Огненное

      Десертная ложечка скользила по творожной поверхности, нарушая слой ароматной подливки отдающей в прозрачном теплом свете оттенком хорошо закарамелизированного фундука. Перед нежным изгибом серебристой поверхности закручивался аккуратный пористый виток глазурованного бурого Маскарпоне. Замерев на небольшом расстоянии от острого уголка чизкейка, столовый прибор стал тонуть под нажимом женской ручки в бархатистой основе лакомства.       В предвкушении тающего во рту вкуса настоящего шоколадного блаженства Ровена прикрывала веки, кокетливо алыми от помады губами снимая кондитерский шедевр с металлической поверхности ложечки. Но стоило ей хоть на миг закрыть глаза даже для наслаждения, увлекаясь сладостным ароматом топленого карамелизированного чуда, обволакивающего яркий и насыщенный привкус какао бобов, как в голове снова являлся детский голос пробудивший ведьму в ночи. «Мама?!» — вторил в сознании мальчишеский зов. — «Мама?! Где ты?!» — по-детски испуганно звал Фергус, которого могла помнить только МакЛауд. — «Мама…»       Резко открыв глаза, ведьма едва сдержала собственные силы, чтоб в миг не выдать собственную слабость и сущность. Женская ручка потянулась за небольшой кружечкой с молочной жидкостью дымчатого оттенка. Английский чай со сливками и без сахара полностью возвращал ее сознание в реальность дорого ресторана.       Карие мужские глаза сидящего напротив, следили за каждым движением загадочной и одновременно шикарной заказчицы услуг предоставляемых им. Бернард — рослый и коренастый бывший военный внешне больше напоминающий большого безумно симпатичного орка. А в этом деловом костюме с галстуком… Безусловно, Ровена с таким же успехом могла создать и голема, для ведьмы ее уровня знаний и способностей это не было проблемой. Но человек, желающий с ней поработать, имел перед неживым существом некоторые преимущества, что буквально заставляли МакЛауд представлять этого энтузиаста рядом с собой в новом нелёгком деле. Черты мужчины были далеки от черт Винчестеров, каких-либо старых врагов или «друзей», и он одним бы своим видом бесил бы их всех, включая ее сыночка, которому предстояло вернуться из лап небытия. Берни был идеальной кандидатурой во всех смыслах, со своими преимуществами перед големом особенно в интерпретации, инициативности и импровизации.       — Ты мне подходишь, — промурлыкала Ровена, отодвинув от себя десерт, и промокнув краешки губ салфеткой. Теперь ведьме предстояло вернуться домой не одной.       Однако стоило ей переступить порог этого чудесного огромного коттеджа, как воспоминания в очередной раз дали о себе знать, впуская в сознание знакомый сбой разума в виде зова: «Матушка».  Возникший образ сопровождался ощущением солёной влаги на лице, шее и кистях рук. Сын, что сотворил «Это самое приятное, что ты для меня делал…» заглядывал в ее глаза, словно бы выжидая реакции. Безусловно, Ровена помнила свои чувства по отношению к Фергусу, точнее Кроули — Королю Ада. Это были сложные и неоднозначные чувства: она хотела убить его, потому как все настоящие ведьмы настроены против демонических отродий; она ненавидела его за то, кем он стал; и в тоже время она гордилась своим мальчиком за то, каких успехов он добился; ей было жаль, что всё это время она была далеко, чтобы видеть как он растет, изменяется, но на самом деле…       Ровена не могла разобраться в чертовых мыслях, эмоциях, порывах, потому что не хотела о них думать: не желала ни на секунду быть слабой… Ни на секунду снова становиться той женщиной, которая… Которая улыбалась, глядя на спящего Фергуса… Которая мечтала о его Светлом Будущем… Которая изо всех сил старалась дать ему всё… И которая однажды сломалась под гнетом этого урода, что напивался, как свинья и валялся на грязных улицах. Сломалась под гнетом того, чьим «дублером» стал и сам Фергус. Мальчика… Ее маленький крохотный сыночек, крепко державший ее за палец даже во сне, в момент когда она решилась на самый тяжелый и болезненный для нее шаг.       