Украденный мир

      Хотелось бы сказать, что дни на ферме пролетают незаметно, но, наполненные непривычной и не такой уж простой работой, они тянутся невероятно долго. Возможно, я просто привыкла к дороге, к постоянной смене картинок за окном, мыслям о том, что нам нужно куда-то добраться, успеть, уцелеть. Здесь же необычайно спокойно. Костик ходит по огромному участку без тени опасения, словно вообще не помнит о том, что произошло с миром снаружи. Хотя, может быть, ему это и впрямь безразлично. Работа занимает все его мысли, а для радости у него появилась Лера, созерцанием которой он ублажает свою душу в полной мере. К нашему огромному удивлению, Лера покорно согласилась учиться доить коз и коров и уже через пару дней стала делать это довольно ловко. Так же ловко она теперь готовит творог и взбивает масло. Мы только переглядываемся изумлённо, боясь даже комментировать её трудолюбие. Хотя и здесь без оговорок не обходится: всё не занятое работой с молоком время Лера проводит, загорая на лужайке с книжкой и миской клубники, которую регулярно собирает для неё Костик. А если ей вдруг кто-то, забывшись, даёт какое-то мелкое поручение, она отвечает таким взглядом, что даже стыдно становится и начинает казаться, что все мы на её фоне форменные бездельники, хотя мы себе столько отдыха позволить не можем. Разве что собираемся за большим кухонным столом по вечерам, чтобы просто спокойно посидеть и поговорить о былых временах. Влад с Аликом, выполняющие вместе с Костиком всю самую тяжёлую работу, которая никогда здесь не переводится, сжигают себе все плечи — они предпочитают работать без футболок, о чём быстро начинают жалеть. Дана смазывает их кремом и упрекает в том, что они её сразу не послушались. Сама она занимается приготовлением еды на всю нашу ораву, аппетит у которой после работы на свежем воздухе повышается вдвое. Мы же с Пал Палычем кормим рыбок в пруду и животных, убираем за ними, занимаемся садом и огородом. В первый же день на моих руках вздуваются мозоли от инструментов, которые мне долго пришлось учиться правильно держать. Их тоже обрабатывает Дана, неодобрительно качая головой и со вздохом говоря, что скоро мои руки ко всему привыкнут. Богдан, расслабившись, начинает прибавлять работы нам всем, носящим его на руках по очереди. Он словно понимает, что опасность миновала, и орёт целыми днями, показывая всем вокруг воспалённые опухшие десны, из которых режутся новые зубы. А может быть, езда в автомобиле его раньше успокаивала. Несмотря на то, что поначалу нам приходилось очень нелегко, мне на ферме нравится. Почти нравится, ведь я по-прежнему каждый день вспоминаю Стаса и переживаю за Дениса, которого с нами всё ещё нет. А ещё меня настораживает Костик. Он добрый, простодушный и улыбчивый и искренне веселит нас своим откровенным восхищением Лерой, которая пока ни единого благосклонного взгляда ему ещё не подарила. Он помогает каждому, терпеливо всё объясняет и даже не стал ругаться, когда я, впервые собирая тёплые яйца из-под куриц, от испуга разбила первые два. Иногда он шутит по поводу того, что мы городские и ничего не умеем делать в своей жизни, особенно после того, как услышал, на кого мы с Лерой и Владом учились, но всё это без злости и надменности. Кажется, что повода для беспокойства нет ни малейшего и всё же… В отличие от Леры, я по вечерам быстро уснуть не могу. А поскольку она не разрешает мне включать светильник со своей стороны кровати, чтобы почитать немного на ночь, я обычно ворочаюсь в постели без сна, забивая голову мечтаниями, беспокойством и мыслями о том, что и как нужно будет сделать на следующий день. Иногда я, измученная бессонницей, встаю и смотрю в окно. Именно тогда я и замечаю несущую какой-то свёрток в руках тень, торопливо удаляющуюся от дома. Сначала я думаю, что Костик что-то