Украденный мир

      Все утро мы собираемся, стараясь не показывать друг другу накрывшую нас с головой тревогу: а что, если мы зря едем? А что, если за городом все гораздо хуже? Если это наш конец? Но оставаться на месте нельзя — с этим согласны все. Сейчас в городе много всего и, возможно, мы смогли бы продержаться тут до зимы, но что потом? Мы не единственные выжившие, а припасов на всех не хватит. На позапрошлой вылазке мы потеряли Мишку, на прошлой едва не украли меня… С каждым из нас в городе может случиться что угодно. А где-то там, на сказочной ферме, которую нам обещает Денис, мы сможем обосноваться на своей земле, мы сможем видеть все, что происходит вокруг нас, сможем обеспечивать себя. Сможем жить. Мне искренне хочется верить, что это так, вот только от нервов потряхивает все тело и слегка тошнит. Несмотря на тошноту, я с огромным удовольствием уминаю бутерброды с мясом из вакуумной упаковки и хлебом недельной давности, запивая их чаем с конфетами. Мы, конечно, берём с собой в дорогу чайник, котелок и все такое, да и костёр разжигать умеют многие, но все равно этот чай все пьют, словно последний, не торопясь и растягивая каждый глоток. Быстрее всех завтрак ест Денис. Он со вздохом качает головой, окидывая нас, словно бы совсем никуда не спешащих, укоризненным взглядом, и уходит в ванную. Когда я через десять минут несу на кухню пустые чашки, чуть не сталкиваюсь с ним. И не могу сдержать тихого смеха. — Что такое? — возмущается Денис. Впервые он кажется мне почти смущенным. Хотя это, скорее всего, просто из-за его нового вида. Он побрился и смотрится теперь гораздо моложе и, как ни странно это даже мысленно произносить по отношению к нему — беззащитнее. Мы уже успели привыкнуть к его короткой бородке, ведь даже в первую нашу встречу он был небритый не один день. — Ничего, — мотаю я головой и шагаю в кухню, где ставлю чашки на стол и улыбаюсь, слыша, как остальные тоже веселятся над новым стилем Дениса. — Кто знает, когда ещё спокойно побриться доведётся, — бухтит он и торопит нас. — Проверяйте вещи и выходим. Я надеюсь до вечера добраться если не до места, то хотя бы до одного мотеля на середине пути, где я однажды останавливался. Местечко тихое и неприметное, для переночевать — самое оно будет. Я тихонько выдыхаю: слава богу, под открытым небом ночевать никто не собирается. Накидываю на плечи ветровку и даже не оглядываюсь. Больше здесь моего ничего нет. Да и что могло бы быть? Теперь, когда мобильник и ключи без надобности, из гостей выходишь, проверив лишь наличие на себе одежды. Все остальное уже загружено в фургоны и наш с Даной, ну, то есть Алика, внедорожник. На улице Денис открывает задние двери одного из фургонов, словно проверяя, что за ночь ничего не пропало, и я с удивлением вижу ящики с водкой и сигаретами. — У нас кто-то курит? — уточняю я, решив не акцентировать внимание на водке. Но я действительно удивлена: ведь с сигаретой не видела ещё никого. — У нас есть Дана, которая вчера настоятельно просила прихватить эти полезные, как она считает, в быту мелочи, — фыркает Алик, посылая невозмутимо усаживающей в детское кресло Богдана Дане снисходительный взгляд. — Подозреваю, что наша мать-героиня, когда перестанет быть дойной коровкой, хорошенько оттянется с этими вот припасами. — Ну хватит, что вы вечно… — морщится Стас, который любит, когда все вокруг мирно. Он ещё не привык к тому, что Дана и Алик периодически пытаются друг друга зачем-то задеть, хотя, кажется, совершенно не обижаются друг на друга в подобные моменты. Оглянувшись, я замечаю, что Влад со Стасом и Джеммой ныряют в фургон Алика, а Лера, как и вчера, спешит к Денису. Мне снова остаётся место рядом с Даной и Богданом, в чем я, собственно, и не сомневалась. На самом деле, меня это место вполне устраивает. Дана водит очень аккуратно и в то же время совершенно уверенно. А ещё рядом с ней мне просто приятно находиться. Она спокойная и приветливая и даже чем-то напоминает мне мою маму. Хотя ей всего двадцать пять лет, как я выяснила вчера перед сном. Всего семь лет разницы между нами, а она все равно кажется мне взрослой и совершенно самодостаточной женщиной. И сдаётся мне, дело не в её возрасте и не в том, что она успела стать матерью, а в том, какой она человек. Она хороший человек — в этом я не сомневаюсь. И тут же одергиваю себя: разве я сомневаюсь в том, что хоть кто-то в нашей компании хороший человек? — Сядешь сзади с