Чёрный кот с пустым ведром

Глеб, как велел Вадим перед уходом, собрал все необходимые вещи в дорожную сумку и принялся дожидаться возвращения старшего. Книгу он дочитал, поэтому делать было, откровенно, нечего. Побродив по квартире, Глеб в итоге рухнул на кровать, закурил и уставился в потолок. Может быть, час, а может быть два он беспрерывно курил, крутился, ворочался, поднимался, ходил по комнате, безнадёжно выглядывал в окно, задёргивал и снова раздвигал шторы, крутился на стуле, и снова валился на кровать. Наконец в дверь постучали. Глеб подскочил с койки, дошёл до прихожей и уже хотел было щёлкнуть замком, но что-то его остановило, и он, привстав на цыпочки, посмотрел в дверной глазок. В искажённом, под тип лупы, кругляшке, Глеб увидел, что на лестничной клетке стоят люди в форме. Один из них, более худощавый, поправил за козырёк фуражку и, шагнув ближе к двери, постучал по ней. Глеб замер. Он совершенно бесшумно попятился к дверям в гостиную, испуганно таращив глаза на дверную ручку. — Откройте, полиция! — раздался зычный голос за дверью. Глеб вздрогнул и, не помня себя, залез с ногами на кресло, вжался в спинку и вцепился мёртвой хваткой в подлокотники. Полицейские сначала стучали костяшками, потом перешли на кулаки. После каждого удара на стене дребезжало зеркало в прихожей, гулко разносилось эхо по квартире и замирало сердце Глеба. Казалось, будто они продолжают стоять за дверью и, притаившись, выжидали, пока жертва двинется с места и выдаст себя. Он не знал, сколько просидел так, затравленно вперившись на дверь, и отмер только тогда, когда в замочной скважине завозился ключ. — Вадь, это ты? — Глеб вытянул шею, пытаясь увидеть вошедшего. — Я, я, — отозвался Вадим. — Ты кого-то другого ждёшь? Глеб не ответил, продолжая сидеть в кресле. — Сумки собрал? — старший вошёл в зал с папкой каких-то бумаг. — Собрал-собрал. Ты лучше мне скажи: когда выезжаем? — Да что с тобой такое? Мания преследования начала развиваться? Или величия? — Вадим хотел посмеяться, но, увидев серьёзное лицо брата, промолчал. — Менты приходили. Они ищут меня. И найдут, если не свалим как можно быстрее. — Приходили, значит, всё-таки — Вадим прошёлся взад-вперёд по залу, остановился, потопал ногой, поправил под мышкой папку. — А у нас, как назло, поездка переносится с сегодняшнего вечера на завтрашнее утро. Глеб заелозил в кресле и чертыхнулся в сторону. — Не думаю, что они ещё придут сегодня, — успокоил его Вадим. — Зато теперь мы знаем, что нужно быть начеку. — Я не хочу обратно, слышишь, не хочу. Мне надоело, — Глеб стал растирать лицо руками, ерошить волосы и зачёсывать их назад. — Я устал. Всем что-то от меня надо… — Я понимаю, — Вадим присел рядом с ним на подлокотник. — Поэтому ты всё ещё здесь. Они ещё какое-то время сидели молча. Глеб грыз ногти, кусал губы и хрустел пальцами, Вадим продолжал сидеть рядом и, стуча пальцами по папке, задумчиво смотрел прямо перед собой. — Я договорился с моим знакомым, что мы переждём у него пару дней. Он живёт за городом. Хоть и недалеко, но это всё же на какое-то время запутает следы, и нас не найдут. — А как мы до него доедем? Все выезды из города наверняка оцеплены. — Об этом я уже позаботился, — подмигнул младшему Вадим. Бетонные ступени плыли перед глазами, и Глеб, чтобы не упасть, держался за поручни мёртвой хваткой. — Давай быстрее, — пробежал мимо него вниз по лестнице Вадим с гитарой и двумя сумками наперевес. Глеб проводил его сонным взглядом и зевнул в кулак. Стены подъезда, покрытые дымкой, из-за набежавших на глазах слёз, были медного оттенка от света рассветного солнца. Пахло здесь сыростью, мокрой штукатуркой, которая облупилась в углах, и сигаретным дымом. Глеб ещё раз протяжно зевнул и зашагал вниз. Когда он вышел, перед подъездом уже стояла машина Вадима. — Долго ты, — сказал старший, поправляя зеркало ближнего вида. — Конечно, пять часов утра! Я толком-то и не поспал. — На тебя похож, — улыбаясь, указал Вадим