Пусанское Солнце

      Одной из самых приятных и одновременно ужасных сторон жизни айдола, несомненно, являются фанаты. Их можно делить на виды: сасен, анти, настоящие; на фендомы, но суть от этого не поменяется. Мы работаем для них, стараемся изо всех сил и, если везет, получаем положительный отклик, а порой хватает неосторожной фразы, которую поймут совершенно неверно, чтобы захлебнуться в потоке проклинающих тебя комментариев. Именно эти люди приносят нам самую большую радость и самую сильную боль.       Так, каких-то пару месяцев назад пара человек во время трансляции Хосока жёстоко потоптались по его любимой мозоли — внешности. Мало того, что попросили показать кого-то из макне-лайн — как самых миловидных, — так после ещё и из кадра сказали уйти, чтобы не портил вид своим «страшным» лицом. И хён ушел, а мне пришлось, не подавая вида, что что-то не так, продолжить вести его трансляцию. Было мучительно после зайти к Хоби в комнату и увидеть альфу, старающегося всегда быть самым веселым и позитивным, с красными от слёз глазами, осунувшегося, с горькой ухмылкой вместо вечной улыбки на губах.       В то же время мы никогда и ни в чем не виним фанатов. АРМИ для нас почти что единственный смысл существования, они те, кто дал группе шанс на развитие. И, как и любые другие люди, они не идеальны и могут, сами того не подозревая и не желая, ранить нас. Вот только от понимания этого редко когда становится легче.       — Эй, Чимин-а, ты чего стену взглядом буравишь? Или снова в философских думах затерялся? — вывел меня из сонного оцепенения голос Хоупа.       — Да, задумался немного. А что, уже выходим? — потёр виски, стараясь взбодриться.       — Нет, ещё минут пять можешь позависать, — заразительно посмеялся хён, пусть и немного ненатурально. — В последнее время ты слишком много общаешься с Юнги-хеном, и это не идет тебе на пользу. Скоро, как и он, будешь засыпать на любой горизонтальной поверхности.       Сердце так и рвалось спросить, как он, всё ли в порядке, но интуиция подсказывала, что этим я сделаю лишь хуже, а потому затолкнул все эти порывы подальше и лишь беспечно отмахнулся:       — Да ну тебя, хён, уже и подумать нельзя. Я, может, теперь и омежка-блондинка, но мозги ещё не растерял.       В ответ был лишь хохот, но теперь уже искренний, а большего и не надо.       На самом деле ничего особенного не происходило, просто первый фансайн за долгое время, а подготовка к ним всегда вгоняла меня в несколько меланхолично-философское состояние, и я частенько задумывался о сути вещей.       Фанаты порой восхищают, удивляют и иногда даже пугают. Эти люди знают о тебе порой то, о чём ты сам не догадывался. Помнить, какой размер обуви у биаса? Легко. Сказать, в каких местах у него пирсинг? Да пожалуйста. А я о некоторых своих друзьях подобного не знаю.       Очередной поток мыслей резко прервали, объявив о выходе. Поправил и проверил исправность фильтра в носу, побрызгал руки специальным спреем-дезодорантом — вряд ли фанатам будет приятно пожимать потные руки, пусть это и руки их кумиров, — и присоединился к парням.       Люди тянулись нескончаемой чередой лиц, знакомых и нет, час за часом. Их искреннее счастье от встречи с нами отражалось и звенело теплыми отголосками где-то в самом сердце. И пусть от улыбки давно болят скулы, спустя четыре часа с начала фансайна хотелось есть и немного в уборную, но эти неудобства явно того стоят. Даже вечно ворчливый Юнги, что сидел рядом, смеясь сейчас над какой-то шуткой девушки-фанатки, выглядел полностью довольным жизнью. Или всё дело в миловидности последней? Омега, скорее всего, красивая, ей бы самой в айдолы…       Настроение испортилось, да так резко и неожиданно для меня, что на мгновение истинные эмоции проступили на лице. Пришлось даже успокаивать и уверять фанбоя, с которым я общался, что он меня ничем не обидел и не расстроил.       