. Сергей наверняка был способен на подобное расточительство. Однако с этой минуты Волк не имел никакого отношения к делам Дубина, и это было одновременно правильно и тревожно – причины этой тревожности Олег не понимал, но чувствовал, что ему не нужно знать, какая судьба уготована напарнику Грома. Кстати, об этом… – Гром уже в курсе, – сообщил Волков. – Я использовал второй телефон Дубина, чтобы поднять всю округу. – О да! Я знаю, – рассмеялся Сергей. – Он в такой ярости, что я подумал, ты перегнул палку. Это было великолепно, Олег! Ровно то, что нужно. В очередной раз Волк поймал себя на мысли, что у клиента не все в порядке с головой. Сережа, которого он помнил и которого знал столько лет, был совсем другим. Не радовался чужой беде, стремился помогать тем, кому это было необходимо, на нападки отвечал молчаливым достоинством. Или Олег видел лишь то, что хотел видеть? Тогда, на первом курсе МГУ, Разум тоже вел себя странно. Но даже в то время он так не упивался чужими тревогами. – Не хочешь остановиться? – Что? Веселье только началось, Олег. Мы зашли уже так далеко, что тебе лучше не возвращаться, – Сережа как-то странно хохотнул, будто подавился словами, сам смысл которых показался Волку странным. Не возвращаться? Куда? К отправной точке? Тогда при чем здесь «тебе», если в первую очередь остановиться должен Разумовский? Или Олегу лучше не возвращаться в Венецию. Совершенный бред. Как раз туда наемник и должен доставить Грома, когда тот попадет в лапы к группе Кира. Неужели Серый настолько запутался в своих мыслях, что уже передумал? – В смысле? – уточнил Олег. – Нельзя отступать, – усмехнулся Разумовский и судорожно вздохнул. – Я плохо спал, мысли немного сбиваются. Конечно, ты должен вернуться. Это не обсуждается. – Будет сделано. Мысли сбиваются? Что же за таблетки такие пьет Сергей и что вообще творится у него в голове, что он даже не может с первого раза сказать то, что собирался? Или по какой-то причине он именно это и хотел сказать, предупреждая Олега о чем-то, что касалось непосредственно его и поджидало где-то в Венеции? Может, Сережа решил не рушить окончательно карьеру друга и не сталкивать его с российскими и итальянским властями? Это было бы слишком наивно, особенно после того, как Волк уже конкретно засветился и оставил свидетеля. Можно было просто списать все на то, что Разум прямым текстом говорил, что после стольких лет не слишком-то рад видеть бывшего друга. Что ж, если он пожелает, их пути снова разойдутся, когда все закончится. Олег этого не хотел. Да, нынешний Сережа вел себя иррационально и время от времени раздражал Волкова своим переменчивым поведением, но наемник не хотел снова оставлять его одного. Несмотря на то, что их больше ничто, кроме затершихся детских воспоминаний, не связывало. Несмотря на то, что Олег, как ему казалось, уже давно не был влюблен в Сережу. Несмотря на то, что их жизни, да и характеры тоже, слишком круто переменились. Похоже, Волк и сам потихоньку съезжал с катушек, если сам теперь не мог определиться со своим отношением к Разумовскому и к их дальнейшим планам. Да даже планов не было. Хотелось поскорее закончить дело, а затем – будь что будет. – Олег… – в трубке стало тихо. – Я тебя слушаю. – Помнишь тот Новый Год? – Смутно, – ответил Волк. Просто чтобы не ковырять старые раны, предаваясь ностальгии. Он прекрасно помнил тот вечер, все их обещания и то, как он тогда впервые смог снова вздохнуть полной грудью. Помнил, что так и не решился подарить Сереже то, что само его выбрало. Помнил древнюю хозяйку сувенирной лавки, ее добрый смех и туманные пророчества. И горький вкус вороньего глаза, прогоняющий из легких проросшие там цветы. Помнил так отчетливо, будто это вчера произошло, но Разумовскому лучше об этом не знать и не давать лишних поводов для манипуляций. Ему вообще лучше не забивать ничем голову в ходе опасной и крайне опрометчивой операции. Сергей лишь разочарованно выдохнул. – Да уж! Мы тогда совсем другими были… – Олегу показалось или он действительно услышал