забыл сделать на полях и в порыве трудолюбия помчался туда прямо среди ночи, но, когда ситуация повторяется на следующий день, невольно начинаю беспокоиться. — Куда Костик ходит по ночам? — спрашиваю я у Пал Палыча, ночующего с ним вместе в гостиной. Он как раз облачается в специальный костюм, собираясь сходить на пасеку и проверить пчёл, книгу о которых он изучил от корки до корки, найдя её в домашней библиотеке среди множеств других изданий о животных, рыбах и насекомых. — По ночам? — удивляется Пал Палыч. — Я в окно видела. Вчера и позавчера. Когда мы все ложимся спать. Мне не спится, и я смотрю в окно, меня это успокаивает: луна, звёзды, деревья — красиво. Он идёт куда-то за сад, в поля вроде бы, и что-то несёт. Я думала, вы знаете. — Впервые слышу. Я засыпаю быстро, зато просыпаюсь ещё до рассвета. Так что, говоришь, парень ходит куда-то? Работы ночной у нас тут точно нет, — задумчиво поглаживая усы, говорит он. — Нужно будет поговорить с Костиком, я уверен, этому есть простое объяснение. Вечером, перед сном, я захожу к ним в гостиную. Пал Палыч сидит на своём диване, читая очередной животноводческий журнал. А Костик стелет себе постель, широко и громко зевая. — Викушка? — удивляется Пал Палыч, а потом хлопает себя по лбу, только теперь вспоминая наш дневной разговор, о котором успел позабыть. — Костик, тут Вика тебя в окошко ночью видела, говорит, ходишь ты куда-то, беспокоится. Костик тщательно расправляет простынь на своём диване и с ответом не торопится. Пал Палыч, глядя на меня, весело приподнимает брови, а я чувствую себя жутко неловко и топчусь на одном месте в дверях. Но уйти без ответа будет ещё более глупо. Наконец Костик поднимает глаза, улыбается и пожимает плечами: — Не спится? Вот и мне не спится, хожу просто проверяю всё здесь. Привычка уже. С тех пор как я тут один остался… Короче, сами понимаете, как жутко поначалу было. Я даже через пару дней в город побежал, говорю, мол, не могу я больше на ферме, там словно призрак на призраке, то шаги хозяина услышу, то словно бы хозяйка меня зовёт… Оксанка меня обратно послала, сказала, что тут без меня всё погибнет и что не имею я права в такие сложные времена проявлять слабость. Блин, сама бы тут пожила в полном одиночестве! Ну, короче, так я и стал перед сном обход всей фермы делать, чтобы убедиться, что из тех могил, что я для народа сделал, никто не выбрался, ну и что я сам не забыл ничего. Сейчас уже не так переживаю, конечно, но всё равно пока не проверю и с лошадьми не попрощаюсь, не могу уснуть. Только в первый вечер после вашего приезда получилось. — Бедолага, — искренне сочувствует ему Пал Палыч. — Хочешь, вместе обходить будем? Всё веселей тебе. — Нет, я сам привык. Ритуал такой, можно сказать. Никаких проблем. Я же не шумлю, когда ухожу и прихожу? — Да какой там шум? Если б Викушка не сказала, я бы и не заметил ничего. Костик смотрит на меня странным взглядом (или он мне только кажется странным?), и я криво улыбаюсь. Торопливо бормочу им: «Спокойной ночи!» и иду к себе. Мне стыдно подозревать в чём-то Костика, ведь он ничего плохо нам не сделал, и вообще, если бы не он, всё было бы намного хуже. И в то же время успокоиться я не могу. В первую ночь я силой удерживаю себя в кровати в то время, когда обычно видела его в окно. На следующий день осторожно пытаюсь поговорить с каждым здесь, кроме Леры. Но никто ничего не замечает. Алик ласково треплет меня по плечу, а Дана утешает тем, что Денис скоро вернётся и мои расстроенные нервы успокоятся. Владу, кажется, вообще всё равно: он каждую свободную минуту проводит рядом с конюшней, однажды сказав мне, что Стас часто говорил о том, что теперь нам всем придётся снова учиться дружить с лошадьми, ведь запасы бензина не бесконечны. Вечером я не выдерживаю и рассказываю о своих волнениях