на брелок в виде панды. — Отстань, — выдохнул Глеб и, облокотившись головой на стекло, уставился на мелькающие дома. Глеб засыпал и просыпался несколько раз. Он открывал глаза и, удостоверившись, что Вадим продолжал крутить рулевое колесо, а за окном постепенно сменялся пейзаж с городского на сельский, снова погружался в сон. Ему снился Асбест, его с Вадиком комната, мама, кошка и всё то, что было там, за гранью прошлой жизни, что приносило искреннюю радость. Машина затряслась и запрыгала. Глеб стукнулся макушкой о потолок и проснулся. Мотор ревел, камни били в днище, колёса прокручивались и истошно стонали. — Так, я не хочу снова заглохнуть в какой-то глуши, — Глеб тёр ушибленное место и щурился на окна. — Где мы? — На выезде из города, — Вадим вжимал до упора педаль газа и, навалившись всем весом, пытался крутить руль. Вскоре машина сдвинулась с места, и они покатились дальше. Глеб снова равнодушно уставился в окно и вскоре, убаюканный гудением автомобиля и тихим бормотанием радио, заснул. — Так, улица Свободы, улица Свободы, — говорил самому себе Вадим и высматривал табличку с таким названием. — Чёрт бы её побрал, эту улицу Свободы… За окном медленно ползли дома. Среди них высилось большое трёхэтажное строение. Глеб сощурился и смог разобрать вывеску «Дом культуры». Так и не отыскав заветную улицу Свободы, Вадим спросил дорогу у прохожего. Следуя по указаниям старика, братья наконец отыскали нужный адрес. Машина остановилась рядом с домом сарайного типа. Глеб вылез из машины и, повесив сумку на плечо, подошёл к калитке. Как только он хотел коснуться её, где-то за забором, с той стороны, залилась лаем собака. Глеб отдёрнул руку от двери и попятился назад. — Ну, чего стоишь? — Вадим подтолкнул его обратно к калитке, — Заходи. Братья прошли под большой навес, который закрывал всю площадь от забора до дома. На стенах висели разнообразные таблички: от портретов Ленина до дорожных знаков. Посередине стоял огромный стол со всевозможным барахлом. Дверь распахнулась, и на крыльце появился хозяин дома в шортах и резиновых шлёпках на босу ногу. — О-о, здрасте, здрасте, а мы уже вас заждались. Это был мужчина средних лет, может, даже ровесник Вадима. — Чего же в дом не проходите? — он протянул Вадиму для пожатия мозолистую руку, щуря на гостей светлые весёлые глаза. — Да мы зашли только, — старший Самойлов, добродушно улыбаясь, сжал ладонь в ответ. — Глеб, познакомься, это Сергей. Сергей, это Глеб. — Знаю-знаю, — мужчина протянул руку Глебу. Тот неохотно сжал её, но тут же выпустил и спрятал глубоко в карманах накрашенные ногти. Пахло от Сергея противными сигаретами, костром и дешёвым мужским одеколоном. — Вы чего стоите? В дом-то проходите, — хозяин махнул рукой на дверь. На пороге их встретили двое ребятишек: девочка без двух передних зубов и косоглазый мальчик. Лица обоих были перемазаны в шоколаде и искрились от восторга. — Здравствуйте, меня Варя зовут, — ещё шире растянула девчонка беззубую улыбку и протянула руку. — Здравствуй, Варя, — Вадим присел перед ней на корточки и аккуратно пожал детскую ладошку. — А тебя как зовут? — он обратился к белобрысому мальчонке. — Митя, — тихо ответил тот и опустил глаза в пол. — Дмитрий, значит, — Вадим потрепал Митю по светлым волосам. — Вы проходите, проходите. Скоро всё остынет, — подгонял их сзади Сергей. — Руки моем и за стол. На кухне и правда дымились тарелки, полные разнообразных блюд. Глеб невольно сглотнул. — Садитесь, мальчики, — бросила через плечо хозяйка, суетившаяся возле плиты. — Мы вас уже заждались. — Да, да, налетайте. Скоро остальные придут, — сказал Сергей и, увидев испуганный взгляд Глеба, добавил: — Не беспокойся, они люди надёжные, молчать будут, — он похлопал тяжёлой ладонью по плечу младшего Самойлова. — Ах, никогда не думала, что буду сидеть за одним столом с самими Самойловыми, — вздохнула жена Сергея, Светлана. Женщиной она была не особо красивой, но очень приятной и