Приручить зверя

Поезд плавно летел по рельсам вот уже почти четыре часа. Впереди было ещё три. Яхаба зевнул, вытягивая вперёд руки, и выгнул спину с тихим стоном. Тело начало затекать от долгого пребывания в неподвижности. Немного размявшись, покачиваясь в стороны, он откинулся обратно на сиденье и бросил взгляд на Кётани, слегка закусив губу и улыбаясь. Тот сосредоточенно смотрел в экран телефона, по которому медленно плыли финальные титры только что просмотренного фильма. В одних на двоих наушниках играл финальный саундтрек, и на очереди был ещё один выбранный фильм, но Яхаба не хотел больше смотреть в экран. Он смотрел на Кётани и не мог отвести взгляд от небольшой царапины на ключице, выглядывавшей из-за ворота футболки. Он знал, откуда она взялась, потому что сам её там и оставил, буквально этим утром, собственными зубами, пока настойчиво выпрашивал ласку, невзирая на возможность опоздать на поезд. От одного воспоминания в животе стало тепло, и он не отказал себе в желании положить ладонь на ногу Кётани, чуть выше колена, и плавно скользнуть вверх. На нём узкие светлые джинсы с дизайнерскими дырами на коленях, выгодно подчёркивающие сильные мускулистые бёдра и крепкую задницу. Яхаба без труда воскресил этот вид в одном белье или без него вовсе и коротко вздохнул. У Кётани брови поползли вверх и округлились глаза в одно мгновение. Он быстро оглянулся на кресла, расположенные через проход, и облегчённо выдохнул — пожилая пара мирно дремала, закрыв глаза специальными накладками. Сами они сидели в первом ряду, спиной ко всему остальному салону, и их никто не мог увидеть, но это всё же не было поводом распускать руки, считал он на полном серьёзе. Яхаба видел это по его лицу. Он позволил, чтобы Кётани отцепил от себя его пальцы, выразительно строя гримасы осуждения, но всё же коснулся поцелуем костяшек, прежде чем отпустить его ладонь. Это было так мило, что Яхаба невольно расплылся в довольной улыбке и выудил из кармана телефон. «Я соскучился» набрал за секунду. «Хочу тебя поцеловать» отправил следом. «И не только поцеловать» улетело вдогонку, и он услышал, как шумно втянул в себя воздух Кётани. Эффект явно был достигнут, но Яхаба уже вовсю веселился и, не удержавшись, приписал «В такую жару хочу носить только юкату… На голое тело». Он довольно пофыркивал себе под нос, пока на экране мигал значок, что ответное сообщение пишется. Но едва оно загрузилось, Яхаба поперхнулся воздухом. На фотографии был он, точнее, часть его тела. Задняя нижняя, если быть точным. Кётани запечатлел его задницу, пока тот спал. На светлой коже виднелись красные следы от жёсткой хватки, а из-под приподнятой чужими пальцами ягодицы тянулась капля спермы. Следом всплыл текст: «Единственное, о чем мог думать в тот момент, это провести языком и собрать все следы. Сделаю это сегодня, после онсэна». Яхаба вспыхнул, краснея от шеи до кончиков ушей, схватил валяющуюся рядом кепку и нацепил, натягивая до самого носа. До слуха долетело насмешливое фырканье, но реагировать не было сил, сердце стучало, как заполошное, а в животе всё завязывалось тугим узлом, и он приложил всё силы, чтобы отогнать от себя дурные мысли и сладкие картинки, хотя выходило откровенно скверно. — Эй, Ши, просыпайся, приехали, — плеча аккуратно коснулась тёплая ладонь. Яхаба открыл глаза, смаргивая остатки сна, и не сразу понял, где находится. На восстановление хронологии потребовалось секунд десять, он успел оглядеться и заметить, что вагон почти опустел и пожилая пара давно ушла. Губ мягко, но коротко коснулись тёплые губы, и довольная улыбка родилась сама собой. Правда, она быстро сошла на нет, потому что они всё же находились в публичном месте и их могли увидеть. — Идём, — скомандовал Кётани, забирая спортивную сумку с багажной полки, и шагнул к выходу. Яхаба