тень грусти и сожаления в голосе друга? – Серый, не надо, – Волков почувствовал острую необходимость снова затянуться как следует, так, чтобы губы обожгло, и дымом поперхнуться, как когда-то давно проклятыми фиалками. – К чему сейчас эти разговоры? Ответил Сергей не сразу. Легко было представить, как он в нерешительности кусает губы, отводит взгляд и заливается блеклым румянцем. В юности по этим признакам Волков всегда понимал, когда друг лжет, скрывает что-то или уходит от разговора. Но сейчас-то Разумовский сам начал эту беседу. Это несколько сбивало с толку. Лично Сережа разговаривать не хотел, а звонить в самое неподходящее время, начинать обсуждение и молчать в трубку – да сколько угодно! – Сереж, вообще-то я работаю. – Да, на меня, – прозвучало звонко, едва ли не истерично, и Олег глубоко втянул воздух, стараясь не сорваться в ответ. Слишком уж Разумовский стал цепляться за свое главенство, будто кто-то ставил под сомнение его авторитет. Впрочем, подобная непоследовательность в словах и изощренность в действиях все же подрывали доверие к клиенту, хотя говорить об этом напрямую никто не решался. Не за такие деньги. Да и конкретных мудаков наемники повидали уже немало, и на многих из них работали и не жаловались. – На тебя, – подтвердил Волк спокойно. – И ты прекрасно понимаешь, что сейчас не время для того, чтобы предаваться воспоминаниям. – Олег, послушай. Я понятия не имел, что это будешь ты. Я вообще даже не надеялся увидеть тебя снова. Или хотя бы услышать. – То есть ты скучал? Не похоже, чтобы ты был рад моему присутствию. Происходящее больше всего напоминало форменное издевательство. То Сергей холоден и равнодушен, то впадает в панику, то отталкивает, то едва ли не предлагает переспать. Может, он и сам не знает, что чувствует по отношению к наемнику. Или же таким образом демонстрирует многолетнюю обиду. Воды утекло много, но первым тогда и впрямь ушел Олег. Ушел и едва ли пожалел о своем решении до тех пор, пока они не встретились опять, уже в новых друг для друга ролях. – Рад, конечно! Но я не об этом. Помнишь, мы тогда обещали, что еще будем гордиться друг другом? Какими же они тогда были наивными! Крови не видели, пороха не нюхали, зато были преисполнены самых великих идей и устремлений. Олегу стало немного досадно, что они больше не такие. Что Сережа больше не такой. Присутствие давнего друга Волка возвращало в детство, только вот реальность диктовала новые правила и заставляла снова и снова напоминать себе, что слишком много воды утекло. – Когда-то ты говорил, что мы будем на равных, – тихо ответил наемник, предчувствуя новую вспышку гнева, но ее не последовало. – Ты так хочешь быть на равных? Для закона они и так уже оба достаточно натворили, чтобы получить равное наказание. А между собой, говоря по правде, они не были равны уже очень давно. Как-то незаметно и негласно Сережа стал лидером, к которому Олег прислушивался, находя его решения обоснованными, и за которым шел до той последней зимы. За которым шел теперь, потому что ему заплатили. – Забудь. Мы слишком низко пали. Разумовский судорожно выдохнул в трубку. Волкову показалось, что он проглотил начало какого-то слова, но Сергей так ничего и не сказал. Эта игра в молчанку после закинутой вербальной наживки начала порядком надоедать Олегу. Какая разница, что они обещали друг другу тогда, когда еще не знали другой жизни? Всех клятв и не припомнить, да и обещанного три года ждут, а прошло уже гораздо больше. – Я пал, но не ты, – тихо проговорил Сережа. Теперь уже наемник промолчал, собираясь с мыслями. Почти сорвалось с языка: «И ты хочешь утащить меня за собой?». Олег проглотил это и понял, что все равно ведь потащится: не из большой любви, не ради наживы, а просто потому, что это Сережа, что ему нужна помощь, друг рядом, верный понимающий человек… Только вот Волков ни хрена не понимал. И если к Разумовскому он тянулся, то от этого непонимания хотелось умчаться как можно дальше. – Я правда тобой горжусь, Олег. Волк хмыкнул. Отличный повод для