Каникулы в Алвасете

Азарт отступал постепенно, оставив после себя пустоту в голове с гулко стучащей кровью в висках. Было невозможно отвести взгляда от белевших на темной поверхности стола, карт. Понимание произошедшего, словно прибой, заполняло собой каждую клеточку, вытесняя воздух из легких. Первым осознанным желанием было, броситься на нагло ухмыляющегося брюнета, сидевшего напротив, и кулаком, грубо, размазать наглую улыбочку по холеной, расплывающейся в довольстве, роже. Вторым желанием, Дик ощущал потребность разбить голову о каменную стену… только на этот раз свою — тупую, упрямую голову, надорскую… «Если я прямо сейчас не возьму себя в руки, то стану еще большим посмешищем. Для всех, и не только здесь» — Ричард надеялся, что охватившая его слабость не была очевидна собравшимся. Он поднял голову, расправил плечи, запрещая себе болезненно поморщиться. Сквозь шум в ушах до него стали доходить слова одногруппника. — Окделл, тебе сколько оставить, чтоб ты с голоду не подох? — голос раздражал не меньше, чем улыбка, но отчего-то Эстебан не торопился заткнуться, — Или чтобы ты умом не тронулся от горя. — Засунь свои подачки ызаргу в задницу, — фыркнул Ричард, едва сдерживаясь, чтобы не перевернуть стол вместе с белевшими на нем картами и, не меняя тона, добавил скорее для себя, нежели ухмыляющейся твари: — Выигрывать, как и проигрывать, надо уметь красиво, с размахом. Надо же, голос не подвел. Ричард улыбнулся, отлично понимая, что его гримаса больше походит на оскал. Ласковый ветерок с моря, трепал его волосы, приводя их в еще больший беспорядок, окончательно возвращая Дика в действительность. Слух вернулся. Мир в одно мгновение наполнился шумом волн, музыкой береговых забегаловок и ресторанов, чужой, непонятной и мелодичной речью, смехом и звоном бокалов. Ночной Алвасете блистал всеми огнями и красками. Город жил и нескромно пил жизнь полными горстями… Кошки раздери этот город! Кошки раздери его самого! Идиот! Думать нужно было раньше, еще в тот момент, когда Ричард соглашался составить Налю компанию в милой и, как тогда казалось, не таящей в себе ничего страшного, поездке к морю. Кто ему мешал сказать кузену нет? И дело совсем не в проигрыше, не в том, что он столкнулся здесь с Колиньяром. Сейчас Ричард жалел о самом факте случившегося путешествия. Жара, постоянная влажность, въедливый запах моря и водорослей, гомонящие и переполняющие проклятый город, толпы народа — это все скорее высасывало силы, чем дарило радость, скорее раздражало, нежели позволяло расслабиться и отдохнуть. Проклятый Кэналлоа! Колиньяр сузил черные, горящие самодовольством, глаза. Он откинулся на спинку кресла, с видом полного превосходства. — Я, пожалуй, буду совершенствоваться только в первом. Боюсь, проигрывать в карты я не могу себе позволить по причине наличия интеллекта. — Предпочитаю использовать свой интеллект там, где он действительно необходим, — в тон ему огрзызнулся Ричард. — Я этому несказанно рад. — Эстебан продолжал гадко улыбаться, — По всей видимости, ты продул мне все свои сбережения, заработанные повышенной стипендией. Отличное применение финансам, полученным вследствие работы интеллекта. Показательно. — По крайней мере, я не швыряюсь папочкиными деньгами. — Это потому что твой папочка расшвырял свои деньги до тебя. И благополучно сдох… Кулак врезался в нос Колиньяра одновременно с окончанием фразы. Стол с картами и деньгами был отброшен в сторону, по ногам брызнули осколки стекла. Окружающие расступились, освобождая место для драки. В зоне поражения остался только побледневший, растерянный Наль, который что-то кричал обоим. Ричард снова ни кошки не слышал. Да и видел с трудом, все заволокло красным. Кулаки его свело судорогой, и впервые в жизни, все стало предельно просто. Просто враг, просто бить, просто вколотить эту мерзость обратно ему в глотку, желательно вместе с зубами. Удар в живот сорвал оставшиеся тормоза, и через секунду давние неприятели сцепились, заваливаясь на ближайшие столики, покатились по полу, не переставая наносить друг другу удары. Сильнее. Ожесточеннее. Яростнее. Ричард чувствовал, что побеждает, еще совсем немного и… вдруг стало темно. «Надо было ехать домой» — последняя мысль светлячком пронеслась в голове и потухла. *** Он пришел