подхватил свой рюкзак и поспешил следом. Им ещё предстояла дорога до автобусной остановки и двадцатиминутная поездка до пункта назначения. — Не верю, что ты смутился, — шепнул насмешливо Кётани, едва они достигли остановки и, сверившись с расписанием, встали в спасительную тень. — Замолчи, — выпучил на него глаза Яхаба, оглядываясь по сторонам и вновь краснея. — А когда стоял на коленях с моим членом во рту, не смущался, — ехидно подметил Кётани, склонившись ближе. — Делать и говорить не одно и то же, — рыкнул Яхаба, демонстративно отворачиваясь. Уши полыхали как раскалённые угли. И какого вообще чёрта Кётани заговорил о подобном? Раньше ведь они совершенно не обсуждали подобные темы и не делились желаниями, всё шло само собой. Секс не пестрил разнообразием, но пока хватало более чем. Никто из них не спешил пробовать что-то новое, полагая, что времени в запасе неизмеримо много. И вдруг такое. Яхаба фыркнул собственным мыслям и зашёл в подъехавший автобус. И всё время недолгой поездки слушал тихий голос Кётани, рассказывающего обо всём и показывающего на всё, что можно было увидеть в окно. И практически каждое место сопровождалось комментарием: «Мы обязательно туда сходим». Что ж, тренеры не даром советовали не расслабляться, судя по «культурной программе», сделать это не выйдет, даже если захочется. Раменная находилась в довольно старом районе города, и топать до нее пришлось ещё минут десять. По украшенным и пестрящим огромным разнообразием лавочек, магазинчиков и ресторанчиков улицам туристы циркулировали словно людская река, приходилось пробираться сквозь них. Хорошо, Кётани шёл впереди, словно ледокол прокладывая им путь. И вот наконец-то нужный дом показался поблизости, Яхаба узнал его сразу по множеству фотографий, которые Кётани ему показывал и которые тому присылала мать. — Добро пожаловать, — донеслось из-за стойки, едва они перешагнули порог гостеприимно распахнутых дверей. И следом: — Кен-чан, — не менее бодро, — Юми-чан, иди скорее, твой сын приехал. Яхаба не видел Кётани в тот момент, стоял позади, зато бабулю разглядел хорошо; на слабую здоровьем она явно не тянула, казалось, что её энергии хватит на пару ядерных реакторов, такое свечение от нее исходило. Следом из, предположительно, кухни выглянула приятная улыбчивая женщина, Яхаба узнал её по фото из квартиры Кётани и не смог не отметить поразительное внешнее сходство. Тот был очень похож на мать, разве что эмоциональность и мимика отличались. Она тут же вышла им навстречу, огибая стойку, и обняла сына, чмокая его в щеку. Даже по затылку было видно, что Кётани чертовски смущён. — Кен-чан, ты хорошо питаешься? — спросила строго, дотошно разглядывая сына. — Как дорога? Хорошо доехали? А это, видимо, Яхаба, — обратилась уже к нему. — Здравствуйте, — тут же отозвался он, кланяясь поочередно бабушке и матери, — простите за беспокойство. — Ох, мы так рады, что у Кен-чана появился друг, — добродушная Кётани-сан обняла его, как родного. — Идите в дом, освежитесь и отдохните с дороги, а потом приходите обедать. Народа сегодня много, но мы оставим вам столик. — Мы можем и дома поесть, — явно испытывая неловкость от повышенного внимания, ответил Кётани. — Ни в коем случае, — подхватила материализовавшаяся рядом бабуля; Яхаба мог поклясться, секунду назад она была за стойкой, — мой милый внук приехал с другом, да таким красавцем, такая радость! — А что отец? — пытаясь скрыть очередное смущение. — Уехали со стариком на ферму за свежими овощами, — ответила та, подталкивая их к выходу, — будут часа через два. Они прошли в конец зала и по узкому коридору на задний двор ресторанчика, прямо за которым находился другой дом, явно очень старый, в традиционном стиле. — Этому дому лет сто, переходит по наследству из поколения в поколение, — обратился к нему Кётани, скидывая