доброжелательной. — Вот-вот! Предлагаю выпить за это, — поднял над столом свой бокал Евгений, друг семьи, который пришёл со своей женой Галиной чуть позже, как и обещал Сергей. Согласившись, все дружно последовали его примеру, чокнулись и выпили. Алкоголь расплавленным железом тяжело катился по сосудам и жёг глотку. Глеб прикрыл глаза, наслаждаясь жаром, который начинал греть изнутри. Дышать стало легче, напряжённость сошла на нет. Кто-то тронул его за плечо, Глеб вздрогнул и обернулся. Возле него стоял Митя и поправлял очки. — Тебе чего, малыш? — спросил Глеб. — Дайте, пожалуйста, тарелку с вафлями. Меня Варя попросила. Глеб растерянно заморгал и обернулся на стол. Пошарив глазами, он отыскал нужную тарелку и протянул её Мите. Тот схватил две мокрые, от арбузного сока, вафли и, кивнув, убежал. Глеб брезгливо смахнул со стола крошки и положил голову на сложенные руки. Мужчины разговаривали с мужчинами, женщины — с женщинами. Он прислушался к разговору слабого пола. -… И лежит он под этими креплениями, где вагоны соединяются, варит, а тот, что сверху, как даст кувалдой! Ну, что-то отлетело и прямо по голове тому, что на рельсах лежал. Понятное дело, отрубился. Его, естественно, в больницу. Когда, очнулся, открыл глаза и спрашивает: а где вагоны? Ну, а врачи ему, мол, уехали. Женщины залились хохотом и стали вытирать выступившие от смеха слёзы. Глеб переключил внимание на монолог Сергея, которого слушали Вадим и Евгений. -… Не к ночи будет упомянут, прадед мой, царствие ему небесное, — Сергей перекрестился, глядя в потолок, — войну прошёл. Вообще-то дед про те годы говорил немного, не любил эту тему поднимать, а то, что говорил, я уж и не помню, но хорошо врезалось в память одно: всего пять патронов давали, — Сергей плеснул себе в рюмку и стал выбирать огурец. — Пять? — удивлённо переспросил Вадим. — Да, пять, это сейчас всё приукрашено, — он кивнул на телевизор. — Четыре патрона на немцев, а один, — он хлопнул по карману на шортах, — Для себя. Мужчины замолчали. Женщины, не подозревая о затронутой теме, продолжали без умолку щебетать о своём. -… Да ничего, отучится. Бабка моя до шести лет соску сосала. Вон, около дома колодец стоял. Когда грибы выросли от сырости, она глянула туда, ахнула: «Мама, грибы!», а соска и улетела вниз. Так и всё… Глеб тяжело вздохнул и отстранённо уставился в аквариум, который стоял на подоконнике. Золотые рыбки шныряли в зарослях водорослей и блестели чешуёй, сомик ползал по стеклу и хлопал губами. Глеб оживился только тогда, когда услышал звук гитары и голос Вадима. — Ну, что спеть вам? — старший перекинул ремень через плечо и сел поудобнее. — "Тайгу" давай, — идиотски хихикнул Глеб. — Хорошо, — Вадим улыбнулся и провёл пальцами по струнам. На первом куплете ему никто не мешал, на припеве его подхватили Светлана и Галина, а дальше пели уже все вместе. — Давайте ещё что-нибудь весёленькое. Потанцевать хочется, — Галина поправила укладку и увесистые бусы на шее. — Мама, это небыль, мама это небыль, мама, это не со мной… — начал Вадим. -… Ты уже не плачешь, ты уже не плачешь. Мама, полетим со мной, — отозвался танцпол — На ковре-вертолете мимо радуги мы летим, а вы ползёте, чудаки вы, чудаки… Глеб следил за Вадимом, за движением руки, за тем, как он покачивал головой и проговаривал слова этой потрёпанной годами песней. «Ковёр» плавно перешёл в «Как на войне», а потом снова — в «Тайгу». Глеб не заметил, как стал сам подпевать и, не мигая, безотрывно смотреть на старшего. Затихли посторонние звуки, и он ничего не видел, кроме Вадика. Всё вернулось на свои места, когда гитара замолчала. Толпа не могла отдышаться, поэтому хрипло смеялась и утирала со лба выступивший пот. — Вы, наверное, устали, — склонилась к Вадиму Галина и положила руку с крупными золотыми кольцами на его плечо. — Мы музыку включим, а вы пока отдохните. — Хорошо, — покорно закивал тот и отложил гитару. — Вадим, я ж забыл совсем! — подлетел к нему Сергей. — Я самовар