Богданом, да? — спрашивает Дана, когда я подхожу к машине. — Я так меньше за него волноваться буду. И пристегнись обязательно! Кто знает, что нам по дороге встретится? Возможно, придётся совершать резкие движения. Не хочу за тебя переживать. — Готово, — улыбаюсь я, пристегнувшись и уже почти привычным движением поправив чепчик на Богдане, который сосредоточенно сосёт пустышку, уставившись куда-то в одну точку. Дана покормила его прямо перед выходом и он вот-вот должен уснуть. — Ты не расстроена? — спрашивает она, выруливая из двора на дорогу вслед за фургоном Дениса. — Что нам приходится уезжать? — рассеянно спрашиваю я, глядя в окно. Мне до сих пор сложно привыкнуть к совершенно пустым улицам среди бела дня. И я на мгновение ловлю себя на мысли, что если бы сейчас на тротуаре вдруг появились какие-то люди, то я даже не знаю, обрадовалась бы я или испугалась. Наверное, все же второе. Что, после вчерашнего, конечно, и неудивительно. И все равно мне это совсем не нравится. Всего неделя — и я уже боюсь чужих людей почти так же сильно, как инопланетян. Почему мы такие? Почему сразу становимся врагами, пытаясь найти выгоду для себя, иногда даже ценой чужой свободы или жизни? — Что тебе снова приходится ехать со мной, — смеётся Дана, перебивая мои мысли. — Мне нравится ехать с тобой, — совершенно честно признаюсь я. — Я думаю, так и будем ехать до конца дороги. — И Богдан тебе совсем не мешает? Ведь Денис, кажется, планировал, что вы с Лерой будете сменять друг друга рядом с нами. Так было бы справедливее. Хотя мне приятней в твоем обществе, Вика, не подумай, что я жалуюсь по этому поводу. — Я ведь просто сижу рядом теперь, мне даже держать его не надо. Что сложного? — недоумеваю я. — Богдан мне не мешает, а вот Лера, кажется, немножко его боится. — Скорее она решила внять совету Миши. Сообразительная девочка, — тихо, словно сама себе, говорит Дана. Я её не понимаю и, нахмурившись, уточняю: — Какому совету? — Тому, на который она обиделась аж до слез, — хмыкает Дана. Кажется, Лера ей совсем-совсем не нравится, причём началось это не только что, а уже давно. — Ты хочешь сказать, что Денис ей нравится? — спрашиваю я, вспомнив совет Мишки переспать с Денисом для уверенности, что он нас не бросит. Теперь нам вроде бы сомневаться в этом не приходится. Он собрался выживать дальше с нами всеми и бояться его исчезновения нам нечего. А вот симпатия у Леры, конечно, могла возникнуть. Почему бы и нет? Он еще вполне молодой и, кажется, даже симпатичный. Я вспоминаю его сегодняшнее смущённое лицо в коридоре и невольно улыбаюсь. — Я не хочу сказать, что он ей нравится, я понятия не имею. Но она определённо не прочь завязать с ним отношения, — пожимает плечами Дана. — И практически не скрывает этого. Правда, она ещё не знает, что мужчины иногда поразительно слепы в подобных вопросах, так что Денис, мне кажется, ничего до сих пор не заметил. Я, значит, тоже слепа в этих вопросах. Но я за Лерой сильно и не слежу. Нам так и не удалось с ней стать подругами: она почему-то отдалилась от меня еще в магазине. И только теперь я начинаю понимать, что отдалилась она не только от меня, но ото всех нас, кроме Дениса. Что ж, все по-своему справляются с ситуацией. Она, наверное, пытается забыться в любви. Разве можно её за это судить? Или Дана ревнует? Глядя на её спокойный профиль, чуть нахмуренный лоб и глаза, устремленные вперёд на дорогу и едущий прямо перед нами фургон с Денисом и Лерой, я почти решаюсь задать этот вопрос, как вдруг её лицо искажается ужасом. Почему-то именно это я замечаю в первую очередь. Её лицо, а не звук, медленно нарастающий и заставляющий сердце похолодеть. Дана резко тормозит и я зажмуриваюсь, ожидая, что фургон с Аликом и парнями вот-вот в нас врежется. Но они тоже тормозят. — Не смотри! Закрой Богдану глаза! Закрой его глаза! — вопит Дана в каком-то животном ужасе. А я вижу краем глаза, что-то темное в окне, там, на уровне неба, и, торопливо накрыв ладонью глаза так и не успевшего нормально заснуть Богдана, зажмуриваюсь и сама. Ребёнок то ли от моей руки, то ли от вибрирующего звука, то ли от крика матери, который сменяется ее истеричными всхлипами, начинает истошно орать и уже через минуту моя ладонь становится совершенно мокрой от его слез. Но я упорно держу её на месте, не открывая собственных глаз. Неужели они решили снова это сделать? Устроить контрольную зачистку? Или они все-таки улетают? Или это прилетели