кроссовки перед тем, как шагнуть на крыльцо. Яхаба последовал его примеру. — Простите за вторжение, — сказал традиционно, прежде чем шагнуть внутрь. — Прощаю, — хмыкнул рядом Кётани, тут же получая лёгкий удар кулаком в плечо. — Раньше я проводил здесь все каникулы, — добавил, оглядываясь, — потом покажу тебе всё, а пока унесём вещи в комнату, переоденемся. Можно принять душ. От мыслей о душе сразу же всплыли перед глазами свежие образы утренних водных процедур. Привычных, потому что они уже давно ходили в душ вместе, не желая расставаться ни на минуту. Комната встретила их прохладой включенного кондиционера и практически пустым пространством. — Татами, — восхищённо выдохнул Яхаба, ощущая стопами мягко пружинящий тёплый пол. Справа находился шкаф, одно из отделений которого было заполнено свёрнутыми футонами, на полках лежало свежее бельё, и оставалось ещё несколько пустых. Письменный стол у окна, низкая тумба с телевизором, плотные шторы на окнах. Вот и всё скудное убранство, что успел заметить Яхаба, прежде чем его сгребли в охапку, жадно целуя. Ответил он с не меньшим энтузиазмом, губы буквально чесались от нетерпения, желая попасть в сладкий плен. На секунду Яхаба отстранился, шепча предостережение, что кто-нибудь может прийти и увидеть. Но тут же был успокоен. Причин не верить не было, и он поддался, растворяясь в наслаждении. Когда пришёл в себя, обнаружил, что лежит на полу, Кётани рядом, обнимает и гладит. И было так хорошо, что не хотелось даже двигаться. Но пришлось. Собрав волю в кулак, они заставили себя переодеться в более лёгкую одежду, достали пляжную обувь и направились обедать. Обедать лучшим раменом в жизни, по мнению Яхабы. И он совершенно не пытался набить себе очков или опуститься до лести. Было чертовски вкусно, и он не сдерживался в похвалах, благодаря за еду. Сразу после Кётани предложил прогуляться по окрестностям. Недолго, ведь скоро должны были приехать отец и дед. И мало того, что Кётани хотел представить им Яхабу, он ещё и предполагал, что им обязательно потребуется помощь с овощами и другими мелкими делами в доме и ресторане. Они сходили в местный храм, бросили монетки и ударили в колокол, не обмениваясь тем, что просили у богов. Навестили местное божество холма, оставив подношение и извиняясь за то, что потревожили покой, но всё же попросили разрешения пройти на холм и полюбоваться видом. Как человек, родившийся и выросший в городе, Яхаба восторгался и восхищался на каждом шагу, любовался видами и Кётани, который был так расслаблен и спокоен, что хотелось сохранить этот образ в памяти как можно дольше. Конечно, он был таким не постоянно, подгадывая время и находя момент, когда мог обнять со спины, притянуть к себе или, совсем обнаглев, урвать мимолётный поцелуй или, наоборот, долгий и настойчивый. На самой вершине живописного холма была небольшая площадка с каменными сиденьями, сделанными уже очень давно. — Туристы сюда не ходят, — сказал Кётани, присаживаясь на одно из них и вытягивая вперёд длинные ноги, — слишком далеко и утомительно. Местных тоже редко увидишь. Яхаба уселся рядом, также вытянув ноги и слегка касаясь кончиками пальцев чужих лодыжек. Он запрокинул голову назад, подставляя лицо палящим лучам солнца, и довольно зажмурился. — Мне очень здесь нравится, — ответил тихо. — Хотя, рядом с тобой мне нравится абсолютно везде, — добавил, улыбнувшись. Кётани поперхнулся водой, закашлялся и застучал кулаком по груди. И Яхаба испуганно подскочил, тут же начиная хлопать его по спине и с беспокойством заглядывать в лицо. Пока не заметил самодовольную усмешку и руки, желающие схватить. Кётани поймал его, усаживая на колени, и уткнулся носом в волосы на виске. — Не пугай меня так, — пожурил его Яхаба, устраиваясь удобнее и закидывая руку на плечо Кётани, и добавил, чуть