Движение вниз

      Не существует людей, которым нравится находиться не в своей тарелке. Белов пытался утопить ощущение дичайшего дискомфорта в водке со спрайтом, но не особо получалось. Спрятав свои эмоции за маской скуки и безразличия, он предпочёл смотреть на веселящихся, а не присоединиться к ним. Братаны, которых подобное положение дел совершенно не устраивало, взяли управление над Серым в свои руки. Точнее взяли самого Белова под белы рученьки и, не без применения угроз о физической расправе, вчетвером отправились на поиски подходящей компании.       Пока другие развлекались, Модестас пил. Нет. Бухал как не в себя. У каждого свой способ подлечить нервишки и развеселиться, и он для себя уже давно выбрал самый оптимальный. Схема была проста: сначала нажраться, потом отрываться. Довольно примитивно и крайне неинтеллигентно, зато практически без шанса не достичь цель.       Но, в отличие от большинства собравшихся, молодой человек предпочитал травить себя благородными напитками, причём подальше от чужих глаз. Короче говоря: пить коньяк двадцатилетней выдержки в одно рыло на лестничной клетке. — Да кто вообще такие треки ставит? Руки бы оторвать тому, кто составлял плейлист! — Зураб негодовал. Пошлая Молли была совершенно не в его вкусе, а это была уже третья песня группы подряд. — Да ладно тебе, посмотри вокруг, всем нравится, девочкам особенно, — оптимизм Саши действительно не имел границ. — Попробуй тоже проникнуться атмосферой, или, если уж настолько всё плохо, абстрагируйся.       Для пущего эффекта Саша применил своё секретное оружие — улыбку. Смотря на счастливо демонстрировавшего все тридцать два зуба Белова, невозможно было не почувствовать прилив положительных эмоций. Даже Серёгу слегка отпустило, и атмосфера студенческой тусовки уже не казалась столь гнетущей. — Может разыщем псевдо диджея и попросим поставить что-нибудь своё? — в тоне и поведении начали проявляться нотки алкогольного энтузиазма. — А потом уже и к дамам можно. Грузины одобрительно загудели, Жар, как обычно, кивал, а Сашка продолжал улыбаться.       Веселье было в самом разгаре. Все дошли до идеальной кондиции, никто не успел поссориться или подраться и, что самое невероятное — ещё никто не перепил. Из привезённой кем-то аппаратуры на полную ебашил Макс Корж, а все присутствующие подпевали, подвывали или просто орали по мере сил и музыкальных способностей.       Когда Белов в последний раз так себя чувствовал? Да ему никогда ещё не было так хорошо! Драйвовая музыка, друзья рядом и приличная доза алкоголя, которую, по-хорошему, следовало бы поставить на первое место на правах катализатора, превратили обычный вечер в праздник жизни.       Напитки лились рекой, градус стремительно рос, а вместе с ним и количество желающих уединиться с Беловым в одной из спален. Молодой человек отказывал деликатно и не очень, пытаясь сохранить танцевально-спиртовое настроение и, по возможности, не думать об арендаторе квартиры. А мыслишка-другая периодически проскальзывала… Серёжа вдруг понял, что за весь вечер ещё ни разу не видел литовца.       Нет, он не сменил гнев на милость и не был готов выслушивать посвящённые Вильнюсу дифирамбы, но зато он был совсем непрочь лишний раз поглазеть на Модестаса. «Да если и будет затирать, Сашка правильно сказал, надо просто абстрагироваться!» — пьяное тело с романтически-боевым настроем решительно направилось на поиски.       Пиздец, происходивший в квартире, ежесекундно становился более масштабным. Парочки, ещё пару минут назад не знавшие имён объектов своего желания, обжимались по углам; несколько ребят, в числе коих умудрился оказаться Мишико, пытались вернуть к исходному состоянию стул, ножки которого отвалились в результате драки с использованием посторонних предметов, затеянной этими самыми молодцами-удальцами; танцы же приобрели вид неебического нечто, похожего на смесь брачных игр высших приматов и обряда экзорцизма.       Среди этого всего был и оазис относительной адекватности. Модестас, что удивительно, не молол языком, а внимательно слушал сокурсницу Настю, расписывавшую все прелести диэтиламида лизергиновой кислоты*. Алкосхема, всегда работавшая безотказно, как назло дала сбой, чему молодой человек был совершенно не рад. Удовольствия от созерцания пьяных тел он, как и большинство людей, не испытывал, и всерьёз задумался о принятии предложенной ему тяжёлой артиллерии.       