гордости – кормиться чужими смертями, не иметь ничего своего, кроме привычного полюбившегося оружия, скитаться по миру, нигде надолго не останавливаясь, и помнить, как когда-то давно был безответно влюблен в рыжего мальчишку, который вырос конченной мразью. А ведь именно достижениями этого рыжего стоило бы гордиться: с нуля сколотил состояние, обзавелся жильем, работой, да и многих специалистов трудоустроил. С самой соцсетью «Вместе» Олег знаком не был, но был наслышан о том, каким успехом она пользовалась у обывателей. – Ну чего ты молчишь? Олег… Интонация Сережи напомнила старые-добрые времена, когда они еще только притирались друг к другу и могли разругаться так, что прощали обиды и снова начинали разговаривать только после такого вот «Чего ты молчишь?». Не самое яркое из детдомовских воспоминаний. Кстати, о детдоме… Разумовский ведь поддерживал его, когда встал на ноги. В интернете было что-то о благотворительном фонде и о реставрации старого здания за счет руководителя «Вместе». Сережу восхваляли сотни статей… до тех пор, пока он не стал Гражданином. – Ты действительно стал тем, за кем пойдут. И все просрал из-за своей игры в бога. – В бога? О нет, Олег. Всего лишь в человека, который слишком долго смотрел на то, что творят такие же люди, и который устал терпеть эту деградацию. – Серый, Питер – не самое спокойное место, но поверь мне: ты еще ничего не видел, – Волк все же выудил из пачки еще одну сигарету. – Ты рогом уперся в собственную правоту и вместо благородного короля стал кровавым тираном. И назад пути нет. Толпы твоих прежних почитателей к тебе не вернутся. Теперь ты для них террорист, одинаково судящий и правых, и виноватых. Ты этого хотел? – Я видел достаточно, – холодно ответил Разумовский. – Не меньше, чем мог видеть ты. Только у вас такое в порядке вещей, и ты получаешь кругленькие суммы за то, что убиваешь, на кого укажут. Я же сам выбирал мразей, которые не достойны жизни, и люди частенько в этом мне помогали. И что я получил? Даже не благодарность. Тюремный срок. Пока кому-то все сходит с рук, я лишился всего, хоть и оставил себе некоторые запасы. По-твоему, это справедливо? Считаешь, имеешь право меня осуждать? – Я не осуждаю. Я… Я не знаю, Серый, – дым почти уже щипал глаза и забивался в нос, и Волк поморщился. – Все ты знаешь, Волче, – отмахнулся Разумовский. – Просто не хочешь признавать, что тебе стыдно иметь в друзьях террориста и убийцу. Ты же по своим горячим точкам как раз с ними и воюешь, не так ли? – Не в этом дело, Сереж. Тебе есть чем гордиться, но ты же сам спустил все это в унитаз в угоду… Чему? – Тому, чтобы ты не задавал таких вопросов, – отрезал Разумовский и рвано выдохнул с нескрываемым раздражением. – Я плачу тебе достаточно, чтобы ты был безмолвным исполнителем. – Серый, ты сам мне позвонил. Сигарета истлела незаметно, и фильтр уже обжигал пальцы подступающей агонией. Олег запустил окурок в мусорный бак. Попал. – Работай давай. Приведи мне Грома, – прошипел Сергей и бросил трубку. Волков пару секунд тупо смотрел в экран, после чего отключил звук и убрал мобильник во внутренний карман плаща. – Тоже мне, великий босс, – ругнулся Олег сквозь зубы и собрался уже закурить еще одну, но в этот момент его мысли переключились. Без явных на то причин он вспомнил, где и когда видел ту подворотню, в которой избил Дубина, или же подобную ей. Возникший в мыслях образ мог даже объяснить ощущение слежки, если бы не одно обстоятельство. Место очень уж напоминало закоулок, в котором приютилась сувенирная лавка, где Олег услышал легенду о богах и получил якобы божественное яйцо. Только вот в первый раз Волков наткнулся на нее в Москве, когда учился в МГУ, а не в Питере. Это он мог сказать наверняка, но вот чего понять не получалось, так это того, почему одна и та же ассоциация в разных местах вызывала настолько разные эмоции. От реальной – конечно, она была реальной! – лавчонки веяло облегчением и спокойствием, а от ее неудачного «клона» внутри поднималась волна тревоги и ощущения чего-то