помолчав: — вот бы этот день никогда не заканчивался. Мы бы остались здесь навсегда. Он смотрел куда угодно, только не на Кётани, но чувствовал и его глубокий вдох, и крепнущие объятия сильных рук, и тёплые губы, касающиеся виска. — После школы я не планирую идти учиться дальше, перееду сюда, окончу поварские курсы и стану помогать в ресторане, старики уйдут на покой, родители возьмут всё на себя, а когда-то придётся и мне, — Яхаба вздрогнул от его слов, чувствуя, как холод прошёл по спине и страх, который удалось побороть, вылезает обратно. — И что бы ты ни решил, какой бы путь ни избрал, каждый день, каждый час, каждую минуту я буду ждать тебя здесь. — И давно ты принял такое решение? — спросил Яхаба ровно, хотя внутри всё было натянуто, как тетива. Глаза нещадно пекло, и он чувствовал, что если моргнёт, то слёзы прольются в тот же миг. Было тоскливо и одиноко, будто это уже произошло, будто впереди нет ещё года школы, а Кётани уже покидает его. Так глупо. Сам ведь ещё планов не строил, даже не размышлял всерьёз и не рассматривал варианты учебных заведений и места их расположения. Но всё же было обидно. От того, что кто-то уже спланировал целую жизнь и даже отвёл в ней для него место, вот только за спиной и втихаря. Такую несправедливость Яхаба стерпеть не мог. Ему даже ответ не нужен был. Но смотреть в лицо Кётани сил не было. И он встал, не встретив сопротивления, повернулся спиной и отошёл к краю холма, огороженному невысокой каменной изгородью. — Давно, — честно отвечает Кётани. За ним вообще не было замечено привычки увиливать от ответов или приукрашивать. Он всегда был прямым и честным, и Яхабе это нравилось, но сейчас он хотел бы смягчить удар. — И что на твоё решение скажут родители? — спросил непонятно для чего. — Когда ты вместо милой девушки представишь им меня, как человека, с которым собираешься строить жизнь. Со мной не построишь полноценную семью, не заведёшь детей… — Чьими словами ты говоришь? — твёрдо спросил Кентаро, и Яхаба услышал, как тот поднимается и подходит ближе, вставая позади на расстоянии пары шагов. — Отца, — ответил, не скрываясь, и как-то сдулся. — Видимо, у того воскресного обеда было продолжение, когда я ушёл, — сделал вывод Кётани. — Почему не рассказал? — О чём? — на выдохе спросил Яхаба, не оборачиваясь. — О том, что мать тут же сделала вывод: «Этот Кётани не просто друг, верно?», а отец, превозмогая неловкость, тараторил, как пулемёт: «Мы понимаем, Шигеру, что в твоём возрасте нормально искать себя, но ты уверен, что хочешь таких отношений в будущем, что не хочешь нормальную семью и детей? Мужчины нравятся тебе настолько, что ты готов бороться с обществом и его устоями?» — он вздохнул глубоко и обернулся. — А я не люблю мужчин! Мне вообще мужчины не нравятся! Я люблю тебя, Кентаро, и то, каким я становлюсь рядом с тобой, — он моргнул, и пара упрямых слезинок сорвалась с ресниц. — Вот же глупый, — шепнул Кётани, шагнув ближе и обнимая, прижимая к себе так крепко, словно хотел, чтобы все сомнения отступили под этим напором. И они отступали. — Никогда не сомневайся во мне, ты слышишь? Никогда, — заговорил громче и увереннее, — я вижу свою жизнь только рядом с тобой и ни с кем другим. Никогда. Он чуть отстранился, и Яхаба почувствовал крепкую хватку широких тёплых ладоней на плечах. С трудом удалось разлепить глаза. Кётани смотрел прямо на него, твёрдо и уверенно. — Я тебе верю, — хрипло отозвался Яхаба, — но… твоя семья… — Они знают, — так легко и просто сорвался ответ с губ Кётани, что у Яхабы глаза расширились от удивления. — Знают и уже любят тебя просто за то, что ты есть, что ты со мной и делаешь меня счастливым. — Боже, как же мне теперь будет неловко, — отвёл глаза Яхаба. Кётани определённо умел усмирять возникающие бури в его душе. Вот только что-то подсказывало, что