Украденный мир

      Мы спускаемся в подземку небольшой шумной группой, совершенно очумевшие от целого дня, проведённого за стенами консерватории. Репетиции к завтрашнему концерту прерывались только на туалет и быстрые перекусы, телефоны были отключены с самого утра. Пока мы перешли дорогу до входа метро, я успела увидеть, что мама звонила мне много раз, и торопливо набрала сообщение о том, что уже еду. Еду домой, чтобы тут же плюхнуться в постель, отключиться на несколько благословенных часов, а потом, с тошнотой — вечным спутником волнения — вернуться сюда же и показать всем высший класс. Мы весело переговариваемся, спускаясь по эскалатору, но даже шутки у всех глупые и вымученные — сил нет совершенно. Нас выжали досуха, и только глаза горят немножечко сумасшедшим огнём, да пересохшие губы невольно повторяют слова, давно выученные наизусть. Внизу пусто. Так пусто, что я даже удивлённо оглядываюсь. В одиннадцать вечера в метро нашего немаленького города обычно гораздо больше людей. Сейчас же я вижу только молодую мать, прижимающую к груди совсем маленького ребёнка. Может быть, поезд только-только отъехал? — Сорок минут? Серьёзно, что ли? — вдруг громко говорит рядом со мной Глеб, указывая рукой на табло, к которому мы поворачиваемся с недоверчивыми смешками. Ну да, как же, нас не обмануть таким глупым розыгрышем! — Ого, — шепчет кто-то рядом во внезапно воцарившейся тишине. Которая уже через пару секунд сменяется десятками предположений, одно другого глупее. Но идея подняться наверх и попытаться добраться по домам наземным транспортом в голову никому не приходит. Я же её сразу отклоняю. На метро мне ехать полчаса без пересадок, а вот если сесть сейчас на автобус, а потом пересесть на трамвай, а потом… Даже думать не хочется. Мы просто верим в то, что поезд вот-вот приедет. Остался всего час до закрытия станций. Если бы что-то случилось, в сию же минуту по динамикам нам бы об этом обязательно сообщили. Или уже сообщали? Поворачиваю голову, мой взгляд приковывает стоящая неподалёку девушка. Я поражаюсь мертвенной бледности, заливающей её лицо. Она мерно покачивает на руках ребёнка и что-то тихо напевает ему потрескавшимися, воспаленными губами. Ребёнок завернут в клетчатое одеяло, а сама она одета так, будто вышла из дома, в чем была. На миг наши с девушкой взгляды пересекаются, и я пугаюсь увиденного в глубине её глаз ужаса. Отворачиваюсь и убеждаю себя, что мне показалось. Лучше вообще на таких не смотреть. Скорее всего, обычная попрошайка, таких в метро полно. Отвернувшись, замечаю ещё одного человека, которого раньше не видела. Он дремлет на лавке, дожидаясь поезда на противоположной стороне. На нем надеты берцы, камуфляжные штаны, тёмная куртка и кепка, надвинутая на лицо. — Эй! Есть там кто?! — дурачась, кричит Влад в тоннель, и Стас хватает его за пиджак в последний момент. Ещё мгновение — и он свалился бы прямо на рельсы. От этого крика мужчина, на которого я машинально поглядываю, вскидывается, поднимает кепку, открывая моему взгляду ещё довольно молодое лицо — лет тридцать пять, не больше — и недоуменно щурится, словно позабыл, где он находится и как здесь вообще очутился. Я жадно наблюдаю за ним, понимая, что вот сейчас он, как сделал бы любой другой на его месте, посмотрит на табло. Он смотрит, но на его лице не отражается никаких эмоций, кроме напряжённой работы мысли. Обернувшись, он медленно осматривает нас — я в этот миг опускаю взгляд — и достаёт из кармана мобильник, который здесь, на одной из самых глубоких в городе станций, почти не ловит. Через несколько секунд он уже стоит возле нашей платформы: — В чем дело, ребята? Поезд задерживается? Мы все притихаем и только Лера, наша первая звезда, пожимает плечами: — Мы пришли десять минут назад и с тех пор ничего. Ни поезда, ни объявления. Ждём. — Есть ли смысл ждать? — бухтит Мишка, но его, как всегда, никто не слушает. — Почти час — это не шутки, — обеспокоенно говорит мужчина и делает нам знак помолчать. Его беспрекословно слушаются. Нам по семнадцать-восемнадцать лет, мы все студенты первого курса консерватории и взрослые, в общем-то, люди, но сейчас, ночью, в метро, когда хочется домой, и ничего не ясно, мы не против переложить всю ответственность на человека, который старше нас. А потому обязательно должен знать, что делать. Гнетущая тишина расползается по платформе, окутывая нас своими щупальцами, и я нервно дергаю плечом, замечая, как почти все мои одногруппники тоже ежатся. Судорожно вздыхает девушка с младенцем. Она с мольбой смотрит на табло, медленно отсчитывающее секунды. Мужчина в камуфляжных штанах, двигаясь совершенно бесшумно, подходит к самому началу туннеля и долго вслушивается, хмурясь все больше и больше. — Да ни хрена там нет! Может, забастовка? — фыркает громко Влад. И тут же из тоннеля раздается какой-то звук. Мы все замираем на мгновение, девушка с ребёнком широко распахивает глаза и приоткрывает губы, все в запекшихся ранках — кусала она их, что ли? — но то, что это не звук приближающегося поезда, становится ясно уже через несколько секунд. Это что-то непонятное. Я не уверена, что когда-либо слышала что-то подобное. Мне почему-то становится страшно и я хватаюсь за чью-то руку, даже не оглядываясь, даже не