в сознание внезапно, но долго не мог понять, где находится и что происходит вообще. Голова раскалывалась, отвратительная слабость сделала все тело ватным, неповоротливым и каким-то ленивым. Дик лежал на твердой поверхности, навзничь — неудобно и жестко. Хотелось пить. А еще, немного, умереть. — Юноша, а Вы изменили мое давно устоявшееся представление о надорцах, — прозвучавший голос был тихим, спокойным, глубоким и каким-то бархатным, возможно оттого, что он слега растягивал гласные. Можно было бы назвать его приятным, если бы не насмешливые интонации. Дик попытался собраться. Мозг анализировал смысл сказанного с некоторой задержкой. — Что вы хотите… сказать? — первые три слова Ричард просипел, на последнем голос прорезался, и, Создатель, лучше бы он сипел и дальше. Окделл поморщился от прострелившей голову боли. О том, чтобы открыть глаза, даже речи не было. — Я хотел поинтересоваться, — продолжал насмехаться голос. — Вы сюда по доброй воле приехали, или вас выслали из Надора за наплевательское отношение к морали и закону? — Сам, — честно ответил Дик, — на каникулы. Где… я? — Вы находитесь в помещении национальной полиции Кэналлоэ. Обычно пьяными дебоширами занимается гражданская гвардия, но Вам, как иностранцу, оказали более теплый прием. — А где этот ызарг… — опять просипел Ричард. — Колиньяр? — Мы с Вами в этой камере вдвоем, — невидимый собеседник ненадолго замолчал. Послышался звук льющейся воды, а потом голос снова возник, на этот раз, совсем близко и задорно хмыкнул. — Я еще никому водички не подносил. Держи. Ричард разлепил глаза и сфокусировал плывущий взгляд на стоящем рядом брюнете. Таких красивых людей он раньше видел только в светской хронике. Светлокожий, с тонкими правильными чертами и идеально очерченными губами, мужчина обладал высокими скулами, черными, чуть изогнутыми бровями, густыми ресницами и очаровывал пляшущими тварями, в ярко синих глазах. Волосы его, слегка вьющиеся, свободно падали на плечи, дополняя и без того неприлично привлекательный образ. Незнакомец был одет в простую белую футболку, которая несколько фривольно и даже вызывающе обтягивала его подтянутый торс. Картину завершали простые черные джинсы. Дик, позабыв о приличиях, не мог заставить себе отвернуться. Стройный и подтянутый, кэналлиец был примерно одного с Окделлом роста, но с лучше развитой мускулатурой, да и держался он отменно, даром, что находился в тюремной камере. На вид ему нельзя было дать больше двадцати пяти. Дикон хмыкнул и отвернулся-таки. Он попытался встать, но в голове мгновенной красной молнией вспыхнула боль, заставляя его рвано выходнуть, застонал и откинулся назад. Незнакомец усмехнулся, осторожно просунул руку под затылок страдальца, отчего-то зарылся в Диковы, давно нестриженных, выгоревших на солнце космах и, уверенно приподнял его голову. О зубы стукнулся край кружки. Никогда в жизни Ричард не получал столько удовольствия от простой воды. С каждым глотком жить хотелось все больше. Слабость постепенно отступала, а ощущение прохладных пальцев зарывшихся в волосах, прогнало головную боль. Напившись, Ричард смог сеть. Осторожно, упираясь обеими руками о скамью, и привалившись спиной к кирпичной кладке стены. — Спасибо. Я… — Дик почувствовал себя идиотом, но хотелось отблагодарить мужчину за помощь, хотя бы любезностью, — …меня зовут Ричард Окделл. И я никогда раньше так не напивался, и тем более, не оказывался в полиции. Мы приехали сюда, в Алвасете, три недели назад. На каникулы, с кузеном Налем. Мужчина слушал внимательно, не перебивая. И немного осмелев, Дик добавил, совсем уж по-детски: — Мне хотелось увидеть море… — Прелесть какая! Неужели за три недели мой родной город и мои дорогие соотечественники повлияли на вас, Ричард, столь интересным образом? Да, кстати, — сокамерник расслабленно расположился напротив Ричарда, прямо на полу камеры. — И как вы нашли наше море? — Горы лучше, — честно признался Окделл. Оно и понятно. Горы — это дом, пусть холодный, суровый, но… дома даже стены помогают. Здесь же… Мужчина между тем возразил: — Значит, настоящего моря вы пока не видали. Море — лучшее, что может быть на этом забытом абвениями свете. — Вот еще! — неожиданно даже для себя оживился Ричард, — много Вы понимаете! Вы в горах-то вообще