эта была далеко не последней и им придётся возвращаться к этому разговору ещё не один раз. Но только не сегодня, приказал он самому себе. — Если твои родители всё знают, как они отпустили тебя сюда, со мной? — задал вопрос Кётани. — Ну не посадят же они меня под замок, — слегка удивлённо ответил Яхаба. — Ну и они не против нашей «дружбы», — он изобразил в воздухе кавычки, — пока не против. Больше Кётани не спрашивал и не слушал, притянул к себе и поцеловал. А Яхаба поддался, приникая всем телом и отдавая всего себя. Он понимал, что до принятия решений ещё очень много времени и что учитывать придётся не только свои желания и возможности, но сам для себя он вполне готов был признаться, что хочет остаться здесь, с Кётани, прямо сейчас. Спускаться с холма было намного приятнее и быстрее. Они снова остановились у небольшого деревянного идола местного хранителя, и Яхаба склонился в поклоне, складывая у изножья небольшой букет сорванных по пути цветов. — Простите, что потревожили ваш покой, — извинился тихо. А в следующую секунду почувствовал, как Кётани берёт его за руку, переплетая пальцы. Летние каникулы так быстротечны, подумал он, нельзя позволить дурным мыслям испортить их. И едва он принял это решение, как почувствовал настойчивый взгляд и ответил на него, без смущения и без увиливаний, наоборот, открыто и беззаботно. И улыбку подарил самую искреннюю, что даже Кётани не удержался и улыбнулся в ответ, утягивая вслед за собой с холма. Дома их ждала гружёная машина. С ящиками они справились минут за десять, потом перетаскали мешки с рисом, коробки с лапшой и ещё кучу разных продуктов и утвари вроде палочек для еды. Под наблюдением деда, курящего одну сигарету за другой и отпускающего комментарии о сомнении в их спортивной подготовке, делать это было настолько весело, что Яхаба несколько раз хохотал, хватаясь за живот и боясь уронить и испортить что-нибудь хрупкое. А тот на все просьбы перестать лишь ухмылялся в седые усы. А потом их представили официально, и когда Яхаба уважительно поклонился, почувствовал прикосновение сухой ладони к волосам. — С таким красавцем отбоя не будет от желающих поесть наш рамен, — услышал он, — что, пойдёшь к нам зазывалой? Яхаба выпрямился, не в силах понять, шутит тот или говорит всерьёз. Но положение спас отец Кётани, появившийся в дверном проёме с двумя стаканами холодного ячменного чая. — Не пугайте ребят, отец, — обратился к старику, — они отдохнуть приехали, вот и пусть гуляют. Старик лишь фыркнул, отмахиваясь сразу от всех троих, и закурил очередную сигарету. Пользуясь моментом, Кётани увел Яхабу за собой в дом. — Ты не воспринимай всерьёз все его слова, он любит подразнить, — заговорил, когда они дошли до кухни. — Раменная через два часа закроется, — добавил, глянув на часы, — потом поужинаем все вместе. Ну и я обещал тебе онсэн, — добавил, прищурившись. Яхаба вспыхнул в одно мгновение. Может, по лицу и не было заметно, но изнутри всё тело обдало жаром. — Как тебе не стыдно? — прошипел, оглядываясь и прислушиваясь. — Твои родные в нескольких метрах. — Чего стыдного в горячем источнике? — спросил Кётани, делая вид, что вовсе не обещал разные неприличные вещи сегодня днём. Яхаба лишь фыркнул, ополоснул стакан и отправился в комнату, искренне надеясь, что запомнил расположение. В самом онсэне и правда не было ничего неприличного. Если не добавлять присутствие Кётани, конечно. Потому что наличие Кётани в любой обстановке толкает мысли на неприличный лад, и Яхаба прекрасно это знал. Хотя сам по себе горячий источник привлекал неимоверно, после изматывающего тренировочного лагеря они еле волочили ноги. Но всё же сразу после приезда в город рванули к Кётани, потому что соскучились друг по другу так, что сводило зубы. Потом пришлось расстаться на пару тройку дней, чтобы