задумываясь о том, кто стоит рядом. Рука в моих судорожно сжимающихся пальцах влажная и безвольная. Не одна я испугалась, значит. — Там что, ремонтные работы? — тихо спрашивает Стас. — Словно что-то по металлу… что-то… Он не может подобрать слов и я его понимаю. Это что-то словно царапает по металлу, и в моём воображении тут же возникают огромные когти. Или зубы. И непонятно, что страшнее. Я снова смотрю в спину тому, кто сейчас кажется самым разумным, но он на нас даже не оглядывается. Все смотрит и смотрит куда-то вдаль, как будто способен разглядеть там, в темноте, что-то невидимое нашему глазу. Внезапно из тьмы раздается ещё один звук и тут мы все вздрагиваем. Думать о том, что же это, уже не приходится. Едва слышный в отдалении женский крик с каждой секундой становится все ближе. А потом вдруг захлёбывается. Слышится удар. Такой, словно тело бросили и чем-то очень тяжёлым просто-напросто раздавили. Глеб прыгает на рельсы с явным намерением прийти на помощь той, что кричала вдалеке. Мужчина в камуфляжных штанах успевает схватить его за ворот пиджака. — Стой. — Там людям нужна помощь! Что-то случилось! — Глеб оглядывает нас всех округлившимися от изумления глазами и спрашивает. — Вы что, так и собираетесь здесь стоять? Мы можем помочь! — Или помощь может понадобиться уже нам. — Я не знаю, кто ты такой, мужик, и чего лезешь, но раз считаешь, что это не твоё дело, пусти. Пусти, я сказал, мать твою! Незнакомец медленно разжимает ладонь и Глеб скрывается в темноте. Лера хлопает глазами и совсем тонким голосом уточняет: — Может быть, он прав? И нам нужно идти на помощь? — Куда? — спрашивает у нее мужчина. — Куда ты собралась идти, девочка? Туда в тоннель? По рельсам? И чем ты поможешь, если там, в самом деле, авария? У тебя есть с собой аптечка? Навыки по оказанию медицинской помощи? — Нам нужно наверх. Позвонить куда-то, сообщить, — говорю я. — Точно, — облегчённо соглашаются все. И только Влад ещё стоит у туннеля, где скрылся Глеб. И первый оттуда отпрыгивает, слыша новый вопль. Уже не женский. Сначала побежала Лера. За ней рванул Мишка. — Уходим спокойно, — громко говорит мужчина, решив побыть немножко командиром. Но его уже никто не слушает. Все, толкаясь, бегут к эскалатору. И только девушка с ребёнком — почему он не плачет, почему все время молчит? — стоит, как каменное изваяние, с опущенными плечами и выражением полной безысходности на лице. Поколебавшись всего секунду, я делаю доброе дело, хватаю её за локоть и громко шепчу, почему-то страшась говорить в полный голос: — Бежим! Она покорно отступает вслед за мной. А мужчина, у которого в руках вдруг появился пистолет — самый настоящий, чёрный и большой — идёт позади, то и дело оглядываясь на тоннель. Наверху никого нет. Только дежурная — растерянная женщина за пятьдесят, которая методично пытается куда-то дозвониться. — Нигде никто не отвечает, — говорит она, поправляя очки и обращаясь почему-то ко мне, наверное, потому что я на неё смотрю. — Уже несколько часов не отвечают. Потом она видит мужчину с оружием и, закрывая грудь газетой, начинает испуганно креститься. Он же, даже не бросив на неё взгляда, вдруг громко матерится. И у меня стынет сердце: в его прежде невозмутимом голосе я слышу искренний страх. Пока остальные толкутся в дверях, я стараюсь держаться рядом с ним, даже если это значит ближе к опасности. Но у него ведь пистолет, а это защита. Вот только от того, что предстает моим глазам там внизу, у подножья эскалатора, пистолет вряд ли защитит. Длинное щупальце, настоящее, живое, шевелящееся, медленно, но уверенно пробирается вперед. Я не могу шелохнуться, пока меня не толкают в спину — больно — и буквально не впихивают в дверь. — Гермозатворы! — кричит мужчина перепуганной насмерть дежурной. — Ты можешь их закрыть. Ну? — Я… я не могу… — лепечет она. — Меня никто не уполномочивал… мне никто ничего не говорил, они просто перестали выходить на связь. А до того говорили что-то… говорили ждать до выяснения ситуации. Это ж потоп должен быть или… или ещё что… — Слушай, мать, — сдерживаясь из последних сил, медленно и спокойно говорит он. — Тебе не кажется, что эта штука там внизу, она гораздо хуже потопа? Женщина кивает головой, потом мотает ею, потом снова кивает и тут он поднимает пистолет, направляет на неё и повторяет: — Гермозатвор. Сейчас же. Она судорожно выдыхает, и показывает ему, где находится затвор. У неё дрожат руки и она говорит, что нужно делать. Все уже на улице. Только я да девушка с даже не пискнувшим ребёнком стоим и смотрим. Потому что просто необходимо увидеть, убедиться — то, что там внутри — надёжно заперто. Затвор опускается с потолка, перекрывая вход в метро. Мы выходим на улицу. Остальные стоят там под фонарём, оживлённо переговариваясь и тщетно пытаясь куда-то дозвониться. Мужчина прячет пистолет и хмуро оглядывается. Вокруг ни души. Никого, кроме нас, нет. Только теперь до меня доходит то, на что я не обратила внимания, выходя из консерватории — дороги совершенно пусты. — Здесь то же самое, — вдруг слышу я шепот. — Что? Оглядываюсь и вижу, как девушка с ребёнком смотрит на меня. — Я думала вы знаете, — громче говорит она, привлекая внимание всех остальных. — Здесь то же самое. Вдали раздается громкий вопль…