неизбежного. Насколько Волк мог напрячь память, физически эти закутки были даже не похожи. Только что не было никаких ступенек, ведущих вниз, в полуподвальное помещение. Никаких дверей. Только редкие окна – и те забиты фанерой. За углом – лишь покосившаяся надпись «Ломбард». Сам ломбард, вероятно, закрылся уже давно, судя по состоянию вывески, но почему-то именно от него повеяло и Москвой, и мистикой. Логической причины для подобных ощущений Волков найти не мог и хотел бы запихнуть размышления об этом куда-нибудь поглубже в сознание, если бы был уверен, что им на смену не придут еще более непонятные и неуместные – о Сереже. Если бы Олег мог наверняка сказать, что все еще влюблен в друга детства, можно было бы оправдать все эти мысленные метания. Когда-то шаманка из сувенирной лавки сказала, что он полюбил великого человека, а о простой влюбленности, что истаивает за пару лет, так не говорят. Да и сама любовь, вроде как, чувство светлое, без примеси сомнений и накатывающей злости. Может, не стоило принимать те пророческие слова так близко к сердцу? Еще ломбард этот… Как жирная насмешка ироничной чертовки-судьбы: мол, вы, мальчики, расставаясь, свои чувства заложили, а нынче дружба подорожала, да и вообще, у нас закрыто, приходите в другой день. Отчетливо Олег понимал только две вещи, хоть никогда и не считал себя экспертом в отношениях. Во-первый, если даже где-то в глубине души он сейчас и любил, то не Сережу, а свои наивные воспоминания о нем. Все то, что помогало ему самому не двинуться башней за годы бесконечных захватов и перестрелок, после которых хотелось насквозь промокнуть под ледяным питерским дождем. Во-вторых, карьера военного наемника оставила свой заметный след: Волк вообще перестал рассматривать перспективу долгосрочных отношений с кем бы то ни было, в особенности с гражданским, да еще и с мужчиной. С годами на смену до-армейской романтике в списке приоритетных ценностей пришла репутация, подкрепленная к тому же неизбежностью потерь, а потому требующая отказа от привязанностей. Может, именно из-за нее, устоявшейся репутации и привычки жить с ней, Олег так отчаянно боролся с тем, что с новой силой полезло к нему в голову, как в его судьбе снова появился Разумовский? Пожалуй, в такой ответ наемник и поверил бы охотнее всего. Но нет, примешивалось еще что-то. Что-то, связанное с перьями, тенями по стенам и треснувшей яшмовой скорлупой, которая раньше казалась бесполезной, а теперь не на шутку устрашала. И зачем только Волков ее взял? Лучше бы так и давился цветами, ей-богу! Или выбросил по дороге… Только вряд ли он стал бы что-то менять, даже будь у него возможность вернуться в прошлое. Тревога постепенно угасала, сменяясь простым волнением, куда менее давящим и напоминающим скорее о волшебстве и о том, что шаманка тогда не желала ему зла и наверняка знала все наперед, а значит, все в порядке. Если кто и наблюдал за ним из какой-то невидимой лавчонки или ломбарда, то не со злым умыслом, а с умудренным вечностью интересом. Наверное, обычно люди такого наблюдения и вовсе не замечали, но Олег уже успел прикоснуться к миру за гранью понимания науки и логики, поэтому и узнал мимолетное ощущение, хоть и не сумел сразу его идентифицировать. Возвращаться к месту стычки с Дубиным и проверять догадку теперь точно было бессмысленно. Такие места, как древняя лавка сувениров, могли появляться и исчезать как им вздумается, и искать их намеренно – лишь тратить время и силы, рискуя повредиться рассудком, но так и остаться без единого ответа. Стараясь отрешиться и от мистики, и от раздумий о Разумовском, Олег направился в сторону, противоположную той, откуда пришел, время от времени поглядывая на телефон в ожидании звонка от Кира, но мобильник пока умиротворенно молчал. Волков старался держаться не самых оживленных улиц и дворами добрался до какого-то смутно знакомого места. Через дорогу на некотором расстоянии среди бетона и кирпича выделялся невысокий заборчик, увитый зеленью. Прежде чем наемник снова заподозрил неладное