настоящий купил! Революционных годов! Представляешь? Пойдём, посмотришь. — Да задолбал ты всех с этим чайником, — всплеснула руками Светлана, колдующая над телевизором. — Каждого уже к нему сводил. Влупил за него двадцать тыщ, теперь не знает, что делать с этим проклятым самоваром. Сергей отмахнулся и, увлекая за собой Вадима, пошёл к выходу. Старший поманил за собой Глеба, и младший нехотя вышел из-за стола. Они столпились в прихожей и стали обуваться. — Чёрт, — выругался Вадим, — Куртку мою не достать, завешали. Ладно, так пойду. — Никуда ты так не пойдёшь, — перегородил ему путь к двери Сергей. — На улице дубак, а тебе горло беречь надо. На, мою возьми, — он снял с крючка свою косуху и отдал её Самойлову. — А себе я другую достану. — Сколько ж ей лет? — Вадим стал рассматривать себя в зеркале. — С девяностых, небось? — А то! — горделиво отозвался Сергей. — Я ещё в ней по девкам ходил. С тех пор даже и не протёрлась нигде. Как это обычно бывает после упоминания о качестве вещей прошлых лет, Сергей и Вадим завели разговор о том, что раньше всё было лучше, еда — вкуснее, материалы — настоящие, а люди — добрее. — Ну, где же ты? А, во, нашёл, — Сергей поставил самовар перед Самойловыми на огромную перевёрнутую кабельную катушку, которая служила столом. — Вот он, родненький. Самовар как самовар, подумал Глеб, глядя на медный бок, ничего особенного. — Вот это да-а, — протянул Вадим, склонившись к самовару. — Красивый. А чай сделаешь? — Да не вопрос, — ответил Сергей. — Только за водой сходить надо. Пока они пили чай прямо на улице, Сергей всё никак не мог перестать кичиться купленным самоваром, всё говорил и говорил о нём, несколько раз повторил, как торговался с продавцом на рынке и не мог сбить цену. Белый дым из самовара поднимался к самой крыше из досок, окутывал фонарь. Ясное небо, которое виднелось за пределами навеса, было чёрным и казалось куполом с редкими дырками в виде звёзд. Глеб присел на низкий кожаный диванчик и стал ковырять столешницу, исподтишка поглядывая на брата, который разговаривал с Сергеем, а точнее, молча кивал, курил и лишь изредка что-то отвечал. Он выглядел смешно в чужой косухе — и без того широкие плечи стали ещё шире. -…Сижу я, значит, у себя в сторожке Дома Культуры, — начал Сергей, поджигая сигарету. — Уже поздняя ночь была тогда. Помню, сижу, тихо вокруг. Ну, я кроссворды гадаю. Тут стук в дверь. Я с перепуга вздрогнул, чуть сердце из груди на стол не вылетело. Спрашиваю, мол, кто таков? В ответ мне: свои-свои, открывай давай. В итоге оказалось, что это мой напарник, который утром сменить меня был должен. А он, гляньте-ка, сейчас припёрся. Оказалось, бухой. Ну, он завалился на диван да как давай вертеться. Я его и переложили на пол, а то грохнется и ногу какую-нибудь сломает. К утру сам задремал. Слышу спросонья, воет окаянный: «Серый, я встать с дивана не могу!». А сам на полу лежит, дубина. Вадим прыснул от смеха, но это было так, из тактичности. Сам он был мыслями где-то далеко и даже не слушал, о чём рассказывал Сергей. Зазвонил телефон, и Вадим, чертыхнувшись на экран, отошёл подальше по тропинке вглубь участка, где его не доставал свет фонаря. Камни, из которых была выложена тропинка, показались Глебу подозрительно знакомы, казалось, что их где-то видел, но не помнил где именно. — Культурник всё стерпит, — заметил его вопросительный взгляд хозяин дома. Культурником Сергей называл Дом Культуры, где работал охранником уже на протяжении многих лет. Глеб кивнул и стал рассматривать предметы, находящиеся вокруг: многочисленные таблички на стенах, огромный стол с вещями, пилы, гвозди, чайники, крышки без кастрюль, прищепки, украденная с того же культурника мусорка; стены подпирали, изрисованные крестиками и ноликами, листы фанеры и небольшие пласты из разноцветных витражей. Всё это выглядело как аккуратная свалка. — Знаешь, как я познакомился с братом с твоим? — выпустив дым из ноздрей, неожиданно спросил Сергей и, не