банально выспаться и подготовить если не все, то большую часть домашних заданий. Но прошедшим вечером они вновь дорвались друг до друга и на сон оставили часов пять от силы. После утомительной поездки, марш-броска на вершину холма и «тренировки» с поднятием тяжестей вся усталость дала о себе знать. И горячая вода обещала её снять, расслабить и успокоить мышцы, очистить мысли. Желание окунуться в неё вдруг стало почти осязаемым. Помещение онсэна было довольно просторное. Несколько душевых кранов с низкими табуретками вдоль стены. Полки с полотенцами и сам горячий источник, слишком большой для частного владения одной семьёй. Но чего-то вроде того, что его сдают желающим, Кётани не упоминал. После непродолжительного ужина с традиционной, совершенно простой, но изумительно вкусной едой ушли спать старики. Ранние подъёмы и работа в ресторане отнимали у них всё больше сил. Родители убрали со стола, тоже намереваясь ложиться в скором времени, и пожелали им доброй ночи. Яхаба почувствовал смущение, сказанные днём слова не давали покоя, и он не представлял, насколько много об их отношениях знают родители. — Ты чего там застрял? — голос Кётани вывел из задумчивости. Яхаба понял, что мылит голову уже в третий раз. Сам Кётани вымылся за пару минут и уже вовсю наслаждался приятным теплом горячего источника, рассевшись на небольшой лавочке, закреплённой прямо в воде. Быстро смыв остатки пены, он повязал на бёдра полотенце и направился к воде. Медленно опустился и занял место сбоку, на расстоянии вытянутой руки. Кётани вздёрнул удивлённо брови и скользнул взглядом по почти обнажённому телу. Сам он не потрудился прикрыться даже самую малость. — Иди ко мне, — позвал он, недоумевая, к чему понадобилась такая дистанция. Яхаба вспыхнул, откровенные обещания всплыли в памяти в одно мгновение. И чтобы хоть как-то скрыть смущение, он сделал максимально строгое лицо. — С ума сошёл? — прошипел возмущённо. — А если кто-нибудь войдёт? — Никто не войдёт, — заверил Кётани, придвигаясь ближе, — старики давно спят, родители если и не спят, то телевизор смотрят, никто не станет нас караулить, не накручивай себя. — После того, что ты наговорил сегодня днём, что они всё знают, я чувствую себя неловко, — отозвался Яхаба и почувствовал ладонь на бедре, скользнувшую выше, до самого полотенца. Он даже не заметил, как Кётани подобрался ближе. Теплые губы коснулись плеча, и так захотелось поддаться, обвить руками крепкую шею и утонуть в поцелуе. Он соскучился, тренировочный лагерь был бесконечен, а по возвращению они приняли решение не встречаться пару тройку дней, чтобы подготовить домашние задания и с чистой совестью уехать отдыхать. Конечно, по возвращении в город они первым делом поехали к Кётани, соскучившись по близости до подрагивающих пальцев. Конечно, они и перед отъездом не отлипали друг от друга до поздней ночи, но всё равно было мало. Им постоянно было мало друг друга. Проворные пальцы поглаживали внутреннюю поверхность бедра, пробираясь всё выше, к самым чувствительным местам. Губы и язык ласкали плечо и изгиб шеи, неторопливо, но с заметной жадностью. Яхаба сам не заметил, как развернулся всем корпусом, а спустя минуту уже вовсю отвечал на жадные поцелуи, заставляющие позабыть обо всём на свете. Так же незаметно Кётани перетянул его на себя, заставляя оседлать бёдра, чтобы быть ещё ближе. И Яхаба с готовностью закинул руки на крепкие плечи, углубляя поцелуй и запуская пальцы в отросшие осветлённые волосы. С некоторых пор это занятие стало приносить ему массу удовольствия. Он почувствовал, как широкая ладонь скользнула по спине, очертила лопатки, приласкала поясницу и спустилась ниже. Пальцы прошлись между ягодиц, тревожа самые чувствительные места, и Яхаба разорвал поцелуй, откидывая голову назад и втягивая воздух сквозь сжатые