Лере, которая, отыскав запасы косметики бывшей хозяйки, сидит перед зеркалом и тщательно втирает в лицо крем. Крем предназначен для очень немолодой кожи, но она, наверное, знает, что делает. А если и не знает — то это определённо её личное дело. Выслушав мой сбивчивый рассказ про прогулки Костика по ночной ферме, Лера, не отводя глаз от зеркала, безразлично говорит: — И что? Ну хочется ему погулять перед сном, это что, преступление? Тебе мозг занять нечем, вот и выдумываешь себе проблемы. — Не преступление, — вздыхаю я, понимая, что определённая доля правды в её словах есть: я много работаю, очень устаю, но мозг, привыкший к большим объёмам часто сменяющейся информации из прежней жизни, в самом деле, здесь просто умирает от скуки. — Но мне это кажется странным. Интуиция, шестое чувство — называй, как хочешь! — Глупость! — припечатывает Лера и, выключив свет, ложится в кровать. — А если тебе настолько нечего делать, пойди и проследи за ним. — Проследить? Ты это серьёзно? Представив себя, крадущейся по территории ночной фермы, я фыркаю и одновременно с этим поёживаюсь от страха. Хотя идея кажется мне не такой уж и глупой. Вот только идти одной не хочется. — Пойдёшь со мной? — спрашиваю я без особой надежды. Лера уже совсем сонным голосом отвечает: — Ну и шуточки у тебя, Вика! Делать мне больше нечего! Тебе надо — ты и иди. Я и сама знаю, куда он ходит и зачем. — И куда же? — На его личное кладбище. Перед хозяевами там отчитаться, девушку свою бывшую навестить. — У него была девушка? — Была какая-то, наверное, и глянуть страшно было, — пренебрежительно говорит Лера. — Ленка, что ли, доярка местная. Вот этот придурок и меня доить научил, а теперь ходит за мной и из-за угла подглядывает, как я с этими вонючими козами вожусь, а когда видит, что я его заметила, начинает мне рассказывать о том, как он с этой Ленкой тут на каждом углу кувыркался. По-моему, у него с головой не всё в порядке. И Ленка, наверное, такая же идиотка была. Вот и сложилась пара. — Да нормальный Костик парень! — не сдержавшись, возмущаюсь я её откровенно циничному тону. Тоже мне принцесса выискалась! Она тихо смеётся и говорит: — Ну вот видишь: нормальный Костик парень, а ты его невесть в чём подозреваешь. Ну что там он может делать? С Оксаной через забор переговариваться и сливать информацию о том, сколько раз обгадился Богдан, как сегодня посмотрела Данка на Алика, и сколько слёз пролил Владик по Стасику? В общем, не морочь мне голову, Вик, ложись лучше спать! Я следую её совету и ложусь в постель. Но сон не идёт. Моментально уснувшая Лера дышит тихо и размеренно. Мне неудобно ворочаться со стороны на сторону, когда рядом кто-то спит, но и не ворочаться не выходит. Всё тело ноет, расслабиться не получается, отвлечься от навязчивых мыслей просто невозможно. Время подходит к тому, когда Костик обычно совершает свою странную ночную прогулку, и я, сама от себя того не ожидая, резко сажусь в кровати. Торопливо сую ноги в балетки, которые нашла здесь и которые подошли мне по размеру, накидываю на плечи поверх пижамы длинный тёмный кардиган из тонкой ткани — тоже с чужого плеча, и тихонечко выхожу в коридор. Весь дом спит. Даже Богдан после лекарства наконец успокоился, и из их с Даной комнаты не слышно ни звука. Я подхожу к лестнице, ведущей на первый этаж, и сажусь на верхней ступеньке. Остаётся надеяться, что Костик не успел выйти раньше. И что я не усну в ожидании. Будет очень неловко объяснять остальным, почему я сплю посреди коридора, рискуя упасть с лестницы и свернуть себе шею. Снизу раздаётся тихий шорох и едва слышные шаги. Я напрягаюсь, свернувшись в клубочек на самом верху, но Костик даже не смотрит в мою сторону, он открывает входную дверь и выходит наружу. Быстро сбежав по ступенькам вниз, я тоже осторожно покидаю дом. Ночь настолько