дожидаясь ответа продолжил. — Я тогда из города ехал и заглох. Ну, давай попутку ловить, да никто не останавливался. Тут, смотрю, машина притормозила, и из окна Вадик твой высовывается и спрашивает, мол, чем помочь? Ну, он меня до дома-то и отбуксировал. Хороший человек Вадимка твой, хороший. Это в его репертуаре, подумал Глеб, людям помогать. Всегда он так. Сердце готов на пироги раздать. — Ну, что там? — спросил Глеб у вышедшего из темноты брата. — Мне обратно в Москву надо. Придётся завтра утром уезжать. Магнитофон выл рядом, изредка обрываясь на шипение. Глеб ничего не ответил и, залпом допив остатки чая, пошёл в дом. — Эх, жаль, что так недолго, — тяжко вздохнул Сергей. — Я-то думал, что вы у нас дня два-три погостите ещё. — Работа, — пожал плечами Вадим и последовал вслед за Глебом. Дома во всю шла вечеринка. Женщины вместе с Евгением танцевали в приглушённом свете люстры под новомодные хиты. Отыскав сидящего за столом Глеба глазами, Вадим направился к нему, но был остановлен Галиной, которая страсть как хотела повальсировать с Самойловым. Отшутившись, Вадим всё же покинул танцпол и присел рядом с младшим. Глеб на него даже не обернулся и продолжал смотреть на аквариумных рыбок. — Ну, если хочешь, ты можешь остаться здесь, а я смотаюсь в Москву и через несколько дней заберу тебя, — Вадим положил ладонь на плечо Глеба, пытаясь вернуть к себе расположение брата. — Нет, я без тебя здесь не останусь, — он повернулся к старшему лицом. — Уж вези меня домой. Погулял и хватит, — махнул Глеб рукой и вылил в себя рюмку. Музыка почти тут же стихла, и тяжело дышащие танцоры, обмахивая себя руками, расселись по местам. — Надо выпить, — провозгласил Евгений и встал. — За наших агатовцев! Ура! — Ура! — подхватили остальные. Таких тостов было ещё много. Глеб потерял им счёт, когда почувствовал, что что-то касается его колена. Он напряжённо поджал губы и покосился на Вадима. Тот был явно навеселе и отдавал отчёта своим действиям только наполовину. Ладонь передвинулась выше, задержалась на внутренней части бедра и, когда достигла ширинки Глеба, Вадим склонился к уху младшего и, опаляя того горячим дыханием, позвал в туалет. Самойловы одновременно встали, вышли из-за стола и, идя рука об руку, покинули кухню. Никто даже и не заметил их ухода. Вадим щёлкнул щеколдой и вплотную подошёл к Глебу, прижав к раковине. Он снял с брата шляпу и надел себе на голову. Глеб развернулся и упёрся руками в край раковины. В отражении Вадим гладил его по талии, бёдрам, зарывался рукой в волосы, целовал макушку, щекотал шею губами, утыкался лбом в его спину или носом в волосы. Он прижался пахом к заднице Глеба, обтянутой узкими штанами. Младший под ним коротко вздохнул и прогнулся. Вадим потянулся к его ширинке, но Глеб остановил его и развернулся лицом к брату. — Давай не сейчас… Лучше ночью… Когда никто не видит, — тихо, срываясь на шёпот, говорил Глеб, подставляя горячую шею под поцелуи. — Лучше ночью… Братья вернулись за стол спустя десять минут. Все были поглощены беседой, потому никто даже и не заметил их отсутствия. — Думаю, нам пора собираться, — многозначительно посмотрел на часы Евгений. — Что-то мы засиделись. Гости стали неспешно собираться, оттягивая время ухода. Уже на пороге, когда семейная пара накинула куртки, Евгений обратился к Вадиму, так как тот был более открыт для общения, чем Глеб, и тянул пьяную добрую улыбку: — Вы, конечно, парни, зря группу развалили, но что сделано, то сделано. Главное — быть вместе. Никогда не бросайте друг друга, слышите? Вадик, береги младшего, а ты, Глеб, держись за старшего. Роднее друг друга у вас нет никого. Бабы, друзья — это всё приходящее, непостоянное, временное. Вы никому не нужны. Люди — эгоисты. Поэтому будьте вместе, несмотря ни на что, — закончив, он сказал «Эх!», нахлобучил на голову шапку, пожал всем руки и вышел вслед за Галиной. — Женька плохого не скажет, — подытожил Сергей. — Ладно, поздно уже. Вы спать ложитесь. В