и таинственное, его взгляд наткнулся на табличку с названием улицы на соседнем здании. Все встало на свои места. Окольными путями Олег, как оказалось, догулял до заднего двора детского дома, где они с Сережей выросли. Он бы в жизни не узнал его после реставрации, если бы не помнил соседнюю улицу. Поменялось слишком многое: и забор теперь не казался тюремной оградой, а походил на те изящные витые заборчики, что отделяют друг от друга соседские цветники, и само здание стало светлее, как будто даже просторнее и выше. Разумовский с нуля его перестроил, что ли? Не в силах противиться минутному порыву, Волков пересек проезжую часть наискосок и подошел ближе. Сначала куст, вытянувшийся вдоль забора, показался ему шиповником, но к этому времени от него должны были остаться одни краснеющие ягоды. К тому же шиповник не цветет так пышно, да еще и алым цветом, а бутоны аккуратно раскрывались именно насыщенными, едва ли не кровавыми пятнами на темной зелени. Для цветения время было явно неподходящее, но все же пять поздних розочек теснились друг к другу, словно рисуя шрамы на полотне кустарника. Если соединить их одной линией, получится семерка – не слишком ровная, но все еще число удачи. Олег провел ладонью над одним из цветков и заметил, что с этой стороны забора роза щерится когтистыми шипами, а с той, что уже на территории детдома, шипы аккуратно срезаны, чтобы не навредить периодически играющим здесь воспитанникам. Интересно, а фиалки здесь по-прежнему расцветают по весне? Или их окончательно вытеснили хищные розы? Так Олегу, пожалуй, даже больше нравилось. Волк не знал, зачем пришёл сюда. Отдавать дань памяти не хотелось, как бы настойчиво она ни билась в двери сознания. Он бы и не вспомнил дорогу — никогда не пробирался сюда дворами. Теперь же забрёл по наитию и решил немного осмотреться, прежде чем поспешно уйти. В окне на первом этаже, примерно там, где когда-то был просторный холл, а теперь, судя по всему, приёмная директора или одна из комнат для совещаний воспитателей, Олег заметил две фигуры. Взрослые. Женщина, судя по строгому виду и белой блузке с накрахмаленным воротничком, здесь работала. Не МарьИванна, да и вообще не из тех, кого Волков помнил. Слишком молодая — едва ли намного старше самих Олега и Серёжи. Она сосредоточенно разглядывала полки и время от времени передавала что-то своему собеседнику. Лысый невысокий мужчина с выраженным пузиком вряд ли имел какое-то отношение к детскому дому. Разве что акционер. В модных вещах Олег не разбирался, но одет незнакомец был не слишком броско, но очевидно дорого. И с определением его возраста у Волкова возникли сложности, каких не было ещё со времен знакомства с тем московским шаманом. Но от лысого никакой энергией дома не веяло. Он держал в руках не особо толстую папку и внимательно вглядывался в каждую страницу, почти не отвечая женщине и лишь изредка кивая. На миг оторвавшись от своего занятия, он поднял голову, и Олег мгновенно понял, что его засекли. Более того — узнали. Лысый резко захлопнул папку и убрал её под мышку. В голове Олега забилась паническая мысль о том, что это кто-то из сослуживцев Грома, который тоже копает под фигурантов дела и решил начать с истоков. Незнакомец сказал что-то воспитательнице и уверенно шагнул к выходу. Олег быстрым шагом направился к ближайшему зданию, окруженному строительными лесами. Рабочих видно не было, и Волк вполне мог укрыться там, пока преследователь доберётся до заднего двора и вообще его заметит. А если и догонит, с его-то комплекцией, наёмник уложит его быстрее, чем Дубина, и обсуждать его дальнейшую судьбу с Разумовским не будет. Просто не хотелось делать этого в непосредственной близости от места, в котором ещё звучали отголоски их детства. Однако не успел Олег протиснуться меж двух металлических листов, ограждавших пространство, как нос к носу столкнулся с лысым. Тот смотрел на него озадаченно, но с нескрываемым любопытством. – Значит, вот кого... – протянул он с довольным видом, и Олег сразу ощутил, что снова