Философские думы были прерваны резким хлопком по спине с последовавшими объятиями. Миссия «незаметно пялиться и не вступать в контакт» была провалена, не успев начаться. Паулаускас замер, почему-то не решаясь отцепить от себя неизвестную липучку, а Белов просто наслаждался моментом. Если бы он сразу отстранился и наплёл несусветную дичь о том, как ему жаль и что он обознался, с кем по пьяни не бывает, все бы об этом сразу же забыли. Терять Серёже, как ему казалось, уже было нечего, поэтому он мог позволить себе и дальше с блаженнейшим видом обнимать Модестаса. — Ребята, смотрите, что я нашёл! — запыхаясь, выдал Иван Едешко, самый молодой парень на курсе. В поднятых к потолку руках он держал акустическую гитару. — Ваня, kalė, ты у кого гитару спиздил?! — от негодования Паулаускас резко сбросил с себя руки, чем не мог не расстроить их обладателя, и молниеносно подлетел к кудрявому чуду, вместе с инструментом изобразившего знаменитую сцену из «Короля льва». — А чё сразу спиздил-то, — обижено парировал он, попутно уворачиваясь от литовских подзатыльников. — Я с перекура возвращался, а она у лифта на этаже стояла, её вообще, наверное, кто-то из наших принёс!       Модестас не оставил попыток отвесить леща в воспитательных целях, но призадумался. Триповать не хотелось, всё же как-то ссыкотно, а посиделки с гитарой вполне могли спасти этот вечер, причём без негативных последствий для организма.       Литовец решил позволить юному воришке проявить свой талант, и относительно трезвая компания ценителей музыки направилась на кухню. — Кстати, Вань, не видел, кто меня в захват взял? — Так это, Белов. Перебрал, наверное, и перепутал с кем-то — как-то странно он выглядел, — поняв по лицу собеседника, что предоставленной информации недостаточно, он тихо продолжил. — Он был счастливый что ли, довольный очень. Я бы не сказал, что он тебя по-дружески обнимал… да стой ты! Если будешь его бить, то только не по лицу и не по яйцам, пожалуйста!       Ваня кричал вслед быстро удалявшемуся другу, но тот уже не слушал. Модестасу необходимо было услышать разъяснение ситуации из других уст.       Серёга пытался спрятаться. Ума под шумок ретироваться из прихожей ему хвалило, а вот съебаться из квартиры — нет. Да даже если б и убежал, куда бы он ночью пошёл? Метаться по гостиной было глупо и палевно, запираться в единственной на всю квартиру ванной попросту неразумно.       Пьяная соображалка хоть и не в полную силу, но работала, и Белову вспомнились слова Сашки про запирающиеся двери спален на случай, если приспичит попрелюбодействовать. Серый, не видя других вариантов, пошёл искать незанятую. И как же ему повезло! Одним из пунктиков арендатора было именно большое количество комнат, и у Белова даже был выбор, какую из двух пустых его занять.       Но принять решение он не успел — его силой затолкали в ближайшую открытую дверь. Ощущения от мощного столкновения спины и стены были далеко не приятными, но куда хуже было то, что впечатавший его Паулаускас находился на расстоянии всего в несколько сантиметров.       Модестас был очень красив. Медные волосы пылали во тьме, грудь тяжело вздымалась. Белов старался не смотреть на его лицо и, тем более, в глаза. Но он нашёл, чем занять свой взор, и разглядывал рельефы тела литовца, проглядывавшие через тонкую ткань футболки. — И что это было? — Серый представил себя партизаном в логове врага. Свою тайну он выдавать не собирался. — Если не нравилось, мог бы сразу отпихнуть, — литовец приподнял бровь. — Тебя никто не держал. Выражение лица Модестаса было всем. Ещё секунду назад он пытался выглядеть суровым, а сейчас не мог и не пытался скрыть удивление то ли от самой ситуации, то ли от тупости лучшего студента всего потока. Воспользовавшись его охуеванием, Белов предпринял попытку бегства.       Операция провалилась мгновенно: вся ставка была на скорость и быстроту, а дверь оказалась предусмотрительно заперта на ключ.       