комнате уже постелено, — он кивнул на дверь, которая была дальше всех. — Там кладовка была, но мы перед вашим приездом прибрались, помыли всё, кровать поставили. Ничего, если в одной койке поспите одну ночь? Братья в ответ замотали головами. — Это хорошо… хорошо. — Эй, китайцы! — прикрикнул Сергей на пробегающих мимо детей, которые, видимо, играли в догонялки. Митя уступал в быстроте своей старшей сестре и не успевал коснуться её. — Ну-ка, марш спать! Комнатушка была небольшой, но довольно приятной. Голые стены, обклеенные газетой, маленькое окошко, за которым ярко, как прожектор, светила луна, и узкая кровать придавали кладовке какую-то уютность, даже романтичность. Глеб лёг на холодные простыни. Дышалось свободно и легко настолько, что у него закружилась голова от этой свежести. По стеклу от ветерка скреблись листья сирени. В дверь постучали, и Самойлов вздрогнул и подорвался. — Чего ты вскакиваешь? — в проёме стоял Вадим. — Я думал, ты уже спишь, — он прошёл в комнатушку и сел на кровать. — Ложись давай. Только я, чур, с краю, а то… Он не договорил и обернулся, проследив за взглядом Глеба. В дверях стоял Сергей с каким-то рулоном в руках. — Я вам одеяло принёс тёплое, а то вдруг холодно станет. Ну, ладно, не буду мешать. Спокойной ночи, — он удалился, закрыв за собой дверь. Сергей проснулся от странного шума. Казалось, будто кто-то тяжело дышал и пытался вдохнуть как можно больше воздуха в лёгкие. Неужели у Мити снова приступ, думал он, аккуратно перелезая через ноги спящей супруги. Сын с детства страдал астмой, поэтому каждую минуту стоило быть начеку. Заглянув в комнату Мити, Сергей увидел, что мальчик мирно спит. Но звук почему-то не прекращался и доносился из кладовки. Сергей на носочках подкрался к двери и, потоптавшись в сомнениях на месте, всё же заглянул в щёлку между дверью и косяком. Луна, проглядывая сквозь зелёные ветви сирени за окном, посеребряла волосы Глеба. Тот, задрав голову кверху, сидел спиной к двери и, стоя на коленях, мерно приподнимался и опускался вниз. Сергей не сразу разглядел в темноте, что Глеб сидел верхом на бёдрах Вадима. Старший осторожно скользил руками по талии, рёбрам и спине Глеба. Сергей прикрыл рот рукой, чтобы не ахнуть, и хотел было попятиться назад, но ноги, будто вросли в пол, и мужчина застыл, не в силах отвести взгляд от бледных ягодиц и спины Глеба. Почему-то это показалось красивым и одновременно странным, чуждым, отторгающим. Но Сергей почему-то видел любовь. Хоть и своеобразную, но всё же любовь. По крайней мере, ему казалось, что это была именно она. Этот трепет, эти нежные, осторожные, даже бережные, прикосновения нельзя было спутать с обычным, что называется, «переспать». Здесь было другое. Здесь было именно желание сделать любимому приятно через самопожертвование. Сергей не заметил, что уже несколько минут наблюдал за самым сокровенным, что может быть у двух людей, но глаза не отвёл. Не мог. Вадим перевернул Глеба и закинул его худые коленки себе на плечи и, зажав ладонью его рот, вжал в кровать. Младший под ним приглушённо застонал, и Вадим замер. Сергей поймал себя на том, что много бы отдал, чтобы увидеть выражения их лиц. Хотя он примерно представлял: Вадим сосредоточен, глаза его кажутся совсем чёрными, глубокими, у век — тонкие морщинки от частых прищуров, Глеб же наоборот — напряжён и кое-как сдерживается, поэтому брови сведены к переносице, глаза плотно зажмурены, нижняя губа — закушена. После негласного сигнала Вадим осторожно возобновил движения. Мышцы на его спине плавно перекатывались под кожей, на которой блестела испарина, свисающие волосы покачивались из стороны в сторону и щекотали щёки и нос младшего Самойлова. Два абсолютно разных образа Глеба с трудом укладывались в голове: холодный на людях и мягкий, даже женоподобный, здесь, в одной кровати с Вадимом. С мужчиной. С братом. Сергей помотал головой. Это всё не укладывалось в мозгу. С одной стороны это любовь, с другой — что-то выходящее за рамок приличия, грех, извращение. Да, точно, это извращение. Это было именно оно. Потустороннее, таинственное, страстное, но не пошлое, не грязное. Это были любовь и извращение. И это было красиво. — Всё собрали? Ничего не забыли? — суетилась Светлана вокруг гостей, стоявших на пороге. — Всё, всё, — успокаивал её Вадим, надевая пальто. Сергей стоял в стороне и отстранённо смотрел куда-то сквозь Глеба, от чего тот поёжился и надвинул шляпу чуть ли не до самого носа. Варя и Митя стояли рядом со Светланой и хлопали глазами. Вадим присел к детям. — Ребята, я хочу, чтобы вы выросли настоящими людьми, поэтому запомните: как сказал один очень хороший и честный человек, сила в правде. Пока вы ещё маленькие и не понимаете этого, но, когда подрастёте, я хочу, чтобы вы жили именно по этому правилу, по совести, — он потрепал обоих по светлым головам, выпрямился и, подхватив свою и Глеба сумки, шагнул за порог. Младший взял протянутую Светланой гитару и вышел следом. — До свидания! — кричали дети вдогонку, высовываясь из дверного проёма. Вадим махнул им и вышел за калитку. — Я пойду провожу их, — Сергей залез в свои шлёпанцы. — А то нехорошо получается. Светлана видела, что с мужем что-то творилось. Тот был чрезвычайно хмур и задумчив, будто узнал какую-то вселенскую тайну или познал смысл жизни. — Огромное спасибо за тёплый приём, — растянулся в улыбке Вадим, когда увидел хозяина дома. — Вы нам очень помогли. Сергей улыбнулся в ответ, но настолько натянуто и фальшиво, что противно стало даже ему самому. Глеб заметил это и подозрительно сощурился. Не нравится мне это, подумал он. Пораскинув мозгами, он попытался вспомнить, чем мог насолить Сергею, но, так ничего и не придумав, положил гитару заднее сидение и сел в машину. Вадим перекинулся ещё парой слов с Сергеем и тоже сел за руль. Сергей долго стоял около калитки, провожая глазами удаляющуюся машину, которая волокла за собой облако грязных брызг, и, когда она скрылась за поворотом, он всё ещё стоял и курил. Наконец Сергей всё же вернулся в дом, сел за стол, так же задумчиво глядя перед собой, продолжил курить на кухне, несмотря на то, что себе такого никогда не позволял. Жена его не трогала, так как видела, что случилось что-то серьёзно, поэтому решила, что лучше не лезть и дождаться, пока всё само разрешится. А Сергей всё сидел и курил, что тянулось вплоть до вечера. До дома оставалось чуть меньше километра, поэтому Вадим, который хотел оказаться дома как можно быстрее, опасаясь, что в любой момент его машину могут остановить блюстители закона, гнал под все восемьдесят километров в час. — Может, сбросишь скорость? А то… — Глеб не успел договорить, потому, что случилось это самое «А то» — впереди замаячила бело-синий ГАЗик полицейских, коронованный мигалками. Около него уже размахивал полосатой палкой молоденький ДПСник, приглашая жестом прижаться к обочине. Младший вжался в кресло, Вадим скрипнул зубами и, стиснув руль и поддав газу, проехал мимо. Глеб удивленно уставился на брата и, не веря своим глазам, высунулся в окно, придерживая шляпу. Полицейский сначала замер в недоумение, но, тут же спохватившись, бросился к ГАЗику. Тут же в спину ударил тупой и упрямый вой сирены. Вадим гнал, не обращая внимания на светофоры и рявкая сигналом на прохожих. Свернув в один из дворов, машина Самойловых остановилась. — Бери гитару, — сказал Вадим. — По моему сигналу выходим из машины и бежим в разные стороны. Встречаемся около моего дома, всё ясно? Глеб закивал и сильнее прижал к себе гитару. В зеркале заднего вида, он видел, как дверь ГАЗика распахнулась и из него выпрыгнул всё тот же молоденький полицейский. Вой сирены прекратился, но мигалки продолжали брызгать синим цветом на стены домов. — Рано, — проговорил Вадим, глядя на то, как ладонь Глеба уже нервно дрожала на дверной ручке. — Беги, что есть сил. И не оборачивайся. Главное — не смотри назад. Будет стрелять, всё равно беги. Ясно? Глеб