бывали? — О, где я только не бывал, — кэналлиец послал Дику ослепительную улыбку. — А вам, юноша, мешают быть объективным ваши, по всей видимости, печальные приключения. — Что-то мне подсказывает, что ваши приключения тоже закончились не совсем так, как планировалось. — Ричард несколько внимательнее осмотрел своего товарища по несчастью. Теперь стало казаться, что простота в одежде кэналлийца была дорогой. Очень. А поблескивающие камни в сережке и в перстнях не были стекляшками. — Если пьяными дебоширами здесь занимается гвардия, то чем вы заслужили такое внимательное отношение этого подразделения к своей персоне? — Я сам по себе заслуживаю внимательного отношения, — собеседник откинул голову чуть назад, и прошелся по Дику насмешливым взглядом. — Кстати, вы что-то не поделили с местными жителями? — Нет, я повстречался здесь со своим одногруппником, и паршивым мажором по совместительству — Эстебаном Колиньяром, и не поделил чего-то с ним. Но не думаю, что эта дурная история заслуживает Вашего внимания. — А вот это, позвольте мне решать самому, — бархатно фыркнул сокамерник. — Кроме того, вы меня развлекаете. Здесь тоскливее, чем в Рассвете. Можете продолжать свою дурную историю. Ричард не нашелся что ответить. Грубить он в принципе не любил, а вот так утонченно и вежливо хамить, как делал это собеседник, у него не получалось вообще Кэналлийцу можно было только завидовать. Самое обидно, что тот, кажется, и не глумился вовсем, а просто информировал о своей неимоверной охуительности. И потом… Раз уж пошла такая пьянка и кэналлиец сам желает выслушать о приключениях надорцев в Кэналлоа, так чего же скромничать? Тем более, что неплохо было бы узнать свои перспективы на ближайшее будующее, и уточнить как следует правильно себя вести, чтобы не получить по голове еще и от полиции. В общем, по возможности, минимизировать последствия. Ну и не забывать о том, что, этот тип дал Дику воды и помог подняться, тоже не стоило. — Ничего особенного не произошло. Встретились, выпили… Я проиграл ему в карты, он сказал гадость… Я ему врезал. И поверьте, не врезать я не мог. Это все. Странно, что его здесь нет. Может, нас развели по разным камерам? — Пф…- кэналлиец подпер рукой подбородок, и взгляд его не выражал разве что откровенную жалость. — Даже Ваш внешний вид более красноречив, чем Ваш рассказ, Ричард. Скуууууучно! — Обстоятельства не располагают к красноречию, — вздохнул Дик, пропуская «скууууучно» мимо ушей. — Не обижайтесь, но мне кажется, что Вы в подобной ситуации оказываетесь не впервые. Подскажите, что меня ждет? Денег у меня нет, больше нет… Обратный поезд только через неделю. Если меня задержат на длительный срок, я и уехать не смогу… — Понятия не имею, что Вас ожидает, — брюнет, и как-то до обидного беспечно пожал плечами. Но после, не позволяя Дику упасть в воды отчаяния, добавил. — Озадачу этим вопросом Лионеля. И, возможно, прямо сейчас. В этот момент грохнул засов и дверь камеры открылась, впуская в помещение высокого темноглазого блондина в строгом деловом костюме, которого сопровождал представительный офицер полиции, кэнналиец средних лет. - Вuenos dias, Marques, puedos ser libre, — блондин обращался только к кэналлийцу, но мельком взглянул и на Ричарда, слегка хмурясь. Сокамерник же легко поднялся, пожал протянутую блондином руку и, не оглядываясь, покинул помещение. Судя по всему, выбираться из сложившейся ситуации Ричарду придется самостоятельно. И да, этот заносчивый местный житель так ему и не представился. «Видимо счел ниже своего королевского достоинства», — Ричард печально усмехнулся. Ворох грустных мыслей, которые сокамерник отгонял своим присутствием и разговорами, навалились на Диконовы плечи как родные горы Надора. Разрубленный змей! Такой скандал не скроешь. Наль наверняка уже отзвонился дядюшке Эйвону с просьбой о помощи. Естественно, чтобы вытащить идиота Окделла из-за решетки, нужны будут деньги. Естественно, этот позор дойдет и до матушки. А ко всему прочему, после придется возвращаться в университет, где Колиньяр весьма красноречиво и со вкусом станет вопить на всех углах о его, Окделла, проигрыше. «О, Создатель, хоть бы здесь за пьяный дебош расстреливали», — Ричард со стоном закрыл лицо руками. От грядущего позора горели кончики ушей.