ясная, что, задрав голову, можно разглядеть луну и мириады звёзд — в городе я столько почему-то никогда не видела. Костика нигде нет. Прижимаясь к стене дома, я обхожу его по кругу, оказываясь на заднем дворе, и растерянно хмурюсь, не видя ни следа Костика, который обычно шёл этой дорогой. Может быть, я его упустила? Но нет, спустя минуту его фигура появляется из-за одного из хозяйственных зданий. Он что-то несёт в руках, какой-то свёрток, но лучше разглядеть у меня не получается, сколько я ни пытаюсь. Прямо подойти и спросить, что это у него и куда он идёт, я не могу. Уверена, он снова что-то придумает, я буду выглядеть форменной идиоткой, а он, если и впрямь пытается скрыть что-то от нас, будет скрывать это гораздо лучше. Или вообще подстроит мне какой-нибудь несчастный случай на огороде, из-за которого я буду сидеть дома с поломанной ногой. Не имея ни малейшего опыта в слежке, я просто изо всех сил стараюсь идти за Костиком как можно дальше и не шуметь. Но делать это не так-то просто. Каждый шаг кажется слишком громким, под ноги попадаются то камушки, то ветки, вообще непонятно откуда взявшиеся на тропинке, ведущей через огород. К тому же, идя на таком большом расстоянии от Костика, не потерять его из виду в темноте — та ещё задача. Он как назло одет во всё чёрное — даже на голове кофта с капюшоном, прикрывающим его светлые волосы. Такие предосторожности с его стороны заставляют меня с отчаянием вспомнить о том, что сумку с пистолетом я с собой не взяла. Она стоит под кроватью с моей стороны, ведь здесь нам оружие не нужно. Алик вспоминает об уроках стрельбы, но пока мы ещё не привыкли к работе на ферме, свободного времени у нас остаётся не так уж много, да и сил совсем мало, так что он обещает нам, что занятия мы начнём, как только немного полегчает. А я читаю между строк ещё одно условие — как только Денис к нам вернётся. Выйдя за пределы прилегающей к дому территории, я прохожу через пасеку, вижу, как Костик вдалеке огибает пруд с рыбами, возле которого, под большим дубом, и похоронил своих прежних жителей фермы. Я спотыкаюсь и на мгновение опускаю взгляд, а подняв его, не вижу вокруг ни единой живой души. Костика нет. Ускоряя шаг, я приближаюсь к пруду и начинаю бежать к маленькому кладбищу, уже даже не боясь, что Костик меня обнаружит. Но его нигде не видно. Со всех сторон вокруг меня одни только засеянные поля и светлый бетонный забор за ними. Сердце от этой пустоты начинает колотиться всё быстрее, а горло сводит ужасом. Куда мог деться Костик? Как это вообще возможно? Может быть, он просто заметил слежку и лёг на землю где-нибудь в поле? В таком случае, искать его нет смысла — на это уйдёт слишком много времени, сил, а главное — нервов, которые и без того на пределе. Гонимая необъясним страхом, я мчусь обратно к дому, почти не разбирая дороги, и немного прихожу в себя, лишь когда снова оказываюсь в нашей с Лерой комнате, слыша тихое дыхание спящей подруги и понимая, что мне ничего не грозит. Голова полна вопросами, но, как ни странно, едва только она оказывается на подушке, моё сознание отключается. Наутро всё уже кажется не таким страшным, как ночью. Я даже посмеиваюсь про себя, заваривая на всех чай и собираясь после затвтрака поделиться своим глупым приключением с накрывающей на стол Даной, которая с непонятным выражением лица поглядывает на Алика, носящего по кухне Богдана и рассказывающего ему стихи Маяковского. И всё бы ничего, вот только он рассказывает наизусть не «Что такое хорошо», а «Лиличку». — Надо мною, кроме твоего взгляда, не властно лезвие ни одного ножа, — произносит он нараспев, не сводя глаз с Даны, когда в дом вбегает взволнованная Лера, что само по себе уже странно. — Там эти! Приехали! Из города! — сообщает она торопливо и тыкает пальцем в окно. Неделя прошла. Пока Оксана держит слово.