отчаянно закивал, не отрывая взгляда от полицейского в отражении. Когда ДПСник был практически совсем рядом, Вадим ткнул младшего в плечо и крикнул «Беги!». Глеб пулей вылетел из машины и пустился бежать. Полицейский что-то кричал вслед, но Самойлов из-за собственного сбитого дыхания не понимал ни слова. Он миновал злополучный двор, но, казалось, топот за спиной не стих. Тогда, обливаясь холодным потом от ужаса, он помчался из последних сил, не чувствуя под ногами земли, не чувствуя ног и собственной грудной клетки, из которой рвался надсадный хрип. По пояснице била гитара, которая висела на плечах и при каждом прыжке гулко отзывалась звоном струн от удара. Глеб смутно видел дома вокруг себя, редких прохожих, которые провожали его удивлённым взглядом, видел краем глаза собственное отражение на отполированной поверхности автомобилей. Он, сплёвывая в сторону горькую тягучую слюну, вбежал в знакомый двор и сбавил ходу. На ватных ногах Глеб неспешно пошёл к подъезду. Вадима ещё не было, и младший Самойлов присел на лавочку, чтобы перевести дух. Порядком прошло уже несколько минут, но Вадим не появлялся. Неужели поймали, со страхом подумал Глеб. Из-за угла вышел человек, и Самойлов, вглядевшись, узнал в нём брата. — Я думал, тебя поймали, — поднялся со скамейки Глеб и машинально отряхнулся. — Не на того напали, — усмехнулся Вадим и подмигнул ему. Глеб смотрел в окно, курил и ждал, пока чай хотя бы слегка остынет. Вадим возился где-то в зале — проверял, всё ли младший собрал. — Хочешь домой? — спросил старший, когда зашёл на кухню. Глеб ничего не ответил, продолжая провожать взглядом проезжающие машины под окном. — Таня, наверное, уже заждалась тебя, — продолжил Вадим. — Она — девчонка хорошая, не обижай её, береги. Кто тебя ещё такого полюбит? Младший вкрутил окурок в пепельницу и шумно отхлебнул глоток чая. Говорить о возвращении он не хотел. За эти дни Глеб привык к романтике скитальчества, когда никто не ждёт тебя домой в определенное время и не трезвонит каждые пять минут. Нет, конечно, и раньше такое было, но то, что никто не догадывался о твоём местонахождении, придавало особую атмосферу и шарм. — Кому надо, тот полюбит. Он ступил на порог и окунулся в знакомые запахи и тепло квартиры Тани, а сама Таня бросилась к нему и, обхватив Глеба за шею, замерла, прижавшись лицом к его груди. Даже сквозь плотное пальто он ощущал, как стучит её сердце. Самойлов не мешал ей — терпеливо стоял и ждал, пока она отпустит его, несмотря на то, что видеть Ларионову он не хотел. И вообще никого видеть не хотел. — Где же ты пропадал? — тихо прошептала Таня в грудь Глеба. — Я чуть не умерла без тебя. Глеб задрал голову к потолку и вздохнул. Дела у обоих Самойловых пошли по-разному: Вадим написал несколько стихов, заключил несколько выгодных контрактов, в общем, как говорится, зажил припеваючи. Чего не скажешь о Глебе. Младший Самойлов не мог написать ни строчки, стал больше пить, на концертах с трудом стоял на ногах, поэтому висел на микрофонной стойке и с горем пополам стонал в сам микрофон. Ему казалось, будто он потерял что-то важное, какую-то очень нужную деталь, и теперь его жизнь стала медленно рушится и идти под откос. Это было похоже на пазл: огромная картина, но без одного маленького фрагмента. Казалось бы, нет да нет, но рисунок не выходил. Не хватало совсем ничтожной детальки, которая, как назло, была в самой середине. И Глеб пытался заделать эту брешь чем попало: алкоголем, женщинами, песнями, но ничего не подходило. Просто потому что не было в этом того самого фрагмента. Вадим опустился в сидение автомобиля. Ехать никуда не хотелось. Он покрутил руль рукой и вздохнул. За окном кружились мелкие снежинки и блестели на бледном утреннем солнце. Телефон завибрировал в кармане, и Вадим, не глядя, ответил на звонок. — Алло, слушаю. — Здравствуй, Вадик. Это был Глеб. — Какими судьбами? — Вадим заулыбался. — Да хотел спросить: не хочешь пропасть на недельку?