зубы. Но всего на секунду, после чего уронил её на подставленное плечо и зашептал: — Кентаро, твои родители, — бормотал он, запинаясь, — мне будет так стыдно. И тут же сорвался на тихий протяжный стон, когда Кётани слегка двинул бёдрами и одновременно толкнул в него пальцы. Яхаба только и мог, что вцепиться в него, возбуждаясь с каждой минутой всё больше. Приподнявшееся в воде полотенце не могло скрыть полностью вставший член, да и готовый член Кётани так приятно давил на промежность, что все посторонние мысли вылетали из головы. Было лишь ощущение чужих пальцев, что проворно и умеючи подготавливали его. Хотя после вечернего марафона и утренней разминки в душе этого почти не требовалось. Он хотел приподняться, соскочить с пальцев и принять в себя что-то более существенное, но Кётани не спешил. — Боже, как же хорошо, — прошептал Яхаба ему на ухо, — я так тебя хочу, — добавил следом, — но отделаться от мысли, что мы оскверняем воду, не могу. Это всё равно что в бассейн пописать. Кётани подавился смешком, поднял его со своих колен, выполняя какой-то странный финт с разворотом и подкидывая Яхабу грудью на бортик. Сам он оказался позади, и Яхаба почувствовал, как сильные ладони обхватили его бедра прямо под задницей и приподняли над водой… — Твоя задница просто сказка, — прошептал Кётани, раздвигая большими пальцами ягодицы в стороны. — По-го-ди, — запинаясь, засуетился Яхаба, понимая, что данное днём обещание готово к исполнению. Но горячий язык коснулся не менее горячей задницы, и в голове на несколько секунд стало совершенно пусто, лишь огонь разливался по телу и мышцы в паху скручивало таким узлом, что даже дышать было трудно. — Кентаро… Боже, пожалуйста… — шептал он, цепляясь пальцами за каменный пол онсэна, — перестань, я… Я сейчас… Договорить он не смог, Кётани развернул его, приподнимая и обхватывая губами головку члена. Яхаба излился на подставленный язык в ту же секунду, тяжело дыша и сползая в воду до самого носа. — Отвратительно, — пробурчал со злостью, хотя щёки ещё полыхали румянцем, а оргазм гулял по мышцам. — Согласен, — подтвердил Кётани, — завтра повторим. — Что? — возмутился Яхаба. — Ты… да как ты… я ухожу. Он выскочил из воды в одно мгновение, толком даже не обтёрся, накидывая юкату. — Эй, ты что, оставишь меня так? — окрикнул его Кётани, демонстрируя колом стоящий член. Яхаба пробурчал под нос нечленораздельное ругательство и выскочил прочь. По пустым коридорам он проскользнул буквально на цыпочках, отмечая, что в доме царит полная тишина и темнота. А добравшись до комнаты, сразу юркнул в свой футон, закапываясь в одеяло с головой. В мыслях до сих пор не укладывалось, как Кётани решился на такую странную ласку. Но отрицать было бессмысленно, ощущения оказались потрясающими. И жар к лицу приливал в ту же секунду, и сердце пропускало удар, стоило вспомнить о том, что повторение было обещано совсем скоро. Когда Кётани появился, Яхаба не издал ни звука, усиленно делая вид, что крепко спит. Шаги мягко прошуршали по татами, хлопнула ладонь по подушке, и Кётани опустился рядом. — Иди ко мне, — позвал он, обнимая со спины. — Ты в своём уме? — зашипел Яхаба, не поворачиваясь. — В этом доме стены их рисовой бумаги. — Спальни родителей в другом крыле, никто не услышит, — ответил тот, и следом раздался звук тихого плевка и блаженный выдох удовольствия. Яхабе даже поворачиваться не нужно было, чтобы догадаться, что Кётани ласкает себя. И от одной мысли, как широкая ладонь скользит по члену, оглаживая каждую венку, возбуждение мелкими импульсами поползло по мышцам. Яхаба чертыхнулся. Он не мог лгать самому себе в том, что Кётани хотелось чуть больше, чем безумно. Ощутить в себе твёрдый член, глубоко, до самого основания, а потом размашистые толчки, которые обычно выбивают всё постороннее из сознания, и