Серый смирился и решился посмотреть Паулаускасу в глаза. Он ожидал увидеть в них кипящую ярость и злобу, но вместо этого увидел то, что пьяному мозгу проанализировать было не под силу. Карие глаза источали тепло, нежность и желание.       Литовец сделал первый шаг. Аккуратно, боясь, что чокнутый пьяный русский опять захочет убежать, он коснулся его лица ладонью и нежно провёл тыльной стороной по щеке. Белов оцепенел. Он перестал дышать, и сердце его замерло от смеси восторга и паники. Всё, что он мог делать — таращиться, и это у него отлично получалось.       Видя отсутствие отрицательной реакции, Паулаускас положил вторую руку на поясницу молодого человека, и мягко притянул его к себе. Серёжа был точь в точь как принцесса из детской сказки — стоило губам мужчин соприкоснуться, как он будто ожил, оцепенение уступило страсти.       Весь мир, казалось, находился в одной комнате, и шумное песнепьянство, происходившее вне её, их никак не касалось. Они просто наслаждались моментом. Поцелуи вперемешку с укусами, горячие руки под майками, всё больше походило на сладкий сон, чем на реальность. Модестас отстранился, чтобы ещё раз взглянуть на юношу. Ярчайший блеск в голубых глазах, приоткрытые алые губы, растрёпанные волосы — весь его внешний вид призывал к дальнейшим действиям. Белов был и возбуждён, и растерян; мысли носились со скоростью света, это так мешало. Партнёр его не торопил. Ласково поглаживал торс, плавно спускаясь всё ниже. Когда руки коснулись пряжки ремня, и по телу рассыпалась тысяча мурашек, в комнате раздался едва слышный гортанный стон. Модестас целовал вздымающийся от каждого соприкосновения живот, пока его чуть дрожащие от напряжения руки расстёгивали ширинку. — Не могу больше терпеть, — полушёпотом произнёс Белов, снимая с себя футболку.       Одежда разлеталась по всей комнате, каждый новый оголённый сантиметр разгорячённого тела покрывался сотнями поцелуев.       Добраться до кровати двум сплетённым воедино мужчинам удалось с трудом. Они повалились на несчастно скрипнувшее ложе, и уже не сдерживали себя. Тишину комнаты разрывали гулкие шлепки и отчаянные вздохи, а на телах расцветали многочисленные засосы. Поцелуи были больше похожи на укусы, но боли никто не чувствовал. Возбуждение, достигшее своего максимума, начинало приносить дискомфорт.       От вида распаленного Белова пробуждались самые низменные животные инстинкты. Без излишней нежности, абсолютно не церемонясь, Модестас перевернул податливого Серёжу на живот. Первый палец внутри, за ним сразу второй, третий… Паулаускас, уделивший подготовке всего пару минут, максимально плавно вошёл. От секундной боли, подобной яркой вышке, и ощущения наполненности темнело в глазах. Белов стонал, подавался бёдрами назад и почти что умолял наконец взять его. Сейчас его желание было законом. Модестас всем весом навалился на спину парня и, сжимая бёдра до синяков, начал вколачивать его в кровать. Сергей не контролировал себя — он, не сдерживаясь, кричал, его тело трясло, ноги и руки сводило судорогой, перед глазами плыли черные пятна.       Плевать на всё, на сорванный голос, на оповещения телефона, на стук в дверь — в голове был вакуум. Единственное, что имело значение, это резкие толчки, каждый раз задевающие простату, смесь литовских и русских ругательств с ласковыми словами и пошлый звонкий звук соприкосновения двух потных тел.       Движения становились всё резче, Белову хотелось больше, глубже, жёстче, и он старательно подмахивал бёдрами в такт движений партнёра. Паулаускас сомкнул руку на его члене, приближая разрядку, и по телам обоих будто прошёл разряд электрического тока, заставлявший мужчин стонать в унисон.       Сергей Белов, обессиленный и морально опустошённый, лежал, уткнувшись лицом в подушку. Алкоголь успел выветриться из крови, и его одолевали смешанные чувства и эмоции, основанные на стыде и удовлетворении. — Серый, ты чего? — раздалось тихое мурлыканье.       Стоило смущенному молодому человеку повернуться, как его вовлекли в долгий, сладкий поцелуй. Он взглянул в тёмные глаза, где увидел лишь безграничную нежность. И в тот самый момент Белов понял, что готов даже выслушивать гимн Литвы каждый день, лишь бы видеть такого Модестаса Паулаускаса рядом.