новые, чтобы остаться тут жить? Сердце бешено колотится в груди, внедорожник вибрирует, а Богдан орёт так, что мне хочется положить вторую ладонь ему на рот, чтобы он умолк наконец. Я уже не слышу ничего, кроме громкого гудения и этих невыносимых воплей. Только темнота, крик ребёнка и гул инопланетных кораблей. Когда я начинаю слышать прерывистое дыхание Даны среди этого всего, я вдруг понимаю, что гул почти стих. Что машина уже не трясётся, словно при землетрясении. И что Богдан всхлипывает все тише, выбившись из сил. — Не открывай глаза, — шепчет Дана. — Только не открывай. Богдан не смотрит? Я открываю рот, но сказать ничего не могу. Она повышает голос: — Вика! Богдан не смотрит?! — Нет, — наконец удаётся мне выдавить. — Я держу. Держу. На какое-то мгновение я пугаюсь, ведь на самом деле ничего не вижу. А что, если моя ладонь соскользнула и я закрываю только лоб ребенка? Но тут я понимаю, что моей кожи касаются мокрые реснички и облегчённо выдыхаю в полной уже тишине, которая почему-то кажется не менее страшной, чем этот гул. Когда через две минуты совсем близко вдруг раздаётся стук, я подпрыгиваю на месте и распахиваю глаза, с ужасом понимая, что, наверное, нельзя было, что это, скорее всего, осьминог или то огромное чудище… Но нет, за окном видно только устало улыбающееся лицо склонившегося к нам Дениса. Дана опускает вниз стекло и с опаской выглядывает. — Уже все? Точно все? — Точно, — утешает её Денис. Я пользуюсь случаем, чтобы убрать наконец руку с лица ребёнка и сунуть ему в рот пустышку, которая упала на сиденье, пока он орал. Богдан тут же присасывается к ней и устало прикрывает мокрые глазки. Я осторождно вытираю его лицо носовым платком и охаю, услышав: — Они улетели. — Откуда ты знаешь? — требовательно спрашивает Дана — Ну… — он улыбается мальчишеской улыбкой. — Я немного подглядел. — Денис! Ты же знаешь, что... — Знаю-знаю. Опасно, да. Но надо же знать и то, что происходит. К нам подходит и Алик, нервно протирающий на ходу очки. Он, как и мы, ничего не видел, и Денис сообщает ему радостную весть. — Что ты так лыбишься? — фыркает Алик. — Небось думаешь, что они свалили с концами и все вместе? — Вообще-то тех, которые большие, уже давно не видно, — говорю я. Мне искренне хочется верить, что все инопланетяне получили от нашей Земли все, что хотели, и улетели уже навсегда всем своим жутким составом. Они и так уже причинили нам слишком много вреда, так может, пора оставить нас в покое и дать возможность хоть как-нибудь выживать? — Тех не видно, — кивает совсем невесёлая Дана. — А вот «осьминога» мы только вчера видели. Неужели они успели добраться до кораблей, чтобы улететь уже сегодня? — Шансы есть, мы не знаем, как быстро они передвигаются при необходимости, — говорит Денис. Он, как и я, хочет верить в лучшее. — Мы вообще ни черта на самом деле не знаем, — бухтит Алик. — И знаете, друзья мои, впервые в жизни я надеюсь, что так ничего и не узнаю, прожив долгую и счастливую жизнь в неведении. Вот только что-то подсказывает мне… — Дай хоть девчонкам понадеяться! — хлопает его по плечу Денис. — Они и так хорошо держатся, Лера там вообще в истерике до сих пор. И я вздыхаю: значит ничегошеньки он не верит в лучшее, а только делал вид для нас. — Ладно, время и так потеряли, пора выдвигаться, — говорит Денис и сообщает: — Там впереди затор, придется объезжать дворами. Осталось ещё немного, скоро будет выезд из города. Там дальше должно быть попроще. Хочется на это надеяться, потому что тащимся мы, как черепахи. Все улицы заставлены брошенными, иногда прямо посреди дороги, автомобилями, и Дане приходится тихонько чертыхаться и временами заезжать даже на тротурары. Но сейчас по ним уже никто не ходит, так что это, наверное, не так уж и страшно. Мы подъезжаем к окраине города, так и не встретив ни одной живой души: ни нашей, ни инопланетной. Это кажется мне немного странным. Первое немного печалит, а второе несказанно радует. Но радуюсь я очень рано. Ведь на шоссе, ведущем из города, на посту ГАИ стоят два автомобиля, полностью перегородив дорогу. А из небольшого двухэтажного здания выходит пять мужчин. Все с оружием. Они широко и недобро улыбаются, шаря взглядами по нашим машинам. И даже я прекрасно понимаю, что рады они вовсе не нам, а тому, что мы с собой везем. Я все-таки была права, когда ещё в самом начале пути искренне надеялась не встретить никого из выживших. Жаль, что мои надежды так и не оправдались.