несдержанные похотливые стоны, подливающие масла в огонь одного на двоих желания. — Это бесстыдство, Кентаро, — выпалил Яхаба, оборачиваясь, и глаза его распахнулись ещё шире. Потому что Кётани не стеснялся и даже не постарался прикрыться. И он сразу расценил движения Яхабы как приглашение. Приподнялся и повернулся, готовый подмять под себя, заставить раздвинуть пошире бедра и утопить в удовольствии. Он брал бы его снова, снова и снова, доводя до исступления, а потом развернул и взял сзади, не жалея ни минуты, как любил Яхаба, пока они оба не упали бы без сил, таращась в потолок и улыбаясь. И Яхаба точно не смог бы сдержать голос, поэтому уверенно толкнул Кётани назад и, подобравшись, оседлал его бёдра. — Ши, — единственное, что смог выдохнуть Кётани. Яхаба приказал молчать, приставив палец к губам, и попросил совсем тихо: — Помоги мне. Он немного приподнялся на коленях и тут же ощутил твёрдый член под ягодицами, готовый скользнуть внутрь. И ждать совершенно не хотелось, хотелось ощутить его внутри как можно скорее. И растянутый, подготовленный, влажный, он с лёгкостью опустился на него, принимая целиком и притираясь. Раньше они не пробовали такую позу, но сегодня явно был день экспериментов и новых ощущений. Было горячо и остро, всё ощущалось иначе, и Яхаба наслаждался этим новым чувством, покачивая бёдрами из стороны в сторону, вперёд и назад. И только когда полностью привык, приподнялся до половины и опустился назад. Хотелось стонать в голос, отдать всего себя моменту и не сдерживаться, но было нельзя, и он с трудом удержался. И в тот же момент почувствовал хватку на бёдрах и как Кётани толкается вверх, выбивая из груди остатки воздуха. Дыхание перехватывало от удовольствия, но Кётани не останавливался, получив желаемое, он толкался и толкался в принимающее жаркое нутро, пока Яхаба не рухнул без сил ему на грудь. Но даже тогда он не остановился и, сжимая ягодицы, натягивал на себя всё сильнее с каждым разом. — И почему мы раньше так не пробовали? — шепнул Кётани в самое ухо. — Давай, Ши, покрути бёдрами. Сил почти не осталось, наслаждением крыло так, что даже соображать выходило с трудом, но он собрал остатки, сжался и двинул бёдрами вбок. Кётани зарычал, слегка кусая плечо, и излился глубоко внутри, по инерции толкнувшись ещё пару раз, заставляя последовать за собой. Несколько минут оба лежали молча, и Яхабе было так уютно, распластавшись на крепкой груди. — Это было волшебно, — Кётани гладил его спину почти невесомо. — В следующий раз не забирай инициативу так сразу, хочу сделать всё сам, — попросил Яхаба, по-прежнему не собираясь подниматься. — Обещаю, — ответил ему Кётани, — обещаю считаться с твоими желаниями и принимать любое твоё решение, даже если оно приведет к тому, что между нами будут города и километры дорог. Мы найдем выход и будем находить его так долго, пока твоё желание быть со мной не иссякнет. Яхаба вздрогнул, даже попробовал отстраниться, чтобы взглянуть в глаза, будто и впрямь надеялся увидеть что-то в темноте. Сильные руки не пустили, обнимая так крепко, как никогда, кажется, не обнимали. — А если иссякнет твоё желание? — прошептал испуганно. — Вдруг захочешь кого-то другого? — спросил, больше всего боясь услышать ответ. — Думаешь, кому-то ещё хватит смелости приручить зверя? — усмехнулся Кётани. — Если и хватит, то я выцарапаю ему глаза и вырву язык, — фыркнул Яхаба, — мой злой пёс — Кётани Кентаро. Кётани рассмеялся, перекатываясь на футоне и подминая его под себя. — Конечно твой, — зашептал в шею, покрывая её торопливыми поцелуями, — начинай учиться варить рамен. Яхаба тихо фыркал и смеялся от лёгкой щекотки, ему было жарко и тесно, но в то же время уютно и хорошо. Он чувствовал себя потрясающе свободным, а ещё, что в этом доме, с этим человеком, он на своём месте и безмерно счастлив.