Мнительность сама по себе уже малоприятна. Когда же есть объективные причины для сомнений в собственной привлекательности и ты при этом вступаешь в отношения с кем-то, подсознание может сыграть злую шутку.       Я никогда не думал, что буду ревновать, но именно это чувство острыми когтями впилось мне в душу, сердце и мысли. И вопрос был не о надежности Юнги, нет.       Как такой недоомега вроде меня смог привлечь внимание хёна? Ничего ведь особенного: слишком пухлый, низкий, выгляжу, как ребенок. Может, всё дело лишь в том, что на безрыбье и рак рыба? И я всего-навсего временный заменитель?       Фансайн, наконец, подошёл к концу, и мы скрылись за кулисами. Фальшивая улыбка мгновенно слетела с губ.       — О господи, как же я устал. Горячий душ мне, — заныл макнэ, разминая шею и немного брезгливо растопырив пальцы рук. — Мне срочно нужно смыть все эти прикосновения.       — Да прям так, потерпишь ещё немного. От пары сотен рукопожатий ещё никто не умирал, — фыркнул Техен.       — Ребята, через минуту у чёрного входа будет машина, так что пошевеливайтесь. Вы же не хотите застрять из-за заблокированного проезда? — прервал назревающий спор менеджер.       Все тут же засуетились, шустро пробираясь к выходу: подобные ситуации, когда из-за облепивших машину фанатов водитель не мог сдвинуться с места, уже пару раз происходили, и повторять подобное никто не горел желанием.       Уже сидя на заднем сидении нашего мини-автобуса и созерцая вид быстро уменьшающегося концертного холла в свете вечерней иллюминации, я вдруг понял, что могло бы помочь привести хаос мыслей в относительный порядок.       — Седжин-ним, можно я сейчас не в общагу, а в танцевальный зал пойду? — обратился я к сонбе, который в этот момент что-то увлеченно изучал в планшете.       — Девять вечера, Чимин, какие тренировки? — поднял тот на меня взгляд.       — Я недолго, всего пару часов. Просто хочу голову проветрить.       — Знаю я твое «пару часов» — опомнишься лишь в час или два ночи, когда уже падать от усталости будешь. А кто даст гарантию, что ты по темноте до дома без происшествий доберёшься, м?       Все в машине уже с интересом наблюдали за нашей словесной баталией, даже стих шелест целлофана — Чонгук ради такого дела оторвался от своих чипсов.       — Да что со мной может случиться? От зала до общаги — сто метров пройти.       — Действительно, что может случиться с миловидным айдолом-омегой, если ему вдруг приспичит ночью без сопровождения прогуляться по улице? — голос менеджера так и сочился сарказмом.       — Сонбе-ним, позволь напомнить, что «я после тренировки» и «миловидный» — это ни разу не синонимы. И я, правда, не задержусь надолго, даже будильник на одиннадцать вечера поставлю твоего спокойствия ради.       — Седжин, мы за ним зайдем, — вмешался Намджун, когда мужчина уже был готов разразиться новой порцией доводов.       А теперь тот выражением лица напоминал резко сдувшийся воздушный шарик. Махнув рукой, он в итоге произнес:       — Ладно, хочешь тренироваться — тренируйся. Всё равно хрен переубедишь.       Наконец, оказавшись в желанном зале, первым делом скинув мешающуюся одежду и натянув тренировочный костюм, я несколько минут просто стоял перед огромным зеркалом во всю стену и рассматривал себя. Досконально изучал форму глаз, губ, очертания скул и подбородка, чуть ли не каждый изгиб и округлость фигуры и пытался понять, есть ли в этом теле хоть что-то привлекательное. Есть ли что-то, что может компенсировать мою ущербность как омеги?       Курс таблеток почти подошёл к концу, и пусть Юнги и говорил, что стал ощущать мой запах, но это ведь может быть лишь временным эффектом от повышенного с помощью лекарств уровня гормонов. Что будет, если он пропадет? Что, если я так и не вылечусь?       