Как бы сильно ей ни хотелось она не могла избавиться от крика раздающегося то ли во сне, то ли в давно пережитой реальности… Крика, который был больше подобен мольбе: «Мама… Мамочка, не оставляй меня, мама забери меня… Мама нет… Пустите меня… Мама» Протянутая в ее сторону детская ручка. Слезы в больших глазах. Желание броситься и обнять… И чертовы свиньи перегородившие дорогу к человеку уводящему насильно ее мальчика прочь… «Так будет лучше для всех…» — грубый мужской голос в опьяненном осознанием глупости разуме. Ноющее от синяков и ссадин тело. Рвущееся на куски слабое сердце… Ожигающая глаза жидкость стремящаяся пробежаться по ледяным от холода щекам. «Фергус» — сорвавшийся с губ шепот, в момент когда фигурка кричащего мальчишки скрылась за поворотом… И обвалившееся словно небеса отчаянье, швыряющее на колени.       Теперь она злилась на сына за то, что он стал Кроули, но лишь потому, что это лишало возможности вернуть его к жизни простыми путями. Ей было в общем и целом плевать кем вернётся ее мальчик, теперь после этой встречи с самой смертью, важно было лишь одно: открыть ему путь в мир живых снова и не важно какой ценой. Это и правда отвлекало от мыслей об охотнике, его словах и их связи с Люцифером, это в принципе отвлекало и от мыслей о дьяволе тоже, сейчас ставки были выше.       Новый «единомышленник» не задавал лишних вопросов типа: «Зачем тебе это надо?» «Как тебе это вообще в голову пришло?!». Бернард словно бы понимал самоцель всего этого крестового похода, зная лишь свою мелкую роль в нем. «Она могущественна, прекрасна и платит кучу денег. Ей не пришлось меня заколдовывать», — бывший военный, потерявший на поле сражения целую ватагу новобранцев, преданных сподвижников, друзей, да что там… Любовь и Веру… не врал Дину ни на йоту. Он всегда молча наблюдал за тем, как его заказчица подходит к столику с детским портретом, трепетно прикасается к стеклу одним пальчиком, и на ее лице расцветает ностальгическая больная полуулыбка. Мужчина не хотел знать всей истории Ровены, он просто желал ей, чтоб в конце своего пути она нашла то, чего так сильно жаждет: «Покоя».       Наверное, если бы хоть кто-нибудь задал ведьме вопрос: «Как тебе пришло в голову вернуть короля ада?», — она бы без сомнений ответила: «Мне приснился Люцифер, и дал знак…» Многозначительно улыбка превратила бы фразу в своеобразную шутку, но это было бы и страшная правда. Ровена помнила, как проснулась в горячем поту от того, что ее звал голос, напоминающий мальчика из далекого прошлого… Мальчика, что так и не смог узнать настоящей материнской любви… И который всю свою жизнь, во всех обличьях искал ответ на вопрос, что никогда не посмел бы задать вслух: «Почему ты меня бросила…»       И в этом он был похож на нее, этим он подтверждал свое родство с Ровеной, даже после попытки стереть таковое, забыв свое имя и назвав себя Кроули. Мальчишкой он никогда не думал, что тайно «Мать» наблюдала за его жизнью: исподтишка ночью пробираясь к окну мастерской портного, будущая ведьма ловила обрывки его кошмаров, забирая с собой слезинки с его детских щек. Подростком он не мог бы помыслить, что именно «Мама» была той дамой в темном переулке, что напугала и прогнала дворовых хулиганов, а потом подала ему руку помогая подняться. Юношей он не знал, что именно «Маминька» была женщиной сделавший тот большой заказ, что по «Счастливой случайности» перепал ему… если б только руки росли «из акромиально-ключичного сустава». Молодой мужчина, каким он был, никогда бы не поверил, что возлюбленная, ушедшая к другому, свернула шею при падении с лестницы не просто так… И даже когда адские псы дышали ему в спину идя по следам, «Матушка» была той, что столкнувшись с ним будто случайно подсунула ведьмин мешочек… Ровена была той, что смотрела на искалеченный, разодранный «уличными собаками», как потом напишут, «труп местного пьяницы».       «Фергус умер?!» — тогда не веря, переспрашивая это, стоя спиной к Винчестерам МакЛауд словно бы оживила воспоминание той, первой, его смерти. И эта самая картинка никак не совпадала с «версией» Дина, словно бы речь шла о двух разных… «Да, Фергус…» — Сэм исправлялся в тот день на привычное ему: «Кроули» даже не подозревая, на сколько точно выражал причину изменений. Демон, с которым Ровене довелось быть некоторое время вместе, был по-прежнему похож на ее мальчика, и более того открывал перед ведьмой новый путь… Если бы она только им воспользовалась…       «Ты бы им гордилась» — уверено произнес «Верзила», даже там в памяти его фраза не утеряла всей той доли лицемерия, что несла в себе независимо от желания высказавшегося. Винчестер младший так показательно когда-то сторонившийся охотничьей жизни и всех семейных принципов, сейчас он снова сидел перед ней. Не так свободно как в предыдущий раз, но мужчина держался молодцом. И более того он оставался тем самым Сэмюэлем, который даже пред лицом смерти готов был с пеной у рта доказывать, что «все мы добрые от рождения агнцы, заплутавшие во тьме». В попытках потянуть время, отвлечь, разубедить охотник бросал фразы. Его связанные предплечья дергались, но не это больше всего вводило в дрожь Ровену, что и сама медлила, делая вид будто проверяет готовность снадобья, и правильность заклинания. В сине-зеленых омутах души ведьма видела те самые блики безнадежности, и точно знала они появились едва уловимыми нотками после прозвучавшего выстрела.       «Меня саму удивила моя реакция» — несколько переигрывая, МакЛауд пыталась нащупать слабину именно в младшем из братьев. «Великан» — был добрым «малым», но сегодня его сердце и потрепанная Люцифером душа, казалось, были вне зоны доступа сети. «Мы говорим о Кроули, о демоне и короле Ада?!» — Винчестеры, были более чем благодарны ему, но Ровене не верили ни на грамм, и даже Сэмюэль стоял по ту сторону чертового запотевшего стекла. «Мы говорим о Фергусе…» — не унималась мать, которая спустя столько лет не боялась быть слабой, и даже более того видела в этом всем особую силу и предназначение. В прочем «Верзила» и теперь узрел лишь очередное опьянение: истинный миротворец пытающийся убедить словами, потом делами:       — Ровена, не надо… Это ни к чему…       — Разве ты не готов на все ради семьи. Разве не так?! — в отчаянье кричала Ровена, боясь что слова Сэмюэля, сидящего перед ней заставят ее остановиться. — Мне очень жаль, Сэм… — вырвалось из ее алеющих уст…       В женских глазах блеснуло отчаянье. Ладонь Ровены прикоснулась к груди того, к кому она хотела бы прижаться ища защиты и утешения. Душа ведьмы настолько близко подступилась к охотничьей, что рисковала быть сожженной, но МакЛауд не желала больше отступать… «Я женщина» — кричало подсознание ведьмы, …       «Я женщина» — кричало подсознание ведьмы, раскладывая перед ней самые необычные мысли то о сыне, то об этом «Верзиле», что ни на секунду не задумался, когда поднимал огнестрельное оружие и нацеливался.       «Я женщина» — вопила в ней возмущенная обида той, давно умершей молодой девчонке верящей в светлое будущее и желающей прожить обычную жизнь.       «Я женщина» — пыталась доказать все ее пропитанное когда-то до кончиков пальцев феминистическое существо, уже давно поднявшееся с колен и растоптавшее мужской гнет.       «Я женщина» — скулила душа не желающая причинять боль тому единственному охотнику, что посмел не только открыть себя ее пламенем, соединиться с ней единой нитью, но стать тем, кому подвластно позвать для нее жнеца.       «Я женщина» — кричали все инстинкты оправдывающие сейчас ее поведение. И как бы больно ей не было представлять, что станет с охотником, когда она применит свое заклинание ведьма не хотела останавливаться. Словно бы во сне Ровена посмотрела ещё раз в глаза «Великану», пытаясь вспомнить как в них появился его Лик… Истинный лик.