столкнулся с чем-то инородным. С чем-то, что вряд ли будет ему под силу и с чем сражаться не стоит. Но убежать не тянуло. Да и вряд ли он бы успел. – Кто вы? – только и выдохнул Волк. – Можешь звать меня мистером Фауэллом, но вряд ли тебе это понадобится, – снисходительно улыбнулся лысый и ещё раз окинул Олега оценивающим взглядом. – Ловко она меня обдурила. – Кто – она? – что-то подсказывало, что речь шла именно о древней шаманке, но наверняка Волков знать не мог. – Ты даже этого не понял? – взгляд мистера Фауэлла мгновенно стал равнодушным, но в усмешке не было ни разочарования, ни злорадства. – Значит, ты не помешаешь. Наёмник напрягся, приготовившись к тому, что этот человек, совсем не похожий на бойца, сейчас от него мокрого места не оставит. – Эх, Мити, Мити, – тот лишь покачал головой. – А я-то думал... Что он думал, Фауэлл озвучивать не стал, а Олег поймал себя на мысли, что неизвестный с такой фамилией слишком уж чисто говорит по-русски. – От меня вам что надо? – Ничего. Просто любопытно было взглянуть, на кого она это скинула. Волков запутался окончательно. Шаманка точно ничего на него не скидывала, только помогла. Никакой избранности Олег не чувствовал, однако мистер Фауэлл продолжал смотреть на него, как на несуразную, но все же диковинку. – Может, ты хотя бы знаешь, где яйцо? – Мои оба при мне. Лысый усмехнулся еще заметнее. Похоже, чувство юмора у него было, но наёмник вдруг резко пожалел, что не взял с собой оружие. – Не увиливай. Я хочу быть уверен, что не ошибся. Где яйцо, которое прятала Мити? – Там, где ему суждено быть. Олег даже не сомневался в том, что Фауэлл знает, что он прекрасно понимает, о чем речь. Юлить и притворяться дурачком было бы бессмысленно. Может, именно этот человек в сером плаще и оставил следы своего присутствия там, где Волку запомнилась надпись «Ломбард». – Значит, и правда... – лысый хищно осклабился. – У кого верный расчёт, тому и в руки все течёт. Мистер Фауэлл бегло глянул на часы и шагнул в сторону. Олег почувствовал, что у этого человека какие-то старые счёты с его благодетельницей, но Волка он не тронет. Но если ему нужно яйцо, и он догадывается, что его хранит кто-то, близкий Олегу... Если он узнал, что ближе всех для него Сережа… – Не приближайтесь к нему. – Что ты! Этот мальчик нужен мне живым. Да и ты пока тоже. И я был бы признателен, если об этой встрече никто не узнает. Само собой, я не видел тебя в Питере и вообще знать тебя не знаю. Договорились, Олег Волков, в прошлом избранник самой Мити, а ныне преступник? Фауэлл не запугивал. Он заключал словесную сделку. Надо быть дураком, чтобы отказаться здесь и сейчас, не зная толком, на что лысый способен и чем грозит этот самый отказ. – По рукам. Но позвольте спросить. Зачем вам это яйцо? В нем и правда сидит бог? Мужчина засмеялся приглушенным смехом. Его искренне позабавил вопрос Олега, а тот нетерпеливо ждал ответа: от него зависело, принимать Фауэлла за врага или за неожиданного союзника. – Что-то мне подсказывает, что бог уже сам готов найти меня. А яйцо – просто оболочка. Мне оно не нужно. Просто где старая оболочка, там и новая. Мне достаточно просто знать это. – Вы могли узнать это и без меня. – Мог, – Фауэлл снисходительно кивнул. – Но мне действительно было любопытно, кому и по какой причине благоволит старая чертовка. Похоже, мы с ней не такие уж и разные. Занятно. Может, и мне не стоит списывать тебя со счетов. Лысый поправил плащ, еще раз взглянул на часы. – Ладно, можешь быть свободен. Может еще свидимся. – Не дай бог, – пробормотал Олег, когда мистер Фауэлл отошел на значительное расстояние. Странный человек, знавший об Олеге то, чего не знал больше никто, и рассказавший о своих планах так много, но при этом не объяснивший ровным счетом ничего, наемника не то чтобы пугал, но вызывал странное беспокойство сродни необъяснимому первобытному ужасу где-то глубоко в подсознании. – В твоем случае не бог, а богиня, – рассмеялся голос почти что в самой голове. Мистер Фауэлл, не оборачиваясь, помахал ему рукой.