Ну, у меня хотя бы останется не самая ужасная внешность. Исполняя пару плавных па, я наблюдал за рельефом мышц, что с какой-то первозданной, животной силой перекатывались под кожей. Да, определенно, ещё не все потеряно.       Завершив с сеансом зеркалотерапии — а я такие провожу довольно часто, хотя в большинстве случаев последствия скорее негативные, — приступил к тому, зачем, собственно, сюда и пришел. Тренировка.       По итогу, в голове, в области рядом с именем «Мин Юнги», всё ещё был невообразимый хаос, но теперь там красовалась еще и табличка «Хрен с ним, наслаждайся, пока можешь». Да и просто не осталось сил — ни моральных, ни физических, — а в мыслях царила долгожданная тишина.       Когда я как раз уставшим мешочком костей улёгся на прохладный паркет, полной грудью вдыхая живительный кислород, скрипнула входная дверь, и в зал тихой тенью скользнул Шуга.       — Мы-то думали, он тут тренируется в поте лица, а он релаксирует под музычку, — ехидно хихикнул хён, присаживаясь на пол рядом.       — Ага, как видишь. Совести у меня нет, — сглотнув вязкую слюну, поддакнул я.       Протянув руку, Юнги помог мне сесть.       — Менеджеры заказали кучу еды, и я подумал, что ты должен был проголодаться, так что вот, — он протянул мне пакет с несколькими судочками.       — Ты мой спаситель, — буквально простонал, тут же набрасываясь на восхитительные закуски, особенно мясные.       — Чимин-а, — растягивая гласные, произнёс Юнги, тут же настораживая. — Скажи, а что такое произошло на фансайне, что по итогу ты сюда забился? И не думай, что я не заметил, когда именно это произошло.       Не подавиться стоило больших усилий.       — Да ничего, не парься. Так, просто мои заморочки, — неразборчиво, еле выговаривая из-за набитого рта, отмахнулся я.       — Чимин, я не отстану, ты знаешь.       И я действительно знал. Может, альфа и не станет приставать и надоедать, как сделал бы Чонгук или Техён, но его тяжелый взгляд будет преследовать меня не один день, если понадобится.       — Хорошо, что ты хочешь услышать? — резко втянув носом воздух, собрал волю в кулак я.       Мы же договаривались о честности в отношении друг друга? Пусть будет честность.       — Что я тебя приревновал к смазливой девчонке? Что, сравнив себя и её, сделал выбор не в свою пользу? Что?       — Ты приревновал меня? Серьёзно? — недоуменно хлопая глазами, спросил хён. — Да я в лицо ни одну из них не запомнил, о чём ты?       Притянув меня в объятья и ласково растрепав мои волосы, он тихо произнёс:       — Вот ты, вроде, умный, Чимин, но порой такой дурашка, — и, выпустив из своих рук, поднял мой подбородок, заставляя посмотреть в глаза. — Не нужен мне никто, кроме тебя. А сейчас доедай свой ужин и пошли в общагу. Я, между прочим, спать хочу.       Оставался лишь один вариант — поверить. И, закивав, как китайский болванчик, под тихие смешки хёна, я снова набросился на еду. Но в этот раз уже для того, чтобы не заставлять его ждать больше необходимого. А после… После была хоть и короткая, но такая романтичная прогулка: ночью, под неожиданно звёздным небом Сеула, будто притихшего ненадолго огромного мегаполиса, держась за руки, смущаясь, как парочка подростков. С нежным поцелуем в тени подъезда, пока никто не видит, взволнованно, украдкой оглядываясь по сторонам, а затем теряя голову и забывая почти обо всём, кроме искрящихся чувствами глаз напротив.       И, может, я ещё не со всем смирился, но одно понял точно: чтобы почувствовать себя настоящим омегой, необязательно иметь умопомрачительный аромат, необязательно соответствовать нормам. Главное — иметь того, ради кого хочется пахнуть, ради кого есть силы и желание для изменений. Того, кому все эти изменения, по большому счету, и не будут нужны, ведь действительно любят не за внешность, не за харизму и привлекательность, нет. Любят — за душу.